– У Келли масса энергии. Когда я с ней работал, мне казалось, она готова взяться сразу за сто дел. Деду она, судя по всему, в рот смотрела. Он был для нее вроде компаса, насколько могу судить. А когда он умер, – он постучал себя пальцем по лбу, – стрелка стала вертеться вхолостую, если понимаешь, о чем я. Думаю, она осталась на его земле в надежде, что обретет покой.
– Он дал ей землю до того, как она вышла замуж?
Бад испытующе поглядел на меня:
– Ты сегодня разговорчив как никогда. Нервничаешь перед свиданием, а?
– Так до того или после?
– По-моему, до того.
– Тогда чего ради она выскочила замуж?
– Ну, стопроцентной уверенности у меня нет. Но похоже, вопрос землевладения тут был вообще ни при чем.
– Ведь если у нее была вся эта земля и работа, ей вообще незачем было выходить замуж.
– Опять двадцать пять. Силой ее, что ли, под венец волокли? Она вышла по любви. Ты что-нибудь имеешь против Брэда Мерсера?
– Я с ним даже не знаком.
Муж меня не интересовал совершенно. Да и на свидание я опаздывал.
Я попрощался со всеми и направился к выходу. У порога услышал вопль Черча:
– Харли, мама говорит, галошики сегодня не понадобятся.
Дверь передо мной отъехала в сторону, и под общий смех я быстрыми шагами покинул магазин.
Встреча с Эшли была назначена в торговом центре у фонтана. Я все голову ломал, почему она выбрала это место, но только пока не свернул за угол у склада мануфактуры и не услышал девчоночий смех. Еще немного – и я бы сбежал, но тут одна из девчонок заметила меня и зашептала что-то на ухо Эшли. Та обернулась, помахала мне и как ни в чем не бывало продолжала болтать. Подружки встретили меня хихиканьем и глупыми кривыми ухмылками.
По правде, Эшли уже подцепила себе парня постарше. Примерного налогоплательщика, да еще и в целых трусах. Я ей на хрен был не нужен. Как и она мне. Ей просто хотелось повыпендриваться перед подруженциями.
Так мне и надо. Ишь, губу раскатал. Обмен круче не придумаешь: мою гордость на ее менжу.
Она обогнула фонтан и направилась ко мне. Я пожирал ее глазами. Фото в школьном альбоме кое о чем умалчивает.
– Привет, Харли, – сказала она.
– Привет, – буркнул я. – Надеюсь, я не опоздал.
– Мне без разницы.
Она подошла ближе и застыла. Прямо жертва богам какая-то.
– В смысле, я не хотел опаздывать на сеанс.
– Мне без разницы. Я это кино уже видела.
– Хочешь посмотреть другое?
Она повертела ладонью в воздухе и взяла меня за руку.
– Я их все видела.
И тащит меня к фонтану, чтобы подружки полюбовались.
Их было четверо, одна другой стоит. Все на одно лицо. Начесы. Подведенные глаза. Вишневая помада. Крикливые топики, шорты с бахромой и босоножки на каблуке.
Расселись по кирпичным лавкам у фонтана, выставили голые ноги и животы, вытянули шеи (так бы и ухватился). Надо ввести статью в уголовный кодекс: преднамеренное возбуждение. Я бы тогда вызвал охранников и девиц бы забрали. Всех, за исключением Эшли. Ею я занялся бы лично.
Оказалось, она не слишком разговорчива. Не сводила с меня умильных глаз и все теребила пряжку на босоножке. Мы уж в кино сидим, а она туфлю мучает. Как нагнется, низ спины наружу. Видно ложбинку между ягодицами. Даже хотелось поцеловать ее. Именно туда, не в губы.
О чем было кино, я не уловил. Какие-то визжащие подростки, письма с угрозами, трупы в багажниках. Хоть Эшли и заявила, что уже смотрела его, однако боялась не на шутку. То и дело хватала меня за руку. А ближе к концу и вовсе вцепилась мертвой хваткой. Правда, мне было плевать. Я все прикидывал в уме, сколько денег грохнул на эту халтуру, на поп-корн и пепси-колу. Если ты единственный кормилец в семье, это сильно портит удовольствие.
Из зала мы вышли, держась за руки. Эшли все озиралась: не попадется ли знакомый. На стоянке направилась прямым ходом к моему грузовичку. Я не мог понять, откуда она его знает. Разве что бывала у нас дома, пока я на работе. Потом до меня дошло: в машинах, которые привозили Эмбер в середине ночи, вечно было битком девчонок.
Я представил себе, как Эшли ходит в потемках вокруг грузовичка, поглаживает по грязному капоту и думает обо мне, а я беспробудно дрыхну в каких-то тридцати футах от нее в своих драных трусах.
Думаешь обо мне – хорошо. А вот от машины держись подальше.
Я открыл Эшли дверь и проследил, как она забирается в кабину.
– Не хочешь пиццы или чего-нибудь такого? – осведомился я.
– Ты не обязан, – ответила она.
Что означало: мне известно, что ты без денег. На лице у меня, наверное, выразилась такая ярость, что Эшли быстренько добавила:
– В смысле, я не голодна. Да и поздно уже.
– Отвезти тебя домой? – спросил я почти с надеждой.
– Маме без разницы, когда я приду.
– А папе?
– Мои старики развелись.
Эту фразу она произнесла с ущемленным достоинством человека, который восхищается самим фактом, но не одобряет мотивов, которые за ним стоят.
– А как же Дасти?
– Дасти? Ему-то какое дело?
Она потянулась к куче мусора на полу и схватила свадебную фотку родителей:
– Это твои старики?
Зараза, забыл прибраться.
– Фотка зацепилась за рамку, – объяснил я.
Она по-дурацки хихикнула.
– Ты похож на отца. Ой, извини. Я сожалею обо всем этом.
ОБО ВСЕМ ЭТОМ. Буквы поплыли у меня перед глазами, пухлые и мягкие, как будто гусеница из "Алисы в стране чудес" выдула их из своего кальяна. Я постарался проморгаться.
– Да, ВСЕ ЭТО и правда отстой, – сказал я.
– Эмбер очень переживала. В ней произошли такие перемены.
– Да, раньше она хоть на человека походила.
Она засмеялась. Смех сменился знакомым хихиканьем.
– Эмбер говорит, ты такой забавный.
Фотка по-прежнему была у нее в руках. Лиловый ноготь закрывал маме лицо. Мне захотелось ухватить ее сзади за шею и ткнуть мордой в стекло.
– Тебе домой не пора? – Я старался не глядеть на нее.
– Да нет пока.
– Чем займемся?
– Не знаю. Ночь такая теплая для этого времени года. Можем подъехать к водохранилищу. Одеяло у тебя в машине есть?
– Есть куртка.
Осколки стекла вонзятся ей в лоб и засверкают в лунном свете.
– Ладно, – сказала она.
Ночью в пятницу не нам одним пришла в голову мысль проехаться до водохранилища. Все эти машины – одни были закрыты и раскачивались на рессорах, на багажниках и капотах других сидели кучки подростков, пили и заливались смехом (пройдет пара лет, и они перестанут понимать, над чем когда-то смеялись) – взбесили меня.
– Давай лучше в городской парк, – предложил я Эшли.
Тут, кроме парочки на горке и другой парочки на качелях, никого не было. Я припарковал грузовичок задом к площадке для игр и радиатором к бейсбольному полю.
– Хочешь пойти туда? – Эшли не сводила глаз с круга питчера.
Умыть бы тебя. А то размалеванная, ужас. И это не добавляет тебе лет, наоборот, делает похожей на королев красоты среди детей, которые мелькают на телеэкране и обложках таблоидов. Особенно после того, как кого-нибудь из них убьют. Маленькая Мисс Очаровашка, Маленькая Мисс Физический Стимул, Маленькая Мисс Педофилия. Так Скип прикалывался. Филадельфийская Мисс Педофилия. В конторе заброшенной шахты мы соревновались, кто скажет эту фразу быстрее, и в руках у нас было пиво, которое мы, уже взрослые парни, сперли у отцов. Время маминых бутербродов с болонской колбасой миновало.
– Что мы будем там делать? – спросил я, вслед за ней посмотрев на круг.
– Не поняла?
– Чем займемся, говорю? – повторил я раздельно и медленно, словно говорил с умственно отсталой.
– Чем хочешь.
"А что я хочу?" – мелькнуло у меня. Вдруг она все не так поняла. Вдруг она думает, что ей предстоит выбирать между пятнашками и прятками? Вдруг это все – один большой прикол? С чего бы это Эмбер сводить нас? С каких пор она оказывает мне услуги? Сейчас Эшли пошлет меня подальше. А потом все расскажет Эмбер. И подруженциям. Сядут в кружок и пригвоздят меня к позорному столбу.
– Ты, что ли, считаешь меня уродиной?
Очень личный вопрос. Тон негромкий, доверительный.
– Да нет.
– Я на пилюлях.
Вот радость-то!
– Парни от этого прямо балдеют!
Голову мою прошила резкая боль.
– Понимаешь, о чем я? – прошептала она. – Резинка не нужна.
Руки у меня затряслись, но губы продолжали улыбаться. Меня раздирали противоречия. Очень хотелось вести себя так, как все ПАРНИ. Но что же делать, чтобы остаться собой?
– А не рано тебе хвататься за пилюли?
– Меня мама на них посадила. Чтобы я не испоганила себе жизнь, как она сама.
Она положила руку мне на бедро и придвинулась поближе. Я позволил ей поцеловать себя. Сам едва ответил. Она изумленно отшатнулась и уставилась на меня своими пустыми, будто внезапно ослепшими, глазами.
Я оттолкнул ее. Быть может, не соразмерил силу. Она въехала всем телом в дверь со стороны пассажира и ударилась голым локтем о ручку. Вскрикнула. И застыла в углу. Не от страха. От удивления.
Когда я запустил мотор, она опять накинулась на меня с поцелуями. Понеслась, словно бык на матадора. Я отмахнулся и попал ей по лицу.
Она стукнулась головой о боковое стекло и захныкала.
– Я соврал, – выдавил я. – Ты уродина.
Я поступил так ради ее же блага.
Не помню, как добрался до дома Келли Мерсер. Не помню, где оставил машину. То ли заехал домой. То ли бросил где-то на обочине. Вот и не верь после этого миссис Шанк, которая сказала Мисти, что я битый час простоял возле их дома.
Я отправился кружным путем, прошагал по рельсам, пересек ее ручей и вышел к дому с той стороны, где собаки не могли меня видеть. За стеклом в "джунглях" горел свет.
Не с кем словечком перемолвиться, вот что хуже всего. Ни Скипа рядом нет, ни папаши. Я уже большой, вполне мог бы поговорить с отцом про секс. Мы с ним как-то раз даже затронули эту тему. Когда я пошел на свое первое свидание с Бренди, он был дома и напутствовал меня словами: помни, несколько секунд экстаза не стоят целой жизни за рулем цементовоза. "Ну спасибо", – отозвалась мама с кухни. Эти "несколько секунд экстаза" запали мне в душу.
Келли сидела закинув свои длинные ноги на подлокотник белого плетеного кресла, на ней была длинная футболка и больше ничего. В руке она держала книгу, на полу стояла бутылка пива.
Нет, пожалуй, хуже всего было то, что жизнь никак не давала мне передышки. Да я ее и не хотел.
В комнате появился муж. Подошел к ней, пошлепал губами. Келли подняла голову от книги.
Если он ее коснется, я умру.
Глава 8
Мы со Скипом сговаривались убить Донни понарошку для прикола. Всерьез угрохать мы его никогда не собирались. Во всяком случае, я. По правде, Донни мне даже чем-то нравился, хотя я никогда не говорил об этом Скипу.
Донни весь лучился, до того был доволен жизнью. Такой весь из себя сонный, зажмурившийся, умиротворенный. Будто на солнышке лежит. Меня прямо завидки брали. Даже когда Скип орал на него или забрасывал дурацкими распоряжениями, Донни не выходил из себя. Как-то мы закрыли его в шкафу и забаррикадировали дверь на весь день в надежде, что задохнется. Я облился холодным потом, когда мы, вернувшись, постучали в дверь – и никакого ответа. Скип-то ничуть не волновался. Мы отодвинули от шкафа стулья, отперли дверь, и Донни как ни в чем не бывало выполз по-пластунски наружу. Я ночной червяк, говорит.
Конечно, я завидовал Скипу. Как-никак у него был младший брат, а у меня (до поры до времени) только Эмбер, говорящая тень, которая ни с того ни с сего могла пройтись колесом и которая все комнаты до единой провоняла своим арбузным блеском для губ. Если у тебя есть младший брат, ты на какое-то время можешь просто забыть о его существовании, и это здорово.
Я задумался насчет Донни, потому что Скип в своем письме не упомянул о брате ни словом. Письмо подвернулось мне под руку вместе с рецептом супа с макаронами и фасолью, что передала Келли Мерсер. Чтобы я написал кому-то письмо и забыл о девчонках, пусть они даже далеко? Да от мыслей о них никуда не денешься, хочу я того или нет.
Письмо Скипа видало лучшие дни. Некоторые слова стерлись, бумага залоснилась на сгибах. Я бы поехал к нему сию минуту, если бы деньги были. Куда бы еще временно наняться, чтобы подзаработать? Киоски с мороженым, кинотеатр для автомобилистов, курсы по мини-гольфу в самое ближайшее время будут нанимать работников. Некоторые уже наняли.
В рабочие дни я трудился с девяти до пяти и с семи до полуночи. В субботу и воскресенье выходило почти то же самое, но изредка выпадал и свободный день, вот как сегодня. Вполне можно продать пару порций мороженого Эшли и ПАРНЯМ и получить за это бабки, чем пытаться сварганить суп и получить за него одни попреки.
Бекон в кастрюльке трещал и шипел. Мне надлежало спассеровать его с мелко порезанным луком и двумя измельченными дольками чеснока в оливковом масле, которого у нас не было. Я плохо представлял себе, что значит "спассеровать". Уж наверное, не зажарить до черноты.
Я помешал бурую массу маминой деревянной ложкой. Масса липла к днищу Я уменьшил огонь и вывалил в кастрюлю банку цельных помидоров. Рецепт велел измельчить их, и я принялся давить помидоры ложкой. Из головы у меня не шла Эшли.
За спиной появилась Джоди, я почувствовал.
– Не надо, чтобы продукты пригорали, – проговорила она.
– Ты уверена? – спросил я, не поворачиваясь к ней лицом. – В рецепте сказано: пока не подрумянятся.
Джоди подскочила поближе и положила на стол записку:
ДАРАГОЙ ХАРЛИ
НАДЕЮСЬ ТЕБЕ ЛУДШЕ
ТВОЯ СЕСТРА
ДЖОДИ
Встал с кровати я сегодня точно не с той ноги. К тому же во второй половине дня. И вид у меня был не очень.
Джоди не уходила.
– Чего? – спросил я.
– К помидорам надо добавлять такие маленькие листочки.
– Извини. Шалфей закончился.
– Мама Эсме выращивает его у себя в саду.
Я продолжал помешивать в кастрюльке. К Джоди присоединилась Мисти. Девчонки принялись о чем-то шептаться.
– Ты прочел мою записку? – спросила Джоди.
– Да.
– Я от всей души.
– Спасибо.
– Пойдем в гольф-клуб?
– На работу наниматься?
– Что я тебе говорила? – прошипела Мисти.
Добавить соль и свежесмолотый перец. Варить на медленном огне десять-двенадцать минут.
– Свежесмолотый перец, – пробормотал я задумчиво и огляделся.
Взял мамину перечницу в виде фигурки амиша, щедро бухнул перца и поставил мужика на место рядом с парной фигуркой – его женой в черном чепце и с корзинкой яблок. В мужских фигурках всегда был перец, в женских – соль. Черное. Белое. Грешное. Добродетельное.
– Мудак, – прошептала Эмбер.
По кухонному кафелю она шлепала босыми ногами, я слышал. Голая, что ли? Я украдкой взглянул в зеркальную дверцу микроволновки. Трикотажный лифчик от бикини и шорты с кружавчиками. Как я переживу лето, если она собирается разгуливать в пляжном наряде? Купальник, в котором она щеголяла в прошлом году, впечатался мне в память, словно Десять заповедей в каменные скрижали.
– Я предполагала всякое. У тебя не встанет, ты засунешь не туда. Но чтобы ты ее ударил! Меня ты никогда не бил.
– Ты о чем?
Я крутанулся вокруг оси и забрызгал ей весь голый живот томатным соусом. Она вздрогнула, в голубых глазах мелькнул бездонный страх, но при виде ложки утопающая живо выплыла на поверхность, и ярость была ей вместо спасательного круга.
Живот она вытерла полой моей рубашки.
– Только что звонила Трейси. Она говорит, Эшли сказала, что ты ее ударил!
– Кто такая Трейси, к чертям собачьим?
– Ты с ней виделся вчера в торговом центре.
– Какая именно из прошмандовок? Они все на одно лицо.
Она с отвращением смерила меня взглядом.
– И далеко ты зайдешь с таким подходом? У тебя все дуры, лентяйки и прошмандовки. Ты кем себя возомнил?
– Богом.
– Вот разве что. – Она усмехнулась. – Да нет, ты круче Бога. Попадись он тебе, ты ему скажешь: "Найди работу".
Эмбер подошла к кухонному столу, со вчерашнего дня заставленному грязными тарелками, и оседлала стул.
– Ты ужасный болван, Харли. Эшли ты по-настоящему нравишься.
– Она со мной даже не знакома.
– Она знает тебя всю свою жизнь.
– Я не о том, что мы ездили в одном автобусе.
Ножки стула скрипнули по кухонному кафелю. Эмбер опять подошла ко мне, и я невольно сделал шаг в сторону. Наши тела словно отталкивались друг от друга, подобно равнозаряженным полюсам магнита.
Добавь куриный бульон и бобы каннелини, советовал рецепт Келли. Не забудь предварительно промыть и высушить бобы.
– А как, по-твоему, люди знакомятся? – Голос Эмбер чуть ли меня не умолял. – Думаешь, Бог собирается бросить женщину тебе в объятия? Думаешь, проснешься однажды утром – а рядом умная, красивая, нецелованная дева, которая трудится на пяти работах и которой есть чем утешить психа-неудачника?
– Что такое "бобы канне лини"?
– Наверное, это таинственные слова, которые ты бормочешь во сне, – буркнула Эмбер.
– Что?
Эмбер стрельнула глазами в мою сторону, развернулась к столу и взялась за грязную посуду с решимостью, с какой обычно переключала телевизор на нужный ей канал.
Две тарелки полетели в раковину. Ни я, ни Эмбер дома вчера не ужинали. На верхней тарелке (вылизанной дочиста) лежал смятый листок из блокнота. Наверное, Джоди писала.
Я развернул страничку и показал Эмбер.
ЭСМЕ ГОВОРИТ ДЕТИ БУДУТ ДИФИКТИВНЫЕ
Эмбер наморщила нос:
– И что это значит?
Я пожал плечами.
– Эта Эсме действует мне на нервы, – объявила сестра, опять смяла бумажку и бросила в мусорное ведро под раковину. – Всезнайка. Ундервуд какой-то.
Она выговорила не то слово. Почему-то это меня умилило. Словно я защитил ее или чем-то помог. Паука там убил или перенес тяжелый груз.
– Вундеркинд, – поправил я.
– Ну да, ну да, – надулась она. – Тебе лучше знать. Я ведь за тобой повторяю. Вот и попадаю впросак.