* * *
Братишка доложил: барыгу-подполковника "на зубок попробовали". "Гестапо" он боится, как черт ладана.
Иван сказал:
– "Гестапо" боится, но пулеметы все-таки продает?
– Жаба душит.
– Понятно, – сказал Иван. – Хорошо, возьмем пулеметы. Сколько стоят-то?
– Пулеметы отдает по тыще евро, плюс полтыщи "маслят" по еврику за штуку – даром!
Иван согласился:
– Да, недорого.
Братишка сказал:
– Можно вообще ни копья не заплатить.
– Нет, этого делать не надо. Заплатим.
– Зря, командир. Он все равно не свое продает.
– Заплатим. Где эти пулеметы?
– Где-то под Сортавалой прячет.
– Тогда лучше привезти на "Комсомольце". Так будет безопасней.
На следующий день, на рассвете, "Комсомолец" направился на север, в Сортавалу. Тремя часами позже туда же выехал Братишка с парой бойцов. Один из них – Пластилин – имел немалый опыт "общения" с КПВ. Еще с Афгана.
Деньги барыга получил вперед еще в Сортавале – боялся, что его кинут. Поехали за товаром. Братишка ехал вместе с барыгой на барыговой "Ниве-Шевроле", за ними бойцы на УАЗе. Пулеметы подполковник хранил в брошенной деревне – таких деревень полно по всему Северо-Западу, да и по всей России. Приехали. Деревня выглядела как все брошенные деревни – заколоченные дома, покосившиеся заборы, заросшие сорняками огороды.
– Здесь, – показал барыга на крайний дом. Когда-то это был добротный дом – рубленый, крепкий, просторный. Теперь дом умирал. Видно, что в нем уже побывали мародеры и унесли все, что можно продать.
Барыга посмотрел на грубо взломанную дверь, сказал:
– Разве это люди? Это, блядь, нелюди… тьфу!
Братишка посмотрел на подполковника, сказал:
– Да, очень некрасиво поступают… Иронии тот не заметил.
Пулеметы хранились в подвале, под слоем опилок. Они были в заводской упаковке – в добротных ящиках, в консервации, патроны – в цинках. Вчетвером едва смогли вытащить тяжеленные ящики. Братишка спросил:
– Как же это вы, господин подполковник, вниз-то их занесли?
– Зять помогал, – ответил барыга, утирая лоб. – Потом попал, сука, пьяный под электричку – ногу ему оттяпало… Помощник, блядь!
– Это он нарочно, – сказал Братишка. – Тебе назло. Подполковник покосился на Братишку, ничего не ответил. Ящики вскрыли, проверили комплектность. Братишка сказал:
– Надо бы отстрелять их, что ли.
– Чиво? Чиво? Они ж со склада – "консервы". Чего их проверять? Да чтобы их только расконсервировать, полдня уйдет. А потом собрать.
Братишка вопросительно посмотрел на Пластилина. Пластилин сказал:
– Собрать – плевое дело. А чтоб консервацию снять, время, конечно, надо… Полдня не полдня, но часа два понадобится.
Барыгу отпустили с миром, а Братишка связался с "Комсомольцем", согласовал с Гриневым место встречи. Спустя три часа они встретились в шхерах восточнее Сортавалы. В сумерках ящики подняли на борт буксира, и "Комсомолец" осторожно двинулся прочь от берега. Здесь, на борту буксира, "консервы" распечатали. Возились долго – пулеметы были законсервированы качественно. Один собрали, поставили на станок.
– Пушка, – сказал Гринев. С длинным стволом, на колесном станке артиллеристского типа, пулемет действительно напоминал небольшое орудие.
А Пластилин сказал: маленький штришок, – и закрепил на правой стороне пулемета оптический прицел. Вынес вердикт: вот теперь все… лепота!
КПВ – крупнокалиберный пулемет Владимирова. Самый мощный пулемет в мире. Пулемет-монстр. Пулемет-легенда. Тот, кто побывал под огнем КПВ и остался в живых, на всю жизнь запомнит "голос" этого зверя… Пуля КПВ весит шестьдесят четыре грамма, вырывается из ствола со скоростью километр в секунду и улетает на девять километров. Эта чудовищная пуля запросто прошивает кирпичные и бетонные стены. На расстоянии в полкилометра бронебойная пуля насквозь бьет броню толщиной в пять сантиметров. При попадании в руку, ногу или голову пуля гарантированно отрывает эту самую руку-ногу-голову… В зенитном варианте счетверенная установка имеет скорострельность две тысячи четыреста выстрелов в минуту. Под таким напором вертолеты просто разваливаются в воздухе на куски… В Советском Союзе пулеметом Владимирова оборудовали бронетранспортеры, катера и танки. Вот какая "пушка" стояла сейчас на палубе "Комсомольца".
Пластилин снарядил ленту, уложил ее в коробку. Братишка поднял коробку, сказал: ого! Коробка с лентой на сорок патронов весила почти десять килограммов.
Пластилин сказал:
– Вот тебе и "ого!" Зато – моща!
Какая это "моща", убедились утром, когда рассвело и Гринев вывел "Комсомолец" из лабиринта шхер. Пластилин попросил капитана:
– Мне бы, Юрьпалч, машинку опробовать.
– Пробуй.
– Да мне мишенька нужна. Может, подойдем к какому острову?
Вскоре подошли к небольшому скалистому островку. Метрах в четырехстах легли в дрейф. Пластилин из-под руки осмотрел остров, высмотрел ржавый бакен. Он болтался на мелкой волнишке между берегом и каменной грядой – видимо, его забросило туда штормом. Пластилин сказал: пойдет, – и снял брезент, которым укрывал пулемет. Он положил брезент на палубу, устроился на нем и снял колпачки с оптического прицела.
– Давненько, – сказал Пластилин, – не брал я в руки шашек.
Он приник к прицелу, замер и нажал на гашетку. Пулемет дернулся, оглушительно громыхнул. Из раструба на конце ствола полыхнула пламя. Раскололся, развалился на части камень справа от бакена. Над островом взметнулись чайки. Гринев, наблюдавший это зрелище в бинокль, озадаченно произнес: вот это да! Братишка почесал в затылке. Пластилин сказал:
– Качает, однако, – и повторил выстрел. Бакен буквально подпрыгнул на месте.
– Порядок, – сказал Пластилин.
– А дай-ка и мне, – попросил Братишка. Он занял место у пулемета, прицелился в тот же бакен и дал очередь выстрелов на десять. Над водой раскатился гром. Бакен колотился в припадке, пули выбивали из камней фонтаны гранитной крошки. На стволе пулемета бушевало пламя, на палубу со звоном сыпались гильзы.
– Могешь, – одобрительно произнес Пластилин. Над островом метались чайки, кричали.
Когда пулеметы прибыли в Петербург и были привезены на "Стапель", Зоран спросил Ивана:
– Как, друже Полковник, ты думаешь использовать эти пулеметы?
– Поставлю на "Комсомольце".
– Оба?
– Не думал еще… Наверно, один. А ты почему спрашиваешь?
– Да есть у меня одна мысль.
– Ну? – заинтересованно спросил Иван.
Серб немного помялся, а потом сказал:
– А давай сделаем танк.
– Какой танк? – не понял Иван.
– По плану Павла основной операции должна сопутствовать акция прикрытия, которая отвлечет внимание… так?
– Ну так… Он, правда, не раскрыл, что имеет в виду.
– Вот я и предлагаю провести демонстративную танковую атаку. А для этого нужен танк.
– Да откуда мы возьмем танк?
– Сделаем. У нас есть "катерпиллер" и КПВ. "Кэт" – это же неубиваемая машина. Он работает в тяжелейших условиях – на разборке завалов. В ковше – у него объем пять с половиной кубов – установим пулемет.
А кабина и так бронированная. В сочетании с КПВ получается танк.
Иван сказал:
– Мысль неплохая. Подумаем. Я как-то читал, что в Штатах, в провинциальном городке, жил мужик, которого сильно достали местные власти. Так он нечто подобное осуществил. Он обварил стальными листами бульдозер, вооружился винтовкой пятидесятого калибра и почти начисто разгромил городок.
– Если бы я мог, – сказал серб, – я бы разрушил все их города.
В его голосе звучала такая ненависть, что Иван поверил.
* * *
В середине августа удалось достать начинку для боевой части изделия – пластит С-4. Пластит организовал Дервиш. Тысячу семьсот килограммов взрывчатки привезли трое мужчин на грузовике. Все трое были уже немолоды, и чувствовалось, что это профессионалы старой школы. Они выгрузили сорок с лишним ящиков пластита и молча уехали.
Учитывая, что С-4 втрое мощнее обычного тротила, вопрос с начинкой боевой части был практически закрыт.
* * *
А в сентябре наступил день, когда Главный Конструктор сказал: готово.
Собранное, покрашенное черной матовой краской изделие стояло на стапеле, растопыривалось оперением стабилизаторов. Змеился по полу кабель, уходил в раскрытый лючок. Там мигали огоньки. Выглядело изделие солидно. Демонстрируя работоспособность, Борис Витальевич пощелкал кнопками ноутбука, пошевелил закрылками. Иван походил вокруг, спросил:
– Что, совсем готово?
– Не совсем. Во-первых, не загружена боевая часть… Это сделаем в последний момент. Во-вторых, не введена программа. В остальном – готовность.
Изделие разобрали – сняли обтекатель, оперение.
Оно снова стало похоже на обрубок. На поверхность нанесли по трафарету маскирующие знаки и надписи: "380 В", "Фильтр № 4", "К гл. сепаратору" и т. п. По легенде, изделие было главным элементом насосной станции. Иван даже изготовил "техническую документацию". На обложке самопальной брошюрки наклеил этикетку: "Насосная станция вихревого типа НСВ-280М/4. Паспорт. Инструкция по эксплуатации". Внутри лежали чистые листы, но сама брошюра была запаяна в полиэтилен. Были изготовлены накладные. Отправитель… получатель… Реквизиты. С адресами и телефонами. При необходимости любой проверяющий мог позвонить в ООО "Развитие плюс" или в ЗАО "Гидросистемы" и убедиться, что первая организация заказывала, а вторая осуществила ремонт и отладку насосной станции НСВ-280М/4… Печати… Копии платежных документов… Изделие упаковали в два места. Осталось перекинуть его на самоходку.
Тридцатого сентября Братишка принимал отремонтированную баржу. Собственно, принимал работу "эксперт" Гринев. Юрий Павлович облазил баржу "от и до", проверил работу механизмов, двигателя. Нашел, что все сделано качественно.
Братишка тут же выплатил директору обещанные премиальные – кэшем, конечно. И предложил отметить это дело. Естественно, за счет судовладельца… А че мы, не папуасы, что ли? В кабачину, бля, в кабачину!
Гульнули так, что дым коромыслом. По ходу пьянки Братишка пожаловался, что в Регистре тянут, суки, бюрократы, с документами. Нельзя ли на пару недель, а еще лучше на месяц, арендовать причал – плачу кэшем!
– Причал?
– Конечно, можно. А как посудину назовете?
– А "Крокодил", бля. Прикольно?
– "Крокодил"? Прикольно.
– Ну, наливай.
Второго октября грузовик "Вольво" с прицепом повез изделие в Шлиссельбург. Там у Угольного причала стояла отремонтированная, пахнущая свежей краской баржа. Десятитонный кран снял "насосную станцию" с "Вольво" и перенес в трюм самоходки. Потом туда же перенесли вторую упаковку – с обтекателем.
Ночью к самоходке подошел "Комсомолец". Пришвартовался, с борта на борт перекидали ящики с пластитом.
На "Стапеле" делать стало нечего. Поэтому коллектив увлекся "танком". После долгих дебатов ковш "катерпиллера" обрезали по длине. К остатку ковша "присобачили" "боевую башню" – похожую на колун конструкцию, сваренную из обрезков все того же ковша и трубы, оставшейся от корпуса изделия. В стенках прорезали бойницы, закрывающиеся заслонками. Дополнительные заслонки поставили на кабину.
Получился какой-то тиранозавр на колесах.
* * *
В Санкт-Петербург пришла осень, и деревья стояли в золоте.
До саммита "Евросоюз + "Промгаз"" осталось меньше месяца. На улицах в разы выросло количество плакатов с символикой "Промгаза". В город начали прибывать дополнительные полицейские силы. Это было заметно невооруженным глазом – по улицам катались полицейские автомобили с иногородними номерами. Надо полагать, что людей в штатском, которые в глаза не бросаются, тоже стало больше. Все чаще мелькали в небе "глазастые птички". Ходили слухи, что в город дополнительно привезли десятки "Ужасов". Увеличенной мощности. Они, якобы, на дистанции в километр мгновенно делают человека безумным. Одни говорили, что этими "Ужасами" будут зачищать окраины, наводненные человеческими отбросами. Другие – что "Ужасы" привезли для того, чтобы создать непреодолимое кольцо вокруг Башни и коридоры для проезда кортежей. Еще говорили, что на территории заброшенной промзоны за кольцевой устроили концлагерь на двадцать тысяч рыл. Там же есть и печи для обжига кирпича. Их переоборудовали в крематорий… Город замер в ожидании.
Полковник объявил "нулевой" режим. Это означало, что прекращается всякая активная деятельность организации. Прекращаются всякие контакты между членами организации. Все ложатся на дно и ждут команды.
* * *
За неделю до саммита Иван собрал участников операции. Впервые – всех вместе. Не было только Заборовского. Его Иван берег как зеницу ока. Встреча состоялась в кафе, которое принадлежало одному из членов организации. Впрочем, в тот вечер заведение было закрыто "по техническим причинам" и никого из обслуги, включая хозяина, не было. Одиннадцать мужчин собрались в кафе, сели у длинного стола. Под столом стояла хозяйственная сумка. В ней было три килограмма тротила. Дистанционный привод лежал в кармане у Зорана.
– Товарищи, – сказал Иван и обвел взглядом всех. В зале было почти темно, горели только несколько маленьких бра на стенах. Лица "гёзов" были в тени, но Иван отчетливо "видел" лицо каждого. – Товарищи… Сегодня я собрал вас для того, чтобы еще раз поговорить о том, что нам предстоит сделать. И еще раз напомнить вам, что многие из нас погибнут. Возможно, все погибнем. Сегодня еще не поздно отказаться от участия в операции. Никто вас не осудит. Никто не упрекнет. Никаких репрессий – я гарантирую – не последует. Единственной мерой, которая будет принята для обеспечения конспирации, – полная изоляция отказавшихся вплоть до начала операции. Я предлагаю каждому задать себе вопрос: готов ли я?.. Готов ли я пойти на смерть? Если вы не чувствуете в себе этой готовности – лучше отказаться. Это во-первых. Есть и во-вторых. Если у нас получится то, что мы задумали, погибнут тысячи человек. Среди них будут людоеды, но будут и ни в чем не повинные люди, у которых есть семьи – матери, дети, жены… Задайте себе вопрос: готов ли я убить тысячи человек? Загляните себе в душу. Если вы не чувствуете силы – лучше отказаться… Вы не обязаны никому ничего объяснять. Тот, кто принял решение, должен просто встать и пройти вон в ту дверь. – Большим пальцем правой руки Иван показал себе за спину. Там, справа от стойки бара, была узкая дверь. Все посмотрели на эту дверь – дверь в Жизнь… Иван продолжил: – Там уже приготовлено помещение, в котором есть все для того, чтобы несколько человек относительно комфортно могли пересидеть неделю… Повторяю: никто не будет считать вас трусом или предателем. Ваше право сделать выбор. Решайте.
Иван замолчал. Одиннадцать мужчин сидели вокруг пустого стола в почти темном помещении. Все молчали. Светился дисплей электронных часов на стене. Было слышно, как журчит вода в трубах. За окном изредка проезжали автомобили, обдавая шторы светом фар… Одиннадцать мужчин сидели и молчали. Каждый думал о своем и все вместе – о смерти.
И о двери, которая ведет в Жизнь.
Прошло пять часов… или пять минут. Иван сказал:
– Ну что ж… Выбор сделан. Я благодарю каждого из нас. Теперь предлагаю еще раз пройтись по плану операции.
Иван развернул на столе большой лист ватмана. Пепельницами прижали углы, поставили маленькие настольные лампы. Стало видно, что на листе изображен район проведения операции – Нева, Охта, мосты, набережные и прилегающие улицы. Вода была закрашена голубым цветом, набережные – серым. На мысу, у слияния Невы с Охтой, ярко-синим пятиугольником выделялась Башня. Схема была упрощенной, но наглядной. Например, мосты на ней были изображены в проекции "вид сбоку", то есть так, как их видят с палубы плывущего по Неве прогулочного трамвайчика.