Ждал не только он. До него доносились взволнованные приглушенные голоса, шепот и сопение зала, который озабочен был тем же. Джеффри отвел взгляд в сторону, зная, что присутствующие сейчас говорят только о нем. Он многое дал бы, чтобы куда-нибудь исчезнуть. Этим публичным спектаклем, который разворачивался с ужасающей быстротой, его окончательно растоптали и унизили, исковеркали и разбили его жизнь. О карьере нечего было и говорить - ее просто отправили в унитаз, как отходы. Чувствуя, что на него навалились все мыслимые и немыслимые беды, он пребывал в каком-то странном оцепенении и воспринимал все словно со стороны.
Рандольф Бингам, его адвокат, призывал его сохранять спокойствие и контролировать ситуацию. Легко сказать. А что делать после стольких бессонных ночей, болей в сердце и постоянного раздражения? Джеффри находился на грани срыва. Свое решение судьи уже вынесли. Оставалось заслушать только вердикт.
Джеффри бросил пристальный взгляд на аристократический профиль Рандольфа. За все эти ужасные, невыносимо долгие восемь месяцев судебного разбирательства тот стал для него как бы отцом, хотя и был старше всего на пять лет. Иногда Джеффри чувствовал к нему признательность, иногда клокотал от ярости и ненависти. Но никогда не сомневался в профессиональности своего адвоката. По крайней мере до сегодняшнего дня.
Он перевел взгляд на истца, на окружного прокурора. Интересная фигура. Бесспорно, он умен и сообразителен, слишком очевидно, что эти качества он использует для своей политической карьеры, а не для торжества правосудия. Однако сейчас, глядя на то, как окружной прокурор что-то оживленно обсуждает с одним из своих помощников, Джеффри вдруг с удивлением обнаружил, что он уже не испытывает к этому человеку никакого презрения. Для него процесс - самая обыкновенная работа, не более того.
Взгляд Джеффри скользнул на скамью присяжных, сейчас пустую. Сознание того, что эти двенадцать незнакомых людей удалились, чтобы решить его судьбу, просто доконало Джеффри. Еще ни разу в жизни не чувствовал он себя таким незащищенным, уязвимым. Вплоть до сегодняшнего дня он жил иллюзией, что его судьба находится только в его руках и он сам ею руководит. Суд наглядно показал степень его глубочайшего заблуждения.
Присяжные заседали уже два дня. Для Джеффри это были не только два бесконечно длинных, невыносимых дня, но и две ужасные бессонные ночи. Мысли его снова вернулись к процессу. Он не знал, хорошо это или плохо, что рассмотрение дела продлилось всего два дня. Рандольфа этот вопрос вообще не волновал. Ему было и так все ясно. Интуитивно Джеффри чувствовал, что обращаться к нему не стоит: если его спросишь, он, наверное, соврет, только чтобы дать ему возможность хоть немного отдохнуть за эти последние несколько часов.
Как ни старался Джеффри успокоиться и не волноваться, вскоре он начал нервно крутить свои усы, что было явным признаком беспокойства. Поймав себя на этом, Джеффри сцепил пальцы и облокотился руками на стол.
Продолжая рассматривать зал, в задних рядах он увидел Кэрол, нынешнюю свою жену, которая еще была женой, но вскоре собиралась ею не быть. Она сидела с опущенной головой и что-то читала. Джеффри отвернулся и снова уперся взглядом в пустую скамью присяжных. То, что Кэрол могла в такой ситуации спокойно читать и не обращать на него никакого внимания, раньше вызвало бы у него раздражение, но сегодня он был в какой-то степени даже благодарен ей: все-таки она пришла и хотя бы этим продемонстрировала свою поддержку. В начале всего этого процессуального кошмара они как-то раз сели и откровенно поговорили. И пришли к выводу, что всю свою супружескую жизнь прожили каждый отдельно, абсолютно не интересуясь проблемами друг друга.
Женившись на Кэрол восемь лет назад, Джеффри поначалу не придавал значения явной раскованности и непринужденности ее натуры. Кэрол всегда отличала безмерная тяга к социальной активности и карьере, в то время как сам он по характеру был более спокойным, покладистым и больше ценил семейную жизнь, чем карьерную показуху. Сначала его не волновало даже то, что Кэрол не хотела иметь детей, пока не сделает солидную карьеру в своем банке. И только много позже он понял, что постоянное увиливание от этой проблемы означает, что детей, как и семьи, у них не будет никогда. И хотя с годами ему все сильнее и сильнее хотелось иметь детей, а Кэрол всеми силами старалась избежать этого, зла на нее он не держал. Когда она заговорила о разводе, Джеффри сначала не мог смириться с этой мыслью, но потом сдался. Видимо, им не суждено жить вместе. Однако сейчас, когда дела с иском и судом приобрели вполне угрожающие очертания, Кэрол предложила не спешить с процедурой развода до тех пор, пока не будут решены все его проблемы.
Джеффри снова вздохнул, на этот раз довольно громко. Рандольф бросил на него неодобрительный взгляд, но Джеффри в этот момент было не до него. Он думал о том, как простое совпадение событий превращается порой в убедительную систему обвинений против невинного человека. Это угнетало, как и то, что в его случае все произошло невероятно быстро. После ужасной смерти Пэтти Оуэн судебная повестка с обвинением его в преступной халатности при выполнении служебных обязанностей появилась буквально на следующий день. Учитывая, что это был довольно-таки спорный случай, Джеффри не удивился, однако его неприятно поразила скорость, с которой такая повестка была выписана.
Рандольф с самого начала предупредил его, что дело будет сложным. Но Джеффри не сразу понял, что это означает. Его тут же уволили из больницы. Такое решение представилось ему глупым и необоснованно резким. О поддержке и сочувствии, на которые он так рассчитывал, теперь глупо было даже мечтать. Никто не понял причин столь поспешного увольнения. Джеффри хотел подать в суд на Бостонскую Мемориальную больницу за такой незаконный акт, предпринятый в одностороннем порядке, без предупреждения, но Рандольф посоветовал ему сидеть тихо. Он считал, надо подождать, пока не решится вопрос обвинения его в преступной халатности.
Однако увольнение оказалось только предвестником последующих бед. Адвокат истца, Мэтью Дэвидсон, довольно молодой и к тому же агрессивно настроенный, представлял здесь компанию из Сент-Луиса, специализирующуюся именно на такого рода судебных разбирательствах. Помимо этого он еще выступал от имени частной юридической фирмы, ведущей дела по общему законодательству. Ему было поручено возбудить дело против Джеффри, Симариана, Оверстрита, больницы и даже компании "Аролен Фармасьютиклз", выпускающей маркаин. Джеффри, который никогда не обвинялся в преступной халатности, его адвокат объяснил, что это был так называемый шрапнельный подход. Судебные разбиратели должны выпотрошить всех, дабы узнать, существуют ли какие-нибудь доказательства их причастности к данному делу.
В самом начале, когда он был одним из многих в этой череде допрашиваемых, Джеффри не волновался. Это служило даже своего рода утешением. Однако уже вскоре стало ясно, что остальные невиновны, а в центре обвинения остался только он, Джеффри. Момент, когда все стало на свои места, он помнил так отчетливо, словно это случилось вчера. Во время дачи свидетельских показаний на первой ступени судебного разбирательства его вызвали первым. Сначала Дэвидсон задавал только общие вопросы, но потом вдруг изменил их направленность и стал жестче.
- Доктор, - повернул он к Джеффри свое красивое породистое лицо. Вместе с последующей паузой обращение прозвучало как издевка. Адвокат подошел к нему. В безупречно сшитом черном костюме в тонкую серую полоску, шелковой рубашке нежно-лавандового цвета и с темно-фиолетовым галстуком. От него пахло дорогим одеколоном. Он внимательно посмотрел в глаза Джеффри. - Вы когда-либо принимали наркотики?
- Возражаю! - вскочив, выкрикнул Рандольф.
Джеффри казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим, в то время как сам он просто наблюдает за этой драмой со стороны. Не верилось, что в этом многосерийном фильме он смотрит серию о своей жизни. Рандольф попытался объяснить свое возражение:
- Этот вопрос не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу. Адвокат истца пытается скомпрометировать моего клиента.
- Отнюдь нет! - парировал Дэвидсон. - Вопрос, я бы сказал, имеет самое прямое отношение к делу, особенно учитывая данные обстоятельства. Это подтвердят показания свидетелей, которые выступят позже.
На несколько минут в зале суда воцарилось молчание. Зал был переполнен. Реклама и резонанс, который получило это дело в прессе, определенно сыграли свою роль. Люди стояли даже у задней стены.
Чернокожий судья Уилсон, плотный, ширококостный мужчина, медленно поправил свои старые очки с толстыми затемненными стеклами и прокашлялся.
- Если вы собираетесь водить меня за нос, мистер Дэвидсон, вам придется за это ответить.
- Я бы ни за что не посмел водить вас за нос, Ваша Честь, даже если бы представилась такая возможность.
- Возражение отклоняется, - кивнул судья Уилсон. - Можете продолжать, адвокат!
- Спасибо, Ваша Честь, - Дэвидсон снова повернулся к Джеффри. - Вы хотите, чтобы я повторил вопрос, доктор? - спросил он, делая ударение на последнем слове.
- Нет, - отрезал Джеффри. Он помнил этот проклятый вопрос слишком хорошо. Его взгляд с надеждой устремился к Рандольфу, но тот, уткнувшись, что-то записывал в блокноте. Пришлось повернуться к Дэвидсону. Джеффри кожей чувствовал: все трудности еще впереди.
- Да, у меня были проблемы с наркотиками, - сказал он тихим голосом. Проблемы были такой давности, что он предположить не мог, что услышит о них сейчас, в зале суда. Несколько лет назад пришлось ему заполнить документы на продление медицинской лицензии в штате Массачусетс. Но тогда его заверили, что эта информация конфиденциальная.
- Не сообщите ли жюри, какой именно препарат вы принимали? - спросил Дэвидсон, подходя еще ближе. Он вел себя так, будто хотел подчеркнуть свое превосходство.
- Морфин, - подавленно ответил Джеффри. - Пять лет назад. У меня были проблемы со спиной… сильные боли после того, как я упал с велосипеда.
Краем глаза он заметил, как Рандольф поднял правую брось. Это был их условный знак: быть внимательнее при ответе на следующие вопросы и говорить как можно меньше. Но Джеффри его проигнорировал. Он был раздосадован тем, что столь неприглядная часть его прошлого вышла на свет Божий. Ему хотелось оправдаться и все объяснить. Не был он никаким наркоманом и не испытывал никакого пристрастия к наркотикам.
- Как долго это продолжалось? - спросил Дэвидсон.
- Не больше месяца, - вздохнул Джеффри. - Тогда так получилось, что желание и необходимость совпали…
- Понятно, - Дэвидсон поднял брови, изображая глубокое сожаление и понимание. - Это вы так объясняете все для себя, да?
- Так объяснил мне мой лечащий врач, - резко ответил Джеффри. Он видел, что Рандольф снова нахмурился, но теперь ему было не до осторожности. - Несчастный случай совпал у меня с глубоким психологическим кризисом. Морфин мне выписал хирург-ортопед. А потом я решил, что он нужен мне дольше, чем предписано. Но через несколько недель, когда я выписался из больницы и понял, что со мной происходит, то прекратил принимать морфин.
- А в течение этих нескольких недель… - Дэвидсон сделал эффектную паузу, продемонстрировав на лице работу мысли, - вы работали и давали наркоз, находясь под действием морфина?
- Я протестую! - выкрикнул Рандольф. - Эго абсурд - задавать такие вопросы! Они не имеют отношения к существу дела!
Судья подался вперед и посмотрел на Рандольфа поверх сползших на нос очков.
- Мистер Дэвидсон, - снисходительно обратился он к тому, - давайте вернемся к сути дела. Я верю, у вас есть вполне резонные основания для столь пространного экскурса в прошлое.
- Абсолютно верно, Ваша Честь, - подхватил Дэвидсон. - Нам бы хотелось показать, что вся процедура имеет самое непосредственное отношение к данному делу.
- Протест отклоняется! - объявил судья. - Продолжайте.
Дэвидсон повернулся к Джеффри и повторил вопрос, делая особый упор на его конце: "под действием морфина".
Джеффри тупо уставился на Дэвидсона. Единственным стержнем его жизни была работа, и он всегда пребывал в уверенности, что выполняет ее профессионально и с максимальной ответственностью. Во всяком случае он не мог упрекнуть себя в некомпетентности или безответственности. Мысль, что этот человек пытается доказать окружающим обратное, буквально парализовала его.
- Я никогда не подвергал риску здоровье пациентов, - наконец выдавил он.
- Но это не ответ на мой вопрос, - бросил Дэвидсон.
Рандольф вскочил и обратился к судье:
- Ваша Честь, разрешите подойти к вам.
- Ну что ж, пожалуйста, - согласился судья.
Рандольф и Дэвидсон подошли к столу судьи. Рандольф был явно не в духе. Хриплым шепотом он стал что-то быстро ему объяснять. Несмотря на то, что их разделяли каких-то десять футов, Джеффри почти ничего не слышал, кроме слова "перерыв", которое прозвучало несколько раз.
- Доктор Роудс, - обратился судья к Джеффри, - ваш адвокат считает, что вам необходимо отдохнуть. Это так?
- Не нужен мне никакой отдых, - огрызнулся Джеффри.
Рандольф в отчаянии поднял руки вверх.
- Хорошо, - сказал судья, - тогда, мистер Дэвидсон, продолжайте задавать вопросы, а потом мы пойдем и немного перекусим.
- Итак, доктор, - снова приступил Дэвидсон, - проводили ли вы когда-нибудь наркоз, находясь под действием морфина?
- Ну, может быть, один или два раза, - начал было Джеффри, - но…
- Да или нет, доктор! - резко оборвал его Дэвидсон. - Ответьте просто: да или нет! Мне надо только это.
- Протестую! - снова вскочил Рандольф. - Моему клиенту не дают ответить на вопрос.
- Отнюдь нет, - возразил Дэвидсон. - Я задаю очень простой вопрос и прошу дать на него такой же простой ответ. Либо да, либо нет.
- Протест отклоняется, - вновь объявил судья. - Свидетелю еще предоставится возможность ответить на этот вопрос более подробно при перекрестном допросе. Будьте добры, отвечайте на вопрос, мистер Роудс.
- Да, - просто сказал Джеффри. Он чувствовал, как у него начинает закипать кровь. Хотелось подойти и задушить Дэвидсона своими руками.
- Учитывая ваше пристрастие к морфину… - медленно начал тот, удаляясь от Джеффри. Снова упор на словах "пристрастие к морфину" и снова пауза. У скамьи присяжных он повернулся и продолжил: - Прибегали ли вы еще когда-нибудь к этому средству - уже после несчастного случая с велосипедом?
- Нет, - отрезал Джеффри.
- Вы случайно не принимали морфин в тот день, когда делали наркоз несчастной Пэтти Оуэн?
- Конечно, нет!
- Вы уверены, доктор Роудс?
- Да! - заорал Джеффри.
- Ну что ж, тогда вопросов больше нет, - сказал Дэвидсон и вернулся на свое место.
На перекрестном допросе Рандольф сделал все, стремясь доказать, что дозы морфина, которые принимал Джеффри, были минимальными и не выходили за рамки обыкновенных терапевтических доз. Плюс ко всему, Джеффри сам обратился за помощью, чтобы избавиться от этой привычки, и был классифицирован как "окончательно вылечившийся". Никаким дисциплинарным взысканиям он не подвергался. Но несмотря на все доводы, и Джеффри и Рандольф чувствовали, что это смертельный удар.
Джеффри очнулся, когда у дверей, за которыми совещались присяжные, неожиданно возник судебный пристав. Значит, сейчас появится жюри и объявит свое решение… Пульс его мгновенно превратился в барабанную дробь. Но судебный пристав прошел через зал и исчез в судейской комнате. Мысли Джеффри снова вернулись к процедуре обвинения человека в преступной халатности.
Дэвидсон задался целью доказать, что приверженность Джеффри к морфину и смерть Пэтти Оуэн взаимосвязаны. Это было и неожиданно и неприятно, потому что Джеффри не знал, с какой стороны ему ждать удара. Первым неожиданным сюрпризом оказалась Регина Винсон.
После обычных предварительных вопросов Дэвидсон спросил, видела ли она доктора Джеффри Роудса в тот злополучный день, когда произошло несчастье с Пэтти Оэун.
- Да, видела. - Регина посмотрела на Джеффри.
Джеффри редко работал с Региной, для него она была обычной медсестрой больницы, и он не мог вспомнить, где они могли встретиться в день смерти Пэтти.
- И где же находился в этот момент доктор Роудс? - поинтересовался Дэвидсон.
- Он был в операционной номер одиннадцать, около шкафа с анестетиками, - сказала Регина, продолжая смотреть в глаза Джеффри.
Джеффри снова настигло щемящее предчувствие, что сейчас свершится что-то непоправимо ужасное, но он никак не мог догадаться, что именно. Он четко помнил, что тогда работал в операционной номер одиннадцать почти весь день и его мог видеть кто угодно. Рандольф тоже почувствовал что-то неладное и, наклонившись к Джеффри, спросил хриплым шепотом:
- К чему она клонит?
- Даже не знаю, - прошептал в ответ Джеффри, не в состоянии оторвать глаз от медсестры. Больше всего его удивило, как эта женщина смотрела на него - с нескрываемой злобой и враждебностью.
- А доктор Роудс вас видел? - спросил Дэвидсон.
- Да, видел.
И вдруг он все вспомнил. Перед глазами всплыла уже забытая картина: занавеска в операционной и лицо медсестры, заставшей его со шприцем в руке. Он вообще не рассказал Рандольфу, что был болен тогда и хотел дотянуть до конца рабочего дня на рингере. Честно говоря, он хотел все рассказать, но потом просто испугался. Раньше он воспринимал случившееся как самопожертвование во имя работы и спасения Пэтти, но сейчас уже не был в этом уверен. Джеффри попытался дотянуться до руки Рандольфа и все ему прошептать, но было поздно.
Дэвидсон обвел присяжных медленным взглядом и только тогда задал очередной вопрос:
- Скажите, пожалуйста, не бросилось ли вам в глаза что-нибудь особенное в поведении доктора Роудса в тот момент? Что-то странное? Я имею в виду, в операционной номер одиннадцать?
- Да, - как бы подумав, ответила Регина. - Занавеска была задернута, в операционной в тот момент никого больше не было.
Дэвидсон не отрываясь смотрел на присяжных. И после короткой паузы продолжал:
- Ну а теперь расскажите, пожалуйста, присяжным, чем же занимался доктор Роудс в операционной номер одиннадцать у шкафа с анестетиками, когда там никого не было и занавеска была задернута?
- Кололся, - со злостью бросила Регина. - Он делал себе внутривенную инъекцию.
По залу пронесся взволнованный шепот. Рандольф в шоке повернулся к Джеффри. Джеффри виновато покачал головой.
- Я все могу объяснить, - промямлил он.
Дэвидсон не дал оборваться своему представлению:
- И что вы сделали после того, как увидели, что доктор Роудс, так сказать, "колется"?
- Пошла к своей старшей, которая позвонила заведующему анестезиологического отделения, но, к сожалению, его нашли только после того, как все произошло.
Сразу же после убийственных показаний Регины Рандольфу удалось получить перерыв. Оставшись один на один с Джеффри, он потребовал, чтобы тот немедленно все рассказал. Джеффри признался, что был в тот день болен, но никто, кроме него, не мог принять эти роды, потому что практически все оказались заняты текущими делами. Потом он рассказал, как все случилось на самом деле. Нужно же было ему как-то дотянуть до конца смены.
- Может быть, вы еще что-то забыли? - со злостью спросил Рандольф.
- Нет, на этот раз все, - понуро ответил Джеффри.