- Почему вы решили, что он живет так близко от своих жертв? - спрашивает Софи.
- Неорганизованные убийцы обычно никуда не ездят на автомобилях. Уж слишком глубоко они погружены в свои фантазии. С ними не бывает такого, чтобы они тщательно выбрали жертву, подъехали к ее дому на автомобиле, совершили преступление и затем тихонько уехали домой. Нет, они действуют исключительно импульсивно.
- Ага, понятно. - Софи зачарованно смотрит на своего учителя. - И в чем же вы ошиблись?
- Ну, во-первых, он брал с собой орудие убийства. Большинство неорганизованных убийц используют то, что попадается под руку: они не планируют, что пойдут куда-то с оружием и кого-то прикончат. А вот Реджи носил мачете под своим длинным черным плащом и забирал его с собой после каждого убийства. Кроме того, он хранил кое-что на память о каждой жертве. Такое поведение нехарактерно для неорганизованных убийц, поскольку они обычно просто совершают преступление и дают деру. Однако самое существенное заключается в том, - продолжает Букс, - что его последняя жертва была вовсе не случайной. Его последней жертвой была та самая женщина, на которую он напал несколькими годами раньше, за что и был обвинен в попытке изнасилования. Значит, он явно спланировал свое последнее преступление. По правде говоря, те признаки, которые отличали его от типичного неорганизованного убийцы, и дали нам возможность его поймать. После того как было совершено нападение на последнюю жертву, самая обычная проверка фактов, имевших место в прошлом, вывела нас на человека, который нападал на нее раньше и который жил всего лишь через семь домов от нее. Как только мы его арестовали, обнаружили у него и мачете, и все те сувениры.
- А что это были за сувениры? - спрашивает Софи, снова расплываясь в лучезарной улыбке.
- Вот это вам тоже знать нежелательно, - говорит Букс.
- А я хочу знать. Расскажите.
- Он забирал их языки, - говорю я. - Он отрезал их и хранил в обувной коробке под своей кроватью.
По-видимому, аппетит у нее теперь пропал. А ведь она еще не съела свой салат.
- Как бы то ни было, - говорит Букс, прокашлявшись, - моя главная мысль заключается в том, что мы поймали Реджи Трейгера вовсе не потому, что составили идеальный психологический портрет этого преступника. Нам просто повезло. Он совершил большую ошибку, снова напав на одну из своих жертв. С таким же успехом он мог бы прислать нам приглашение на почтовой открытке.
- Это вовсе не означает, что от психологических портретов нет никакого толка, - говорю я. - И это не означает, что у тебя еще нет психологического портрета нашего субъекта.
- У меня его нет, Эмми. Мне необходимо собрать больше информации.
- Тогда поведай мне хотя бы об одной характерной особенности нашего субъекта, Букс, - прошу я. - Всего лишь об одной. И не говори, что он высокоорганизованный, потому что, я думаю, это мы все и так понимаем.
Букс растерянно качает головой.
- Всего лишь одна особенность, - не унимаюсь я.
- Он совершенствуется, - говорит Букс. - Организованные убийцы совершенствуют свои методы и оттачивают свое мастерство с каждым новым убийством. Наш субъект, пожалуй, всегда действовал довольно умело. Но если он существует на самом деле, то есть если на самом деле существует некий человек, который совершает убийства в различных населенных пунктах, устраивает при этом пожары и делает это так, чтобы пожары выглядели возникшими случайно, то тогда он превратил это свое, так сказать, хобби в хорошо отлаженный механизм. - Букс громко выдыхает. - Он не станет сдавать нам самого себя так, как это сделал Реджи Трейгер, - говорит Букс. - Конечно же, мы должны как следует поработать, но при этом нам еще необходимо везение.
- О господи! - говорю я, отодвигая свой стул от стола. - Ты прав, Букс.
- В чем я прав? Тебя вдохновили мои слова о том, что нам понадобится везение? Ну да, я знал, что я хорош, но чтобы до такой степени…
Я уже вышла из-за стола. Я быстро шагаю, иногда переходя на бег, пока не останавливаю первое подвернувшееся такси.
29
Я снова сижу в здании на Рузвельт-роуд, стучу пальцами по клавиатуре и просматриваю собранные данные, когда в офис заглядывает Букс.
- Эмми, ты всегда склонна все драматизировать, - говорит он. - Ну какая муха тебя укусила? Ну что такого я сказал? Я ведь просто отметил, что наш субъект совершенствуется.
- Это все, что тебе нужно было сказать.
Мой взгляд устремляется к большой карте Соединенных Штатов. На ней уже насчитывается пятьдесят пять звездочек, обозначающих те места, в которых произошли пожары. Тридцать две из них - красные. Они символизируют серию пожаров, начавшуюся около года назад и закончившуюся в начале января тем пожаром, в результате которого погибла Марта.
- Где произошел первый пожар? - спрашиваю я.
- Первый?.. Не уверен, что помню, - признается он.
Эти сведения не запечатлелись у него в мозгу так, как у меня.
- Атлантик-Бич, штат Флорида, - говорю я. - Восьмое сентября две тысячи одиннадцатого года. Это был первый эпизод активной преступной деятельности нашего субъекта по всей стране, которая началась в сентябре и закончилась в январе. Затем он вернулся на Средний Запад.
- Ну и что? - говорит Букс.
- Скажи, а мы уверены, что это и в самом деле было его первое убийство?
- Нет, не уверены, - соглашается Букс. - Но ты ведь анализировала информацию, относящуюся к более ранним периодам, и не обнаружила сведений о каких-либо пожарах, которые соответствовали бы известным нам характерным признакам. Одна-единственная жертва, обнаруженная возле места воспламенения в спальне, вроде бы случайно начавшийся пожар…
- Именно так, - говорю я. - Пожар, начавшийся случайно. Ничего из того, что не было признано возникшим случайно, я не анализировала. Я такое попросту пропускала. Потому что оно не соответствовало стилю совершаемых нашим субъектом преступлений.
- Ну и что дальше?
Я все еще стучу пальцами по клавиатуре, роясь в Национальной системе учета происшествий - базе данных, к которой я еще совсем недавно не имела доступа, поскольку была отстранена от работы. Тогда я рыскала по интернету, сидя дома. Сведения едва ли не прыгают на меня прямо с экрана. Мне нужно быть осторожной и не спешить. Когда информации очень много, это похоже на тысячу отдельных кусочков одного огромного пазла, который мне нужно сложить, чтобы получить интересующий меня ответ.
- Итак, - говорю я, - ты был прав, когда сказал, что он, по-видимому, совершенствуется. Возможно, он не был таким ловким в самом начале, когда только начинал карьеру серийного убийцы.
- Ага, понятно. Возможно, свой первый пожар он не подстроил так умело, как все последующие. Возможно, его первый пожар был классифицирован как поджог.
- Совершенно верно, Букс. Вот почему это замечательно, что у нас есть Национальная система учета происшествий, в которой собраны сведения о поджогах и подозрительных пожарах. Готова поспорить, что он что-нибудь напортачил, устраивая свой первый пожар. А может, и не только первый.
- И ты что, собираешься охватить всю страну в поисках поджогов, совершенных до того пожара в городке Атлантик-Бич?
- Не всю страну. Мы полагаем, что он живет здесь, на Среднем Западе, верно? Поэтому я начинаю со Среднего Запада.
Букс молча сидит позади меня. Я в конце концов оглядываюсь на него.
- Это огромная работа, Эм. Даже если сузить сферу поиска до Среднего Запада, придется обработать целую гору информации. Ты собираешься начать прямо сейчас? Уже одиннадцать часов.
- Я высплюсь на том свете, - говорю я. - Или когда мы поймаем этого типа.
30
Я уже начала поиски, а Букс все еще стоит в дверном проеме.
- Что еще? - спрашиваю я.
- Мы… мы собирались пойти чего-нибудь выпить.
Я слышу, как в моем животе заурчало. В Буксе что-то изменилось. Раньше, когда он был штатным сотрудником ФБР и участвовал в охоте на преступника, когда время ценилось очень высоко и приходилось рисковать жизнью, самое последнее, за чем его можно было бы застать, - так это за распитием спиртных напитков. Он все время был как на иголках, все время размышлял, анализируя выявленные улики. Бывали случаи, когда мы находились рядом, когда он сидел со мной плечом к плечу или же по другую сторону стола за ужином, но мне казалось, что он где-то далеко и пытается найти путь внутрь головы какого-нибудь монстра, мысленно оспаривает выдвинутые предположения, снова и снова сопоставляет различные аспекты, смотрит на полученные им сведения то с одной, то с другой стороны, стараясь понять, меняется ли от этого общая картина. Мне вспоминается, как однажды мы с Буксом пошли в кинотеатр и я по какой-то причине повернулась к нему во время сеанса. По мере того как сцены на экране менялись, лицо Букса освещалось по-разному - то так, то эдак. Его глаза были широко раскрыты, они блестели, но я осознала, что, если бы можно было увидеть то, что они видят сейчас, стало бы ясно, что они вообще не смотрят на экран, а видят какое-то место преступления где-нибудь в Аламиде, Новом Орлеане или Терре-Хоте.
И вот теперь мы опять вовсю охотимся на преступника, а Букс хочет пойти чего-нибудь выпить. Нетрудно понять, что теперь изменилось.
"Мы собирались пойти чего-нибудь выпить", - сказал он. Мы. Но это "мы" не включает меня. И хотя я уже прониклась некоторой симпатией к Денни Сассеру, сомневаюсь, что его физическое состояние позволяет ему немного покутить в одиннадцать часов вечера.
"У Букса есть полное право поступать так, - напоминаю я себе. - Он - одинокий мужчина, а Софи - одинокая женщина… Ты его отвергла. Ты - последний человек на Земле, который в данной ситуации имеет право на какие-либо комментарии. И разве тебе нечем заняться? Разве ты здесь не для того, чтобы остановить убийцу, пусть даже только ты одна твердо уверена в том, что этот убийца действительно существует?"
- Ну, тогда вам следует пойти в какое-нибудь заведение, - говорю я, не прекращая стучать пальцами по клавиатуре. - А я буду продолжать заниматься вот этим.
- Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? Или я мог бы остаться здесь с тобой…
- Нет, я поработаю одна, - отвечаю я. - Иногда мне даже лучше остаться одной: тогда я могу всецело отдаться работе.
На этот раз я говорю правду. Мне лучше, когда я остаюсь одна. В одиночестве я чувствую себя психологически комфортно. Одиночество - это мое привычное состояние. Цифры и статистические данные, стили преступной деятельности и перекрестные ссылки - вот и вся компания, в которой я нуждаюсь, когда идет охота на преступника.
Я поворачиваюсь и слушаю, как удаляются шаги Букса, идущего по коридору с ковровым покрытием, пока эти шаги не стихают. Затем я снова берусь за работу.
31
"Сеансы Грэма" Запись № 8 4 сентября 2012 года
Добрый день всем. Я с удовольствием ем гамбургер - очень вкусный, конечно, - и целую тарелку картофеля фри, наблюдая за каким-то давнишним футбольным матчем по телеканалу И-эс-пи-эн. Я использую свой диктофон в качестве мнимого сотового телефона - как я всегда поступаю в общественных местах вроде этой таверны. Я не планировал проводить сегодня вечером с вами занятие, но, по мере того как я смотрел этот футбольный матч, мне как учителю пришли в голову кое-какие мысли.
Некоторое время я размышлял над тем, насколько мое мастерство похоже на мастерство куортербека. Знаю, знаю - при слове "куортербек" вы тут же представили одного из запечатленных на плакатах крепких парней вроде Пейтона Мэннинга или Тома Брэди и думаете: "Что, черт возьми, у них общего с таким артистичным убийцей, как Грэм?"
Кто угодно может играть в футбол в качестве куортербека кое-как - точно так же кто угодно может зарезать ножом пару человек, или нажать на спусковой крючок пистолета, или утопить кого-нибудь. А вот для того, чтобы быть безупречным, чтобы достичь совершенства, требуются самопожертвование, дисциплина, сдержанность и тщательная подготовка. Вам необходимо давить на самого себя, ругать самого себя, анализировать свои действия, признавать свои слабости и пытаться от них избавиться. Те слабости, от которых избавиться невозможно, вы должны минимизировать. Вам нужно составить план, который позволит использовать ваши сильные стороны и скрыть недостатки. Вам недостаточно просто хотеть одержать победу. Все, черт возьми, хотят одержать победу, но лишь очень немногие из нас действительно горят желанием тщательно подготовиться ради того, чтобы победить. Вы должны делать нечто трудное для вас, неприятное и болезненное.
Вам необходимо сегодня сделать то, чего никто другой не захочет делать, и тогда завтра вы сможете сделать то, чего другие сделать попросту не смогут.
Кроме того, конечно же, существует самая серьезная проверка мастерства куортербека - одибл. Отклонение от плана игры. Оценка сложившейся ситуации и принятие по ходу дела такого решения, которое кардинально изменит ситуацию. Именно так я сейчас и собираюсь поступить.
Так как я только что имел удовольствие увидеть Лютера. Лютер Фигли сидит лишь через два стула от меня у стойки бара в компании хорошенькой девчонки по имени Тэмми. Лютер явно не блещет ни интеллектом, ни широтой кругозора. Да и выглядит он далеко не блестяще. На нем серая футболка с надписью "Не трахайтесь с жителями Небраски" и мешковатые шорты. Но он пространно рассуждает со своей подружкой Тэмми о фундаментальных правилах футбола. Тэмми, похоже, не очень-то разбирается в этом виде спорта, а потому воспринимает все, что он ей говорит, как абсолютную истину. Однако такие осведомленные в этой игре парни, как я, осознают, что Лютер зачастую говорит ерунду.
Имейте в виду, что мое единственное изначальное намерение сегодня вечером заключалось в том, чтобы съесть в свое удовольствие гамбургер и посмотреть футбольный матч, поскольку я пока не занят следующим проектом. Я вообще ничего не замышлял по отношению к Лютеру, или Тэмми, или кому-либо еще из тех, кто находится сейчас в этом баре. Однако хороший куортербек решает прибегнуть к одиблу, если ему предоставляется такая возможность. Когда корнербеки действуют неуклюже и противник не обеспечивает глубокую оборону, куортербек резко меняет тактику и передает мяч таким образом, чтобы заработать тачдаун, хотя изначально план у него был другой. Разве не так?
Ну конечно так! Кроме того, Лютер с Тэмми, возможно, уж слишком подходящие кандидатуры, чтобы я прошел мимо. Лютер - потому что он без умолку болтает о том, в чем разбирается отнюдь не так хорошо, как ему кажется, и потому что у него замечательные, большущие коленные чашечки, которые, наверное, очень чувствительны к прикосновению. Тэмми - потому что под рыжими локонами у нее милая кругленькая головка. А еще у нее зычный, гортанный голос, который будет звучать просто восхитительно, когда она станет о чем-то умолять.
Итак, одибл.
Мне уже пора, ребята. Пришло время стать общительным.
32
В кухне, где я сижу, - а дело происходит в городе Орора, штат Иллинойс, - так тихо, что можно услышать, как гудит холодильник и капает из крана в раковину вода. Гретхен Свэнсон - миниатюрная женщина с покатыми плечами, морщинистым лицом и копной белоснежных, как у Санта-Клауса, и тщательно причесанных вьющихся волос. Она всматривается через окно куда-то вдаль, за задний дворик площадью в четверть акра. Я не знаю, размышляет она над тем, что я ей только что сказала, или же думает о своей дочери, которая, возможно, когда-то каталась вон там на уже обветшавших подвесных качелях и раскачивалась на шине, которая все еще висит на большом дубе.
Кухня ярко освещена, но создается впечатление, что все здесь какое-то потемневшее - как будто гниль покрыла все в этом некогда кипевшем жизнью доме, придав яично-желтым стенам тускло-бежевый оттенок и превратив сияющее обаяние Гретхен в унылую сдержанность. Я помню, что испытывала подобные чувства после того, как погибла Марта. Мне тогда каждый красивый объект казался неуместным. "Как что-то осмеливается быть ярким и красивым, - думала я, - среди такой боли и таких страданий?! Как идущие по улице люди осмеливаются улыбаться и смеяться?! Как небо осмеливается быть таким изумительно голубым?!"
Я снова бросаю взгляд на кухонный стол и вздрагиваю при виде огромного таракана. Только резко отодвинув свой стул назад, я осознаю, что таракан этот ненастоящий. Это всего лишь безделушка, фарфоровая фигурка. Как кому-то могло прийти в голову приобрести себе фарфорового таракана?
- Извините, - говорит Гретхен. - Эта штучка у нас уже много лет. Джоэль ее обожала. Она… - Гретхен снова смотрит куда-то вдаль. - Когда она была ребенком, она слышала песенку "Кукарача". Вы знаете эту песенку? "Ла кукара-ча, ла кукара-ча"?
- Ну конечно знаю, - говорю я с улыбкой.
- Так вот, она как-то раз услышала ее по радио, когда была еще совсем маленькой - где-то в возрасте трех или четырех лет. Она начала танцевать и попыталась щелкать своими пальчиками в такт музыке. Ее маленькие светлые локоны разлетались во все стороны. - Гретхен позволяет себе улыбнуться. - После этого мой муж Эрл все время называл ее "моя маленькая кукарача". Она, будучи ребенком, не могла произнести это слово и поэтому говорила про саму себя, что она - его маленькая кукушечка.