* * *
В Центральном универмаге к музыке относились серьезно. Здесь царила настраивающая на серьезные мысли атмосфера, где системой государственных цен можно было воздействовать на юную душу - двадцать рублей за скрипку со смычком приглашали к покупке, а четыреста восемьдесят рублей служили преградой на пути к блистающему медью саксофону. Мужчина с рябым лицом в пальто и шляпе взял саксофон, восхищенно поглядел на него, пробежал по кнопкам и слегка, как сослуживцу, кивнул Аркадию. Аркадий узнал человека из туннеля метро. Он огляделся и увидел еще одного сотрудника КГБ в штатском. Тот приценивался к аккордеонам. Аркадий повел Кервилла в отдел культтоваров. Двое любителей музыки положили инструменты и, проявляя интерес, последовали за ними на разумном расстоянии.
Кервилл покрутил круг стереопроигрывателя.
- Так где же этот парень? Он что, здесь работает?
- Уж не думаете ли вы, что я собираюсь вас лично познакомить?
Аркадий достал из кармана пальто ролик и поставил его на магнитофон. "Рекорд", точно такой, что был у него в "Украине". Магнитофон был с двумя парами наушников, чтобы можно было слушать, не беспокоя окружающих в населенной квартире. Следуя примеру Аркадия, Кервилл надел наушники. Рябой следил за ними из-за длинного ряда телевизоров. Второго не было - ушел передавать по телефону приметы Кервилла, предположил Аркадий.
Аркадий пустил магнитофон. Это была запись телефонного разговора Осборна с Унманном 2 февраля.
- Самолет опаздывает.
- Опаздывает?
- Все идет как надо. Не надо так волноваться.
- А вы никогда не волнуетесь?
- Спокойней, Ганс.
- Мне это не нравится.
- Видите ли, несколько поздно думать о том, нравится вам это или нет.
- Все знают, что такое эти "Туполевы".
- Думаете, авария? По-вашему, только немцы могут построить что-нибудь путное.
- Даже опоздание. Когда будете в Ленинграде…
- Я и раньше был в Ленинграде. Я был там раньше с немцами. Все будет как надо.
После записи щелчка в телефонной трубке Кервилл нажал кнопки "СТОП", "ПЕРЕМОТКА" и "ПУСК". Он дважды прокрутил пленку, прежде чем Аркадий снял ее.
- Немец и американец, - Кервилл снял наушники. - Немца зовут Ганс. А кто американец?
- Думаю, что он убил вашего брата.
На экране цветного телевизора "Ладога" стоимостью шестьсот пятьдесят рублей на фоне карты мира говорила женщина. Звук был выключен. Аркадий поискал название завода, качество на разных заводах резко отличалось.
- Мне это ничего не говорит, - сказал Кервилл. - Вы просто водите меня за нос.
- Может быть, потом вы скажете мне спасибо, - Аркадий переключил телевизор на другой канал, где танцоры в костюмах пастельных тонов беззвучно двигались взад и вперед, хлопая себя по коленям и пяткам. Он выключил телевизор и в гаснущем экране увидел более ясное отражение двух человек в пальто, стоявших в конце прохода. Значит, и второй вернулся.
- Видите этих двоих? - указал кивком Аркадий. - Сомневаюсь, что они попробуют устроить что-нибудь американскому туристу, но могут и не знать, что вы турист.
- Они ехали за нами от самого гаража, - сказал Кервилл, глядя в экран. - Я думал, что ваши.
- Нет.
- Выходит, Ренко, с вами не ахти как много народу.
Выйдя на Петровку, Аркадий с Кервиллом пошли в разные стороны. Аркадий направился в сторону управления милиции, а Кервилл в гостиницу "Метрополь". Пройдя полквартала, Аркадий остановился и закурил. Улица была полна закончивших работу людей, которые не спеша брели, разглядывая витрины универмага. Он разглядел вдали могучую фигуру Кервилла, который, как царь, величественно двигался сквозь толпу, прокладывая путь свите - тем двоим в пальто.
Аркадий отправился искать цыгана.
Зеленый грузовик был раскрашен оранжевыми пятнами, голубыми звездами и кабалистическими знаками. Голый младенец спустился со ступеньки грузовика, заковылял к костру, по цветастым юбкам матери вскарабкался к ней на колени и прильнул к ее смуглой груди. Вокруг костра со старым цыганом сидели полдюжины подростков и девочек. Остальные мужчины расположились на крыше легковой машины, все в грязных костюмах, мятых шляпах и с усами, даже у самого младшего нежный пушок над верхней губой. За ипподромом садилось солнце.
Цыгане, словно рои мух, расположились на всех газонах вокруг скакового круга. Его цыгана, однако, не было видно. Он, как и догадывался Аркадий, исчез. Так или иначе, он знал, что его заложил не Лебедь.
* * *
В квартире было так тихо, что он поначалу подумал, что она ушла, но, пройдя в спальню, увидел, что она, скрестив ноги, сидит на кровати. Она была в. своей одежде, севшей в результате неумелой стирки.
- Теперь вы выглядите лучше.
- Разумеется, - ответила она.
- Проголодались?
- Если вы собираетесь есть, я тоже поем.
Она проголодалась. Проглотив тарелку щей, заела плиткой шоколада.
- Зачем вы вчера вечером встречались с Осборном?
- Я не встречалась с ним, - не спрашивая, она взяла у него из рук пачку сигарет.
- Почему вы считаете, что Осборн натравил на вас этих людей?
- Не понимаю, о чем вы говорите.
- На станции метро. Я там был.
- Тогда себя и допрашивайте.
- Вы считаете, что это допрос?
- Этажом ниже сидят люди и записывают этот допрос, - спокойно сказала она, выдыхая дым и глядя сквозь него. - Это дом осведомителей КГБ, а в подвале камеры пыток. - Если вы в этом убеждены, то вам надо было уйти.
- Разве я могу уехать из страны?
- Сомневаюсь.
- Тогда какая разница, нахожусь ли я в этой квартире или где-нибудь еще?
Подперев подбородок руками, она внимательно разглядывала Аркадия своими темными глазами, один из них незрячий.
- Неужели вы и впрямь думаете, что так уж важно, где я нахожусь и что я говорю…
В квартире было темно, он забыл достать лампочек. Ирина стояла у стены - казалось, она опиралась о тень.
Она курила наравне с ним. Высохшие волосы мелкими кольцами обрамляли лицо и тяжелыми локонами ложились на спину. Она все еще была босая. Севшая одежда туго обтягивала грудь и бедра.
Она меряла шагами комнату, курила, обдумывая очередную ложь. Он не сводил с нее глаз. В слабом свете уличных фонарей он видел лишь отдельные черты - изгиб щеки, четко очерченные губы. Крупные черты лица, длинные пальцы, длинная шея, длинные ноги. Время от времени он ловил ее взгляд, подобный ослепительному отблеску света на воде.
Он видел, что ей известно, какое впечатление она на него произвела. Но он также знал, что, дай он малейшую уступку чувствам, и он окажется у нее в плену. Тогда ей даже не будет нужды лгать.
- Вы же знаете, что Осборн убил вашу подругу Валерию, Костю Бородина и американца Кервилла, и, несмотря на это, даете ему возможность поступить с вами таким же образом. Вы фактически вынуждаете его к этому.
- Мне эти имена незнакомы.
- У вас у самой были подозрения, поэтому вы пошли к Осборну в гостиницу, как только услыхали, что он снова в Москве. Эти подозрения возникли у вас, как только я появился на "Мосфильме".
- Господин Осборн интересуется советским кино.
- Он сказал вам, что они благополучно выехали из страны. Я не знаю, что он рассказал вам о том, как их вывозил, но он действительно ввез Джеймса Кервилла. А вам не приходило в голову, что выехать из Советского Союза, особенно троим, значительно труднее?
- Да, конечно, я часто об этом думаю.
- И что проще убить их? Куда, он сказал, они уехали? В Иерусалим? Нью-Йорк? Голливуд?
- Какое это имеет значение? Вы утверждаете, что их нет в живых. В любом случае теперь вам их не достать…
В свете сигареты она глядела с видом морального превосходства.
- Солженицына и Амальрика выслали. Палаха довели до самоубийства. Файнбергу на Красной площади выбили зубы. Григоренко и Гершуни бросили в сумасшедший дом, чтобы свести там с ума. Некоторых вы бросаете в тюрьмы по одному: Щаранского, Орлова, Мороза, Баева. Других бросаете пачками, как офицеров Балтийского флота. Некоторых бросаете тысячами, как крымских татар…
Ее понесло. Аркадий видел, что это был ее счастливый случай. Перед ней был следователь, и она выпаливала слова, словно пули, предназначенные всей армии следователей.
- Вы нас боитесь, - говорила она. - Вы знаете, что нас не остановить. Движение растет.
- Да нет никакого движения. Неважно, правы вы или ошибаетесь, но движения просто не существует.
- Вы слишком напуганы, чтобы о нем говорить.
- Наш разговор походит на спор о цвете, который никто из вас не видел.
Он был чересчур мягок с ней, решил Аркадий. Она воздвигала между ними такую стену холода, что скоро ее будет не достать.
- Итак, до того как провалились в университете, вы переписывались с Валерией? - начал он заново.
- Я не провалила ни одного предмета, - бросила она. - Вы знаете, что меня исключили.
- Отчислили, исключили - какая разница? Вас вышвырнули, потому что вы заявили, что ненавидите свою страну. Страну, которая дала вам образование. Это же глупо, все равно что провалиться на экзамене.
- Думайте что хотите.
- После этого вы ходите на задних лапках перед иностранцем, который убил вашу лучшую подругу. Простите, забыл, для вас это политика. Вы скорее поверите самой невероятной лжи американца, у которого на руках кровь, чем правде, сказанной одним из своих.
- Вы для меня не свой.
- Вы не насквозь фальшивы. Костя Бородин, бандит он или не бандит, был по крайней мере настоящим русским. Он-то хоть знал о вашем фальшивом нутре?
Она слишком глубоко затянулась, и огонек сигареты осветил ее внезапно побагровевшее лицо.
- Если Костя хотел бежать из страны, у него на то были причины - он бежал от закона, - продолжал Аркадий. - Любой скажет, что причина веская. Иначе бы он остался. Скажите, что думал Костя о ваших антисоветских истериках? Небось он не раз говорил Валерии, что за штучка эта ее подружка Ирина Асанова? Он бы и сейчас так сказал, будь он жив.
- Вы отвратительны.
- Так что же сказал Костя-Бандит, когда узнал, что вы политическая диссидентка?
- Вот это вас и пугает - мысль о том, что у вас под крышей обитает диссидентка.
- Да напугали ли вы кого за свою жизнь? Только откровенно! Кому нужны так называемые интеллектуалы, которых вышвырнули из школы, за то что они помочились на флаг? Так им и надо!
- Вы когда-нибудь слыхали о Солженицыне?
- Я слыхал о его счете в швейцарском банке, - поддел ее Аркадий. Она хотела сразиться с чудовищем? Ну что ж, она получит больше, чем ожидала.
- Или о советских евреях?
- Хотите сказать, сионистах. У них своя советская республика, что им еще нужно?
- Или о Чехословакии?
- Вы имеете в виду, что, когда Дубчек под видом туристов ввел солдат из фашистской Германии, чехи обратились к нам за помощью? Станьте же взрослой. Вы когда-нибудь слыхали о Вьетнаме, Чили или Южной Африке? Ирина, может быть, у вас просто невелик кругозор? Похоже, вы считаете, что Советский Союз - это чудовищный заговор с целью лишить вас счастья.
- Вы не верите тому, что сами говорите.
- А теперь я скажу вам, что говорил Костя Бородин, - Аркадия уже было не остановить. - Он считал, что вы хотели испытать удовольствие от того, что вас преследуют, да не хватало духу нарушить закон.
- Это лучше, чем быть садистом, но не иметь мужества пустить в ход кулаки, - ответила она.
В глазах появились злые слезы. Он был поражен. Даже почувствовал запах соли. Она сражалась, хотела она того или нет. Иными словами, пролилось немного крови. Как бывает в бою, военные действия переместились на другое поле, в данном случае в спальню, единственное место, где можно было сесть.
Они сели по разные стороны кровати и потушили сигареты о тарелки. Она, смело подняв голову и скрестив руки на груди, приготовилась к новой атаке.
- Значит, вы хотите иметь дело с КГБ, - вздохнул он. - С палачами, убийцами, зверями в человеческом обличье.
- А разве вы не собирались передать меня им?
- Собирался, - признался он. - По крайней мере, думал.
Она следила, как вдоль окон взад и вперед скользил его силуэт.
- Я вам не говорил, как Осборн все это осуществил? - спросил он. - Они катались на коньках - он, Валерия, Костя и Кервилл. Об этом, правда, вы знаете, ведь вы же давали Валерии коньки. Известно вам и то, что Осборн покупал русскую пушнину, хотя, возможно, вы не знаете, что он попутно является осведомителем КГБ. Вам, разумеется, это неинтересно. Одним словом, покатавшись немного по парку, они остановились на поляне перекусить. Осборн - человек богатый, принес с собой все, что надо.
- Вы же все это сочиняете на ходу.
- Мы располагаем сумкой, в которой он принес закуску, - достали ее со дна реки. Итак, в то время когда все заняты едой, Осборн направляет сумку в сторону Кости. В сумке пистолет. Он убивает Костю первым, выстрелом в сердце, затем Кервилла, тоже в сердце. Раз, два - и готово. Со знанием дела, не правда ли?
- Вас послушать, будто вы сами там были.
- Я только одного не могу понять, и тут вы можете мне помочь, почему Валерия не стала звать на помощь, увидев, что ее спутники убиты. Даже если учесть, что из динамиков по парку разносилась громкая музыка. Она даже не пыталась кричать. Спокойно стояла рядом с Ос-борном, когда он целил ей в сердце. Почему Валерия так держала себя, Ирина? Скажите мне, вы же были ее лучшей подругой.
- Вы забываете, - ответила она, - что я знаю законы. В Уголовном кодексе есть статья, согласно которой все невозвращенцы являются государственными преступниками. Вы пойдете на все, чтобы добраться до них или до любого, кто им помогал. Откуда мне знать, что нападение в метро не было подстроено? Не вы ли сами его планировали? Или вы вместе с КГБ? Так же как и трупы, которые, по вашим словам, находятся у вас, - откуда они взялись? Вы утверждаете, что Осборн кого-то убил. Можно наугад схватить любого ни в чем не повинного туриста и потащить его на Лубянку.
- Осборн не сидит на Лубянке - у него там друзья. Они его ограждают. И чтобы оградить его, они убьют вас.
- Это они-то защищают американца?
- Тридцать пять лет он регулярно приезжает в Советский Союз. Привозит с собой миллионы долларов, доносит на советских артистов и танцоров, подкармливает таких дурочек, как вы с Валерией.
Она закрыла уши руками.
- Сейчас речь не о нем, а о вас. Вы всего-навсего хотите узнать, куда послать своих наемных убийц.
- К Валерии? Да я в любое время найду ее в холодильнике, что в подвале на Петровке. У меня пистолет, из которого Осборн ее убил. Мне известно, кто ждал его после убийства. Знаю, в какой машине. У меня есть фотографии из Иркутска, на которых Осборн снят с Валерией и Костей. Я знаю о церковном ларце, который они для него делали.
- Да такой американец, как Осборн, мог купить двадцать ларцев в двадцати различных местах, - не уступала ни на шаг Ирина. - Вы же сами упоминали о Голодкине. Голодкин мог продать ему ларец, и ему не было нужды уезжать из страны. Тому было достаточно денег, а у Осборна, как вы сами сказали, миллионы долларов. Тогда зачем бы ему везти из Иркутска Валерию и Костю Бородина? Почему именно их?
Он мог разглядеть темные впадины глаз на ее лице, руку, безвольно лежащую на бедре. Даже в темноте он ощущал, насколько она утомлена.
- Во время войны Осборн таким же образом убил трех пленных немцев. Он отвез их в лес под Ленинградом, угостил шоколадом и шампанским, а потом застрелил. За это получил медаль. Я не лгу - можете сами прочесть в книгах.
Ирина не ответила.
- Что вы собираетесь делать, если выберетесь из этой истории? - спросил он. Стать главной диссиденткой и разоблачать следователей? У вас это хорошо получается. Или асе захотите вернуться в университет? Я бы дал рекомендацию.
- Вы хотите сказать, стать адвокатом?
- Да.
- Думаете, это такое уж большое счастье?
- Нет, - Аркадий вспомнил Мишу.
- Тот режиссер, - тихо сказала она, - ну тот, что предлагал мне итальянские сапожки. Он предлагал мне выйти за него, замуж. Вы видели меня голой - я ведь не такая уж уродина, а?
- Ничуть.
- Может быть, так и сделать? Выйти замуж, иметь свой дом, исчезнуть.
После долгих споров ее голос был таким тихим, будто слышался из другой комнаты.
- Дело в том, - сказал Аркадий, - что все, о чем я вам рассказал, - либо до мельчайших тонкостей продуманный обман, либо голая правда.
Услышав ровное дыхание, он понял, что она заснула, и накрыл ее одеялом. Подошел к окну, поглядел, не видать ли чего необычного в окнах напротив или на Таганской улице, и улегся на другом краю кровати.
14
На улицах, ведущих к Красной площади, наносили красные линии. Офицеры измеряли ширину проезжей части. Устанавливались площадки для телекамер.
За десять лет совместной жизни с Зоей при двух процентах годовых у них на книжке накопилось 1200 рублей. Она их сняла все, кроме 100 рублей. Мужчина может опередить убийц, но не свою жену, бывшую жену, поправил себя Аркадий.
Возвращаясь из сберкассы, он заметил очередь и расщедрился на двадцать рублей - купил красно-бело-зеленую косынку с узором из пасхальных яиц.
Андреев закончил работу.
Убитая в Парке Горького Валерия Давидова ожила. Глаза блестели, на щеках играл румянец, живые красные губы приоткрыты - вот-вот заговорит. Она оставалась безмолвной, но только усилием разума можно было подавить впечатление, что это не живая плоть, а пластилин, что это не естественный цвет лица, а мертвый румянец и что стекло не способно видеть. И, что казалось совсем невероятным, - у этой, по всей видимости, живой головы не было тела. Шея неустойчиво покоилась на гончарном круге. Аркадий не считал себя суеверным, но и у него мурашки пробежали по коже.
- Я изменил цвет глаз на темно-карие, - сказал Андреев, - чтобы подчеркнуть румянец щек. Парик итальянский, из натуральных волос.
Аркадий обошел вокруг головы.
- Это ваш шедевр.
- Да, - с гордостью признал Андреев.
- Могу поклясться, что она собирается что-то сказать.
- Она и говорит, следователь. Она говорит: "Вот она я!" Забирайте ее.
С круга на него глядела Валерия. Не так потрясающе красива, как Ирина, но очень мила, носик поменьше, лицо пошире, попроще. Такое лицо ожидаешь увидеть улыбающимся из-под пушистой песцовой шапочки где-нибудь на зимней прогулке. А мимо пролетают снежинки. Хорошо катается на коньках, всегда веселая, жизнерадостная.
- Пока не время, - сказал он.