– Заметила, – утвердительно кивнула головой Тэсс, уверенная, однако, что агенты скорее присматривали за ней с Крейгом, чем за Джеррардом и Фулано. Тем не менее она сделала вид, будто его объяснения убедили ее, и спросила: – Но что, если снаружи что-то случится? Что, если ваших охранников убьют?
– Мы всегда можем связаться с ними по карманному приемопередатчику. Если они не ответят, – Джеррард сделал решительный жест рукой, словно отметая любые сомнения, – мы воспользуемся другим выходом.
– У вас все предусмотрено, – заметил Крейг.
– Мы стараемся. – Фулано, опять помогая себе плечом, стал открывать следующую дверь. Ее петли пронзительно заскрипели, нижний край заскрежетал по каменному полу. – А теперь сюрприз.
– Одно из величайших чудес света, – подхватил Джеррард. – Лишь немногие видели его. Только те, кто заслуживает этой чести, кто может оценить увиденное, кто бережет нашу планету и хочет спасти ее от погибели. Вы, Тэсс, имеете на это право, потому что любите Землю. Страстно любите, вы доказали это своими статьями.
– Итак, сейчас, – Фулано полностью распахнул железную дверь, – вы увидите тайну. Возможно, величайшую тайну, узрев которую, станете другими людьми.
– Не представляю…
– И не представляйте, – перебил ее Джеррард. – Не пытайтесь ничего предвкушать. Просто смотрите. Глядите и наслаждайтесь. Вы на пороге больших перемен.
– Учитывая, какой была моя жизнь до сих пор, перемены мне не помешают. К лучшему, надеюсь.
– Несомненно, к лучшему, – сказал Фулано. – Даю слово. Обязательно к лучшему.
Тэсс прошла за ними в дверь, схватив Крейга за руку. Охранники неотступно следовали позади. Фулано приостановился, закрывая вторую дверь.
Все хуже и хуже, подумала Тэсс.
Грубо высеченные в известняке ступени вели глубоко вниз в широкую и высокую пещеру. Путь освещали тусклые лампочки вдоль этого подобия лестницы, влажный камень которой поблескивал в их слабом свете. Сойдя вниз, Тэсс была ошеломлена размерами подземного зала. В благоговейном страхе она оглядывала украшавшие его причудливые каменные образования. По свисавшим с потолка сталактитам стекала вода, образуя лужи, которые Тэсс старательно обходила. Из этих луж поднимались сталагмиты, похожие на диковинных зверей, высунувших морды из воды. Здесь, глубоко под землей, было так холодно, что при дыхании шел пар.
– В пещере держится постоянная температура – примерно двенадцать градусов по Цельсию, в любое время года, и зимой и летом, – объяснил Фулано. – Тысячи лет назад обвал засыпал вход в пещеру, благодаря этому она осталась нетронутой. Все это время ее тайна была скрыта под толщей скал. В XIX веке очередной обвал открыл расщелину в основании утеса. Местный фермер в поисках пропавших ягнят забрался на склон горы, обнаружил расщелину и решил ее исследовать. Не столько ради любопытства – ведь такие места опасны, – сколько думая, что в нее забрели ягнята. Скоро он добрался до такого узкого лаза, что даже ягнята вряд ли могли пробраться по нему. Солнечный свет, пробивавшийся через вход в пещеру, позволил ему разглядеть, что за лазом начинаются просторные подземные галереи, и он рассказал об этом своим родным и другим, фермерам после того, как в тот же день нашел своих ягнят на лугах. Слух о пещере разнесся по округе и наконец дошел до моего прапрапрадеда, интересовавшегося пещерами. Он решил снарядить экспедицию, приехал в эту долину и приказал своим работникам молотками и кирками расширить проход. Известняк – камень хрупкий, и мастеровые быстро справились с заданием. Затем он вместе с ними, вооружившись факелами, вошел в пещеру и, когда нашел то, что мы собираемся вам показать, взял с мастеровых клятву молчания. Он поспешил преградить вход в пещеру железной дверью, ключ от которой держал всегда при себе. Потом глубже поставили еще одну дверь. Однако те, первоначальные двери, давным-давно насквозь проржавели, и их заменили, так что мы прошли уже через другие. В последнее время тут еще кое-что усовершенствовали: выбили ступеньки на спусках, сделали электропроводку, подсоединили ее к керосиновому генератору.
– Но что же он нашел такое, – спросил Крейг, – что хотел непременно скрыть?
– Не столько скрыть, сколько сохранить, – возразил Фулано. – Через секунду вы поймете.
Они двинулись за ним через подземный зал в полутемный коридор, который петлял, поворачивая то налево, то направо, и спустились еще ниже.
Тэсс с трудом вдыхала сырой воздух, который к тому же, казалось, сгустился, ограниченный сводами пещеры, и давил на нее всей своей тяжестью. Она то и дело переступала через лужи, вода с потолка иногда капала ей на голову. Они переходили из одного подземного коридора в другой словно в бесконечном лабиринте.
И вот наконец после очередного поворота открылся еще один громадный подземный зал, где их уже ждали улыбающиеся Фулано с Джеррардом. Даже в слабом свете лампочек на полу было видно, каким счастьем сияют их глаза.
Крейг подошел к Тэсс и встал с ней рядом. Появившиеся из коридора Хью Келли с охранниками присоединились к ним.
– В чем дело? – настороженно спросил Крейг. – Почему мы остановились?
– Потому что мы пришли. Разве вы не видите? – смеясь, проговорил Джеррард. – Разве вы не видите? Посмотрите вокруг! – Его смех множился, эхом отражаясь от стен пещеры. – Смотрите!
Тэсс нерешительно повернулась в ту сторону, куда, раскинув руки, показывал Джеррард. Представшее ее глазам зрелище заставило Тэсс прижать руки к груди и в изумлении и благоговении отступить назад.
– О Боже мой, – прошептала Тэсс и в избытке чувств громко повторила: – Боже мой!
Колени у нее подогнулись, она с трудом удержалась на ногах, до глубины души потрясенная тем, что открылось перед ней.
– Они великолепны! – вскричала она. – Я никогда не видела ничего подобного. В это просто невозможно поверить! Они так прекрасны, что хочется плакать!
Крейг, онемевший от восхищения, лишь молча покачивал головой.
Вокруг них и над ними, на стенах и на потолке – всюду были изображены животные. Они мчались, паслись, прыгали или просто стояли, красуясь. Это были наскальные рисунки – и в таком множестве, что Тэсс не могла их ни сосчитать, ни отделить один от другого. Рисунки накладывались друг на друга, переплетались, их линии, казалось, постоянно находились в движении – словно перед зрителями ожило огромное, неистребимое, не знающее устали стадо.
– Да, они так великолепны, – прерывающимся от волнения голосом сказал Джеррард, – так прекрасны, что у меня выступают слезы на глазах. Я был здесь бессчетное число раз, но не перестаю ими восхищаться. Теперь вы понимаете, что я не преувеличивал. Это одно из величайших чудес света. Для меня они олицетворение самой Земли.
Подземный зал населяли олени, лоси, бизоны, лошади, козероги, медведи, львы, мамонты и еще много, много других, включая незнакомых Тэсс животных, очевидно, давно вымерших.
Одни изображения были высечены и подкрашены углем, другие нарисованы красной охрой сплошными линиями или очерчены крупными точками. Рисунки изображали животных в натуральную величину: на потолке в прыжке, застыл олень восьми футов длиной, с огромными, почти такой же длины ветвистыми рогами. Выпуклости каменного свода подчеркивали мощные, бугристые мышцы на спине и ногах оленя.
Животные на рисунках выглядели совсем как живые, словно они лишь на мгновение замерли и вот-вот спрыгнут со стен и помчатся по пещере. И в то же время, как на полотнах сюрреалистов, великолепные создания природы представали в странном, искаженном виде – одни короче, другие длиннее, чем в жизни, но эти искажения, как ни странно, лишь усиливали впечатление от рисунков.
Животные грациозно изгибались вокруг выступов в камне. Они выпрыгивали и исчезали в трещинах и расщелинах. Лось, казалось, плыл, лошадь падала на полном скаку. Влага, покрывавшая известняк, заставляла изображения мерцать, отчего у зрителей захватывало дух.
– Кто нарисовал их? – наконец смог произнести Крейг. – Когда? Вы сказали, что пещеру обнаружили в девятнадцатом веке, но до этого вход перекрывали скалы. Сколько же лет этим рисункам?
– Двадцать тысяч лет.
– Сколько?
– Эти рисунки появились, когда, человечество делало свои первые шаги, – сказал Фулано. – Кто их нарисовал? Наши предшественники по эволюционной лестнице. Человек, который назывался кроманьонец. Его чувство красоты, его восхищение природой были огромны. В этом отношении, – если учитывать наше пренебрежение к природе, – современный человек не эволюционировал, а регрессировал. Иногда кроманьонцев называют "пещерными людьми" – абсурдное выражение, потому что они никогда не селились в пещерах. Кроманьонцы не смогли бы жить в пещерах из-за холода и сырости. – Фулано покачал головой. – Нет, они жили снаружи. Но по причинам, которые антропологи не могут установить, иногда забирались в пещеры, глубоко вниз, и в подземных залах, подобных этому, восславляли животный мир. У меня сложилось впечатление, что эти залы служили им храмами, что они приходили сюда в особых случаях, возможно в день весеннего равноденствия и летнего солнцестояния, чтобы поклониться чуду возрождения и плодородия, чтобы принять взрослеющих детей в полноправные члены племени и открыть им величайшую тайну мироздания. Эта пещера – храм, где человек склонялся перед величием природы.
– И он не единственное святилище, открытое в девятнадцатом веке, – добавил Джеррард.
Тэсс, кивнув, сказала:
– Я слышала, хотя никогда не видела, о наскальных рисунках в Ласко во Франции и о многих других, включая те, что в Альтамире – здесь, в Испании.
– Но в Ласко их обнаружили в сороковых годах нашего столетия, – сказал Фулано. – Историки полагают, что первой исследовали пещеру в Альтамире, это километрах в трехстах к западу отсюда. Якобы это произошло в 1879 году. Но мой предок нашел эти рисунки на десять лет раньше. Он знал, что ни один специалист по первобытным культурам не поверит в их подлинность. Как мог примитивный человек создать такие изысканные произведения искусства? Ученые сказали бы, что эти великолепные рисунки – ловкая подделка недавнего времени. Чтобы его находку не осмеяли, мой прадед закрыл пещеру на замок и не показывал ее никому, кроме родных и самых близких людей. И он оказался прав, потому что когда обнаружили наскальную живопись в Альтамире, ученые подняли открытие на смех. Только после того, как были найдены пещеры с рисунками во Франции, антропологи признали свою ошибку и согласились, что изображения животных в Альтамире подлинные. Ласко и Альта-мира вызывают такое восхищение, что их часто называют Сикстинскими капеллами палеонтологического искусства. Но я был в Ласко и в Альтамире и могу с полной уверенностью сказать, что они не идут ни в какое сравнение с тем, что вам посчастливилось увидеть. Именно это – настоящая Сикстинская капелла палеонтологического искусства. Мой предок поступил мудро и в другом отношении. Он понял, что микроклимат в этой пещере, которая оставалась нетронутой тысячи лет, находится в таком неустойчивом состоянии, что тепло тел множества людей, приходящих полюбоваться на рисунки, может нарушить экологию пещеры, с обувью будут занесены бактерии, дыханием людей увеличится влажность. Эти рисунки, сохраненные благословенной волею природы, будут уничтожены грибком и сажей от горящих факелов. Он позволял входить сюда только немногим избранным. Двадцатый век доказал, что прадед был прав. Ласко посещало так много туристов, что рисунки покрылись разрушительной зеленой плесенью. Пещеру пришлось снова закрыть, в нее допускались только специалисты и то лишь при соблюдении особых мер предосторожности, например, обувь следовало обработать составом, который убивал микроорганизмы. В Альтамире в пещеру могли войти лишь несколько человек в день по специальному разрешению. Но здесь, в этой отдаленной пещере, в этой затерянной долине, бывает еще меньше людей. Двойные двери создают своего рода барьер, преграждая доступ наружному воздуху, а с ним – пыльце и семенам растений. Мы сказали, что увиденное здесь вы будете помнить всю жизнь. Могу вас уверить, что и через сто лет и больше очень немногие смогут похвастаться подобными воспоминаниями.
– А вы еще не видели самого лучшего, – воскликнул Джеррард.
– Есть и другие рисунки? – изумился Крейг.
– Да, еще один зал, – сказал Фулано, его темные глаза сияли. – Самое лучшее – напоследок. Идемте. Вы увидите, оцените и поклонитесь.
– Поверьте, я уже оценил.
– И поклонились? Нет, не похоже, – с сомнением произнес Фулано. – Приготовьтесь, предпоследнее откровение поразит вас до глубины души. Но не буду открывать того, что вас ждет, увидите сами.
Он пошел вперед. Все последовали за ним, и, когда Тэсс вошла в следующий зал, она остолбенела не только от благоговения, но и от ужаса. Крейг тоже остановился, ошеломленный увиденным. Стены и потолок этого зала, как и предыдущего, были покрыты рисунками – изображениями животных в натуральную величину. Но здесь все животные представляли один вид – быков, и только быков. К тому же в отличие от рисунков в предыдущем зале, эти были выполнены не углем и охрой. Они были разноцветными и не просто контурно очерчены, но нарисованы очень подробно, вплоть до малейших деталей. Все как в жизни: черные копыта, коричневые задние ноги, горбатые рыжие спины, картинно изогнутые хвосты, острые черные рога угрожающе опущены. А в глазах такая свирепость, что кажется, быки сейчас кинутся на людей, разъяренные тем, что обречены быть вечными пленниками пещеры. Их мускулистые тела пружинисто изогнулись, ноги крепко упираются в землю – великолепный образец – и восхваление – мощи и красоты природы, той самой природы, которая через двадцать тысяч лет оказалась на грани уничтожения.
– Краски делались из толченого угля, охры и окиси железа, смешанных с животным жиром и кровью. Эта техника известна как полихром, – пояснил Джеррард, – и есть еще только два места, где она широко применялась, – Ласко и Альтамира. Невероятно изощренная техника и превосходно выполненная. То, что вы видите, является величайшим произведением искусства в истории человечества, потому что оно изображает могучую жизненную силу природы. Но как ясно показала зеленая плесень на рисунках в Ласко, наше вмешательство в природу ослабило ее жизненную силу настолько, что сейчас ей грозит гибель. На нас лежит священная обязанность любой ценой положить конец уничтожению планеты.
Этот зал покорил Тэсс еще большим совершенством изображений и еще сильнее напугал ее.
Быки. Подобно пламени и крестам, они неразрывно связаны с пережитым ею кошмаром. Тэсс оглядела прекрасные цветные рисунки и вдруг застыла при виде одного: изображавшего огромного – больше других – быка. И не было на этом рисунке ни черной, ни красной краски, а только одна – белая, и изображал он белого, как на барельефе, быка с задранной в агонии головой и торчащим из горла зазубренным наконечником копья.
Полный мучительной боли взгляд быка был устремлен в сторону еще одной запертой двери, увидев которую, Тэсс едва не вскрикнула.
"Как только что сказал Джеррард, – пронеслось у нее в голове, – на нас лежит священная обязанность любой ценой положить конец уничтожению планеты. А раньше Фулано упомянул, что в этом подземном зале находится предпоследнее откровение. Что же скрывается за той дверью?"
– Это единственное изображение смерти на рисунках, – прервал Фулано ее неотступные тревожные мысли. – Но моего предка оно не удивило. Он разгадал тайный смысл рисунка и понял, что белый цвет быка – это знак свыше. Он точно знал, что ему следует делать.
Тэсс, вцепившись в руку Крейга, смотрела, как Фулано отпирает дверь. Скрип ржавых петель резанул по натянутым нервам.
– Почему-то мне кажется, что больше рисунков мы не увидим, – проговорил Крейг.
– Вам правильно кажется, – отозвался Фулано. – Вы увидите Истину.
Тэсс крепче сжала руку Крейга. Когда она замешкалась, Хью Келли слегка подтолкнул ее вперед, и она вошла в дверь.
Глава 12
Этот подземный зал окутывали черные тени потому, что он освещался не лампами, а светильниками. В нем стало еще темнее, когда Фулано затворил дверь, заслонив электрический свет из соседнего зала быков.
– Пол мокрый, но ровный. Вы не упадете, – заверил ее Джеррард.
Их шаги эхом отдавались от стен. Подойдя к первому светильнику, Тэсс увидела, что его основание из камня укреплено в полу пещеры, а в каменной чаше горит масляный фитиль. Языки пламени заплясали, растревоженные, когда Тэсс прошла мимо.
Она направилась ко второму светильнику и впереди, в темноте услышала шаги Джеррарда и Фулано. Чиркнула спичка, Джеррард поднес ее робкий огонек к следующему светильнику, откуда скоро поднялись языки пламени. Фулано зажег еще один. Они двигались по пещере, попеременно зажигая светильники, пока темнота в зале окончательно не рассеялась. Но даже и тогда их тени зловеще колыхались на стенах и потолке, стоило им пройти мимо какого-нибудь светильника.
Фулано назвал подземные залы с наскальными рисунками Сикстинской капеллой каменного века. Но, оглядевшись по сторонам, Тэсс растерялась от неожиданности, обнаружив, что находится действительно в молельне. Однако, взяв себя в руки, решила все внимательно рассмотреть. Архитектура зала – его колонны и сводчатый потолок – напоминала римскую, но Фулано сказал, что пещеру нашли в XIX веке, и Тэсс рассудила, что, несмотря на античный стиль, зал был выстроен не раньше чем в прошлом столетии. Высеченный в известняке, он делился на три части. Справа лестница из трех ступеней вела к арочному входу в боковой придел с каменной скамьей вдоль него. Слева другие три ступени вели к точно такому же нефу со скамьей вдоль стены. Середина зала за величественной аркой представляла собой вытянутое, без колонн пространство, уровень которого был ниже уровня приделов и которое хорошо просматривалось со скамей. Все служило одной цели: сфокусировать внимание на предмете, покоящемся на большом квадратном престоле в глубине центральной части зала, и этот предмет – сердце Тэсс остановилось – был знакомым ей барельефом, где Митра, оседлав быка, перерезает ему горло. Она едва подавила вскрик, мысли ее смешались, казалось, она сходит с ума.
Скульптура была в два раза больше, чем та, которую она видела в спальне Джозефа. Белый мрамор местами потемнел, потрескался, кое-где откололся, и Тэсс инстинктивно поняла, что это не копия, какая была у Джозефа. Нет, это оригинал, тот самый барельеф, который горстка еретиков-фанатиков взяла с собой, когда по веревкам спустилась с горы в ночь накануне резни в крепости Монсегур.
– Как я и обещал, – проговорил Фулано, – вот она, Истина.
– Подойдите поближе, взгляните, – сказал Джеррард.
Встав между Тэсс и Крейгом, он положил им на плечи руки и повел к центральной части храма. Перед аркой Джеррард остановился у стоящей на пьедестале каменной чаши и опустил в нее правую руку. На его пальцах заблестела вода. Он поднес руку ко лбу, груди, к левому и правому плечу, перекрестившись.
Но Тэсс знала, Джеррард осенил себя не христианским крестом, то был крест – символ бога солнца.
– Чаша со святой водой? – не удержавшись, воскликнула Тэсс, ибо страх уступил место замешательству.