Впереди мелькнул огонек. Костя побежал. Просверк, длинный и яркий, как от фонарика, уже погас, но Костя засек точку – в высоком незастекленном окне второго этажа. Строился, похоже, очередной гипермаркет или развлекательный центр, кажется, даже не из одного корпуса, каждый этажа на три-четыре. Огонек случился в ближайшем корпусе. Вход был рядышком.
Костя, стараясь ступать беззвучно, ступил в проем, лишенный пока дверей, прислонился к стене и закрыл глаза, чтобы они поскорее привыкли к темноте. Темнота была почти полная. Почти – деревянные конструкции и полосы светлой краски все-таки различались, это он успел заметить, тени тоже. Тени без света не бывает, весело подумал Костя, предчувствуя увлекательную погоню. По зимней стройке он последний раз лазал лет в двенадцать – тогда все пацаны свихнулись на теме звездных рыцарей, а недостроенный Дворец пионеров в районе жутко напоминал космический крейсер Империи. Костя открыл глаза, оценил путь до лестницы, шагнул вперед – и ему стало худо. Махом.
Костя качнулся назад, чтобы опереться о стену. Стало полегче, тошнота чуть отошла от ключиц, но колени тряслись, а в животе плясал кальмар.
Роллы, что ли, подумал Костя, когда смог снова думать, отдышался и снова шагнул вперед. И снова стало худо – еще хуже, чем было. Да пофиг, подумал Костя с отчаянием, сделал несколько шагов до лестницы, упал на колени и принялся изгонять кальмара.
Вышло у него это ловко. Как у опытной манекенщицы, которые, говорят, так с обжорством и справляются, подумал Костя, со стоном выпрямляясь. И почти равнодушно сообразил, что мужик мог подойти и лопатку ему вырезать, пока он тут корчился. Ну не подошел же. К тому же стало легче. Видать, действительно в роллах дело. Их вкус, приправленный горьким и кислым, горел во рту. Завтра вернусь в это "Солнышко", пупок повару наизнанку выверну, пообещал себе Костя, бережно вставая. Отплеваться не получилось – слюна липла к подбородку. Костя вытер лицо и пошел по лестнице.
На втором этаже накрыло снова – едва Костя ступил на площадку. Да что такое, бессильно подумал он, с готовностью валясь на здоровый бок – так лучше, чем лбом. Блевать было нечем, но желудок честно постарался дотянуться до кадыка. Не обосраться бы, подумал Костя, придя в себя. С другой стороны – ну и обосраться. Подумаешь, беда.
Беда в том, что приступы оставили Костю без сил. Найдет он мужика – и дальше что? Кулак не сжать, какая уж тут третья степень воздействия.
Главное найти – или узнать, где объект ховается. А там видно будет. Может, завтра приду, неискренне предположил Костя и попытался сообразить, что мудрее – подниматься дальше или проверить второй этаж. Сообразить не получилось, но наверху гулко зашебуршали, а потом по лестничному пролету забился протяжный лязг, поддержанный пустым эхо. Даже не третий этаж, а четвертый, понял Костя, зачем-то пошарил руками по полу и чуть не разодрал перчатку. Метровая арматурина была кривой, ржавой на ощупь и с петлей на конце. Ох как славно-то. Костя подтащил ее к себе, поставил торчком и подтянулся до питекантропной позы. Кряхтеть было почти приятно.
К четвертому этажу Костя оклемался, руки-ноги унялись, и тепло стало. Особенно под носом и ниже. Костя снял перчатку, провел рукой по губам – скользко. Кровь из носу хлещет. Зашибись. На плутонии бетон замешивали, что ли.
Костя вытер ладонь о штаны, сунул руку под шапку и дернул прядь волос. Больно. Не в плутонии дело. Уже хорошо.
Костя сморкнулся, опять обтер ладони – жалко джинсы, хорошие, боссовские, ну да не до них уже, – и сделал шаг вперед.
На ухо что-то шепнули. Четко – на левое, с близкого расстояния, хотя рядом никого не было.
Костя замер – и шепот повторился, теперь разборчиво:
– Дальше не иди, будет хуже.
Мужской голос, не высокий и не низкий, произношение местное, четкое, мужику сорок или чуть больше. Может, и объект – если он умеет растворяться в воздухе и вещать из газообразного состояния. Но, скорее, глюки.
Костя мотнул головой и сделал еще пару шагов. Теперь голос ударил в правое ухо, гораздо громче:
– Фираю Неушеву ты убил?
– Чего? – спросил Костя вслух, развеселившись. Ну дурдом же: стройка, кровища из носа и голоса. Как после драки с Саньком Калягиным – это третий класс, не, четвертый. Санек в пятом перешел в параллельный, а летом после девятого отравился чачей на метиловом спирте. – Ты чего мелешь, дурилка? Меня тут… Стоп.
Костя наклонился, опершись об арматурину и все равно едва не нырнув носом в бетон, и посмотрел по сторонам. Ничего не было видно, да и не должно бы – динамики направленного звука бывают с ладошку величиной, – но следовало хоть приблизительно оценить расстояние.
– Клоун, ты чей? С инновачечной? – спросил он, делая большие паузы между словами и фразами – и говорить трудно, и прислушаться надо как следует. – Никита Геннадьевич-то в курсе, как вы конвенцию задрали?
Ответа не было. Да и не надо. И без него многое понятно. Перед Костей был огромный зал, уходивший пустотой вправо и влево, далеко за пристроенные где-то на несущих колоннах динамики. Впереди пустоты было меньше, звук барахтался и падал обратно, отраженный недалеким препятствием. Разный звук, не только Костиных речей.
Костя, надев перчатку, поковылял вперед, неритмично цокая арматуриной по полу, а когда более-менее пригляделся, перехватил арматурину как дубинку и покрался беззвучно. Беззвучно не получалось: нос не работал, а через рот дышалось со свистом, и мелкий бетонный мусор крякал под подошвами. Но можно было надеяться, что объект этого не слышит, потому что сам издает звуки сопоставимой интенсивности. Звуки были странными – какое-то шуршание с гулким подстукиванием, будто связку газовых баллонов по полу таскают. Доносились звуки из-за замызганной старообразной двери, – древесная плита под шпоном, – врезанной в самую середку дощатой стены, перечеркивавшей зал, кажется по всей длине. Костя снял перчатку и уперся в дверь кончиками пальцев, осмотрел ручку, замок и петли. Шум оттуда, замок стандартный врезной, дверь открывается внутрь – так что, по идее, выбивается без проблем.
Костя надел перчатку, последний раз прислушался, оперся на арматурину и ударил ногой в замок. Дверь с хрустом отошла на полсантиметра – косяк почти выбился. За спиной рявкнули:
– Не делай…
Костя не дослушал. Он перехватил арматурину и кинулся вперед – сквозь громко отлетевшую дверь, лунный свет и через узкую площадку, перегороженную связанными сорокалитровыми бочками из-под краски. Костя споткнулся о них и полетел, уже увидев, куда, пытаясь извернуться и ухватиться за бочку, за балку, за воздух – и падая мимо, мимо, медленно и жутко. И сразу – быстро.
Ветер вышиб жуть, оставив гулкий восторг понимания. Не было за дверью никакого объекта – был колодец, который станет внутренним двориком с застекленной крышей и стеклянным же галерейным переходом на уровне четвертого этажа. Пока галерея лишь обозначалась парой балок, толстенными рельсами упершихся в черный провал на противоположной стороне. Костя понял это вспышкой, пока пролетал между балками и страшно растопыривался, пытаясь уцепиться хоть за что-то и замечая очень многое: луну в черном круге наверху и блестящие стекла странной подъемной установки внизу, слишком дальние линейки швеллеров и балок под лестничные пролеты и лифтовую оснастку, неровную яму бассейна и человеческую фигурку, вышедшую из тени на третьем этаже, черную, но понятно, что на самом деле темно-синюю.
Ветер вывернул веки и продул спекшиеся ноздри, затылок и живот сладко запели в унисон, и Костя счастливо сообразил, что обязательно спасется, уцепится за крюк или непременно торчащую в таких случаях плиту, а может, сумеет спланировать курткой, чтобы подлететь ближе к обрыву этажа, ухватит объекта за ногу, быстро выкарабкается – и отомстит за свой страх так, что самому потом вспоминать не захочется, и свернет бошки гопам, и сбегает к красоткам сестренкам, и обеим засадит, а потом тоже бошки свернет, и потом боссу
Про босса Костя додумать не успел.
Часть четвертая. Чисто по-братски
29 ноября-2 декабря
Глава 1
Москва-Чулманск. Валерий Глухов
Везет не утопленным дуракам, а тому, кто везет. И наоборот. Осталось понять, что обидней: покрываться мхом, радуясь, что под тебя не течет и над тобой не каплет, или смело двигаться в сторону поставленной цели, дабы обнаружить, что целью была собственная задница, на которую ты и привез тележку неприятностей.
Можно считать, что сам виноват. Не изучил все плоскости ситуации. Пренебрег родственными мелочами. Несколько раз подряд хватался за первую удобную возможность. Отправил Костика, а не Славу, который, вы не поверите, повдумчивей.
Но вины никакой не было. То есть по большому счету, перед богом там, УК и прочими малоактуальными пока мелочами вина была – куда без нее. Но каждое действие Валерия было обоснованным, грамотным и соответствовало обстоятельствам. Другое дело, что обстоятельства раз за разом переворачивались пятками вверх. Кто ж знал, что именно в этом Мухосранске все будет так серьезно. К тому же Костик всегда справлялся без затей. А предугадать появление сторонней силы было невозможно.
Не бывает у нас пришельцев.
А в Чулманске, оказывается, бывают. И перед нами, товарищи, стоит боевая задача выяснить, откуда они пришли и как их проводить обратно. Так, чтобы больше не приходили.
И задача, и сам выход на сцену новой силы стали очевидными не сразу. Хотя Костика Валерий как раз сразу хватился. Даже до того, как возникла необходимость хвататься. И за телефон, и за ствол. Тревога непонятного происхождения вылупилась где-то за левым виском и болталась там, отвлекая и раздражая.
Договаривались, что Костик отчитывается дважды в сутки. Тревога всплыла вечером, когда Костик доложился, что идет на работу. Холодно будет, спросил Валерий. Не исключено, легко ответил Костик, и тут же продемонстрировал, что его хваленая эмпатия, на которой, собственно, и держалась костикова карьера, штатно срабатывает и при телефонном общении. Не беспокойтесь, босс, пожалуйста, сказал он, сам не замерзну. Тут тепло, я одет и это, руками буду размахивать. Да и некому тут морозить, ей-богу. А наш звонарь, уточнил Валерий, хотя спросить хотел совсем не об этом, а о чем, и сам толком не понимал. А наш звонарь упылил – и не видно. Вы уж его сами там поищите, пожалуйста. Валерий хотел было уточнить, где и как искать, но вовремя спохватился и попрощался, удержавшись даже от пожеланий. Не полагалось им пожеланий. Примета плохая.
Валерий честно пытался понять, почему беспокоится. Причины не было. Было ощущение как в кинотеатре после кино, когда свет уже зажегся, ты встаешь и под титры вместе со всеми семенишь из зала, и на самом выходе обнаруживаешь, что титры уступили место эпилогу, который выворачивает наизнанку всю концовку фильма – а тебя уже из зала вытолкнули, и вернуться нельзя. Звонок следака из Чулманска был нелепым прицепчиком к проходной, косячной, но завершенной довольно изящно операции. Ею можно было гордиться – пусть даже не хвастаясь. Хотелось бы гордиться и дальше. Но место гордости слишком уверенно заняла дурная маета.
Валерий с трудом сдержался вечером и ночью – но сдержался, не позвонил. Отвлекать нельзя, дергать некрасиво. Костик сам позвонит в назначенное время.
Костик сам не позвонил. Ни в назначенное, ни в резервное время – в 9.09. Такое случалось и, что важнее, было предусмотрено регламентом, но к половине десятого Валерий все равно собрался поднять режим "звездочки" на оранжевый уровень. И тут Костик позвонил. Вернее, все-таки не Костик. С его телефона.
– Ну что там? – спросил Валерий, не дав трубке пропеть вторую трель.
– Давай следующего, – ответил незнакомый голос со спокойной усмешкой.
– Что? – не понял Валерий, с трудом перестраиваясь, оскалился и жестко предложил: – Представься.
В трубке молчали.
– Дружок, ты представляешь, кому звонишь? – поинтересовался Валерий, разом успокоившись и тыкая кнопку общей тревоги на резервном телефоне.
Собеседник хмыкнул и отрубился.
Валерий, держа трубку на весу, вызвонил с другого аппарата технарей и велел засечь точку, из которой происходил звонок, а затем не слезать с пассивного сигнала. Собеседник дерзкий, а такие часто простыми бывают. Попробуем узнать, где именно он бывает простым, да хоть сложным, и где останавливается.
Технари попросили двадцать минут, Валерий дал десять и откинулся на спинку кресла. Десятиминутную готовность подразумевала и общая тревога. Было немного времени, чтобы прикинуть вводную и первые конкретные шаги. А также вздохнуть с облегчением, пока никто не видит.
Понятно было, что с Костей все плохо, и с Чулманском в целом – тоже. Зато наступила ясность: тревога была обоснованной, зря к ней не прислушался, а теперь вот буду слушать в оба уха, и отыграем, что возможно. По Чулманску, в смысле. По Костику-то, похоже, отыгрывать нечего.
"Звездочка" откликнулась в штатные пять минут. Славе с Мишей Валерий назначил встречу для целеуказаний в соседнем "Джимми" через час. Эдик не поспевал – он все-таки застрял под Владимиром, теперь спешно сворачивал программу, но при самых попутных вписывался к полднику. Вот ты и попал, сказал ему Валерий. Поездом поедешь. В офис заедь, чемоданчик забери, я подготовлю.
Возить чемоданчик самолетом не следовало, а переть в Чулманск без него не стоило – тем более при нынешних мутных видах. Костик вот пустой полетел – и где теперь Костик. Правда, зная Костика, Валерий совсем истово в чистоту его намерений и багажа не верил, но это дело прошлое. А наше дело настоящее и правое. Вот и займем наши правые.
Пока ребята не подтянулись, Валерий успел сделать несколько звонков, которые ничего не прояснили, но запустили механизм предельного поиска Костика и связанных с ним обстоятельств и сил. Техников он выслушал по дороге в "Джимми".
Славка уже ждал и даже жрал – какой-то сложносочиненный салат угрожающего вида. У самого Славки вид был тоже угрожающим, но это, Валерий знал, от голода. Накидается – подобреет. Миша прибыл за полминуты до назначенного срока. Одет он был не по погоде тонко и ярко. По-рабочему. Не из дома выдернулся.
Пока не сделали заказ – Славка могучий, Миша символический, Валерий средневзвешенный, – говорили о погоде, как и положено свежевстретившимся москвичам. Продолжение попало в тон.
– Костика, короче, зафрозили, – сказал Валерий и внимательно осмотрел публику.
Славка явно хотел переспросить, но, наученный однажды, заворочался, увлеченно сжевал последний прилипший к вилке лепесток и запил морковным фрешем. Миша внимал. Валерий пояснил:
– Зафрозили, по ходу, напрочь.
Миша продолжал внимать. Слава аккуратно положил вилку и, глотнув, спросил:
– Подробности есть?
Валерий кивнул. Ребята все-таки учились. Когда в Ростове случайные армяне зафрозили Пашу – по-глупому, – Славка, который с Пашей всегда собачился и пару раз пытался подраться, устроил натуральную истерику, а потом чуть не сорвал акцию возмездия намерением присылать очередному армянину отрезанный фрагмент предыдущего армянина или толкнуть перед согнанными в сарайчик хачами прощальную речь с объяснением, за что именно им предстоит гореть заживо. Валерий тогда чуть не вальнул Славку на месте, чисто из принципа и закаливания стальной дисциплины ради. Ибо какая разница, что именно говорить трупам.
Разница, оказывается, была – один из хачей умудрился выжить, вернее, пожить, и даже чуть дольше, чем обычно позволяет жить человеку сгорание девяноста процентов кожи. Гортань у него тоже сгорела, но хач сумел, тем не менее, вышептаться следакам. И большое спасибо Валере, а не Славке, что после этого следаки вспахали весь тихий Дон в поисках русских националистов, очищающих священную землю от кавказской саранчи, а вовсе не заезжих мстителей за несдержанного командированного. Совсем нерусского командированного, кстати – папа у Паши был ассириец, а мама, по иронии судьбы, – армянка.
– Без подробностей пока. Официально и данных никаких нет, ни в сводке, нигде. Но Костик на связь дублем не вышел, а с его трубы мне дерзкий один позвонил, – объяснил Валерий и вкратце пересказал таймлайнинг Кости, примечательные моменты разговора и данные техников – вернее, почти полное отсутствие данных. Сигнал Костиного телефона погас в 9.32 – сразу после звонка Валерию – но последняя засечка указывала на Чулманск. Его пределов тот, кто забрал аппарат у Костика, еще не покинул. Ну и Костик тоже. Помимо логики это подтверждалось сигналом маячка.
Будь на месте Костика Славка, большой любитель действовать вне контроля и ходить на операции без обязательной сбруи, Валерий мог бы в последнем выводе и усомниться. Но Костик был дисциплинирован и вменяем. Нет оснований сомневаться, что маячок сигналит из его каблука, который ненужно украшает стылую ногу Костика, а не грустит в тумбочке съемной квартиры. Конечно, ничто не мешало каблуку грустить в тумбочке вместе с Костиком, но это уже детали, на которые Валера отвлекаться не собирался и подчиненным не позволял.
– А есть идеи, кто? – спросил Миша, дождавшись, пока официант разгрузится, осведомится о дополнительных желаниях компании и с достоинством удалится.
– Ну какие идеи, если ничего не знаем пока.
– Инновачечная, – уверенно сказал Славка, а Миша кивнул.
– Не торопимся, – предупредил Валерий, углубляясь в стручки фасоли.
Парни словили интонацию, переглянулись, а Славка с легким звоном уронил вилку с ножом в тарелку – уже опустевшую, кстати. Шарят все-таки.
Валерий наколол на вилку стручок поизящней, неторопливо закинул его в рот и прожевал, как бы не глядя на народ. Народ безмолвствовал. Из последних сил. Это хорошо.
Валерий глотнул водички и все-таки объяснил:
– Ну да, звонил уже.
Сделал паузу. Ребята не повелись. Кремни. Валерий продолжил:
– Не, говорят, не мы, говорят, какой Чулманск, говорят, первый раз слышим, говорят.
– А глазки хитрые-хитрые, – предположил Славка.
– По голосу не поймешь, а формально не придерешься. Не светились они в Чулманске. И Костика подрубать им себе дороже.
– Левый Костика не подрубил бы, – заметил Миша. – В коленках бы лопнул. Это ведь Костик.
– Паша тоже был не это самое, – напомнил Валерий. Миша пожал плечами, Славка скривился, но промолчал. – Ладно, по своим каналам пробейте, кто что слышал или даже нюхал. На форсаже, но без фанатизма. Времени чуть, через… так, ох, скоро уже – в четыре, короче, вылетаем.
– Пустые, что ли? – удивился Славка.
– Железо Эдик завтра подвезет.
– Не повезло Эдику, – с удовольствием сказал Миша.
Славка покосился на него неодобрительно и спросил:
– Ну все, бежим?
Зря косился, между прочим. Эдику действительно не повезло. В этом Славка убедился лично – на следующее же утро на Чулманском железнодорожном вокзале. Валерий с невезучестью согласился и смирился. И велел Славке, рвавшемуся в бой с кентами, принявшими Эдика вместе с железом, остыть, дурь из башки выбросить, голые ручки свои засунуть поглубже в карманы и проследить, куда кенты Эдика привезут. А заодно выяснить, чьей невинной жертвой пал Эдик – бдительной проводницы, склочного попутчика или мегаоперации ЛОВД.
Славка проследил и выяснил.