Кенты привезли Эдика в следственный комитет. А главного кента Славка не без труда, но узнал. И стало понятно, что железная дорога, вся и со всеми креозотными атрибутами, ни при чем. Главным кентом был юный алкаш-дознаватель, неудачливый кавалер девочки Юли из Сочи.
Глава 2
Чулманск. Артем Терлеев
– Артем, ты что творишь? – спросил Газизов, едва Артем прикрыл за собой дверь.
Артем молча смотрел на начальство, дожидаясь объяснений. Объяснения могли быть самыми разнообразными и выдержанными в палитре, потрясающей обилием красок и тонов. В этот раз Газизов казался усталым и неспособным на калечащие проявления. Но Артем знал, что расслабляться не стоит. Даже с учетом предельной усталости. Расслабишься – не осилишь. Костей не соберешь.
– Звонят мне высокопоставленные товарищи разные, "соседи" звонят, из администрации звонят, из Москвы звонят, вопросы задают, на ковер зовут, любовь разную обещают, – почти растерянным голосом пожаловался Газизов. – Ты садись, садись. Говорят: следственный комитет превысил, следственный комитет вторгся, следственный комитет устроил тридцать седьмой год. А я, понимаешь, и не в курсе, чего я за тридцать седьмой устроил. У меня вообще честный, как это, шаббат и "Рубин" по телеку.
Он хмыкнул и посмотрел на Артема, севшего по стойке смирно, чтобы не вырубиться. Руки на папочке, папочка на коленях. Если откинуться на спинку стула или коснуться головой стенки, брык и уснешь. Адреналин откипел и высох, оставив после себя пустую вялость.
– Я, главное, думаю себе: сейчас на работу съезжу, Терлеева приглашу… – говорил Газизов, будто устало баюкал. – Он мне все объяснит… Мы высокопоставленных этих на другое место поставим… А Терлеев не идет!
Артем и к рявканью был готов, в принципе, но все равно вздрогнул. Газизов подырявил его жгучими черными дулами и гаркнул снова, обозначив удар кулаком по столу:
– А Терлеев занят слишком, чтобы к начальству ходить! У него, значит, полный шаббат и дела поважнее! Он, значит, у нас важняк, а не тихий скромный дознаватель с выговором!
Обычно Артем такие напоминания сносил с трудом – уж кто-то, а Газизов лучше всех знал цену и выговору, и заминке с произведением Артема в полноценные следаки. И лично уговаривал Артема не уходить, усердно, оба раза. И все равно время от времени напоминал. Ну язык вот такой поганый, не лучшее, но распространенное свойство начальствующего состава. Но в этот раз Газизов мог даже настоящий и самый стыдный Артемов секрет пересказывать в гнусных подробностях. Победители не ведутся.
Артем был победитель.
Он дождался, пока начальство проорется, отдышится и задаст наконец вопрос, действительно требующий ответа. Дождался – и ответил:
– ОПС разматывал.
– Какую ОПС? – не понял Газизов. – Я тебя спрашиваю, ты чем весь день… А. ОПС, значит. Ты в детство впал, Артем Александрович?
– Нет.
– А по-моему, да. Ты не ОПС занимаешься, осмелюсь напомнить, а хозделами. Конкретно – чего там Неушев на "Потребтехнике" натворил. Так?
– Так. Хозделами занимаюсь, Неушев натворил ничего себе…
Газизов смотрел на него, не отрываясь. Артем не сбился:
–… Но статьи там придумывать придется. Налоги и зарплату платил до последнего, денег не тырил, правила особо не нарушал.
– И довел завод до банкротства.
Артем помолчал и размеренно заговорил:
– В ходе оперативной проверки обстоятельств, ставших причиной кризисной ситуации на ЗАО "Потребтехника", документарного подтверждения преступного умысла со стороны владельцев и руководства предприятия не обнаружено, как и признаков состава преступления в целом.
Газизов наклонил голову и стал похож на умного ротвейлера. Умного. Но ротвейлера. Артем вздохнул и продолжил:
– Финансовая деятельность предприятия соответствовала хозяйственной, необоснованных и рискованных операций руководство не проводило, платежи в бюджет, поставщикам, персоналу и по прочим обязательствам происходили в срок и в полном объеме. Ситуация резко изменилась в октябре, когда сменилось руководство финансовой дирекции. Прикомандированный замфиндиректора Филатов стал и. о. вместо заболевшей Шамайко. По имеющимся данным, нашедшим документарное подтверждение, именно распоряжения Филатова целенаправленно и в кратчайшие сроки завели "Потребтехнику" под предбанкрот. Кроме того…
– Это что за данные такие?
Артем протянул папочку. Газизов взял, положил ее перед собой, не раскрывая, и попросил:
– Давай своими словами.
Артем, глядя перед собой, продолжил гнать сукно:
– Кроме того, по информации, требующей дополнительной проверки, значительная часть налоговой задолженности образовалась искусственным образом, в результате незачета налоговыми органами части платежей, произведенных заводом.
– Это как?
– Возврат в связи с якобы неправильным оформлением документов, компьютерные сбои, зачисление получаемых сумм в качестве штрафов и пеней по вновь образовавшимся долгам, в результате чего задолженность по основным платежам продолжала расти. При этом все искусственно образовавшиеся долги немедленно обрастали новыми штрафами и пенями. Эти обстоятельства с одновременным арестом Неушева по совершенно другому делу позволили мгновенно завершить перевод завода в иные руки.
Даже про "совершенно другое дело" Артему удалось сказать совершенно ровным тоном.
Газизов поерзал, раскрыл папочку, тут же закрыл ее и воскликнул:
– Слушай, ну так ведь не бывает.
Артем смотрел на него, почти не моргая. Поскольку от дальнейших выкриков начальство воздержалось, Артем, помедлив, продолжил:
– По имеющейся информации, по аналогичной схеме в течение текущего года произошла смена владельцев четырех заводов того же профиля, что и "Потребтехника" – в Самарской, Ростовской, Кировской и Челябинской областях. Везде новым владельцем стала ОМГ. Везде за пару месяцев до смены владельца в финслужбу прикомандировывался Эдуард Геннадьевич Филатов.
– Ох ты ж еж на жабе, – сказал Газизов с выражением. – А от кого он прикомандирован был? От профильного министерства – ну, кто там – Минприбор какой-нибудь?
– От ФСБ.
– Как?
– От местного управления, – уточнил Артем, отлепляясь от сукна. Кажется, он уже мог и имел основания говорить по-человечески.
– А жаба аж жужжит, – завершил все-таки Газизов любимую мудрость, откидываясь на спинку кресла. – А я, главное, понять не могу: чего они вола-то за хвост, и чего Викулов так страстно в трубку дышит. Так это у "соседей" операция, выходит, а мы в нее нестрижеными руками…
– Операция – возможно, но не у них. От Филатова они отреклись.
– В смысле?
– В прямом, как апостол Петр.
– Артем, я человек глубоко неверующий и нерусский. Ты бы со мной попроще как, а?
– Ну куда проще. Я им звоню, представляюсь, спрашиваю: кто посылал? Они тык, мык, менжуются чего-то. Я говорю: а посылали вообще, нет? Они снова тык, мык.
– Кто конкретно? – спросил Газизов, прищурясь.
– Такие Салимов и Медведев, потом еще Красненков был – это когда я уже приехал.
– Ты еще и приехал, – сказал Газизов горько.
– Ну а как еще? Приехал – они дурака включили. Айда бегать, какими-то бумажками прикрываться, оперативная необходимость, то-се. Я говорю – фигня, у меня самого такой необходимости полный пиджак, вы нормальную бумажку покажите. Тут как раз Красненков подтянулся, айда наезжать. А я тупо на своем. Ну, они и скисли. Все вопросы к Ибрагимову, говорят.
– Айдар Халимычу? – уточнил Газизов.
– Ага. А он в отпуске, говорят. А сами мы, говорят, знать ничего не знаем ни про какого Филатова. И даже сомневаемся, что он может иметь к нам отношение, говорят. Я говорю: то есть он не под вашей защитой? Они опять тык, мык. Я говорю – ну, как надумаете чего, свистите. Будем базы сверять. И пошел.
– То есть у тебя натурально есть доказательная база? Не слухи там или что, а показания и документы?
Артем показал на папочку. Газизов снова открыл и закрыл ее, не заглянув. Он, мучительно подумав, спросил:
– Это. Возвращаясь к нашим бардакам: что ты, значит, делал-то сегодня? Ну и всю неделю, пока шлялся, а Новикова несчастная тебя покрывала почем зря?
Артем снова показал на папочку.
– Хорош уже дирижировать, почитаю, почитаю. Я-то грешным делом подозревал, что ты в запой, значит… Ты своими словами пока, в темпе.
Артем, не обращая внимания на косяки про запой, покорно и размеренно перечислил:
– Я съездил в Кировскую область, провел ряд бесед и получил ряд документов по поводу смены собственника Даровского завода "Вятспецмеханика". Там есть четкие признаки рейдерского захвата, ключевую роль в котором играл гражданин Филатов. Потом вернулся, получил оперативную информацию о прибытии гражданина Филатова в Чулманск и задержал его для беседы.
– Все-таки ты, – сказал Газизов. – Я тут час рассказываю, что ни про какого Филатова не знаю и все такое, а ты его в кровавых застенках, значит… Блин, Терлеев, я тебе что-то плохое когда сделал, что ли?
Артем покрутил головой. Возражать было нельзя. Пусть еще разок проорется. Газизов не проорался, а с полминуты горько спрашивал, что ж за подставы поганые и откуда молодежь такая берется. Полгода назад Артем непременно подсказал бы, что из одного примерно места, но сейчас молчал. Пока Газизов не сказал:
– Короче, сталинский палач, бери своего драгоценного рейдера, целуй в уста сахарные и выпускай с извинениями.
– Почему?
– Руководство советует.
– Не приказывает?
– Артем Саныч, это такое руководство, которому приказывать ни на фиг не сдалось. Советская власть была такая однажды, не слыхал?
– Слыхал. Была да сплыла.
– Не, не сплыла. Она к ним уплыла. Так что при всем моем к тебе уважении… А, кстати. Как узнал-то, что Филатов приезжает?
– Шепнули, – сказал Артем, не вдаваясь в подробности, в которых сам еще толком не разобрался. Надо все-таки выяснить, что это за Никулин такой, чего он бриллиантовые наводки бросает мелкоперому провинциалу то сам, то через помощника, и почему у помощника голос и интонации напоминают никулинские до степени смешения.
– А чего ради он опять?.. – начал Газизов и решительно себя оборвал: – Да без разницы, в общем. Короче, при всем моем уважении, любви и, откровенно признаюсь, зависти к тонкому слуху – хорошо поработал, молодец, но засуетился и попер не туда. Давай, выпускай Филатова.
Артем кивнул и быстро посмотрел на часы, украшавшие хрустальный Биг Бен на столе Газизова. Эксперты должны уже были успеть. Артем устало спросил:
– Чемодан ему отдавать?
– Какой чемодан? А. Ну само собой, если его. Так. Сядь.
Артем снова сел. Газизов рассмотрел его невозмутимость и жалобно поинтересовался:
– Вот почему надо мной все издеваются? Ведь не просто так про чемодан спросил, да? Что там, герыч? Инструкции муллы Омара с автографом? Пять кило тротила?
Артем пожал плечом и сказал:
– Да какое там. "Стечкин", два "глока", "беретта", "Драгунов", разная оптика к нему. Глушаки. И патроны, конечно.
Газизов откинулся на спинку и сказал что-то длинное. Артем ждал. Газизов, покивав, спросил:
– Засвеченное?
– Ну вот сейчас ребята пробивают – я потому и не хотел к вам заходить, пока результата…
– Заткнись, – сказал Газизов, поднял трубку и велел срочно соединить с Реутовым. Артем дождался, пока Газизов, дорычав, брякнет трубку на рычаги, и спросил:
– А если стволы незасвеченные – отпускать?
– Заткнись, – повторил Газизов и уставился на дверь.
Артем не успел узнать, способен ли в нынешнем состоянии на истерический смех, позыв к которому неожиданно ощутил где-то под ушами. Реутов прибежал с лысиной цвета зари, – газизовский рык действовал на эту лысину с потрясающей стабильностью и точностью до полулюмьера. И тон у руководителя службы экспертов-криминалистов был привычно оскорбленным. Он сообщил, что все стволы чистые, кроме одного "глока". Его пулю в прошлом году вытащили из головы кавказского авторитета, легшего почти со всей бригадой в любимом санатории под Пермью.
Глава 3
Чулманск. Леонид Соболев
Ибрагимов задрал голову и с треском потер под небритой челюстью. Тут он словно впервые заметил в углу собственного кабинета форточку, встал так, что кресло отъехало к стенке, и побрел эту форточку открывать, попутно уронив мышку от компьютера, стул и папку с документами. Папку Ибрагимов поднял и сунул в стол, остальное перешагнул и загремел форточкой. Выдернул ее, как кольцо из "лимонки", подышал несколько секунд и побрел обратно, в меру сил ликвидируя нанесенный интерьеру ущерб. Вернее, модернизируя его. За Ибрагимовым текла острая свежесть какого-то особого свойства – речная, что ли. Соболеву захотелось сбегать за шапкой или прикрыть лысину ладошкой. Это Кама, напомнил он себе, чуть нахохлился и продолжил вежливо улыбаться.
В кабинете Ибрагимова не было жарко, но маневры с окном объяснялись не желанием хозяина еще потянуть вола за ноздрю или там сделать постылого гостя остылым. Ибрагимова в самом деле давил душняк. Видимо, он успел привыкнуть к другим условиям, а отвыкать пришлось в экстренном режиме. Лицо и руки у Ибрагимова были неровно красными и в чешуйках, ладонь – корявой и горячей, глаза чуть слезились, а одет он был примерно как Леонов в "Мимино" – в ватно-брезентовые латы, из-под верхней кромки которых высовывалась невероятная клетчатая фланель, а из-под нижней – кожаные мокасины. Кабинетная обувь. Сапоги где-то в углу спрятались.
С полыньи мужика сняли, подумал Соболев с сочувствием. Сам он ни рыбалкой, ни охотой сроду не увлекался, но любил родного дядьку Владлена, который любил зимнюю рыбалку, лишился через эту любовь нескольких пальцев, жены и способности жить без разведенного спирта, но в этом году, мать жаловалась, уже испетлял пол-Яхромы. Дядька Владлен был хороший. Дядька Ибрагимов, возможно, тоже. Вот и проверим.
Хороший дядька Ибрагимов со второй попытки втиснулся брезентовым изобилием в убегающее кресло, убедился, что Соболев по-прежнему ждет ответа, и пробормотал с неприязнью:
– Что уж вы, сговорились все сегодня, что ли. Сперва соплячок этот, теперь вот Москва пожаловала опять.
– Какой соплячок?
Ибрагимов махнул рукой и оживился:
– Слушайте, а вы уже приходили, так? В понедельник, да, я как раз в отпуск…
Он показал рукой на штаны и сильно расстроился. Собрался, посмотрел на Соболева выжидательно. Соболев тоже посмотрел на Ибрагимова выжидательно. Ибрагимов сказал:
– Успели ведь домой обернуться, и снова… Не хочу показаться невежливым – но чего так зачастили-то к нам?
– Вот, проверить как раз, – душевно объяснил Соболев. – Так все-таки? Вы человека прикомандировали, человек поработал, откомандировался – и где он?
Ибрагимов побарабанил сизыми ногтями по столу, посмотрел в окно, потом, кажется, хотел в очередной раз потребовать для изучения удостоверение подозрительно молодого, красивого и блестящего майора Матвеева и его же командировочное предписание, требовавшее оказывать содействие и все такое, вздохнул и сказал:
– Я выполнял распоряжение.
– Так, – сказал Соболев. – И что?
– И то. Распоряжение касалось прикомандированного человека, он приехал, я прикрыл. Вопрос снят?
– Этот – да. Распоряжение можно посмотреть?
– Нельзя.
Соболев поднял брови. Ибрагимов нехотя пояснил:
– Устное.
– Устное. Так. Чье?
Ибрагимов улыбнулся. Соболев улыбнулся в ответ и продолжил:
– Уровень хотя бы для начала. Республика, округ?
Ибрагимов посмотрел в один угол, в другой, развернулся к форточке и длинно показал сквозь нее пальцем.
Соболев, который прилетел как раз с той примерно стороны, хотел брякнуть что-нибудь про европейских хозяев, но, учитывая ситуацию и обстановку, воздержался. Он пошарил по карманам, вытащил блокнот, написал на чистой страничке "Фамилия?" и толкнул блокнот Ибрагимову.
Ибрагимов, не тронув блокнота и почти не взглянув на него, взял чистый листок из лотка, в котором ничего, кроме стопки чистых листов, и не было, положил перед собой, насмешливо бормоча "Вот все вам скажи – уж извините, как-нибудь без меня попробуйте", написал карандашом короткую фамилию и тюкнул по ней пальцами, даже не переворачивая. Соболев дедуктивно догадался, что в ФСБ, как и в СВР, учат быстро читать вверх тормашками. А Ибрагимов уже сложил бумажку и сунул ее в очень внутренний клетчатый карман.
Соболев кивнул и спросил на всякий случай:
– Рапорт там, отмашка об окончании, просто спасибо – чего-нибудь было?
Ибрагимов сказал с ухмылкой:
– Да вы как будто сами не из Москвы.
– Спасибо, – сказал Соболев, вставая. – Рапорт не обещаю, но отмашку постараюсь дать.
– Ага, – сказал Ибрагимов, не меняя кривизны ухмылки.
– Честно. На следующей неделе просто непременно, – зачем-то добавил Соболев.
Чтобы себя расстроить, не иначе. Еще раз пожал горячую-корявую и пошел к двери, стараясь не торопиться, но поскорее вывести затылок из Заполярья. Кабинет совсем простыл. Вот дурак, подумал Соболев, выскальзывая в теплую приемную, дубака нагнал, теперь костры для сугрева палит. Лишь вдеваясь в пальто, Соболев сообразил, что Ибрагимов жжет бумажку из кармана, едва дождавшись, пока гость откланяется.
Ох какие тут все бдительные и осторожные, подумал Соболев третий раз за день.
Припев пришлось повторять и пятый раз, и шестой. Когда снова вернулся в отдел кадров "Потребтехники" и попытался как бы между прочим отыскать бывшего зама по безопасности Захарова. А потом – сильно потом, даже вспоминать не хочется, насколько сильно, – когда найденный Захаров развернул богатую палитру настороженной подозрительности, смешанной с профессиональной паранойей и немножко старческим маразмом.
Захарову было за шестьдесят, выглядел он на полтинник, а опыта накопил как за пару веков. Разного опыта – забалтывания, отпирательства, кидания камней по кустам, вульгарного кидания, оперативного прикрытия и припудривания крупных мозговых скоплений. Навыки он применял умело, щедро и поставленным голосом радиодиктора из детства. Нормальный человек на месте Соболева на двадцатой минуте общения взвыл бы и сбежал прочь из хорошо отремонтированной кухни, в которой дурящее молчание, декорированное непонятными фразами, удачно дополнялось запахами кофе, копченостей и аптеки, образуя гармоничную атмосферу, несовместимую с человеческим существованием. Захаров, впрочем, был в этой атмосфере владыка и доминатор. Он неторопливо и бесшумно перемещался из угла в угол, помешивая источники новых запахов в джезвах и колбах, задавал короткие вопросы и немотивированно разражался бесконечными историями из странной жизни. Бесконечными в прямом смысле: всякий рассказ о контрабанде мазута в Финляндию или переписывании овечьего поголовья в ногайских районах Астраханской области обрывался, едва могучая вступительная часть переходила в подобие действия – и перетекал в запев совершенно новой истории.
Соболев был тренированный, терпеливый и зам целого Егорова – но и он через полчаса всерьез начал прикидывать сценарии, которые позволят Захарова сперва заткнуть, а потом разговорить строго на заданную тему. В сценариях фигурировали джезвы, колбы, ножи и немножечко чайная ложечка. Соболев поспешно положил ее и сказал: