- Теперь у тебя сто семь. Пожалуй, хватит, чтобы купить все самое необходимое. И ради Бога, когда дойдет до чулок, купи нейлоновые и самые лучшие. Для девушки с такими ногами преступление носить чулки, которые надеты на тебе.
Она снова вспыхнула:
- Я не думала, что тебе во мне что-то нравится!
- Ладно, давай сейчас в этом не разбираться. Просто смотри на меня как на покровителя искусства. Я люблю прекрасное. - Я пошел к двери. - Вернусь где-то через полчаса. Давай беги. Продавщица ждет тебя.
Анджелина изумленно посмотрела мне вслед. Смущенной улыбки у нее не получилось, и она, повернувшись, быстро пошла между рядами.
Оказавшись снова на улице, я вдруг вспомнил, что мне нужно обручальное кольцо. Купив его, я с нашими вещами отправился в гостиницу. На регистрационной карточке значилось: мистер и миссис Роберт И. Крейн. Поднявшись в комнату, я дал коридорному денег и попросил найти мне бутылку. Он вернулся с ней буквально через пять минут. Выпив большой стакан, я сел в кресло у окна и стал смотреть на залитую солнцем улицу. Я кисло думал о том, какой я дурак. Зачем я дал этой грубой девчонке сто долларов? Я столько не истратил за последние четыре месяца. "Сладкий папочка из страны хлопка", - усмехнулся я, делая большой глоток и содрогаясь от огненного вкуса. Я называл себя тупоголовым идиотом, и в то же время передо мной стоял ее убитый взгляд, когда она отвернулась от витрины.
Черт возьми, оправдывал я сам себя, разве девушка не должна получить что-нибудь к свадьбе? Даже если она упрямая маленькая грубиянка, которая не имеет никакого понятия о цивилизованных отношениях, и даже если свадьба состоится по милости "Винчестер рипитинг армс компани". Она все же должна получить при этом что-то, о чем могла бы вспомнить без желания перерезать себе горло. Правильно. Давай поплачем. Давай придумаем ее. Ты знаешь, что происходит, когда ты начинаешь жалеть Анджелину, свою молодую невесту? Анджелина - юная невеста! Дурак!
Я вылил остаток напитка в раковину в ванной и вернулся в магазин. Анджелина еще не освободилась. На прилавке были разбросаны открытые пакеты и коробки. Анджелина стояла ко мне спиной и не видела, что я подхожу. Но продавщица улыбнулась, и она повернулась ко мне.
Такой Анджелины я никогда не видел. Она оставалась все еще в прежнем платье, и в ней ничего не изменилось, кроме выражения глаз. Они стали совершенно иными. Конечно, ничего особенного, кроме того, что они были счастливыми. Я никогда раньше не видел их такими.
Она улыбнулась несколько смущенно:
- Тебе это нравится. Боб?
Она впервые назвала меня по имени. Она держала в руках пару очень прозрачных нейлоновых чулок, держала их так бережно, как только мать может держать дитя.
- Очень милые, - сказал я, стараясь преодолеть традиционное мужское безразличие к чулкам.
- И взгляни на туфли, которые я купила. - Она порылась в куче товаров и подошла ко мне с парой белых туфель на шпильках и очень тонких подошвах.
Каждый раз, когда она извлекала что-нибудь из кучи товаров, она счастливо глядела на меня, ожидая одобрительных комментариев.
Но я не успевал произнести и слова, как она уже отправлялась за следующим предметом.
Уходя, я попросил доставить все покупки в гостиницу. Лицо Анджелины слегка потемнело.
- А мы не можем отнести их сами. Боб? - спросила она с надеждой. - Они ведь не очень тяжелые.
- О’кей, - ответил я.
Мы собрали все свертки и вышли из магазина. На улице, глядя поверх пакетов в руках, она просто сказала:
- Спасибо. Я не знаю, почему ты это сделал, но никто никогда не доставлял мне такого удовольствия! С тех самых пор, как я появилась на свет!
- Очень рад, Анджелина, - ответил я неловко.
"Глаза ее прекрасны, - подумал я, - когда она не пользуется ими, как оружием".
Глава 13
Мы поднялись в номер, чтобы она могла переодеться в свои новые вещи до церемонии. Она сразу же бросила покупки на кровать и начала возбужденно их распаковывать. Она вынула комбинацию и с восторгом ее рассматривала. Потом она повернулась ко мне:
- Я просто не могу прийти в себя. Боб. Но я все же не понимаю, почему ты это сделал.
- Я тоже не очень хорошо соображаю. Меня слишком часто били по голове, когда я играл в футбол.
- Нет, ты не такой противный, каким притворяешься!
- В душе я член женского общества "Костер", - сказал я рассеянно, наливая себе выпивки. Я сдвинул часть покупок на край постели, чтобы можно было лечь поперек нее.
Я лежал нахмурившись, опираясь на локоть, потягивал виски и наблюдал за Анджелиной. Никто никогда не поймет их. Они представляют собой какой-то особый класс. Вы включаете их в каталог, подбираете этикетки, но не успеваете эту этикетку нацепить, как она уже другая. Мрачная маленькая девочка, которая была зажата оттого, что топала на круглых толстых каблуках, и которая попалась. А теперь это - молодая девушка с широко раскрытыми глазищами, собирающаяся отправиться на свой первый бал. И она решает, какое из своих новых платьев надеть.
Теперь Анджелина не выглядела ни сердитой, ни вызывающей. Мне просто хотелось проанализировать все это. Я с любопытством смотрел на нее. Она была возбуждена и счастлива, и ее глаза сияли, когда она раскрывала очередной пакет. Интересно, не забыла ли она, зачем мы здесь?
Она вбежала в ванную и открыла кран.
- О, здесь такая чудесная ванная! - сказала она взволнованно. - Как ты думаешь, я успею принять ванну?
- Конечно, - ответил я и подошел к телефону. Я заказал содовой и льда и, когда их принесли, приготовил себе хороший напиток.
Было жарко, даже несмотря на работающий над головой вентилятор. Я снял пиджак и размешал лед в стакане. Я слышал, как Анджелина плещется в ванной, и сердито думал, почему она там так долго? Я проклинал жару, и ожидание, и Шриверпорт. А затем я начал проклинать Анджелину, Сэма и Ли. А потом снова жару.
Что там, черт побери, задерживает молодую невесту? Скорее бы выбраться отсюда и покончить со всем этим. Я сразу уеду в Новый Орлеан или еще куда-нибудь. Это будет здорово. Я слишком долго жил один, слишком долго для двадцатидвухлетнего парня, со своей болью и мечтами. Жить в деревне и заниматься фермерством - удовольствие, но нужно когда-нибудь и расслабляться. И все страсти необходимо время от времени утолять, или ты просто сойдешь с ума. Ты перестарался. Ты становишься злым, и тебе хочется со всеми драться. Нет, не со всеми, ты, болтливый ублюдок. Ты ведь не хочешь убить Сэма, не так ли? Нет, и не потому, что у него ружье. Чтобы сдержать тебя, потребовалось бы не менее шести-семи человек. Ну, не начинай думать об этом. Ты влез в эту вонючую историю не потому, что испугался Сэма. Ты влез в нее, потому что не хотел, чтобы Мэри узнала о Ли и Анджелине. И кроме того, ты не хотел, чтобы Ли оказался застреленным из винтовки тридцать восьмого калибра. По крайней мере, так оно звучит лучше. И твой поступок принесет много хорошего, но что дальше? Что потом? Ты что, собираешься на всех них жениться? Ли твой брат, и ты любишь его, и он чудесный парень, но он не муж. Он жеребец.
Я снова подумал о Новом Орлеане. Надо было проглотить черт-те сколько выпивки, чтобы изгнать из моего рта вкус всего этого.
"Ладно, - думал я, - у меня есть деньги, к которым я почти не притрагивался, есть у меня и время, и ничто меня не останавливает. Кроме жены, конечно! Не забывай о молодой невесте!"
Я услышал сзади шлепанье босых ног. Молодая невеста вышла из ванной.
Голос ее прозвучал счастливо:
- Ты не хочешь обернуться и посмотреть? Я хочу показать тебе мою остальную одежду.
Я обернулся. Анджелина стояла рядом с моими вытянутыми на постели ногами. Я выронил сигарету прямо на покрывало, и оно начало гореть. Я схватил ее и не почувствовал горящего пепла между пальцами.
Остальная одежда Анджелины оказалась не слишком обременительной. На ней были очень маленькие трусики и тоненькая рубашонка. Волосы ее рассыпались по плечам. Она нежно мне улыбнулась:
- Мне кажется, они невероятно хороши, правда?
Я отвернулся к окну:
- Да, очень хороши! - Я должен был что-то сказать, но голос изменил мне. Меня словно душили.
Не забывай, что это Анджелина. Она сопливая маленькая девчонка и тебе абсолютно не нравится. И ты здесь для того, чтобы жениться на ней и развязать этот поганый узел, потому что не хочешь ухудшения ситуации! Ты не можешь выносить ее вида! Клянусь жизнью, братец! Ты не можешь больше выносить ее в таком виде!
- Пойди и надень свое чертово платье! - сказал я.
Интересно, как прозвучал для нее мой голос? С моей точки зрения, он звучал не очень многообещающе.
Она схватила меня за лодыжку и потрясла ее.
- Оглянись, Боб, что ты думаешь об этих вещах? Ты не сказал ни слова. Но ты ведь купил их мне, и я хочу, чтобы они тебе нравились!
Оглянувшись, я увидел ее дразнящую улыбку. Из моих рук выпал стакан с выпивкой и разбился. Лед рассыпался по ковру. Я встал с кровати и грубо сгреб Анджелину, как какой-то старый мешок. Я не вполне сознавал, что делаю, не испытывал ничего, кроме дикого желания схватить ее. Первый поцелуй она восприняла довольно спокойно. Но потом ударила меня, и довольно больно, своим сжатым кулачком. А затем начала колотить меня по лицу обеими руками и вырываться. Я отпустил ее. Она отбежала, схватила со столика стакан и швырнула в меня. Он попал мне в шею и, отскочив, стукнулся о стену, но не разбился.
Глаза ее горели, и она смотрела на меня, как дикая кошка.
- Я тебя научу, я научу тебя, как бросаться на меня как сумасшедший!
- О’кей, - сказал я, - оставайся в своей рубашке. Мне надо было свернуть твою чертову шею!
Я снова лег поперек кровати, закурил и стал смотреть в окно.
Последовало долгое молчание. Казалось, она не сдвинулась с места. Что она там делает за моей спиной? Я был так зол, что мне стало все безразлично. К черту ее!
Внезапно она оказалась рядом со мной на кровати, глядя на меня с раскаянием и положив голову на согнутую руку.
- Прости, - проговорила она, - мне очень жалко, Боб. Ты меня простишь?
- Ладно, забудем об этом!
- Нет, я хочу, чтобы ты сказал, что простил меня!
Глаза ее смотрели на меня умоляюще, и волосы ее, рассыпавшиеся по руке, были всего в нескольких дюймах от моего лица. Это были прекрасные волосы, немного темнее золота, и я подумал, что это цвет дикого меда.
- Да пустяки, - отмахнулся я, - я сам виноват.
- Нет, это я виновата. Но ты напугал меня. И меня взбесило, как ты дико вел себя. Ты был так груб!
- Прости.
Она рассматривала меня одно мгновение широко раскрытыми глазами, а потом мягко произнесла:
- Не надо быть таким грубым, ладно?
На этот раз она меня не ударила. Она обхватила мою шею руками и притянула мою голову вниз, словно пловца, который тонет.
Потом мы долго лежали рядом, ничего не говоря и просто испытывая спокойствие под ветерком вентилятора.
Через какое-то время она вздохнула и что-то пробормотала.
- Что ты говоришь? - спросил я.
- Я сказала, что здесь хорошо. Боб. Тебе нравится? - И тут же добавила:
- Ты понял, что я имею в виду? Хорошая у нас комната.
- Зачем ты это сделала? - спросил я. Я начинал думать, что никогда не пойму Анджелину. В ней было слишком много всего, разного.
- Сделала что? - тихо переспросила она.
- Ты что, ничего не сделала?
- Я просто хотела, чтобы ты посмотрел на мои новые вещи, потому что ты был таким милым и купил их мне.
- Да, я знаю, - ответил я. - И затем произошла странная вещь. Похоже, ты за это не в ответе!
Она повернула ко мне лицо и лениво улыбнулась.
- Если тебя действительно интересует беспристрастная критика этих тряпок, то позволь дать тебе один совет. Демонстрируй их не на себе. Когда ты их надеваешь, ты только смущаешь.
- Я не думала, что я тебе нравлюсь. - Она все время возвращалась к одному и тому же.
- Дело не в том, нравишься ты мне или нет. Но это все равно как получить удар кувалдой между глаз. Эффект тот же самый.
- Знаешь что? - Она внезапно поднялась и оперлась локтями о мою грудь. В глазах ее прыгали бесенята. - Когда-нибудь ты сорвешься и все же скажешь мне что-нибудь хорошее!
- Несомненно.
- Мы станем с тобой добрыми друзьями, да?
- Конечно, конечно, - охотно согласился я, - особенно если будем ломать лед вот такими дружескими поступками, как сейчас. Можно мне называть тебя теперь по имени? Раз мы спим с тобой? Мне кажется, мы с тобой уже немного знакомы.
Я готов был треснуть себя за эти слова. Зачем я продолжал задевать ее? Но она не вспыхнула, как я ожидал.
- По-твоему, я очень испорченная, да? Она не сердилась. Напротив, она была тихой, и глаза ее немного погрустнели. Я ненавидел себя, потому что из глаз ее исчезла улыбка.
- Нет. И прошу извинить меня за эту последнюю остроту.
- Ничего. Не стоит притворяться, правда? После долгого молчания я произнес:
- А как ты относишься к замужеству? Ты думала об этом раньше?
- Какая девушка не думает?
- За кого-нибудь определенного?
- Нет, - сказала она задумчиво, - я ведь знаю мало мужчин. Папа никогда не разрешал мне нигде бывать или ходить на свидания. Единственное, как я могла встречаться с мальчиками или даже видеть их, - это выскользнув из дому потихоньку. И ты знаешь, чего они ожидают, если ты делаешь это.
- А что бы он сделал, если бы ты просто сказала, что идешь на танцы или куда-нибудь еще вопреки его приказу?
- Он выпорол бы меня кожаным ремнем.
- Когда ты была маленькой?
- Нет, в последние два месяца. - Она произнесла это спокойно, но с затаенной горечью.
- Он что, не знает, что так нельзя воспитывать девушку? Так нельзя обращаться даже с собакой!
- Я знаю. Он понимает собак. Он говорит, что нельзя ломать характер собаки, если хочешь, чтобы из нее получился хороший охотничий пес.
- По-моему, ему не удалось сломать твой характер.
- Нет. Ему бы это никогда не удалось. Мне кажется, я такая же несгибаемая, как он. Да, я убегала и не стыжусь этого. Я не думаю, что я хорошая, в том смысле, как ты это понимаешь. Но я предпочитаю быть плохой, чем такой, как он хотел. Я туда больше никогда не вернусь.
- А твоя мать? Она ведь никогда так с тобой не обращалась? А ты даже не сказала ей "до свидания", когда мы уезжали.
- Мне ее жаль. У нее нет никаких своих мыслей. И я с ней не простилась только потому, что боялась расплакаться. Я ненавидела тебя и его, и я скорее умерла бы, чем один из вас увидел бы меня плачущей.
- Но ты ведь не ненавидишь меня так теперь?
- Нет, потому что ты был добр ко мне. И потому, что ты купил мне всю эту одежду. Может быть, дело даже не в самой одежде, а в том, что кто-то поступает со мной по-доброму. Ты можешь подумать, что купил меня этими вещами. Наверняка это приходит тебе в голову. И может быть, это в какой-то мере правда.
- Неужели эти тряпки имеют для тебя такое большое значение?
- Да, Боб. Что мне сделать, чтобы ты понял, как много они для меня значат. Чтобы понять это, надо быть женщиной.
- Ты влюблена в Ли?
- Нет.
- Нет? Совсем нет?
- Он мне нравится, и он может быть удивительно ласковым. Но это все.
- По-твоему, он в тебя влюблен?
- Он говорил, что разведется и женится на мне.
- И ты ему поверила? Как же, разведется он!
- Нет, конечно, не поверила.
- Совсем не поверила?
- Ты что думаешь, у меня совсем нет мозгов? Конечно, я ему не поверила. Я знала, чего он добивается. Он хотел только этого.
- Тогда скажи, ради Христа, зачем ты делала это?
Она долго молчала, так что я потерял надежду на ответ. В конце концов, это не мое дело. Но она вдруг спокойно произнесла:
- А разве для этого нужны какие-то причины?
- Но, черт побери, причины есть у всего!
- Может быть, мне просто хотелось, чтобы кто-то сказал, что любит меня. Даже если бы он лгал. Для меня это не имеет значения.
Я лежал и думал, как это может не иметь значения, если тебе восемнадцать лет?
Пока она собиралась, я смешал себе еще один напиток и сел на стул у окна. Выпив, я переоделся в чистую рубашку. Потом привел себя в полный порядок и стал нетерпеливо ходить по комнате, ожидая Анджелину. Жара раздражала, но все же не так, как недавно.
Когда она вошла, я оторопел. Не знаю, было ли дело в ее новой одежде или в новом выражении ее глаз, но Анджелина казалась совсем иной.
Коричневый полотняный костюм ей очень шел. Так же как и тонкая желтая блузка. На ногах ее красовались очень тонкие нейлоновые чулки и белые туфли на шпильках.
Она выглядела как девушка из колледжа, за исключением, пожалуй, волос. Она туго собрала их в "хвост" на затылке, и не верилось, что у нее длинные волосы. Все же не понимаю, зачем женщины стригутся?
Она повернулась на каблуках, склонив голову, чтобы я мог как следует ее оценить. В ее миндалевидных глазах сияла дразнящая улыбка.
- Ну и как я выгляжу?
- Великолепно!
- А как тебе нравятся мои чулки?
- Блеск. У тебя такие красивые ноги!
- Спасибо. Знаешь, Боб, - продолжала она, - ты милый, но почему к тебе так трудно подступиться?
- Я антисоциальный человек. Давай идем. Ты не забыла, нам надо к мировому судье!
- Ты еще не передумал?
- Что значит - не передумал? Я никогда этого не хотел.
- Ну, спасибо. Если я вызываю у тебя такое отвращение, почему ты настаиваешь?
Кажется, мы начинаем все снова, устало подумал я.
- Идем, ради Христа! Идем поженимся! Она посмотрела на меня неприязненно и повернулась к двери:
- Хорошо, я уступаю. Никогда, наверное, не пойму тебя. Чуть скажешь что-нибудь хорошее, как тут же, на одном дыхании, говоришь гадости!
Еще не пробило трех часов, и улицы были опалены послеполуденным солнцем. Мы медленно шли к зданию суда, и Анджелина то и дело выгибала шею, заглядываясь на свое отражение в витринах. Она никак не могла привыкнуть к своему новому облику.
В офисе мирового судьи было жарко и не очень чисто. Он что-то долго бормотал сквозь небрежно подстриженные усы, коричневые от табака, при двух свидетелях, приглашенных нами с улицы. Когда процедура закончилась, я вручил судье конверт с десятью долларами и мы вышли на улицу. На ступеньках крыльца, в тени здания, я медленно начал сознавать, что больше не холост. Я был женат. Я рассмеялся, и Анджелина взглянула на меня удивленно:
- Что тебя так рассмешило?
- Я просто вспомнил одну смешную историю. Вот и все. Были два ирландца. Одного звали Пат, а как звали другого, я забыл. Кажется Моррис.
- А ты понимаешь, что мы женаты? - прервала она меня.
- Знаешь, нет. Я как-то не подумал об этом.
- Мне кажется иногда, что ты просто сумасшедший!
- Ну и куда мы отсюда? - спросил я. Она посмотрела на меня озадаченно. Никто из нас не представлял, что делать после церемонии. Все это было нам как бы навязано, и мы торопились пройти через формальности, по крайней мере я. Теперь же, когда все позади и женитьба - свершившийся факт, мы испытывали чувство пустоты. Теперь некуда было торопиться.
- Я думаю, что мы уже пришли, - проговорила Анджелина взволнованно. Она смотрела на улицу.