- Понимаю. - Она сказала это, как секретарша, которая закрывает блокнот, поднимается со стула, одной рукой смахивая пылинки с юбки.
Белль нарочно говорила таким тоном, потому что на миг его руки оставили ее, и она почувствовала, насколько серьезны его слова.
- Сарлинга надо убрать, - сказал Рейкс в темноту. - Очистить от него этот проклятый мир. И с таким заключением врача, которое стало бы для нас охранной грамотой. - А потом, обняв Белль, он обратился к ней: - И почти все зависит от тебя.
Он повернул ее к себе. В темноте она чувствовала, как близко его лицо.
- Теперь я в твоих руках. Если захочешь, сможешь предать меня, а сама все равно останешься невредимой. Ты ведь знаешь это, правда?
- Да. Но мне не нравится, когда ты так говоришь.
- Никогда больше не буду.
И вдруг она спросила с какой-то болезненной дерзостью:
- А что будет потом, когда все кончится? Между нами, я имею в виду.
Без колебаний, не остановив своих рук, которые управляли и его, и ее страстью, он ответил:
- Мы поговорим об этом, когда выпутаемся из беды.
Сгорая от любви, Белль прижалась к нему. Она добивалась именно такого ответа, получила как раз то, что намеревалась получить. Разлука откладывалась на неопределенный срок.
Глава 6
Уже несколько дней она во всем подчинялась Рейксу. В ней не осталось ни волнения, ни беспокойства, что можно где-то ошибиться и выдать Сарлингу самое себя или Рейкса. Белль убедила Рейкса обзавестись двумя фотоаппаратами. Рискованно возить единственную камеру на Парк-стрит в Меон и обратно. Обычно она ездила туда вместе с Сарлингом и достаточно хорошо знала его, чтобы понимать: если он заподозрит хоть что-то, то, не колеблясь, остановит машину и разденет донага. Даже шофер его ничуть не смутит.
Она надежно прятала камеры. В Меон-парке приклеивала липкой лентой к мраморной поперечине заброшенного камина в своей комнате. Вторую, в доме на Парк-стрит, тоже приклеивала - изнутри к чехлу старой пишущей машинки, что стояла в маленькой комнате рядом с кабинетом Сарлинга.
Больше двух недель Белль фотографировала, выясняла те мелочи, о которых просил Рейкс. Она начертила планы обоих домов, написала для каждого распорядок дня и Сарлинга, и прислуги. Белль доверялась бумаге только на Маунт-стрит, да и то, если это было совершенно необходимо. Она старалась выполнить всю эту работу безукоризненно, чтобы доставить Рейксу удовольствие и заслужить уважение. Повинуясь чувству, она еще больше сблизилась с ним и, вообразив потепление с его стороны, наслаждалась неведомым ранее счастьем.
Как-то вечером Рейкс попросил ее:
- Опиши мне еще раз кабинет Сарлинга на Парк-стрит.
Слушая Белль, он развалился в кресле и разглядывал потолок. Она уже не раз повторяла свой рассказ, и вот теперь он как будто снова очутился в доме старика. Поднявшись по лестнице на второй этаж, справа увидишь дверь кабинета, а слева - дверь в спальню Сарлинга. Дверь кабинета дубовая, на блестящих бронзовых петлях. Отделан дубовыми панелями, на стене - коричневый ковер с белой полосой по краю. Окна выходят на маленький дворик с садом, оборудованы сигнализацией. Резной письменный стол красного дерева с пузатыми ящиками и резными золочеными ручками. Справа - книжная полка того же стиля. За ней дверь в комнату Белль. Рейкс бы здесь и в темноте не заблудился… Высокие, в ореховом футляре, дедовские часы в левом от входной двери углу, у левой стены - ореховое бюро, а в центре - стол, кресло и два стула для посетителей. На стенах картины, на одной - конюх с черной кобылой (кисть Штаббса), другая - портрет Сарлинга, сделанный Грэмом Сазерлендом, и точно посередине левой стены - дубовая дверь в бункер.
- Хорошо, - перебил ее Рейкс, - теперь расскажи, что делает Сарлинг, когда хочет попасть в бункер.
- Я уже рассказывала.
- Повтори еще раз. - Его голос зазвучал почти резко. - Закрой глаза и попытайся вспомнить все, что он обычно делает.
- Ну, он говорит, что хочет попасть в бункер. Это значит, что я должна уйти в свою комнату и оставаться там, пока дверь в бункер не откроется.
- Обычная дубовая дверь?
- Нет, та, что за ней, дверь самого бункера.
- А дубовая дверь заперта?
- Нет.
- Итак, ты идешь к себе. И закрываешь за собой дверь?
- Сначала закрывала. Но теперь часто оставляю щелочку.
- Ты видала, как он подходит к двери бункера?
- Да. Только не спрашивай, как она выглядит. У тебя есть фотография.
В том-то вся и беда. У них были фотографии дверей бункеров и на Парк-стрит, и в Меоне. Двери совершенно одинаковые. Ни наборного диска, ни замков, ничего, кроме большого четырехугольника из стали, который на три четверти закрывала квадратная шестидюймовая пластинка из латуни.
- Ты видишь, что делает Сарлинг, хотя он и стоит к тебе спиной?
- Ну, он не возится с ключами или чем-нибудь еще. Он просто рукой сдвигает тот латунный квадратик.
- Какой рукой?
- Ну, думаю, правой.
- А ты не думай. Закрой глаза и вспомни. Какой рукой?
- Правой.
- А потом?
- Дверь открывается.
- Но ты же знаешь, что нет. Ведь ты сама сдвигала латунную пластинку и ничего не получилось.
Она и впрямь проделала это неделю назад по его приказу. За латунью открылось шестидюймовое углубление с плоским металлическим дном, - нет, все-таки, видимо, не из стали, а из хрома. Она надавила пальцами, сдвинула в сторону и его. За ним оказалась стальная дверь бункера. Через несколько секунд внутренняя пластинка вернулась на место. "Наверно, действует скрытая пружина", - подумала тогда Белль.
- Ну, он, видимо, сдвигает и блестящую пластину. Но ты же знаешь, я тоже так делала. Она потом возвращается назад и все.
- Знаю. Подойди к стене, представь, что это дверь бункера и проделай все заново. И так, как это делает он сам. Поставь себя на его место и делай то, что видела.
Она послушно подчинилась: подошла к стене и вспомнила, что делал Сарлинг, когда она пару раз следила за ним из-за двери.
Рейкс спросил:
- Подходя к бункеру, он ищет что-нибудь в карманах? Хоть что-нибудь?..
- Нет. Он просто ставит руку вот так. - Белль погрузилась в образ Сарлинга, стала им самим, настроила память на его движения и прошлась по ним от начала до конца… Сдвинуть сначала латунную пластинку, потом хромированную. Вот и все.
Стоя позади, он попросил:
- Еще раз.
Она снова все повторила.
- Хорошо.
Белль повернулась, увидела довольное лицо Рейкса и поняла: что-то все-таки произошло.
- Почему ты улыбаешься? - спросила она.
- Разве ты не знаешь?
- Нет. Просто, я думаю, так делал он. Ну, я и повторила все…
- А раньше не все. Не так, во всяком случае. Ты поставила себя на место Сарлинга. Это хорошо. И вытянула вперед правую руку, чтобы сдвинуть латунную пластинку. Но когда ты притворилась, что сдвигаешь пластинку под ней, знаешь, что ты сделала?
- Просто сдвинула ее в сторону.
- Ты сдвинула ее левой рукой.
- Неужели?
- Да.
- А это важно?
- Бог его знает. Но тут есть над чем подумать. Почему не сдвинуть ее просто правой рукой? Ведь она уже поднята, готова к действию.
Рейкс, задумавшись, налил себе виски.
- Понаблюдай за ним еще раз, - бросил он через плечо. - Проследи за левой рукой. Ты должна ее видеть. Я хочу точно знать, что он делает. Хорошо?
- Да, но… - Она засмеялась, радуясь, что угодила ему. - Ты можешь спросить его сам. Завтра он приедет сюда. Завтра утром.
К ее удивлению, он не обратил внимания на шутку и сказал:
- А теперь расскажи мне все по порядку, что происходит, как только он отодвинет вторую пластинку. Стальная дверь уходит в стену, так?
- Да.
- А когда он выходит из бункера, тогда что? Как закрывается дверь?
- Я же тебе говорила. У двери в стене есть кнопка, как от звонка. Он просто нажимает ее, и дверь возвращается на место.
И не спрашивай, нажимала ли я на кнопку, когда дверь закрыта. Нажимала. Без толку. Как насчет стаканчика для меня? - Это была обычная, их собственная ласковая развязность, на которую она теперь имела право.
Он, смешивая коктейль, спросил:
- В Меоне дверь открывается так же?
- В точности. Только кабинет там другой. Но бункер он открывает точь-в-точь, как на Парк-стрит. - Белль взяла у него стакан. - Лично я не понимаю, зачем забираться в бункер. Почему не поиграть и не сделать то, что он хочет? Сарлинг никогда больше тебя не потревожит. Он же дал слово.
- Этого мерзавца надо убрать, - со злостью ответил Рейкс. - Его надо убрать, чтобы все мы могли жить спокойно. Ты что, не понимаешь? Сарлинг и не собирается нас отпускать. Сделай ему одно дело, и он запросит еще и еще. Да, он даст тебе передохнуть, но недолго. Он любит властвовать, пользоваться людьми. Так вот, мной он, черт возьми, не воспользуется!
Рейкс обнял ее за плечи, ущипнул твердыми пальцами. Все ее существо наполнилось любовью, она захотела осушить себя, перелить свою любовь в него. Белль крепко прижалась к Рейксу, искала, хотела его взволновать. Он поцеловал ее в висок, отвернулся и сказал:
- Может ли Сарлинг вдруг поехать из Меона на Парк-стрит и наоборот? Среди ночи? Ни с того ни с сего?
- Да. Он переменчив, как все богачи. Раз, и захочет чего-нибудь новенького. И наплевать ему на беспокойство, которое причинит другим. Может приехать в Меон в полночь, даже не позвонив из Лондона. Я помню, однажды он на полпути передумал.
- Его всегда возит шофер?
- Не всегда. Если я повезу его, в этом не будет ничего необычного. Или в "Роллсе", или в моей машине, или в одной из других.
Потом, в постели, вдоволь насладившись любовью, лежа рядом со спящим Рейксом, Белль вспоминала его горькие и злые слова: "Он любит властвовать, пользоваться людьми". Ведь так можно сказать и про самого Рейкса. Как бы он о ней ни думал на самом деле и несмотря на то, что их теперешние отношения ему навязали, Рейкс сумел во всем подчинить ее себе, и ему это нравится. Она принадлежала Рейксу так, как никогда не принадлежала Сарлингу.
Рейкс и Бернерс собирались его убить. Они хотели освободить себя, а значит, и ее тоже. Когда она будет свободна - что тогда? Захочет ли он все еще владеть ею? В ней было достаточно здравого смысла, чтобы сознавать: Рейкс никогда на ней не женится. У него своя жизнь в Девоне. Там должна быть - или в конце концов будет - та, которая станет его женой. Ну и что? Рейкс не из тех мужчин, которым полностью хватает жены.
И он захочет ее, Белль, захочет, чтобы часть его жизни принадлежала ей. Он, как и Сарлинг, не расстанется с тем, что обладает. Он может не вспоминать о ней несколько недель, месяцев, но никогда не отдаст другому.
Сарлинг сидел в кресле у окна, широко расставив ноги, подавшись вперед и положив руки на набалдашник трости. Время от времени он опускал свою отвратительную квадратную голову, пока подбородок не касался рук, и сидел, как химера, уставившись на Рейкса коричневыми глазами. Сквозь серый пух его волос просвечивало солнце.
Вскоре Рейкс понял, что Сарлинг пребывает в другом настроении, нежели обычно. Он говорил легко, доверительно, будто они с Рейксом были веселыми собутыльниками.
- Я - седьмой сын седьмого сына, - сказал Сарлинг. - Наверно, это кое-что значит.
- В Девоне говорят, что такой человек способен заставить разговаривать рыбу, но если он убьет хотя бы одну, то эта сила исчезнет.
- Интересно. Четверо моих братьев умерли, не дожив до двадцати. Я ушел из дома в шестнадцать и уже не вернулся. Родился я в маленькой деревушке в Гантингдоншире. А это, - он презрительно провел рукой по своему телу, - мне досталось от коротышки-отца и пугала-матери, из которой все соки высосали шестеро старших сыновей. Его, - старик потрогал лицо, - - я получил в двадцать один год. Тогда я сделал первые пятьдесят тысяч, отметил это вином и красивой знатной женщиной. Она обошлась мне в пятьсот фунтов еще до того, как переступила порог моей спальни. У коробка спичек на туалетном столике она оставила незатушенную сигарету. Я проснулся буквально в горящей постели. Думал, что попал в ад. С тех пор я не прикасаюсь ни к алкоголю, ни к табаку. Хирурги годами бились над моим лицом, но сделали из него пародию. Однако с тех пор я жил с ним, научился его любить, и сделал бы для него все. Знаете, почему я говорю вам об этом?
- Надеюсь, не для того, чтобы вызвать сочувствие?
- У вас? - Сарлинг расхохотался.
- Возможно, вы хотите оправдаться передо мной. Это тоже пустая трата времени.
- Неужели? Психолог бы заверил вас, что вся моя жизнь после этого, - он ткнул пальцем в лицо, - была не более, чем месть за малый рост и отвратительную внешность. Честно говоря, все это ерунда. В двадцать один год я добился только одного - обезобразил лицо и понял, что жить лучше без вина и курева. Если бы мы могли поменяться телами, я бы все равно сидел здесь и рассказывал вам о себе, правду о себе.
- Какую правду?
- Ту, что обычная жизнь мне наскучила и больше не радует. Я - игрок. Чтобы чувствовать жизнь, мне надо рисковать собой и своими мыслями. Сделав первые пятьдесят тысяч, нужно быть ослом, чтобы, оставаясь в рамках закона, не нажить за десять лет миллион. Я добился этого, но мне было мало. Я начал преступать закон. Начал всячески рисковать. Меня это удовлетворяло и приносило деньги. Я похож на человека, который, сам того не зная, время от времени сгорает от желания донага раздеться на людях. А я - каждый раз я хотел рисковать все больше и больше. И вот теперь опасность должна быть смертельной. Поэтому мне нужны вы. Это будет опасность, которая сделает нас легендарными, если правду узнают уже после нашей смерти.
- Живой или мертвый, черт возьми, я не хочу быть частью никакой легенды!
- У вас нет выбора. К тому же вы получите много денег за это. - Он поднял трость и ткнул ею в Рейкса. - Я обещаю вам и Бернерсу, по крайней мере, полмиллиона на двоих.
- Нам больше не нужны деньги.
- Вы сами не знаете, что вам нужно. У вас не хватает смелости взглянуть в лицо своим желаниям.
- Я точно знаю, чего хочу. Мне нужны ваши досье и светокопии, мне надо убить вас и возвратиться на родину.
Сарлинг усмехнулся и почесал подбородок рукояткой трости.
- Неужели вы до сих пор не поняли себя? Что, по-вашему, сделало вас таким? Желание отомстить за отца, вернуть фамильную усадьбу, заставить корни семьи Рейксов вонзиться еще глубже в землю? И вы в это верите?
- Во что я верю - это уж мое дело.
- Мое тоже. Если бы меня не было, вы все равно продержались бы от силы года два! А потом опять бросились бы в пучину. Вы же шулер, искатель приключений, а не любитель спокойной жизни. В душе вы понимаете это хорошо. Когда в ваши мысли закрадывается правда, вы стараетесь перекричать ее словами об Альвертоне, Мере Уорбутон, Девоне и своей семье. Вам не спастись даже ценой моей смерти. Вот почему я выбрал из всех досье ваше. Ведь вы похожи на меня, живы одной лишь мыслью о крупной игре и смертельной опасности.
- Вы с ума сошли.
- Да, конечно. Мы оба сошли с ума. Ваши слова - просто способ сказать, что мы отличаемся от большинства других людей. У нас иные мечты. Мы не из жизни, а из тех легенд, которые она создает.
- Допустим, - Рейкс пожал плечами, - и когда же мы начнем воплощать их в дела?
- Через несколько месяцев.
- И что же это будет?
- В свое время вам сообщат. - Сарлинг встал.
- Мне кажется, что, говоря о любви к опасности, вы забываете, что подвергаться ей будем мы с Бернерсом.
- На основной исполнительной части, да. Но вы не хуже меня знаете, что существует опасность не только физическая. Человек может рисковать и в мыслях, даже когда просто говорит по телефону. Рисковать собой, своей душой, судьбой - вот настоящая отрада.
Рейкс, которому внезапно наскучила драматика, сказал:
- Вам нужно лечение, и я знаю, каково было бы при случае мое.
Сарлинг сморщился и с наслаждением сказал:
- Это тоже меня пьянит. Вот та опасность, от которой я чувствую себя живее других: знать, что стоит мне хоть раз ошибиться, и вы убьете меня. Я благодарен вам за это.
- Не трудитесь благодарить. Вы только ошибитесь, и, клянусь, в день вашего убийства я тоже буду чувствовать себя живее большинства людей.
Сарлинг еле заметно кивнул и ушел, оставив Рейкса размышлять над сказанным. "Боже мой, искатель приключений! Смертельно рисковать, чтобы разогнать кровь в жилах. Старик сошел с ума". И все же Рейкс понимал, что переигрывает, полностью отрицая Сарлинга.
…В то утро он встретился с Бернерсом, они долго обсуждали те сведения, что уже были у них в руках, и набросали черновик действий. Ни о каком окончательном плане не могло быть и речи, пока не будет раскрыт секрет замков в бункерах.
- Вы узнали что-нибудь о гранатах? - спросил Рейкс.
- Да. Удивительно, сколько можно выудить из общедоступных источников - если знать, где искать.
И он рассказал Рейксу о газе. Оказывается, в прошлом году в Лондоне, в отеле "Боннингтон" под руководством библиотеки мира Дж. Д. Бернала, просветительской организации, созданной, чтобы шире использовать науку на благо мира и процветания, прошла конференция по химическому и биологическому оружию. Участники хотели оценить его современный уровень и обсудить моральную ответственность ученых относительно развития и использования этого оружия. Все материалы конференции были изданы отдельной книгой.
- Я попытал счастья, - сказал Бернерс. - Взял да и позвонил им, спросил, что они знают о газе под названием 3/93 ГФ 1. Говорят, это нервно-паралитический газ. Американцы называют его В- или Г-газом. Он известен и как ЦМФФ, или циклогексил метилфосфонофторад. Используется для расправы с демонстрантами: человек теряет от него сознание на несколько секунд. Без цвета, без запаха. Очень быстро улетучивается. В закрытом помещении смертелен, если вдыхать его несколько минут. Любой врач, не зная о газе, установит смерть от разрыва сердца. Так оно, в сущности, и будет. Неплохо работают ребята, правда?
И у них был целый ящик! Рейкс вспомнил, как падали овцы. Одной из них перепала изрядная порция. Бернерс ушел.
Оставшись в одиночестве, Рейкс вдруг почувствовал, что устал и выдохся. Придя домой, Белль сразу догадалась, что он не в духе и немного пьян. Пепельница на полу полна окурков, рука со стаканом виски - на подлокотнике кресла. Рейкс взглянул на нее и попросил:
- Скажи мне что-нибудь хорошее. Скажи, что он упал с лестницы и сломал шею.
Она подошла и легонько поцеловала его в лоб.
- Что с тобой?
- Ничего. Просто жду удобного случая.
- Я знаю. - Она пошла в спальню, сняла пальто и подкрасила губы. В зеркале увидела, как он раздраженно почесал затылок. Белль научилась понимать чувства Рейкса и уже могла предугадать его настроение. Она знала его жесты и мимику, и часто догадывалась, какое состояние души они отражают. Раньше, с другими мужчинами такого никогда не бывало.
Она вернулась к Рейксу, села на подлокотник кресла. Белль чувствовала, что выглядит прекрасно, заметила, как его взгляд прошелся по ее ногам и остановился на новом оранжевом платье. Она наморщила нос, а он невесело подмигнул ей.