* * *
Дон, конечно, заблудился. Когда он нашел выход с кладбища, сапоги "Др. Мартене" были выше щиколотки в грязи.
Машина была не освещена, и Дон с некоторым облегчением подумал, что водитель, наверное, спит. Но его внезапно ослепил дальний свет. Он прикрыл глаза рукой, подошел к такси и постучал в окно. Стекло поехало вниз.
– А ваша подружка?
– Она еще там, – крикнул Дон, стараясь перекричать дождь.
– А вы знаете, который час? Я уже час здесь торчу как идиот.
– Да, мы…
– А мертвяки?
– Лежат, где лежали, – сообщил Дон.
Водитель что-то сказал, но слова потонули в шуме ливня. У Дона не было никакого желания переспрашивать. Вместо этого он сказал следующее:
– Дело в том… я хочу попросить у вас кое-какие инструменты.
Дон на какую-то секунду засомневался, слышал ли водитель его слова. Наверное, слышал – осклаблился, показав редкие зубы.
– Попросить нельзя, – сказал водитель, глядя на него мученическими похмельными глазами. – Попросить нельзя, а напрокат – можно. За три сотни евро можете взять все, что лежит в багажнике.
Дон подумал, как он будет рассказывать эту историю Эве. Пачка купюр, которую дала ему Хекс, подходила к концу. Он пересчитал деньги, удерживая зонт между плечом и щекой.
– Двести пятьдесят, – сказал он.
– Триста. А если хотите, чтобы я сидел и ждал, пока вы там грабите могилы, – еще триста.
Он облизнулся. Язык у него был синий. Дон отошел немного, чертыхнулся и в свете фар пересчитал деньги еще раз.
– Триста за все, – сказал он, вернувшись к машине.
Водитель взял у него смятую пачку денег, нагнулся и нажал какую-то кнопку. Багажник открылся.
– Что найдете – все ваше. – Шофер с ухмылкой вручил Дону визитную карточку и тут же поднял стекло, чтобы не выстуживать машину.
Под запаской в багажнике лежали несколько больших отверток, связанных в пучок куском провода, как динамитные шашки. Дон сунул их за пояс и, покопавшись еще немного, нашел то, что искал, – карманный фонарик с почти севшей батарейкой. Пока он шел до мавзолея, фонарик успел несколько раз погаснуть, а его оранжево-красного света хватало в лучшем случае на пару метров.
Вернувшись, он обнаружил, что Эва без его помощи отодвинула дощатый щит, прикрывавший подвальный этаж. В помещении вновь распространился отвратительный запах нечистот.
– A groyse shande,– пробормотал Дон, – стыд какой.
Он выбрал здоровенную отвертку с деревянной ручкой и посветил на верхнюю ступеньку лестницы:
– Нехорошо тревожить мертвых…
– Я пойду с тобой, – решительно сказала Эва.
В груди появилась неприятная ноющая боль, и он потянулся к сумке за трамадолом. Пока он выковыривал две таблетки, Эва исчезла в подвале. Дон изо всех сил старался дышать ртом.
Фонарик и в самом деле был на последнем издыхании. Он то и дело гас, и, чтобы вернуть к жизни, его приходилось встряхивать. Дон посветил вниз. Эва стояла на нижней ступеньке лестницы, как раз над уровнем жижи.
– Где саркофаг Мальро? – спросила она.
Он посветил вдоль стены.
– Убит врагом, – прошептала Эва.
– Прошу. – Дон протянул ей отвертку.
Это была маленькая месть, довольно, впрочем, бессмысленная – он прекрасно знал, что искать брод в зловонной жиже придется именно ему.
Они поменялись местами.
Дон опустил ногу в темную воду. Нога сразу стала ледяной.
– Di ale toyte mentshen,– пробормотал он, ведя фонариком по длинному ряду надгробий. – Все эти мертвецы…
Держась за лестницу, попытался нащупать дно. Нога ушла почти по колено, но дна он не достал.
– Скорее всего, здесь неглубоко, – сообщила Эва ободряюще.
Дон буркнул себе под нос пару нецензурных слов и прыгнул с лестницы.
Он оказался в воде почти по пояс. Дно было покрыто вязким илом. Каждый шаг давался с трудом – ил словно присасывал ступни. Стараясь дышать ртом, Дон сделал несколько глубоких вдохов. Ему было очень холодно.
– Посвети хотя бы. – Он протянул Эве фонарик и двинулся вперед.
Оранжевый конус света прыгнул на потолок, потом на воду и остановился на номере 1913. Камилл Мальро. Убит врагом.
Отвертку он держал обеими руками – боялся выронить, настолько его трясло от холода.
– Ты не перестаешь меня удивлять, Дон Тительман.
Он так и не понял, сам ли произнес эти слова или это был голос Эвы.
Дон начал водить пальцами по стене, пока не нащупал некое подобие щели.
Он вставил отвертку в щель и постукал ладонью. Инструмент вошел на сантиметр, не больше.
Дон откинулся назад, уперся руками в деревянную рукоятку и постарался надавить как можно резче.
От бетона отломился кусок плиты, и вонючая жижа брызнула ему в лицо.
– A bisele naches! – выругался Дон.
Он наклонился, пытаясь побороть приступ тошноты. Ему послышался голос Эвы: что-то там она должна захватить. Он оглянулся. Эва исчезла. Дон никак не мог сообразить, куда она делась. Ботинки и носки были полны ледяной воды.
– Силы небесные…
И в ту же секунду, словно услышав его божбу, у люка замелькал фонарик. Эва спускалась по лестнице. В руках у нее был большой серый камень – она с гордостью осветила его фонарем.
Дон побрел к лестнице и принял из рук в руки тяжелый булыжник.
– Ты уверена, что не хочешь принять участие в экспедиции? – спросил он.
Эва засмеялась, но тут же закрыла рот руками. К этой вони привыкнуть было невозможно.
Ноги совершенно окоченели. Он с трудом вернулся к саркофагу, вставил в щель отвертку и начал колотить по ней камнем. Деревянная ручка расщепилась при первом же ударе. Левая рука, которой он удерживал инструмент, онемела.
Дон остановился, совершенно обессиленный. Оставалось только надеяться, что отвертка вошла достаточно глубоко. Он отступил на шаг, собрался с силами и бросился на инструмент.
Плита, прикрывающая саркофаг, сдвинулась. Он еле удержался, чтобы не упасть.
Дон взялся за отошедший край и стал тянуть его на себя.
Плита подалась неожиданно легко. Мало того, она оказалась очень тяжелой. Он не смог ее удержать, и плита с глухим всплеском рухнула под воду. Слава богу, не на ногу, успел подумать он.
Дон всмотрелся в глубину узкого саркофага. Эва выгнулась на лестнице, стараясь, чтобы луч фонарика проникал в могилу как можно глубже. Прямо перед ним виднелся какой-то бледно-желтый шар, облепленный черными нитями. Он не сразу сообразил, что это череп.
– И что теперь? – крикнул он Эве.
– Попробуй вытащить его наружу!
– Gotteniu…
– Возьми за плечи и потяни.
Дон сжал челюсти и заглянул в саркофаг. Мальро лежал на спине.
Он завел руку поглубже, ведя ее вдоль стены, чтобы не задевать щеки покойника и то, что когда-то было ушами. Нащупал что-то костистое – скорее всего, плечо.
– Осторожнее! – Громкий шепот Эвы.
Он потянул – никакого результата. Тогда он завел обе руки. Труп сдвинулся с места со звуком, напоминающим звук открываемой "молнии", – скелет освободился от последних остатков кожи, прилипшей к каменному дну саркофага, и заскользил к выходу.
На этот раз он потянул слишком сильно – только хорошая реакция помогла ему подхватить затылок и остановить скольжение.
В свете фонаря лицо француза показалось ему довольно хорошо сохранившимся – скулы были частично покрыты кожей. Кое-где, впрочем, кожа истлела, и виднелись сухожилия, удерживающие нижнюю челюсть в суставе.
– Какие-нибудь повреждения? – тем же страшным шепотом крикнула Эва.
– Это же была газовая атака… – Он тоже почему-то начал шептать. – Посвети на лицо.
По-прежнему удерживая голову, Дон левой рукой разжал челюсти покойного. И там, во рту, где уже не осталось даже следов плоти, в луче фонарика блеснуло что-то белое.
Он ухватил предмет пальцами, задевая зубы, вытащил наружу и показал Эве.
Под тонкой пленкой грязи была хорошо видна молочно-белая пятиконечная звезда с фотографии Эберляйна. Та самая, которую немец называл звездой Себа. Вторая часть навигационного прибора Нильса Стриндберга.
– Дай ее мне, – прошептала Эва.
Дон не торопился. Он попросил Эву еще раз посветить в глубину саркофага. Там было что-то еще. Он запустил руку как можно дальше. Ему пришлось разжать лишенные кожи пальцы скелета, чтобы вытащить наружу сложенный в несколько раз лист. Он показал его Эве.
– Передай мне! – уже в полный голос крикнула Эва. – Тебе неудобно, ты можешь уронить!
Он сделал шаг к лестнице и постарался достать руку Эвы.
Череп выскользнул у него из рук и начал медленно клониться назад, пока не стукнулся о бетонную стену. Запрокинутая голова уставились на Эву пустыми глазницами, но она, поглощенная находками, не замечала ничего.
– Это какое-то письмо, – сказала она. – Это…
Послышались странные звуки. Дон оглянулся. Шейные позвонки, лишенные поддержки истлевших связок, были уже не в состоянии удерживать тяжелый череп и один за одним выходили из сочленений. Через мгновение череп повис на последнем сухожилии, но и оно не выдержало. Голова Камилла Мальро с глухим всплеском рухнула в коричневую жижу, затопившую пол мавзолея.
На поверхности забулькали пузырьки воздуха – в пустотах черепа, очевидно, сохранился воздух.
31. Телефон
Было время ланча, и многоголосый шум из открытого кафе "Старый Том" проникал в окно четвертого этажа. В номере стоял устойчивый могильный запах. На полу лежали перемазанные грязью останки брюк и носок Дона, а в ванной, после отчаянной попытки их отмыть, бесконечно долго сохли сапоги "Др. Мартене".
Дождь наконец кончился, и сквозь тонкие льняные шторы проникал робкий солнечный свет – слишком робкий, чтобы разбудить Эву и Дона. Они лежали рядом совершенно неподвижно, укрытые одним махровым одеялом.
В номере не было ремонта как минимум лет тридцать. Жирные пятна на обоях, позеленевшие медные трубы над плинтусами… У окна на Гроте Маркт – старенький дешевый телевизор, на левом динамике приклеена записка, извещающая, что пульт дистанционного управления утрачен.
Махровое одеяло зашевелилось. Эва сделала попытку сесть, превозмогая боль в затекших суставах. Она посмотрела в окно, закрыла глаза и потрясла головой, пытаясь сообразить, где находится.
Она посидела немного на краю постели – вставать было неохота. Потом собрала волю в кулак, поднялась и босиком пошла в ванную.
Струи горячей воды помогли ей восстановить в памяти вчерашний день – молочно-белый металл звезды Себа, странное чувство, когда она взяла ее в руки… и эта бумажка, словно переданная Дону мертвой рукой.
Тительман целый час торчал в ледяной воде и сильно простудился. Когда они сели в такси, его начал бить озноб. Она прижимала его к себе, как ребенка, пытаясь согреть…Что еще она могла для него сделать? Он не хотел туда лезть, и свой мрачный подвиг совершил исключительно по ее настоянию.
Эва оделась, вышла из ванной и сняла со спинки стула его пиджак.
Они добрались домой настолько уставшими, что, не говоря ни слова, рухнули спать – у них не было сил даже кратко обсудить короткую записку, найденную в могиле Мальро.
Эва вынула записку из внутреннего кармана и прочитала еще раз.
Elskede Camillle!
Løftet jeg gav er oppfylt. Porten till underjorden er lukket.
Jeg ønsker att jeg kunne vœrt tili mer.
Herfra reiser jeg inn i min egen Niflheimr, hvor det andre fingen vil for alltid vœre skjult.
Din Olaf
Эва сунула записку назад в карман и обратила внимание, что у нее сильно дрожат руки.
Она натянула сапоги, взяла в руки плащ и бросила последний взгляд на тощую фигуру под одеялом. Дон спал как убитый.
Эва на цыпочках вышла из номера и тихо закрыла за собой дверь. Бронзовые перила шатались, поэтому она спустилась по крутой лестнице в вестибюль, держась за стенку: ее все еще покачивало. Кивнула администратору за стойкой и вышла на площадь.
Красный флаг на военном музее в Лакенхалле гордо реял в солнечном свете. Эва свернула на Бомгардстраат. Она продиралась сквозь выставленные на тротуаре стенды с одеждой и дешевыми копиями "ролекса" и высматривала местечко потише. На примыкающей улице ей бросился в глаза щит с затейливой надписью "Цветение вишни. Чайная". Ей понравилось, что окна чайной завешены кружевными шторами.
Звякнул колокольчик у двери, и молодая женщина за прилавком приветливо улыбнулась. Эва уселась за самый дальний столик и заказала вафли и чашку шоколада со сливками.
Сделав первый глоток шоколада с приятным ореховым привкусом, она достала из сумки мобильный телефон. Преодолевая чувство вины, набрала префикс для выхода за границу и девятизначный номер. Она знала его наизусть.
Долгие сигналы. Эва хотела уже нажать кнопку отбоя, как на другом конце ответил голос – голос человека, имевшего право знать все.
32. Мачта
Фатер плел свою паутину контактов десятилетиями, но сейчас, когда в ней возникла необходимость, ничего не получалось.
Мало того что полиция в далекой северной стране проявила вопиющую расхлябанность – немецкая служба безопасности тоже действовала на редкость вяло. Он никак не мог назвать это сотрудничеством. К тому же ему всегда казалось, что их бесконечные и постоянно меняющиеся аббревиатуры маскируют самую обычную некомпетентность. Когда люди не умеют работать, они придумывают названия: BfV, Федеральное управление защиты конституции, LfV, BND или почему бы не СС или гестапо…
Единственной по-настоящему профессиональной организацией было Министерство государственной безопасности в Восточной Германии. Штази. Штази была выше всяких похвал. Но Штази пошла на дно, и Фатеру стоило немало труда и денег уничтожить в их архивах следы сотрудничества с Фондом. Спасло то, что бывшие сотрудники Штази и советского КГБ наперебой торговали своими секретами.
Каким образом Федеральная служба безопасности, Bundtsnachrichendienst, могла прозевать телефонный звонок, так и осталось загадкой.
Почему? После бесконечных парламентских дебатов они наконец получили возможность вывести прослушку на приличный, не хуже, допустим, чем у тех же французов, уровень.
Но пользоваться этой возможностью они попросту не умели.
Как ему объяснили, в глобальном мире никакого значения не имеет, где именно поставлены ретрансляционные мачты. Не имеет и не имеет… но ему пришлось бесконечно долго торговаться с бюрократами в Центральном управлении внешней безопасности в Париже, пока они не выслали необходимую информацию. Как обычно, чиновники разговаривали нагло и высокомерно – как будто бы не он, а кто-то другой снабжал их все эти годы неоценимой информацией…
Но все хорошо, что хорошо кончается: цветная распечатка спутникового снимка с указанием координат лежала у него на столе. Красные черепичные крыши, серый крест кафедрального собора на большой площади под названием Гроте Маркт. Мачта, через которую прошел разговор, помечена странным сочетанием букв.
VOORUITGANGSTRAAT
Куда владелец телефона переместился в дальнейшем, придется выяснять на месте. Но это уже проще – Фонд может действовать на свой страх и риск, не оглядываясь на надутых государственных кретинов.
33. Визит
Эва вертелась на двуспальной гостиничной кровати – сон не шел. Часы на башне в Суконных рядах только что пробили полночь, а Гроте Маркт по случаю воскресенья давно уже опустела.
Она просидела в "Цветении вишни" несколько часов, согреваясь горячим бельгийским шоколадом. Вспоминала давние времена, юность… мечты о будущем, которым так и не суждено было осуществиться.
Наконец она заставила себя отвлечься от меланхолических раздумий и вернулась в гостиницу. Тительман исчез. Пиджак со звездой и запиской исчез вместе с ним, и никакого сообщения Дон не оставил – куда ушел и зачем. Эва спустилась в вестибюль, но дежурный администратор только пожала плечами – представления не имею.
Поначалу она не особенно беспокоилась. Решила, что Дон пошел купить себе одежду, – вчерашний костюм навечно пропитался запахом кладбища Сен Шарль де Потиз.
Но время шло и шло, уже наступила ночь, а Дона все не было. Она взвесила, не пойти ли поискать его в городе. Шанс есть, центр совсем невелик. Но быстро оставила эту мысль – решила отдохнуть. Утро вечера мудренее.
Однако заснуть не вышло – она так и не смогла избавиться от отвратительного чувства тревоги, охватившего ее еще в военном музее.
Эва пыталась заставить себя не думать о черно-белых кадрах кинохроники, о леденящих душу диорамах – окровавленные восковые фигуры с оторванными руками и ногами, задыхающиеся в зеленом облаке ядовитого газа…
И еще почему-то не выходил из головы стенд, демонстрирующий быстрое развитие военной техники в Первой мировой войне. Начиненные белым фосфором гранаты, схемы, поясняющие, каким образом горящий реактив проникает через кожу чуть не до скелета.
Она уставилась в потолок и вспомнила Тительмана. Представила его сутулую фигуру, как он бредет по переулкам Ипра… да от него так несет мертвечиной, что ни в один уважающий себя бутик его и на порог не пустят.
Она улыбнулась, сама не зная чему, и повернулась на бок.
Спать на спине она не могла. Эта боль между третьим и четвертым поясничными позвонками… она так и не прошла с годами.
Именно туда воткнули эту толстенную иглу. Она до сих пор помнит шприц с фиолетовой жидкостью, которую врачи ввели в спинномозговой канал. Шрам остался до сих пор, хотя ей было тогда только пятнадцать лет.
Ей сказали, что это для ее же пользы. Она сжала руку в кулак и положила на низ живота, где уже никогда не сможет зародиться жизнь.
Постепенно Эва начала успокаиваться. Она слышала, как капает вода в ванной, но вставать было лень. Она начала проваливаться в сон. Капли… теперь они падали со странным слабым стуком… очень необычный звук для капель.
Она открыла глаза. Полежала, прислушиваясь. Наверное, ей просто послышалось. Она пробурчала что-то нелестное в свой адрес, поправила подушку и улеглась поудобнее.
Нет, не послышалось. На этот раз сомнений не оставалось – кто-то постучал в дверь номера.
– Кто там? – спросила Эва и тут же пожалела – надо было молчать.
В дверь снова постучали.
Она села на постели, стараясь двигаться как можно тише. Попыталась вспомнить, куда бросила сапоги и плащ. Начала вглядываться в темноту – свет зажигать не стоит. Ага, вот они – плащ висит на спинке стула, сапоги рядом. Опустила босые ноги на пол.