Отстегните ремни - Катерина Кириченко 16 стр.


- Угу. Одолжил у меня денег лет пять назад, когда был в Амстердаме, и с тех пор пропал. Не годится. Он за свои триста долларов удавится. Прятался от меня год, а в конце заявил мне, что если я буду продолжать пытаться получить свои деньги обратно, то выбьет мне зубы! Представляешь вообще такое? Зубы, Маш!

На меня накатывали усталость и апатия.

- Слушай, ну у тебя тут вообще нет почти русских имен. Все какие-то твои амстердамские знакомые. А если русские и попадаются, то без телефонов в основном. - Машка пощелкала мышкой еще с минуту. - Семенович Лена?

- О, нет! Эта у нас теперь совсем гламурная стала. Она и раньше-то была не семи пядей во лбу, а теперь вообще, наверное, крышей поехала от богатства. Она приезжала ко мне как-то, не вылезала все время из бутиков типа "Chanel". Я не пойду к ней такой беженкой и с такой историей ни за что! Быстрее на вокзале заночую! Черт, был бы паспорт, пошла бы в нормальный отель. Надо завтра идти в голландское посольство, пусть хоть какой-то документ мне выдадут, что ли. Невозможно так бомжевать-то! Ты там что, уже до буквы "С" добралась? Ужас какой! И никого нету?!

- Да погоди ты со своим посольством! Завтра, точно тебе говорю, найдется твой не-олигарх и все решит. Получишь и сумку, и свой паспорт! Вот еще смотри: Суворов Гриша?

- О! А это вариант, кстати! У нас роман был довольно серьезный, но мы так нормально с ним расстались в свое время, без особых драм, типа остались друзьями. Он потом женился, нарожал, но приезжал ко мне в гости с семьей, жил у меня несколько раз, чтобы на отеле сэкономить, я их кормила ужинами, на машине возила туда-сюда, так что по идее должен хотеть отблагодарить. И квартиру купил недавно новую, где-то в центре, вроде комнат там много, говорил. Давай телефон!

Машка продиктовала номер. На этом моя телефонная книжка себя полностью исчерпала.

- Ксень! Ну я улетаю завтра… - сказала Машка на прощание. - Если б я знала, что тут такая засада начнется, я б не поехала. Но не пропадать же теперь путевке? У нас в банке супержестко с отпусками: или сейчас я иду, или уже зимой. Понимаешь? Твой Макс найдется завтра! Точно! Но имэйлы тебе с утра уже самой проверять надо. Я рано утром выхожу из дома. У нас вся Москва в интернет-кафе, не боись. Напиши мне завтра, как и что, ладно?

- Угу, - сказала я.

- Ну хочешь, я завтра никуда не поеду?

Мне стало ужасно неловко оттого, что мои проблемы начинают портить жизнь окружающим. Предупреждали же меня все, и мама, и папа, - не связываться с русскими богатыми бизнесменами! Да я и сама не рада была с самого начала, что у него такой крупный бизнес, и денег столько. Как чувствовала, откуда проблемы придут!

- Не, Мань! - категорически заявила я. - Езжай! Завтра Макс найдется, и все будет нормально. Я пересижу до завтра у Гриши. Я тебя целую!

- Да? Ну, я тогда поеду? Ты не грусти только, все уляжется само… Есть такой фактор утряски, он всегда срабатывает! Потом еще ржать будем над всем этим!

- Угу, будем, - согласилась я и повесила трубку. Долгие прощания всегда как-то особенно рвали мне душу.

Набрав Гришу, послушала длинные гудки. Сердце замирало: а что если он просто не в Москве? Или изменился номер? Но к моему облегчению, через минуту Гриша прокашлялся в трубку и как будто нехотя промычал: "Суворов".

Рассказав ему очень вкратце о случившейся со мной беде, я откровенно и без ложной скромности (куда уж в моем положении скромничать?) сформулировала свою просьбу: "поесть и поспать одну ночь".

Получив принципиальное согласие и выйдя из автомата, я пересчитала оставшиеся в карманах джинсов деньги. Выходило, что у меня осталось еще две тысячи четыреста рублей.

Как человек приличный, к тому же не просто идущий в гости, а также рассчитывающий на нормальный горячий ужин, я не могла себе позволить прийти с пустыми руками, а потому завернула в "Перекресток" за бутылкой вина. Хорошо бы было также раскошелиться и на какой-нибудь десерт, но, взвесив все факты и придя к выводу об отсутствии абсолютной уверенности в том, что Макс найдется завтра прямо с утра, я решила оставить десерт до следующего раза и сохранить хоть сколько-то денег на утро. Тем более что за сегодняшний день мне удалось вывести прямо пропорциональную зависимость между Дашиным хорошим настроением и покупаемыми мною ей шоколадками и мороженым.

Наверное, я порчу ребенка, - усомнилась я на минуту в правильности своей стратегии. Но тотчас представила детские слезы и решила, что за пару дней ничего страшного не произойдет, а вот верну ее родителям, и они дальше сами разберутся с вопросами питания и воспитания. Справедливости ради надо было отметить, что и без меня девочка была уже ужасно избалована.

Цены на импортное вино в "Перекрестке" просто удивляли своей неадекватностью! Если в Амстердаме за пять-семь евро можно купить вино совершенно нормального качества, то здесь за эти деньги предлагались только какие-то пластиковые пакеты с краниками или потасканного и какого-то неправильного вида полусладкие и сладкие столовые вина. Откуда у россиян такая страсть к сладкому вину? Потому что жизнь, что ли, такая кислая?

Кое-как выбрав нечто более-менее сносное на вид, прилично выбившись из своего скудного бюджета, и решив, что это очередная дань, уплаченная мной странной стране, где с людьми происходят столь невероятные истории, как со мной сегодня, я подняла руку и остановила очередного хачика.

- Хлебный переулок, двести рублей, - назвала я Гришин адрес в приоткрывшуюся дверь "Жигулей". Двери они тут открывали, надо думать, потому что ручки стеклоподъемников в половине таких машин были отломаны начисто.

Смерив меня надменным взглядом, пожилой кавказский орел покачал головой:

- Чэтырэста рублэй и поэхали.

Я закатила глаза, взывая его к здравому смыслу и совести:

- Тут езды на двадцать минут. Двести пятьдесят.

- Триста пятьдэсят, красавица! - настаивал орел.

- О’кей, триста, - сдалась я, ломая ногти о ручку неоткрывавшейся задней дверки.

Кое-как разместив себя и полуспящую уже девочку на перекошенном заднем сиденье, почему-то застеленном чем-то вроде волосатого мехового пледа, я услышала подкосивший меня вопрос:

- А Хлэбный пэрэулок - это вообщэ гдэ?

Господи! Он, оказывается, торговался о цене, понятия не имея, где находится Хлебный переулок!

У меня начинали сдавать нервы и заканчиваться терпение от окружавшего меня нелогичного бардака и полной неорганизованности этого заколдованного города!

* * *

Фонарь у нужного мне подъезда, как обычно в таких случаях, не работал. Посветив себе зажигалкой, я набрала номер квартиры и нажала кнопку с ключиком. В громкоговорителе сначала что-то зашуршало, и потом громом прямо мне в уши раздался неотрегулированный Гришин голос:

- Кто там?

- Гриш, это я, Ксения, - я попыталась говорить бодро, чтобы скрыть съедавшую меня неловкость за свое непрошенное ночное вторжение.

- А! Входи. Последний этаж. До пятого доедешь на лифте, а там пешком до седьмого, дальше лифт не ездит, сломан, - буднично объяснил орущий на весь двор голос и отключился.

В двери что-то зажужжало, и, надавив всем весом на тугую железную дверь и пару раз хорошенько боднув ее плечом, я вошла в подъезд. Свет и тут почти не работал, только впереди у лифта тускло светила маленькая голая лампочка.

Подъезд еще довоенного Гришиного дома сильно смахивал на бомбоубежище времен Второй мировой. Облупившаяся и свисавшая пластами штукатурка, груда рекламных проспектов не первой свежести, валяющаяся прямо на полу под лестницей, зачем-то посаженный кем-то фикус в алюминиевой кадке, разумеется, давным-давно засохший, и спертый запах никогда не проветриваемого помещения. В конце довольно длинного холла с четырехметровыми потолками - три ступеньки наверх к узкой решетчатой двери лифта. Нажала обугленную и сожженную насквозь кнопку вызова лифта. Лампочка внутри отсутствовала, и понять, что лифт вызвался, можно было только по глухому и ржавому гудению, послышавшемуся откуда-то сверху. Желания садиться в полусломанный агрегат у меня совсем не было, еще застрянешь здесь ночью, вот вопрос ночевки сам и решится (в то, что служба спасения приедет раньше утра, как-то не верилось), но, посмотрев на стоящую рядом и почти спящую Дашу, я решилась-таки на поездку в лифте. По всему было видно, ребенок пешком на последний этаж не дойдет, а о том, чтобы ее понести - уже вопрос не стоял. Я устала за сегодняшний день просто до предела и мечтала только о горячем ужине и глотке любого, можно уже даже сладкого вина. В голову пришла еще одна догадка: магазины забиты сладким вином не потому, что люди его сознательно выбирают, а потому, что закупщикам оно выходит дешевле, а народу после целого рабочего дня в Москве, возможно, просто абсолютно уже безразлично, чем залить остатки вечера.

Лифт ехал не спеша и пугал меня своими угрюмыми скрежещущими звуками, но, как и обещал хозяин квартиры, с задачей все-таки справился и довез нас до пятого этажа. Механически читая нацарапанные надписи на стенах и обогащая свой лексикон новыми словами, я дотащилась пешком до нужного этажа. Массивная железная дверь была приоткрыта, из щелочки лился приятный домашний свет. Наконец-то! - вздохнула я с облегчением и вошла в прихожую.

Контраст с облезлым подъездом был, прямо скажем, разительный! Стоящий посреди обширной прихожей Гриша заметил удивление в моих глазах и с улыбкой широко повел рукой по сторонам, призывая меня оценить все это евровеликолепие.

- Вот! Мы ремонт сделали. Дверь смотри, какая! Фирма так и называется: "Дверь по прозвищу зверь", - Гриша хохотнул. - Рад тебя видеть, дорогая!

Гриша как-то невероятно не вписывался в свою от-евро-ремонтированную квартиру. Вид имел по-московски усталый, одет был в типичные для столицы серо-буро-малиновые цвета, да и сидели на нем его майка и не первой свежести джинсы как-то мешковато. Завершали образ растрепанные и сальные русые волосы в стиле "арт-работник", длинной челкой спадавшие ему на лоб. Квартира же, наоборот, лоснилась, на мой вкус, излишне белыми цветами, позолоченными дверными ручками и лакированными плинтусами неизвестной мне породы дерева.

- Уф! Ну, привет! - устало улыбнулась я, протягивая ему полиэтиленовый пакет с бутылкой вина. - Извини, что без торта. Я слегка сегодня на мели. И вино сразу клади в морозильник, оно у вас продается неохлажденным, сорри. А я и так подозреваю, что это полная гадость, и теплым оно в нас просто не пойдет.

Гриша взял вино и перевел глаза на мою спутницу:

- А это кто с тобой?

- Дочка, но не моя. Временно считай моя. У нее папа - олигарх, да? - подмигнула я девочке.

Даша серьезно кивнула, подтверждая информацию о папе, и как вежливая девочка, первая протянула Грише руку:

- Даша Аганова.

Гриша удивленно поднял брови, потряс Дашину ручку, представился и перевел вопросительный взгляд обратно на меня:

- И где ее Аганов? Ну, который олигарх?

- А вот это бы я и сама хотела знать, - сказала я устало. - Пошли есть, все расскажу.

На кухне тоже царил российский вариант евроремонта, который выражался в дорогой безвкусной мебели и полном отсутствии индивидуализма. Посреди этого великолепия сидела Гришина жена - молодая еще девица в цветастом шелковом халате и в странных не домашних тапочках на высокой платформе. Вместо запахов горячей еды в нос ударил едкий ацетон, - расположившись на пустом обеденном столе без малейших намеков на предстоящее угощение, девица увлеченно занималась маникюром. Перед ней были разложены загадочного назначения хромированные инструменты, несколько баночек лака и розовые ватные шарики.

Не отрывая глаз от ногтей, девица поздоровалась.

Я забеспокоилась. Признаков приближающегося ужина определенно нигде не было заметно. От страшного подозрения, что кормить меня не собирались, в моем животе, который давно справился с "Биг-Маком", полученным им уже пять часов назад, немедленно раздался громкий стон. Я оглянулась проверить, услышали ли его гостеприимные хозяева. Нет, они как будто не расслышали его, по крайней мере, не подали вида.

- Тебе налить твоего вина? - спросил Гриша.

- Ну, я же говорила: оно теплое… Может, его сначала в морозильник все-таки ненадолго? - растерялась я от такой негостеприимности. - А мы бы пока выпили ваше, если оно холодное…

Гриша с сомнением заглянул в холодильник:

- Вино? Есть только водка. Зато холодней не бывает. Будешь? Закуски, правда, никакой. Могу сварить пельменей впрочем, ща гляну, если они не просроченные.

Да-с, меня тут явно рады видеть, отметила я. Сделав круг почета по кухне и сама придвинув себе стул, я попыталась закурить и тотчас узнала, что в доме еще и не курят.

- Иди на балкон. Там, правда, банки краски после ремонта и все такое, - пояснил Гриша, - но встать можно. Только не прислоняйся ни к чему, грязно.

Жена не поднимала на меня глаз, увлеченно намазывая кончик ногтя противным алым лаком. Курить расхотелось. Захотелось немедленно уйти. Но идти было некуда. Узнав, что хозяева дома почти не готовят, я выпросила раскладушку для ребенка и пошла укладывать Дашу. Из кухни до меня донесся приглушенный шепот супругов. Это она на него наезжает за то, что он меня пустил, - показалось мне.

На меня опять навалился приступ одиночества, и только смотревшие на меня глазки Даши казались мне теплыми и живыми. Ничего, думала я, гладя засыпающую девочку по голове, завтра найдется Макс и все кончится. Макс уже казался мне почти полубогом, который спустится прямо с небес и как-то исправит все это недоразумение. Это же не мои проблемы, а вообще-то его, - вспомнила я. Но, как я верно заметила сегодня Машке, воспринимались они пока очень даже моими.

Закрыв дверь в детскую, я постояла в темноте прихожей, глядя на себя в зеркало. За сегодняшний день я осунулась, нос стал острым, под скулами нарисовались тени. Или это просто плохое освещение?

- Рассказывай, как ты дошла до жизни такой, и что вообще в Москве забыла, - сказал Гриша, когда я вернулась на кухню.

Согласившись на пельмени, узнала, что варить я их тоже буду сама.

- Я ногти иначе смажу, - пояснила сидящая в халате Гришина стерва.

- А сметана есть? - спросила я ее через плечо.

- Не-а. Хочешь - сходи. Тут недалеко на Новом Арбате "24 часа" гастроном. Заодно купила бы нам хлеба на завтра. И сыра тоже можно, или нарезок каких, или и того, и другого.

Мне предлагалось поработать у них домработницей?

Улыбнувшись приторной улыбкой, я решилась на пельмени без сметаны.

- Как у вас жизнь? - спросила я девицу, наливая воду в кастрюлю.

- Да супер! Здесь сейчас такой подъем! Не знаю, что вы там в своей эмиграции просиживаете? - девица с неодобрением покосилась в мою сторону. - Крышку-то возьми к кастрюле. Все упустите вы там в жизни! Гриша вон тоже в порядке, наконец… Были у нас тяжелые времена в стране. Но прошли.

Гриша присел на табуретку и с готовностью кивнул:

- Все поперло. Кино. Театр. Выставки всякие…

Я опять приторно улыбнулась, отчего скулы слегка неприятно свело.

- А соль есть?

- Соль? Гриш, дай ей соли. Колбасная ваша эмиграция, все лишь бы пожрать… Вон Гриша сейчас музыку пишет на киностудии.

- К фильму?

- Бери выше. К сериалу! За них знаешь какое бабло сейчас платят? Да и перспективы засветиться где надо… Ты в магазин-то не сходишь все-таки?

Я промычала нечленораздельный звук, который должен был показать мое голодное колбасное восхищение перед их творческими карьерами и одновременно отказ от предложения пойти в магазин. Вышло у меня типа: "Ооуэннн". Нет уж! Раз вы тут такие неголодные, то и сидите с утра без хлеба. Сварила пельмени, расплавила на них кусочек масла, для чего пришлось самой найти масленку в холодильнике, присела за стол.

Рассказывать свою печальную историю мне почему-то расхотелось. Да они и не горели желанием ее услышать. Спрашивали, что со мной произошло, но тотчас перебивали и начинали говорить сами. Казалось, им просто не терпелось рассказать мне о своих карьерах. Меня такое положение дел в принципе устраивало, хотя в глубине души росла и крепла обида. И за то, что не покормили, и за отсутствие интереса к моим проблемам. И даже сломанный лифт, заставивший меня идти на их этаж пешком, казался мне частью их равнодушия. А как они неприкрыто были рады подчеркнуть хоть где-то в чем-то свое превосходство!

Под завязку, обсудив все детали их творческих успехов, Гриша спохватился:

- Квартиру-то я тебе так и не показал. У нас такой ремонтище, все итальянское, не хуже уже, чем у вас.

Я поняла, что должна за ночлег еще и комплименты квартире. Похвалив все, что только было можно, я вышла покурить на балкон.

Вино оказалось премерзким даже после морозильника, и настроение было ему соответствующее. Подо мной дремал ночной город, слабо освещенный огнями в переулке. Я представила, что где-то там сидит Саша, с моим голландским паспортом в руках, курит и гасит окурок о мою фотографию. Представила себе чихающего Коляна и его напарника, потом спящую маму, не подозревающую о грозящей ей из-за меня опасности, и на глаза опять стали наворачиваться слезы.

Гриша вышел за мной.

- Дай сигаретку, - сказал он. - И не обращай внимания на Ольгу…

- Большая вышла проблема?

- Да не-а… Ну так. Один вечер она потерпит. У нее это постфактум, типа ретроспективной ревности.

- А когда ко мне в Голландию приезжали, не было ревности?

Гриша попинал ногой банку с краской и вздохнул:

- Зря ты… Я б тебя сам-то тут оставил на сколько угодно. Но… Чего там у тебя случилось-то вообще?

Слегка посомневавшись, я все-таки отдалась съедавшему меня желанию выговориться и рассказала ему самую краткую версию. Про папу-бизнесмена и Дашу, как убежала от бандитов и не могу пойти домой, как смертельно от всего этого устала. И правда очень голодная. Мне хотелось, как раньше когда-то, положить голову Грише на плечо, и пусть он меня погладит или поцелует, что ли, если других способов ласки ему не придумать. Человек вообще так устроен: когда он чувствует душевное тепло и сострадание - то всегда выливает это в сексуальную форму. Не по несостоятельности души чувствовать чуть выше, а просто по наработанной человечеством привычке. Любовь у людей - всегда ниже пояса. Но Гриша вдруг повел себя очень неожиданно. Как раз в тот момент, когда я уже почти склонила голову ему на плечо, он сделал шаг назад, скрестил руки на груди и выдал:

- Ну, я думаю, в общем ты все это заслужила.

Три, четыре… нет - куда больше противоречивых мыслей одновременно возникли у меня в голове, покрутились в бешеном водовороте и сложились в один витиеватый знак вопроса. И даже начинающиеся уже слезы мгновенно подсохли от удивления.

- ЧТО?! - спросила я. - Почему заслужила? Чем?

- Ну у тебя это определенно кармическое, - уверенно констатировал мой собеседник.

Господи боже! Я сначала наивно подумала, Фрейдом сейчас запахнет, а тут уже просто Сай Баба какой-то начался. Кармическое! Причем "определенно"! Я потрясла головой, отказываясь верить в такой бред, и вопросительно посмотрела Грише в глаза.

Назад Дальше