Но не так давно Годдарт удивил Рахитова: попросил рассказать ему о Василии Прокудине. Рахитов хотел было увильнуть от неприятного разговора, но это не удалось - Годдарт смерил его уничтожающим взглядом и приказал приступить к информации. Рахитов подчинился. Сколько лжи и злобы излил он в тот час на Прокудина! Годдарт не перебивал. Потом встал, швырнул окурок и, что-то буркнув на прощанье, ушел спать. И опять все спокойно. Но вот этот призрачный покой полетел в тартарары: только что снизу позвонил "Егоров" и попросил заказать пропуск. Попросил? Как бы не так! Агент Харвуда, по-видимому, умел лишь приказывать своей жертве, а вовсе не просить. Пропуск Рахитов незамедлительно заказал. Неожиданный звонок лже-Егорова поверг его в смятение: почему этот тип снова прется к нему на службу, оформляет свой приход через бюро пропусков? Зачем? Рахитов подозревал в этом какой-то подвох. В самом деле, почему "Егоров" ничего не сказал ему дома? Зачем нужно вести какую-то беседу в служебном кабинете? Очевидно, опять потребуется спецтелефон, и, само собой, сегодня он получит новое задание, а выполнение задания всегда связано с риском быть разоблаченным КГБ… А тогда - смерть. Как ни старался Рахитов взять себя в руки, это плохо удавалось. Физиономия его посерела. Он согнулся как от удара, почувствовал противную дрожь во всем теле, неожиданной силы мучительный страх гнал его из одного угла кабинета в другой.
Годдарт появился как всегда солидно-благопристойный, самоуверенный. Он молча сел у стола.
- Ну? - сквозь зубы спросил наконец Рахитов.
Годдарт сказал:
- Вам нужно успокоиться. Возьмите себя в руки.
- Какого черта вам здесь нужно? Почему вы ставите меня под удар? Если вы так будете себя вести и дальше, я отказываюсь иметь дело с вами,
Годдарт с любопытством рассматривал его.
- Прекратите болтовню, - тихо приказал он. - Спрашиваю я, приказываю вам - только я. Решаю вашу судьбу тоже я. - Он попытался зачем-то улыбнуться. - Мне нужна ваша помощь.
Рахитов простонал:
- Вы погубите и меня и себя, да, да, да, - и себя!
Годдарт пренебрежительно махнул рукой:
- Об этом думать поздно… Если вы перестанете трусить - все будет о’кей, можете верить моему опыту. Перейдемте к делу. Сегодня мне удалось достать билеты на концерт заморской знаменитости. Завтра вам предстоит провести очаровательный вечер.
- И для того, чтобы сообщить мне об этом, вы пожаловали сюда?
- Да, как видите.
- Что вам еще нужно от меня? Ведь Ирина Петровна говорила, что никаких заданий мне не будет даваться.
Годдарт иронически осведомился:
- А Ирина Петровна не обещала вам крупных сумм денег исключительно за ваши красивые глаза? Не обещала? А деньги вы от нас все-таки получаете… Мы слишком щедро оплачиваем ваши услуги, господин Рахитов, вам следовало бы ценить это.
- Что вам нужно от меня сейчас?
- Прежде всего, пока не поздно, - Годдарт взглянул на часы, - поднимите трубочку телефона и позвоните профессору Желтовскому. Пригласите его с супругой на завтрашний концерт. Не формально пригласите, а дружески, сердечно, как вы умеете.
Рахитов позвонил. Желтовский поблагодарил, он действительно рад немного развлечься, повидаться с Рахитовым…
Рахитов опустил трубку на рычаг и посмотрел на Годдарта. Вместе с билетами тот положил перед ним отпечатанное на машинке письмо. Заметив на письме свое имя, Рахитов внимательно прочитал его. В написанном на бланке дружеском послании среди всякой всячины речь шла и о "Егорове", - автор письма, известный военный, всячески рекомендовал его Рахитову как своего бывшего солдата, потом офицера, человека поразительных талантов и трудолюбия и просил оказать ему содействие, познакомить с крупными общественными и научными деятелями.
Ткнув пальцем в подпись на письме, Рахитов пугливо спросил:
- Липа?
Годдарт ничего не ответил.
- Но я незнаком с ним, - продолжал Рахитов, указывая на подпись.
- Не имеет значения. Важно, что вы знакомы с Желтовским и сможете как бы случайно, между прочим, показать ему это письмо. Желтовский не усомнится в его достоверности, а для меня это весьма важно.
- Не можете ли вы объяснить, зачем вам все это нужно?
- Вы слишком любопытны, - Годдарт помолчал. - Впрочем, пожалуй, для вашей ориентации можно и объяснить… Желтовский доволен мной по моей работе в редакции журнала "Космос", но, мне кажется, он не питает ко мне того полного, понимаете, - полного доверия, которое нам, - Годдарт сделал на последнем слове ударение, - совершенно необходимо.
- Он перестал доверять вам? - в голосе Рахитова послышался ужас.
- Да нет, - тихо рассмеялся Годдарт, - не впадайте в панику. Просто сказывается привычка быть бдительным, только и всего. Нам нужно, чтобы у него было побольше ко мне доверия. Для чего нам это нужно - не ваше дело. - Годдарт резко поднялся, - Вы сделаете это завтра вечером. Постарайтесь, чтобы Желтовский подумал, что вы случайно, совершенно случайно показали ему письмо. Ну, скажем, полезли за носовым платком, а оно и выпало у вас из кармана. Завтра же доложите мне обо всем.
Взяв отмеченный пропуск, Годдарт-Егоров удалился.
Рахитова бил озноб.
Годдарт очутился в сложной ситуации. Через связную он передал донесение Грину о своих делах в "Космосе". Каким образом женщина доставляла шифровки главному резиденту Харвуда, он не знал, но донесения свои продолжал регулярно слать, - к тому имелись причины: хотелось блеснуть достижениями и тем самым повысить свои акции в глазах начальства. Он ничуть не сомневался - Аллен Харвуд и Уильям Прайс систематически запрашивают Грина о том, как подвигается выполнение задания, порученного ему, Годдарту. Кроме того, его тормошил Грин, тому же не терпелось как можно скорее окончить эту проклятую "Тень человека", "Шедоу".
Грин приказал Годдарту воспользоваться покровительством профессора Желтовского и пробраться в ближайшее окружение Ландышева на заводе. С этой-то целью и было решено еще раз использовать Рахитова.
Годдарт не очень обрадовался, получив такой приказ. Вообще-то говоря, он с самого начала, еще с того времени, когда его отправляли в Советский Союз, знал: настанет час - приказ такой ему вручат. Однако где-то глубоко внутри затаилась надежда, что до этого далеко. Он отлично понимал - от слов до дела, до осуществления указания - расстояние немалое, но все же настроение было испорчено, и к тому же он своими руками должен был форсировать развитие событий. Что пугало Годдарта? Первое время после переживаний, выпавших на его долю в результате бегства Можайцева с завода в Брайт-ривер, ему было не до анализов и размышлений: все внимание ушло на то, чтобы спасти шкуру, избежать расплаты за неумение оправдать доверие Прайса и Харвуда, а потом на подготовку к переброске на территорию Советского Союза. Но затем, уже в редакции журнала "Космос", Годдарт успел осмотреться, подумать и однажды пришел к неутешительному выводу.
Он был осведомлен кое о каких фактах и обстоятельствах из жизни интересовавших его советских ученых и разработал свой план действий на ближайшее будущее. Самым неприятным было для него, пожалуй, предстоящее свидание с "Джимом", необходимость снова ехать на станцию Кратово - он опасался слежки, провала.
И все же отправиться в Кратово пришлось. Редким в том году погожим днем шел он от станции мимо скрытых в буйной зелени дач. Вот и домик за забором: С.С. Рушников, с надписью, сделанной на калитке чернильным карандашом: "Во дворе злая собака". Годдарт дернул за прикрепленную к проволоке деревянную ручку, - тотчас где-то задребезжал колокольчик. Послышались шаги, и в открытой калитке появилась лет тридцати пяти женщина, довольно красивая, сероглазая, с румянцем на пламенеющих от загара щеках, с высокой прической пышных русых волос. Вслед за ней бежали мальчик и девочка. Обширный участок "пенсионера, инвалида Великой Отечественной войны Рушникова", был густо засажен плодовыми деревьями, а вокруг дорожек виднелись цветы - самые различные, высаженные и на грядках и на клумбах.
- Мне к хозяину, - произнес Годдарт, настороженно осматриваясь.
Женщина пригласила Годдарта войти во двор и сообщила, что мужа сейчас дома нет, но поспешила заверить, что он вот-вот будет, предложила подождать. Годдарт согласился, прошел в глубь окружающего дачу садика и уселся на скамье - отсюда было удобно наблюдать за калиткой. Женщина, жена Рушникова, принесла гостю кружку холодного хлебного кваса собственного изготовления и, пока он маленькими глотками утолял жажду, бесхитростно поведала кое-что о своем муже. Рушников занимался коллекционированием семян различных цветов, часто куда-то ездил за ними, каждую весну высаживал все новые сорта, и иногда к нему приходили люди за нужными им семенами. "Пенсионер Рушников" легко убедил жену, что этот посетитель - важный ученый, приезжал к нему для того, чтобы посоветоваться, как следует ухаживать за какими-то диковинными растениями, привезенными из Австралии. Прихлебывая квас, Годдарт утвердительно кивал. Он ничуть не сомневался: затея с коллекционированием цветочных семян просто-напросто камуфляж, придуманный Джимом-Рушниковым довольно удачно. А женщина все говорила и говорила с большим и теплым чувством о своем муже, который вот-вот должен был появиться… И чем больше она рассказывала, тем спокойнее становился Годдарт - такого человека, как гестаповец Рушников, всю жизнь занимавшегося шпионажем и убийствами, чекистам поймать будет не так-то легко! Казалось бы, самый близкий ему человек - жена - была твердо уверена, что ее муж-пенсионер до ухода на заслуженный отдых целиком отдавал себя служению родине, участвовал в Великой Отечественной войне, проливал свою кровь за советский народ, награжден орденами и, даже получив инвалидность и выйдя на пенсию, не может успокоиться, кому-то помогает, кого-то консультирует… Едва сдерживая смех, Годдарт слушал о том, какой прекрасный семьянин его агент. Этой красивой, ладной русской женщине и в голову не приходило, что и она сама и дети, которых она народила, нужны ее "супругу" лишь для маскировки. Черт возьми, оказывается, Семену Семеновичу Рушникову при его актерских способностях только бы на сцене выступать! Нет, что ни говори, а с таким помощником, как этот "Джим", работать можно. А женщина все говорила, вспоминала боевые эпизоды из жизни мужа…
Рушников появился примерно через час. Вошел, раскинул руки - дети с радостным визгом бросились к нему. Он обнимал их, осыпал поцелуями, совал им конфеты. Жена поспешила навстречу.
- Там тебя ожидают, - сказала она.
Из-за густых ветвей Годдарт видел, как вдруг всем телом напрягся Рушников-Джим, был он в эту минуту похож на готового к прыжку зверя.
- Кто? - донесся до Годдарта его спокойный, слишком спокойный голос.
- Ну, помнишь, приходил как-то… ему еще семена привезли из Австралии.
- А-а… помню, - и он направился туда, где его поджидал Годдарт.
Встретились любезно, вежливо.
- Не ладится? - осведомился хозяин.
- Боюсь, не приживется, - грустно поддакнул гость, следя глазами за женщиной, находившейся в двух шагах от них.
- Ну, ничего, что-нибудь придумаем, - успокаивающе сказал Рушников. - Пойдемте ко мне, наверх, - предложил он, - там и поговорим. Заодно и покажу кое-что новенькое.
- Вот и моя святая святых, - шутливо произнес хозяин, открывая дверь в комнату.
Годдарт вошел. Комнатка тесная. На этажерке лежали стопки книг и брошюр по цветоводству, на столе - свежие номера "Правды", "Известий", "Коммуниста", а на стене портреты Маркса, Ленина, огромные, в темных рамах: Джим работал всерьез, продуманно.
Закрыв за собой дверь, он мгновенно преобразился - теперь перед Годдартом стоял не любвеобильный семьянин, нежный муж, а тот самый палач из зондеркоманды, для которого доставляло удовольствие застрелить или повесить собственными руками советского человека, попавшего в лапы немецких фашистов. Это был садист с искаженными в вечном страхе и злобе чертами лица. Годдарт опустился в старенькое кресло и внимательно смотрел на стоявшего перед ним человека. По его знаку тот сел на краешек стула.
- Нас здесь не услышат? - тихо спросил он.
- Нет, можете быть спокойны, - заверил Рушников.
- Когда вы возвратились?
- Неделю тому назад.
- Ну и как?
- Да что ж, операцию провести можно, только…
- Требуется время?
- Само собой - дело-то не простое, - Джим нагнал на лоб морщины.
- Вас что-то смущает? - спросил Годдарт.
- Да, - признался хозяин, - уж очень его охраняют, просто не подойти. Только вы не сомневайтесь, я свое сделаю. Но для этого требуется время. Время и… деньги.
Годдарт молча вынул из бокового кармана толстую пачку банкнот и положил на стол. Глаза Рушникова загорелись. Он поспешно схватил кредитки и быстро спрятал их среди книг, на этажерке. Потом выпрямился и немигающими глазами уставился на своего начальника.
- Будет исполнено. Только подходы к Ландышеву надо искать и здесь.
- И этим поручаю заняться вам, - жестко сказал Годдарт, - у меня имеется план… Сегодня мы с вами должны условиться о проведении операции в целом, - и он жестом пригласил хозяина дачи занять место у стола. - Прежде всего, не откладывая, займитесь Орсой, немедленно!
В тот день на верхнем этаже дачи в Кратове были тщательно разработаны подлые планы, с которыми впоследствии пришлось столкнуться чекистам полковника Соколова.
Солнце спускалось к закату, когда Годдарт покидал дачу "инвалида Отечественной войны". Женщина остановилась на дорожке и смотрела ему вслед. Солнечные блики ярко рдели на ее красивом, добродушном лице.
- Тише вы, - шептала она детям. - Папа устал, его сегодня измучил вон тот ученый дядя, у которого не приживаются австралийские розы.
Годдарт любезно раскланялся и тихо закрыл за собой калитку. Выйдя на затененную улицу, осмотрелся и, убедившись, что за ним никто не следит, быстро направился к станции, - по расписанию через несколько минут к Москве должна отойти электричка. В его ушах все еще слышался ласковый шепот чужой жены: "Тише, дети, папа устал"… Годдарт-то хорошо знал, что в действительности ни мужа, ни отца у них нет - страшный человек-зверь вышагивал сейчас там, в мансарде… Его коллег по зондеркоманде чекисты постепенно повыловили, но ему, Джиму-Рушникову, пока везло, его еще не нашли и не схватили.
Рушникову было о чем подумать. Только что полученное задание Харвуда требовало изворотливости и опыта. Именно он обязан помочь иностранному лазутчику уничтожить плоды труда лучших советских ученых, "ликвидировать" Ландышева. Рушников отлично понимал: резидент Харвуда в Москве в какой-то мере строит свои расчеты на его способности проводить террористические акты. Он отдавал себе отчет в том, что и Годдарт и те, кто стоит над ним, рассматривают его исключительно как бандита, годного для мокрых дел. В сущности, они правы, хотя ему и не хотелось в этом признаться. Он был травленым зверем. Основательно поразмыслив, остановил выбор на двух своих не знающих друг друга помощниках. Симка Андрюхин - молодой парень, скрывавшийся от суда за убийство, до которого докатился после неоднократных "отсидок" за злостное хулиганство, дебоши, избиения… Рушников спрятал его в надежное место и всегда имел под рукой, "на всякий случай". Богуславский - проходимец высокого полета, не чета Симке Андрюхину, "интеллигент", человек с большими связями. Этот из-за жадности тоже погорел на мокром деле и попал к нему в капкан.
По приказанию Грина Рушников должен был прибрать к рукам Василия Прокудина. Игра стоила свеч - Прокудин не какой-нибудь Андрюхин или Богуславский! Годдарту было приказано получить от Рахитова необходимые сведения о Прокудине, после чего на его след поставили "Джима". Он как тень ходил за Прокудиным, изучал его, искал возможности познакомиться, втереться к нему в доверие. Характер этого человека скоро стал для него предельно ясен - из двух основных способов подхода: подкуп и шантаж, в данном случае не годился ни один, нельзя было и толкнуть его на какое-нибудь преступление, в результате которого он превратился бы в послушное орудие в их руках. На это нечего было и рассчитывать! После долгих раздумий было принято решение воздействовать на Прокудина, так сказать, эмоционально, учитывая при этом и безысходность его положения, и озлобленность всеми и вся, которая, как в том были абсолютно уверены и Годдарт и Рушников, им должна владеть. Следовало и посочувствовать ему и помочь, но помочь самую малость, чтобы раздражение и злоба у Прокудина не только не утихали, а, наоборот, получали все новую пищу.