- Бенни, погоди минутку, - очень серьезно произнес Ньяти. Гриссел снова сел. Он догадывался, что его ждет. - Бенни, не хочу совать нос не в свое дело, но ты ведь понимаешь, что для меня очень важно твое здоровье.
- Да, сэр.
- Могу я попросить тебя об услуге?
- Да, сэр.
- У тебя, кажется, есть наставник в "Анонимных алкоголиках"…
- Куратор, сэр. Но уверяю вас, что… - Он осекся, когда Ньяти поднял руку.
- Тебе ни в чем не нужно меня уверять, Бенни. У нас есть несколько часов до того, как начнет поступать информация от операторов сотовой связи и из консульства. Пожалуйста, поезжай домой, прими душ и поговори со своим куратором. Сделаешь это для меня, Бенни?
- Да, сэр. Но я хочу, чтобы вы…
- Прошу тебя, Бенни, ради меня.
Ехать домой не хотелось. Он позвонил Алексе.
- Представляю, как ты измучился, - полным сочувствия голосом произнесла она.
- Я приеду ненадолго, только принять душ и переодеться, - предупредил он.
- Да, Бенни, я все понимаю. Ты занимаешься убийствами во Франсхуке?
- Да.
- Я слышала о них по радио. Хочешь, я приготовлю что-нибудь перекусить?
- Спасибо, Алекса, у меня не будет времени. Приеду через полчаса…
Потом он позвонил доктору Баркхёйзену, своему куратору из "Анонимных алкоголиков".
- Док, мне нужно с вами поговорить.
- Сейчас?
- Около шести часов.
- Приезжай ко мне в приемную. Я подожду тебя.
Доктор Баркхёйзен никогда его не упрекал и всегда готов был выслушать.
Но ему Бенни тоже придется солгать.
Ворота перед большим домом Алексы на Браунлоу-стрит больше не скрипели. Наконец-то закончился капитальный ремонт, длившийся почти семь месяцев, навели порядок и в саду. Теперь дом Алексы был похож на жилище звезды поп-сцены.
Должно быть, она высматривала его у окна, потому что сразу же открыла дверь и обняла его.
- От меня плохо пахнет, - предупредил он.
- Мне все равно. - Она крепче прижалась к нему. - Я так рада, что с тобой все в порядке!
- Алекса…
- Знаю, знаю. - Она выпустила его и взяла за руку. - Вот что значит любить великого сыщика! Я сделала бутерброды, иди поешь.
Ему не нравилось, когда Алекса называла его "великим сыщиком". Хорошо, что удалось уговорить ее не представлять его таким образом своим друзьям.
- Большое спасибо, - сказал он.
- Пожалуйста. А сюрприз оставлю на потом. Скажу, когда ты примешь душ.
Дни недели для карманника отличаются друг от друга. Самое лучшее время - пятница и суббота, когда горожане выходят на улицы, - они расслабленны и беспечны. Как говаривал дядя Солли, "лохи беспечны, у них полные карманы денег".
По вторникам, средам и четвергам работа так себе. Крупных уловов почти не бывает, но как-то перебиться можно. Тем более что в последнее время многие клубы стали работать по ночам. На улицах появились молодые люди с большими деньгами. Можно даже уверять себя, что делаешь доброе дело. Отбираешь у них деньги, которые они могли потратить на кокаин.
"Тейроне, помни, что день седьмой предназначен для отдыха. По воскресеньям ловить нечего даже в торговых центрах. Разве что перед Рождеством, но это уже другая история".
И понедельники обычно - полный отстой.
Он сделал петлю через Гринмаркет-сквер, просто чтобы проверить, не стоит ли у какого-нибудь сувенирного магазина туристический автобус и не толпятся ли у витрин туристы из Европы, охающие и ахающие над безделушками с "африканским колоритом", которые на самом деле сделаны в Китае.
Автобуса не было.
Он купил пирог с мясом на углу Лонг-стрит и Уэйл-стрит. Прошел по Лонгмаркет-стрит, покосился на самодельную вывеску "Фредерик-стрит". Неужели у правительства не хватает ума и денег на то, чтобы изготовить нормальную вывеску? Они такие же, как АНК. Совершенно ничего не делают. Задул прохладный северо-западный ветер. Ему предстоял долгий крутой подъем к своей комнатке в пристройке на Скотсе-Клоф, комнатке, которую он снимал у богатых мусульман за четыре пятьдесят в месяц. Вдоль одной стены стояли рабочий стол и раковина. Одну стену занимали встроенные шкафы. Рядом с узкой кроватью стояла тумбочка. Крошечный санузел был совмещенным. У входной двери висел аппарат внутренней связи, напоминание о том, что когда-то в пристройке ютилась прислуга. Старшая дочь хозяев, двадцатилетняя девица, время от времени звонила ему. Ругала из-за мусора или выговаривала, что он не закрыл как следует калитку. Низкорослая толстушка целыми днями сидела дома и скучала. Тейроне иногда даже жалел ее. Она так одинока!
Дома он послушает музыку на айпаде, вытащенном в декабре из рюкзака одного немца. Половина музыки была в жанре дэт-метал, но остальная - вполне ничего себе.
Ему нужно подумать.
Глава 10
Доктору Баркхёйзену шел семьдесят второй год. Он носил очки с толстыми линзами, часто хмурил кустистые брови, а длинные седые волосы собирал в задорный "конский хвост", который обычно перетягивал голубой лентой. Его лукавое лицо напоминало Бенни одного из семи гномов из "Белоснежки". У него была приемная в кейптаунском районе Бостон. В шестьдесят пять лет доктор вышел было на пенсию и попробовал пожить в Витсанде, но долго не выдержал. Теперь по будням он снова принимал пациентов как врач общей практики.
И еще он был алкоголиком.
- Док, я держусь четыреста двадцать два дня, - первым делом сообщил Бенни.
- Выпить хочется?
- Да. Но не больше, чем обычно.
- Так почему ты не даешь мне спокойно посмотреть "Красоток в Кливленде"?
- Кто такие красотки в Кливленде?
- Бенни, это комедийный сериал. Такие сериалы нормальные, пожилые, прошедшие курс реабилитации алкоголики смотрят по вечерам с женами, чтобы избавиться от скуки и от тяги к бутылке.
- Извините, док, - вздохнул Бенни, хотя и понимал, что Баркхёйзен его просто дразнит.
- Как дети?
Он понимал, что должен терпеливо ответить на все вопросы. Торопить доктора бессмысленно. Его куратор повсюду искал признаки опасности и требовал подробностей.
- Если в целом… Фриц решил в следующем году поступать в киношколу. Поверил в себя после того, как снял несколько музыкальных клипов с Джеком Пэроу, лидером своей группы. Теперь он страстно хочет "снимать кино". А в киношколе, док, такая высокая плата за обучение… Придется заложить дом, которого у меня нет. Но, наверное, учиться в киношколе все же лучше, чем болтаться по улицам или записаться в полицию…
- А как Карла? Все еще встречается со своим регбистом?
- Да, док, боюсь, что да.
- Судя по твоему голосу, ее парень тебе по-прежнему не нравится.
Больше всего Грисселу не нравились татуировки Калле Этзебета - так звали парня дочери. Он считал, что татуировки делают только гангстеры. Но он заранее знал, что ответит Баркхёйзен: что у него предубеждение.
- Док, его исключили из команды за драку.
- Я читал об этом в газетах. Но признай, все-таки неплохо, что в двадцать лет парень уже играет за "Водаком"!
- По-моему, он агрессивен.
- Он что же, бьет Карлу?
- Пусть только попробует - засажу пожизненно!
- Имеешь в виду - он агрессивно ведет себя на поле?
- Да.
- Бенни, ему по-другому нельзя.
Гриссел только покачал головой.
- Ты зачем приехал? - спросил Баркхёйзен.
- Мои коллеги думают, что я снова запил.
- С чего они взяли?
- Вчера я ночевал на работе. К тому же не выспался. Поэтому сегодня выглядел паршиво.
- И все?
- На той неделе я две ночи ночевал на работе.
- У тебя так много работы?
- Нет, доктор.
- Ты расскажешь, что случилось, или из тебя все нужно вытягивать клещами?
Гриссел вздохнул.
- Дело в Алексе, - не терпящим возражения тоном продолжал доктор Баркхёйзен. В свое время он возражал против того, чтобы Гриссел жил с ней; он считал, что от двух алкоголиков, живущих вместе, только и жди беды. "А если один из них к тому же еще и артист, вот тебе рецепт для крупных неприятностей".
- Док, Алекса не пьет уже сто пятьдесят дней.
- Но?..
- Мы съехались.
- Ты переехал к ней?
- Да.
- Господи, Бенни. Когда?
- Три недели назад.
- И что?
- Мне трудно, док. Клянусь, дело не в выпивке. Мы… Так даже проще, она все понимает, мы с ней поддерживаем друг друга.
- Ты знаешь, как я отношусь к союзу двух алкоголиков… Ерунда! Продолжай!
Всю дорогу к доктору Гриссел обдумывал, что ему скажет. В начале его реабилитации Баркхёйзен всякий раз ловил его на лжи, он прекрасно знал все уловки, к каким прибегают алкоголики. Гриссел решил остановиться на полуправде, так спокойнее. Но теперь не мог подобрать нужных слов.
- Понимаете, доктор…
- Бенни, ты не хочешь брать на себя лишние обязательства? Или до сих пор скучаешь по Анне?
- Нет. Просто… Ну да, наверное, все дело в обязательствах, вроде того…
- Вроде того?
- Док, я уже привык жить один. Я жил один два года. Уходил и приходил когда хотел. Если мне утром хотелось выпить апельсинового сока из бутылки, поиграть на бас-гитаре вечером или просто послать всех подальше…
- Так какая муха тебя укусила? Зачем ты переехал к ней? Погоди, не говори, я сам догадаюсь. Она предложила!
- Да, док.
- А тебе неудобно было отказаться.
- Да нет, мне и самому хотелось.
- А теперь ты ночуешь на работе, чтобы можно было хоть немного побыть одному?
- Более-менее…
- Господи, Гриссел, какой же ты идиот!
- Да, док.
- Ты уже сдал свою квартиру?
- Да.
- Полный кретин.
- Да.
- Ты знаешь, что нужно сделать.
- Нет, док.
- Знаешь, только признаваться не хочешь! Ты должен откровенно поговорить с ней. Объяснить, что тебе нужно личное пространство. Но она почувствует в твоих словах угрозу, она испугается, потому что она - артистка, певица, творческая натура. Начнет спрашивать, в самом ли деле ты ее любишь. А потом она будет плакать, снова потянется к бутылке, а ты будешь чувствовать себя виноватым. Вот в чем твоя беда. Ты не хочешь иметь дело с трудностями. Ты вообще не слишком хорошо справляешься с трудными ситуациями.
- Вы правы, док…
- Скажи, сколько еще времени ты намерен ночевать на работе, прежде чем начнутся осложнения?
Гриссел уставился в пол.
- Ты об этом не думал, верно?
- Верно.
- Бенни, зачем ты ко мне приехал? Ты ведь точно знал, что я тебе скажу.
- Мне велел мой командир.
- Ты сказал ему, что не пьешь?
- Пытался сказать, но он…
- Что ты намерен делать?
- Не знаю, док.
- А ведь тебе придется что-то сделать.
- Завтра Алекса уезжает в Йоханнесбург - до четверга. Я обо всем подумаю, док. Когда она вернется…
Доктор Баркхёйзен посмотрел на Бенни из-под кустистых бровей. Потом сказал:
- Ты ведь знаешь, что мы сами виноваты в девяноста пяти процентах всех наших бед.
- Да, док.
- Хочешь, я позвоню твоему командиру?
- Да, док, пожалуйста.
- Хорошо. И не волнуйся, я буду тактичен.
Его телефон зазвонил, когда он вышел на крыльцо вместе с Баркхёйзеном. Неизвестный номер. Он ответил, пока доктор запирал свой кабинет. Дул пронизывающий ветер.
- Капитан, говорит Жанетте Лау.
- Здравствуйте, - ответил Бенни, по-прежнему не знавший, как к ней обращаться.
- Я изложила вашу просьбу ближайшим родственникам погибших. С ними будет нелегко. Родные все знают, некоторые из них уже летят в Кейптаун, чтобы оказать моральную поддержку… и на похороны.
- Всецело вас понимаю, - ответил Гриссел.
- Они сказали, что постараются не говорить журналистам ничего лишнего, но трудно гарантировать, что в прессу ничего не просочится.
- И все-таки у нас появляется небольшая отсрочка, - заключил он. - Спасибо вам большое!
- Капитан, они согласились пойти нам навстречу по одной причине - чтобы убийц поскорее схватили.
Он не ответил.
- Вы их найдете, капитан?
- Сделаю все, что от меня зависит.
Жанетте Лау долго молчала, а потом сказала:
- Если я чем-нибудь могу вам помочь… Чем угодно…
Глава 11
Тронувшись с места, Гриссел посмотрел в зеркало заднего вида на тщедушную, сутулую фигурку доктора Баркхёйзена, который стоял под уличным фонарем. Его сердце переполняла жалость к старику, за строгим, несгибаемым фасадом пряталась добрая душа.
Грехи тяжко давили на него.
Именно доктору ему меньше всего хотелось лгать. Их отношения были священными. Если в самом деле хочешь бросить пить, не обманывай своего куратора из "Анонимных алкоголиков". Программа реабилитации построена на взаимном доверии, куратор - твой единственный спасательный круг в бурном море жажды. Если вы с куратором не доверяете друг другу, битва проиграна заранее. Последние несколько лет доктор Баркхёйзен был единственной постоянной величиной в жизни Гриссела, Бенни ничего от него не скрывал.
До сегодняшнего дня.
Вот почему ему все больше делалось не по себе. Как только начинаешь говорить полуправду и скрывать серьезные проблемы, ты быстро скатываешься по скользкому склону рецидива. Он все знал. Он это уже проходил.
Он не в состоянии признаться в том, что его больше всего тревожит, умолчал и о других вещах, из-за которых утратил покой. Почему?
Потому что док скажет: "Ты знаешь, что делать".
И будет прав.
И что ему ответить? Он может сказать: "Я боюсь, что Алекса поймает меня на лжи, боюсь, что рано или поздно она поймет, что со мной происходит. И тогда она меня бросит. И хотя мне в самом деле нужно какое-то личное пространство, я не хочу, чтобы она меня бросала. Потому что я люблю ее и, кроме нее, у меня в самом деле никого нет. Я очень боюсь, док".
Надо было хотя бы объяснить, с чего все началось, где исток проблемы. Все началось давно, когда они с Алексой только познакомились. Он расследовал убийство ее мужа. Не сразу он узнал в ней бывшую знаменитую певицу. В свое время она произвела настоящую сенсацию… При виде Алексы он испытал смесь восхищения и горько-сладкой ностальгии. Когда он узнал, что она алкоголичка, еще больше проникся к ней симпатией и признался, что тоже алкоголик. Бенни с самого начала верил в ее невиновность, он раскрыл дело. Потом он привез ей в больницу цветы, они говорили о музыке.
А потом она решила, что он замечательный.
Бенни не раз пытался убедить Алексу в том, что она ошибается. Но у него не очень получилось, ведь он сразу подпал под ее обаяние. Бенни помнил, кто она, восхищался ее талантом, ее славным прошлым и желанием во что бы то ни стало снова встать на ноги. И ее женственностью… Несмотря на уже не юный возраст и многочисленные удары судьбы, она оставалась настоящей красавицей. Неожиданно для себя он влюбился в нее. А влюбленные хотят видеть в предмете своих чувств только хорошее и скрывают свою подлинную сущность. И Алекса слышала только то, что хотела слышать.
С тех пор прошло несколько месяцев. Кое-что в их отношениях изменилось, док Баркхёйзен назвал бы перемены "динамикой". Алекса обращалась с ним так, словно он был хорошим человеком, достойным доверия. Более того, она считала его настоящим героем. Всем делилась с ним, спрашивала его совета. Представляла его "великим сыщиком". К ужасу Бенни, пару раз она даже назвала его своей опорой.
Это он-то, Бенни Гриссел, - чья-то опора? Это он-то достоин доверия? Это он-то герой?
Он полный идиот и к тому же мерзавец. Ему было неловко слышать ее похвалу, он понимал, что ведет себя как мошенник, ее отношение ему нравилось. Ему приятно, что Ксандра Барнард, бывшая звезда, при виде которой прохожие на улицах и сейчас еще замирают, считает его нормальным человеком. Впервые более чем за десять лет кто-то, кроме его дочери Карлы, думает и говорит, что он во всех отношениях нормален. А он из-за своей слабости не хочет положить этому конец.
И что же?
Он привык, совсем запутался и погряз в своих грехах.
Дело не в том, что он больше не может по вечерам играть на бас-гитаре. Дело в том, что, репетируя, он стыдился своих желаний, стыдился того, какие произведения ему хочется исполнить.
На прошлой неделе по пути домой он слышал по радио Нила Даймонда, Song Sung Blue из альбома Hot August Night. Вначале звучала акустическая гитара, а бас-гитара вступала лишь на половине первого куплета, внезапно придавая песне ритм, глубину и доверительные интонации… Ему очень захотелось исполнить песню дома. Но потом он вспомнил, что теперь живет с Алексой. Может быть, она не считает Нила Даймонда достаточно интересным исполнителем… Лучше он сыграет что-нибудь другое, ему надо поддерживать образ…
Ему приходилось изображать того, кем он не является. И это только начало, только верхушка айсберга.
И потом, денежные вопросы… После мужа Алекса получила неплохое наследство, в числе прочего ей досталась звукозаписывающая компания "Африсаунд", более-менее постоянный источник авторских гонораров. Фирма переживала не лучшие времена, но Алекса неожиданно проявила недюжинное деловое чутье. Новый альбом самой Алексы, "Горькая сладость", продавался лучше, чем ожидалось, раскупались все билеты на ее концерты.
Она богатая женщина. А он - всего лишь полицейский.
Алекса подарила ему айфон. И новый усилитель для бас-гитары. Она покупала ему одежду - куртку, дорогие джинсы, которые он не хотел надевать на работу, чтобы не выслушивать насмешки Вона Купидона. Не говоря уже о новой зимней пижаме. Ее подарки его смущали, он казался себе орангутаном, напялившим модный костюм. Раньше он спал в старых тренировочных штанах и футболке, и ему было удобно. Но когда он надел новую пижаму и вышел к Алексе, чувствуя себя полным идиотом, она широко улыбнулась и сказала:
- Иди сюда, Бенни! - Она крепко обняла его и целовала, пока у него не подогнулись колени…
Чем ему поможет доктор, если он все это расскажет?
Вот почему он старался избежать всяких намеков на главную проблему, мучившую его. Он ни за что не расскажет о ней ни Баркхёйзену, ни кому-то другому. В очередной раз он облажался. Разбираться придется самому, а он не мог, совсем не мог - не знал даже, с чего начать.
И как будто этого ему было мало, сегодня Алекса снова озадачила его.
Когда он, приняв душ, переодевался в их общей спальне, вошла взволнованная Алекса и села на кровать. Видимо, она больше не могла скрывать свой "сюрприз". Она начала с того, что бас-гитарист Скалк Яуберт собирался аккомпанировать Лизе Бекман на концерте в Дурбанвиле, который состоится в следующую пятницу.
- Но Скалку нужно срочно лететь в Нью-Йорк - у него там концерт. И я сказала Лизе: "Как насчет Бенни? Он знает все твои песни наизусть, и он не только великий сыщик, он замечательно вырос как музыкант". А она ответила, что это блестящая мысль. Бенни, ты будешь играть с Лизой Бекман - я так горжусь тобой!