Чжэн подошел ко второй лестнице, той, что вела на нижний этаж, и бросил вниз пустую банку из-под специй. Немедленно послышались шесть автоматных очередей. Три насквозь пробили латунь.
- АК-47, - заключил Чжэн. - Мы не можем спуститься, придется уходить вон через те окна.
И показал на балкон над правым фасадом. За ним была плоская крыша, с которой можно было перебраться на соседнее здание.
Гисберт первым перепрыгнул на ту сторону. Несмотря на свой возраст, он был, кажется, самым ловким. В мозгу Нельсона промелькнуло все сразу - Эльза, его мечты о славе, мысль о собственных обязательствах перед литературой, - и он спросил себя: а не окончится ли все здесь этой ночью?
- Не могли бы вы перестать молиться вслух? - попросил он отца Жерара. - Если в меня выстрелят, я не хотел бы, чтобы это было последнее, что я услышу.
Все перебрались на ту сторону, включая Криспина; Чжэн шел первым, во все стороны направляя дула своих пистолетов. Но когда они уже почти достигли соседнего здания, снова раздались очереди. Все бросились на пол. Одному из снайперов удалось спуститься на антресоль, и он стрелял через окно.
Чжэн, быстрый как молния, сделал три выстрела в том направлении, где были снайперы. Послышался шум, что-то упало. Он попал. Мы продолжили свой путь бегом, только отец Жерар не вставал. Суарес Сальседо, который был рядом, попытался помочь священнику, но, повернув его, увидел, что из груди вытекала лужа крови. Еще три выстрела просвистели мимо.
- Оставьте его, - тихо сказал Чжэн, - он мертв.
- Мертв? - повторил Суарес Сальседо в ужасе. - Что вы имеете в виду под словом "мертв"?
- Антоним слова "жив", - отрезал Чжэн. - Успокойтесь, это со всеми случается. Пойдемте. Мы должны двигаться дальше.
- Он молился, Матерь Божья, - сморщился Нельсон. - А я попросил его замолчать. О, жалкий я человек!
После этих слов прозвучал выстрел. Чжэн выстрелил в ответ, и они двинулись дальше, ползком, как черви. Струя крови хлынула из руки Нельсона Чоучэня.
- Черт, - сказал он, - в меня попали.
- Вы можете двигаться? - спросил Клаус.
- Да, ничего страшного.
Наконец они добрались до стены. Это был единственный проход между двумя зданиями, так что на данный момент они оказались в безопасности.
- Кто-нибудь еще ранен? - спросил Чжэн. Молчание, потом они услышали голос Криспина:
- Еще я, мачо. Ты почти раскроил мне череп!
- Что значит "мачо"? - спросил немец.
- Не самый подходящий момент, чтобы совершенствоваться в испанском, профессор, - возразил Нельсон. - Полагаю, нам нужно уходить отсюда. Все это становится слишком неприглядным.
- Сообщите мне по телефону, когда доберетесь донизу, - сказал Чжэн. - Я вас прикрою отсюда.
И остался, отстреливаясь из-за края стены, поскольку несколько человек попытались последовать за беглецами по крыше. Суарес Сальседо шел первым, таща за собой Криспина, и внимательно смотрел по сторонам, ища способа спуститься на улицу. Это был не склад, а старое офисное здание, поэтому они спустились по одной из лестниц. Добравшись до первого этажа, они увидели просвет на небе. Приближался рассвет. Суарес Сальседо позвонил Чжэну. Тот ответил, в трубке были слышны выстрелы.
- Мы уже снаружи.
- Как называется улица? Мне нужно предупредить одного из шоферов… подождите минутку, не вешайте трубку. - Чжэн прервал разговор, и Суарес Сальседо услышал автоматную очередь. - Сейчас вы меня слышите? Я говорил, что мне нужно знать название улицы, так я смогу устроить, чтобы вас подобрали.
- Не могу прочесть, Чжэн, - сказал Суарес Сальседо. - Написано по-китайски. Минутку… Кто-нибудь умеет читать по-китайски?
Криспин молчал. Гисберт Клаус сделал шаг вперед.
- Я, - сказал он. - Что вы хотите узнать?
- Прочитайте моему товарищу название улицы, - сказал он, передавая профессору телефон.
Клаус, гордый тем, что может внести свой вклад вдело общего спасения, взял трубку и прочел название.
- Через две минуты приедет фургончик и заберет вас отсюда, - сообщил Чжэн.
- А вы? - спросил Суарес Сальседо.
- Когда у меня закончатся патроны, я уйду. Я мог бы уйти сейчас, но хочу развлечься. Я буду на явочной квартире раньше вас.
- Помните, нам еще нужно допросить Криспина.
- Да, - сказал Чжэн, - этого я не упущу ни за что на свете.
Пока они разговаривали, выстрелы усилились. Суарес Сальседо с беспокойством стал ждать приезда машины. В этот момент он вспомнил, что в руке у него пистолет и что он должен держать на мушке Криспина, но сам себе показался смешным. Нельсон Чоучэнь Оталора исследовал свою рану, осторожно приподняв ткань пиджака.
- На десять сантиметров левее - и все. По счастью, это всего лишь царапина.
- Это была бы огромная потеря для испаноязычной прозы, - заметил Клаус. - Я рад, что тот наемник был не слишком метким.
- Я переживаю из-за пиджака, - объяснил Нельсон. - Это был один из самых изысканных. Огромная потеря для моего гардероба.
Фургон прибыл, и все сели в него. Водитель из предосторожности надел на голову Криспину капюшон и привязал его руки к заднему сиденью. Всем это показалось чрезмерным, ведь испанец уже продемонстрировал желание сотрудничать и, казалось, смирился с тем, что проиграл.
По приезде в надежное место все были поражены: Чжэн, сидя на диване, пил большими глотками чай из чашки. Одна рука его была перевязана.
- Вас ранили, - сказал Суарес Сальседо.
- В каждом сражении что-нибудь случается, - пожал плечами Чжэн. - Пустяки.
Один из сотрудников занялся Нельсоном Чоучэнем и его раной, Гисберт Клаус в это время вытянулся на диване.
- Ноги отваливаются, - пожаловался он. - Лет сорок я столько не бегал.
Чжэн допил свой чай, поднялся и отозвал в сторону Суареса Сальседо.
- Идемте, Криспин нас ждет.
Они пошли в комнату в глубине дома. Там, привязанный руками и ногами к металлическому стулу, сидел испанец.
- Ну, Криспин, - начал Чжэн, - в такого рода положениях бывает два решения: медленный путь и ускоренный. Оба они приводят к одному и тому же, только на медленном люди немного мучаются.
Криспин поднял голову и в бешенстве посмотрел на противника.
- Не собираюсь ничего говорить тебе, особенно после того удара, который ты мне нанес, сукин сын!
- Этот удар покажется тебе цыганскими ласками по сравнению с тем, что мой друг, колумбиец, способен причинить тебе.
Чжэн посмотрел на Суареса Сальседо, подмигнув ему. Тот сделал зверское лицо. Криспин занервничал.
- А что, черт возьми, вы хотите знать?
- Немногое, - сказал Чжэн. - Первое: почему ты оказался в этом сарае в маске и с пистолетом. Поскольку, полагаю, у тебя недостаточно смелости, чтобы действовать одному, второй вопрос напрашивается сам собой: на кого ты работаешь и кто были другие вооруженные люди? Для начала вполне достаточно.
Криспин, нервничая, проговорил:
- Да насрать я хотел на все.
Потом прикусил верхнюю губу.
- Видишь ли, Чжэн, ты знаешь: я человек подневольный. У меня серьезные долги. А тут пришел один мужик и предложил мне лакомый кусок за эту работу, у меня и выбора не оставалось.
Чжэн поднял подбородок, посмотрел испанцу в глаза. Вслед за этим он залепил ему оплеуху в левую щеку, такую смачную, что Суарес Сальседо закрыл лицо руками. Криспин едва не упал со стула, веревки удержали его.
- Козел! - крикнул испанец. - Если ты мне зуб сломаешь, я тебя убью! Черт, Чжэн, не усложняй мне жизнь. Это был тот мужик, о котором я тебе говорил. Тони, канадец.
Чжэн налил стакан воды, подошел к Криспину и плеснул в лицо. Тому, кажется, полегчало.
- Уже лучше, - одобрительно произнес Чжэн. - Это канадцы наняли тебя? Вооруженные люди - агенты методистской конгрегации?
Суарес Сальседо стоял за спиной у Криспина. Он был не согласен с методами Чжэна, но не делал ничего, чтобы удержать его. По правде говоря, эти методы приносили свои результаты.
- Послушай, - сказал наконец Криспин. - Я все рас скажу, если ты пообещаешь защитить меня. Эти мужики очень опасны.
- Сомневаюсь, что в твоем положении уместно выставлять требования, - ответил Чжэн. - Впрочем, говори, а там посмотрим.
Криспин сплюнул. На пол упало несколько сгустков крови, перемешанных со слюной. Потом он заговорил.
- Тони, канадец, - никакой не племянник преподобного. Насколько я понимаю, он приехал в Пекин, потому что его наняли, чтобы завладеть рукописью и отдать ее им, чтобы они себя поспокойней чувствовали. Но этот козел оказался более шустрым, чем от него ожидали, и, прежде чем приехать, он предложил ее каким-то китайцам из Нью-Йорка. Я точно не знаю, кто они такие. Слышал только, что это тайное общество, которое не хочет, чтобы рукопись всплыла, потому что иначе другая секта, которая хочет заполучить ее здесь, в Пекине, усилит свое могущество и переманит их приверженцев. Что-то вроде того. Тони должен был получить за рукопись пятьсот тысяч долларов. А мужиков с "Калашниковыми" Тони нанял здесь.
- А методисты, - спросил Чжэн, - что они думают по поводу всего этого?
- Они ничего не знают. Преподобный считает, что Тони работает на него, хотя тот его обманывает. Говорю тебе. Этот тип - он такой.
- А тебе, что он тебе предложил?
- Три тысячи долларов. Знаешь, я хотел заплатить долги и купить новый телевизор. Цветной, с дистанционным управлением. Я уже по горло сыт черно-белым дерьмом, которое у меня дома стоит.
Чжэн сжал руку в кулак и поднес его к лицу Криспина.
- И за это ты посчитал возможным взять в руки пистолет и угрожать нам?
- Черт, Чжэн, успокойся, я же не стрелял. Сам понимаешь - мужики, которым я должен бабки, шутить не любят. Они сказали, что ноги мне отрежут, если я до конца месяца не заплачу!
Чжэн пододвинул стул и сел. Суарес Сальседо подошел поближе и предложил всем закурить.
- Кажется, теперь все ясно, - проговорил Суарес Сальседо. - Что будем делать?
Чжэн погладил свою раненую руку. Потом встал, пошел в смежную комнату и только там ответил:
- Полагаю, что ничего. Согласно моим расчетам, четверо из наемников Тони отправились ко Всевышнему, а рукопись у вас. Моя миссия выполнена.
- Это точно, но я должен попросить вас еще об одной услуге, - сказал Суарес Сальседо. - Мне нужно еще один день пробыть в Пекине. Я полечу в Гонконг этой ночью, последним рейсом.
- И о какой же услуге?
- Не говорите Ословски, что рукопись уже у нас. Я сам скажу ему об этом, позже.
- Этот вопрос не входит в мою компетенцию, - ответил Чжэн. - Вам лучше знать, когда сообщить ему. Моя задача была привести вас к рукописи. Единственное, о чем вам следует помнить, - о том, что там, на крыше, остался французский священник.
- Мы не можем послать за его телом?
- Полагаю, можем.
Чжэн достал свой телефон и сказал что-то по-китайски. Потом повесил трубку и сказал:
- Все улажено. Я отдал приказ, чтобы его принесли, никому не говоря ни слова. Полагаю, он может остаться у нас до наступления ночи.
- Спасибо, - ответил Суарес Сальседо. - Я также вынужден попросить вас еще об одной маленькой услуге, но для этого нам нужно быть чрезвычайно осторожными. Пойдемте к окну, нас никто не должен услышать.
Мужчины, облокотившись о подоконник, несколько минут о чем-то переговаривались. Чжэн кивнул, потом они пожали друг другу руки. Сделав это, вернулись в зал. Нельсон Чоучэнь Оталора и Гисберт Клаус лежали на диване и, казалось, спали.
- Мы уже можем идти? - вдруг спросил Гисберт Клаус голосом, осипшим от усталости.
- Да, Чжэн нам поможет, - кивнул Суарес Сальседо. Вслед за этим он позвонил к себе в гостиницу и по просил соединить с его номером. Было семь утра.
- Алло?
Голос Омайры.
Это Серафин.
- Малыш, куда же ты пропал? Уже семь часов утра!
Суарес Сальседо попытался сложить в голове все заготовленные слова, потом он произнес:
- У меня к тебе просьба: сделай в точности то, что я тебе сейчас скажу. Не жди меня сейчас. Уходи и занимайся своими делами, но возвращайся в мой номер в пять часов вечера. Ровно в пять, а? Нам нужно поговорить.
- Ты пугаешь меня, Серафин, - сказала Омайра. - Я не хочу знать, во что ты ввязался, но скажи мне только, ты в порядке?
- Да. Пожалуйста, ровно в пять.
- Хорошо, хорошо. И ты мне ничего больше не скажешь?
- Скажу, - ответил он. - Я буду любить тебя всю жизнь.
Все четверо вышли на улицу и сели в черный автомобиль завода "Красное знамя". Утреннее движение было оживленным. Дымка придавала Пекину сказочный, нереальный облик, но на самом деле это они, тесно сгрудившиеся на сиденьях автомобиля, не вписывались в реальность. Чуть подальше, в парке, толпа совершала свои привычные утренние движения. Начался обычный день, такой же, как любой другой.
Подъехав к гостинице, я вспомнил диалог боксера из "Дикого быка", которого играл Роберт де Ниро. Он говорит своей подруге: "Поцелуй мои раны, так они заживут быстрее". Я много времени провел израненный, покрытый невидимыми трещинами, которые не кровоточили, но болели и вновь открывались со временем. Придет ли Омайра? Конечно, придет. Когда знаешь, что правильно, трудно этого не сделать. Это сказал Ословски.
Прежде чем подняться в свой номер, я зашел в торговый центр и отыскал там офис "Эйр Франс". Достав свои командировочные доллары, воспользовавшись кредитной карточкой, набрал необходимую сумму на билет Пекин - Париж в первом классе и, недолго поколебавшись, купил его на имя Омайры Тинахо. Положив билет в карман, я пошел в свой номер, чтобы ждать ее там. Пришел момент все поставить на карту. Можно сосуществовать с поражениями определенного рода, можно даже обрести легкое, декоративное счастье, но сначала надо сделать ставку. Я подумал о Коринн, о Лилиане. Подумал о трупе священника Жерара на крыше сарая и о его записях, хранившихся в кармане моего пиджака. Я подумал о Кастране, и о Мальро, и о себе самом, каким я был до того, как приехал в Пекин, но не нашел никакого отклика. Все эти имена были пустыми звуками. Наконец она пришла. Она очень нервничала. - Что означает вся эта таинственность, Серафим? - спросила она, бросаясь мне на шею.
- Лучше, если сейчас ты не будешь задавать мне этого вопроса, Омайра, - ответил я. - Он уже не имеет смысла. В девять я улетаю в Гонконг. Это прощание.
Омайра с силой обняла меня. Ее глаза наполнились слезами.
- Ах, малыш. Я продолжаю сходить с ума по тебе. Останься со мной еще на одну ночь.
Я опустился на пол. Стоя на коленях, обнял ее ноги. Я зарыл лицо в ее юбку и сказал:
- Ответь мне, да или нет, на то, о чем я тебя сейчас спрошу. Не говори мне о причинах, скажи только, да или нет.
Она молча кивнула. Тогда я протянул билет на самолет. Я показал ей, что она может воспользоваться им в любой день, из Пекина или из Гаваны. Это был билет с открытой датой.
- Ты приедешь? - спросил я.
Омайра упала на пол и снова обняла меня. Она уже не плакала.
- Да, - ответила она. - Жди меня там.
Я укусил ее губы и почувствовал что-то не то сладкое, не то горькое. Потом она подняла юбку и, откинувшись на край кровати, сняла колготки и трусики.
- Иди ко мне, Серафин, возьми меня, - попросила она. - Возьми меня всю.
Когда все было окончено, она оделась, потом подошла к зеркалу, чтобы поправить макияж и прическу. Я проводил ее до двери.
- Какая погода в Париже? - спросила Омайра.
- Через несколько дней начнутся холода.
Она задумалась на мгновение; я снова внутренне задрожал.
- Тогда лучше всего будет купить себе здесь пальто, - закончила она.
Поцеловала меня в губы и пошла к лифту. Из глубины коридора она снова сказала:
- Жди меня там.
Через несколько часов я был в аэропорту и отправлялся в Гонконг. Когда самолет взлетел, я почувствовал, что оставляю позади какой-то очень плотный, насыщенный кусок жизни и ностальгию, сильную ностальгию, Я смотрел на огни города. Океан освещенных точек. В какой-нибудь из них Омайра, должно быть, разглядывает билет на самолет и решает свою судьбу. И мою. Может быть, мне следовало остаться, рискнуть, но рукопись жгла мне грудь. Необходимо было положить конец авантюре, я должен был лететь этим ночным рейсом.
Пети и Гассо ждали меня в аэропорту после полуночи. Как ни странно, ни один из них не выразил своего удовлетворения, получив рукопись. Гассо просто открыл ее, проверил содержимое и сказал:
- В конце концов, вы проделали хорошую работу.
- Этого нельзя отрицать, - добавил Пети. - Хорошая работа.
Я отправился спать в тот же отель, в котором останавливался сразу по прибытии, но на этот раз ни огни, ни сумасшедшее движение на улицах не произвели на меня прежнего впечатления. Завтра в полдень я сяду на самолет и вернусь в Париж, а сейчас единственное, чего я страстно желал, - побыть одному. Я не смел думать об Омайре. У меня было абсурдное ощущение, что если я это сделаю, если разрешу себе мечтать о ее приезде и возможной счастливой жизни, все рухнет. Моя судьба некоторым образом была в руках незнакомки. Единственное мое срочное и необходимое дело - выспаться.