Хайнц Куби не передразнивал фюрера: он имитировал его, причем так точно, что в этом было нечто жутковатое. Если бы Борман не знал, кто стоит перед ним, окажись они в другой обстановке, начальник канцелярии ни на секунду не усомнился бы, что видит самого фюрера. Когда представление закончилось, Борман долго сидел, погруженный в свои мысли…
- Пошли наверх, повидаемся с ним! - наконец заявил он.
- И, разумеется, арестуем? Мы предъявим ему обвинение в…
- Не забывайте, приказы здесь отдаю я! - рявкнул Борман.
Его разговор с Куби, проходивший в тесной комнатушке, не просторнее двух телефонных будок, в конуре, провонявшей затхлой пудрой и жирным гримом, длился недолго. Куби родился в Линце, почти там же, где и Гитлер, и поэтому у него был поразительно похожий австрийский акцент.
- Родственники есть? - спросил Борман.
- Н-нет. - Куби дрожал от страха: он узнал нежданного гостя, который даже не дал себе труда представиться. - Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было…
- Сколько вам сейчас лет?
- Сорок семь…
Чудеса не кончались. Куби оказался всего на два года моложе фюрера. Директор клуба приоткрыл тонкую фанерную дверь и, не веря своим глазам, уставился на Бормана.
- Что-то не так? Мы всегда можем отменить выступление Куби…
- Оно уже отменено, - сказал ему толстый коротышка-нацист. - И если вам дорога жизнь, то запомните: вы никогда меня тут не видели. Хайнц Куби поедет с нами. Прочь с дороги!
- А он вернется? - спросил директор. - Ведь нужно готовить репертуар на следующую неделю…
- Вы его больше никогда не увидите.
Через неделю, когда Гитлер приехал в Бергхоф из Берлина, Борман улучил момент и заговорил с ним о случившемся. Было десять часов вечера. Фюрер съел на ужин спагетти, выпил чай с яблоками и уселся у большого камина, где потрескивало несколько поленьев.
Борман вкрадчиво произнес:
- Я постоянно ищу новые средства, чтобы защитить вас от нападения какого-нибудь безумца…
- Очень похвально, - благодушно кивнул Гитлер, не отводя глаз от пляшущих языков пламени. Ему, похоже, доставляло удовольствие уничтожение деревьев в огне.
- Недавно я обнаружил в Зальцбурге человека, который сможет защитить вас… ну, прямо как в романе. Вы позволите привести его сюда?
- Конечно, конечно, мой дорогой Борман…
Мартин Борман драматическим жестом распахнул дверь и ввел Хайнца Куби в форме фюрера… незадолго до этого Борман с удивлением выяснил, что у них один и тот же размер. На рукаве Куби красовалась повязка со свастикой. Гитлер медленно поднялся на ноги и уставился на вошедшего. Лицо его было бесстрастно.
- Что это? - спросил он, помолчав.
- Ваш двойник, мой фюрер, - торопливо выпалил Борман, чувствуя, что назревают крупные неприятности. - В тех случаях, когда вы не сможете показаться на людях, в случаях какой-нибудь опасности, мы будем выставлять вашего двойника…
Больше Борман не успел сказать ничего. По-прежнему глядя на Хайнца Куби, словно на больного какой-то страшной болезнью, Гитлер вынес свой приговор:
- У-бе-ри-те его! Чтобы я никогда больше ЭТО не видел. ВЫ СЛЫШИТЕ?!
В конце Гитлер сорвался на визг. Борман поспешно вытолкнул перепуганного Куби в другую комнату и побежал обратно, чтобы ублажить патрона. Войдя в гостиную, он увидел, что Гитлер расхаживает взад и вперед, заложив руки за спину: это был его характерный жест. Фюрер не дал Борману вымолвить ни слова.
- Где вы раскопали этого мерзкого шута? Надеюсь, его больше никто не видел? Слава Богу! Вы должны избавиться от него! Неужели вы считали, что я потерплю рядом своего двойника? Не хватало только, чтобы генерал фон Браухич приехал, увидел ЭТО СУЩЕСТВО и принял его за меня.
- У всех нас есть где-то двойник, мой фюрер…
- Нет, я ЕДИНСТВЕННЫЙ и НЕПОВТОРИМЫЙ!
Через десять минут Бормана осенило. Он не сомневался, что фюрер оценит его хитроумную идею.
- Есть большой плюс в том, чтобы держать его при себе… так сказать, про запас, в кладовке, на тот случай, если, предположим, вам необходимо тайно побывать в одном месте, а вы хотите, чтобы в это самое время вас видели в другом. Куби нам очень бы пригодился в борьбе с заговором Рема…
- Борман, вы правы! - Гитлер, обожавший всякие трюки, пришел в неописуемый восторг. - Только вот в какой кладовке мы будем держать "подставного фюрера"?
- Как в какой?! Здесь, в Бергхофе! - уверенно ответил Борман. - Я отведу ему пару комнат и лично прослежу за тем, чтобы он из них носу не показывал, когда вы или кто-либо посторонний будете в Бергхофе.
- Однако он ни при каких обстоятельствах не должен покидать Берхтесгаден! Я настаиваю на этом!
- Это я тоже гарантирую… Нам осталось только разобраться с адъютантом, который его обнаружил. Я предлагаю немедленно отправить его на Восток, в какое-нибудь посольство. На самую низшую должность…
- Превосходно! Он может торчать там, сколько угодно… пока не пожелтеет!
У Бормана с души камень свалился. Гроза миновала. Фюрер даже перестал называть Куби "это существо", а начал говорить "он". Конечно, Борман сожалел, что привез в Бергхоф проклятого актеришку, но поскольку Гитлер согласился, придется держать Куби, "так сказать, в кладовке".
В октябре 1938 года Борман даже не подозревал, какое огромное, общемировое значение приобретает этот незначительный эпизод, о котором Гитлер мгновенно позабыл: вновь усевшись у огня, он подозвал к себе вошедшую в комнату Еву Браун и начал произносить очередной бесконечный монолог о своей юности и о том, какие ужасные были тогда времена.
Глава 5
12 марта 1942 года. Пилот английского самолета "москито", одетый в форму немецкого полковника СС, пролетал над горой Оберзальцберг. Прямо перед собой он увидел несколько ослепительно сверкавших снежных вершин, взмыл вверх и пролетел буквально на волосок от них.
За весь долгий полет подполковник авиации Ян Линдсей ни разу не выбился из графика. Этим хмурым утром горы казались мрачными часовыми, сторожившими подступы к Бергхофу, убежищу фюрера. Линдсей описал на своем самолете, сделанном для уменьшения веса и увеличения скорости из дерева, широкий круг, ища, куда бы приземлиться.
Ян Линдсей сидел в тесной кабине, за спиной у него был парашют, из-за которого он не мог толком повернуться…
Вскоре внизу показалась цель: заваленные снегом крыши Бергхофа… Линдсей отчетливо видел следы автомобильных шин, кто-то совсем недавно ехал по горному "серпантину" на машине.
Ян Линдсей прилетел с Мальты, а туда добрался из Алжира на американском военно-транспортном самолете "дакота". Его курс лежал через Адриатику. Затем, немного пролетев над севером Италии, Линдсей повернул на северо-восток и понесся над Альпами.
До самой последней минуты начальство колебалось: стоит ли посылать его на такое задание? В дискуссию оказался втянут даже генерал Александер. Он захотел познакомиться с Линдсеем и позвал его в штаб союзных войск в Алжире.
Генерал небрежно кивнул в ответ на приветствие Линдсея и предложил ему сесть.
- Что за страсти тут разгорелись из-за вашей поездки к Гитлеру? - дружелюбно спросил он.
- А почему об этом знает так много народу? - возмущенно ответил вопросом на вопрос Линдсей. - Предполагалось, что о ней будут знать только два человека в Лондоне и один здесь. Он вылетел вместе со мной и должен был обеспечить мне связь…
- И вы решили поболтать об этом со мной?
Александер пощипал свои аккуратные усики и усмехнулся. До него уже доходили слухи о том, что для Яна Линдсея никто не указ. Встреча с заместителем главнокомандующего Объединенными Силами союзников явно не повергла английского летчика в священный трепет. Но Александеру это даже понравилось, и он внимательно присматривался к человеку, сидевшему по другую сторону незатейливого складного столика.
У двадцатишестилетнего Линдсея были пышные светлые волосы, орлиный нос, как у римских императоров, изображенных на античных монетах, волевой подбородок и решительно сжатые губы. Ростом он был пять футов девять дюймов, и от него исходило ощущение силы. Лицо Линдсея отличалось большой выразительностью, как у актеров. И действительно, до войны он играл в театре.
- Отнюдь! Меня, наоборот, беспокоит ЧУЖАЯ болтовня, - возразил Линдсей. И добавил, словно спохватившись. - Сэр…
- У меня тоже есть поводы для беспокойства, - медленно произнес Александер, откидываясь на спинку стула. - Например, как не дать поссориться Эйзенхауэру и Монтгомери. Или как разгромить немцев на севере Туниса… Ну и тому подобные пустяки. А Телфорд, ваш связной, рассказал мне о ваших планах по секрету. Я его буквально вынудил это сделать, заявив, что иначе мы не будем давать ему никакой информации, откажемся от сотрудничества.
- Значит, вы получили шифровку? - воскликнул Линдсей. "Черт, этот беспечный тип вообще на что-нибудь годится или нет?"
- Можете сами ознакомиться, Линдсей… - Александер, привстав, протянул ему листок бумаги. - Видите ли, я люблю быть в курсе ВСЕГО, что происходит во вверенных мне войсках.
Линдсей тут же изменил свое мнение о генерале. Глаза и голос Александера посуровели. Сев на место, он ждал, пока его гость переварит содержание расшифрованного послания.
"Просим оказать всяческое содействие подполковнику авиации Линдсею в выполнении особого задания в тылу. Брук".
- Текст специально составлен несколько туманно… я надеюсь, вы со мной согласитесь, - насмешливо молвил Александер. - И не волнуйтесь, кроме меня, в Африке никто не знает, что вы здесь. Желаю вам удачи, самоубийца. Вы что-то вроде Гесса наоборот, да?
Кружа на своем "москито" высоко над Оберзальцбергом, постепенно снижаясь и пытаясь разглядеть сквозь очки грозные опасности, которые могли поджидать его впереди, Линдсей вспомнил разговор с Александером… Что это там? Немецкий истребитель или очередная гора? Они, как грибы, внезапно вырастают из тумана… В довершение всех неприятностей нисходящий воздушный поток в любой момент может затянуть самолет в ущелье, и он, Линдсей, не успеет и глазом моргнуть.
Линдсей решил, что хватит испытывать судьбу, пора покидать уютную кабину. Глубоко вздохнув, он катапультировался. Когда его лицо обжег ледяной ветер, Линдсей мельком взглянул вниз и увидел далекий, заснеженный мир. Линдсею казалось, что он спускается на удивление медленно, прямо-таки плывет по воздуху, а ведь его предупреждали, что это опасный симптом! Это значит, что в следующую секунду он может потерять сознание… Линдсей вцепился в парашютное кольцо и дернул:.. Но - без толку! Он по-прежнему дрейфовал в пустоте. Его и об этом предупреждали, но все равно чувство было ужасающим.
Линдсей поднял глаза и увидел неизвестно откуда появившееся облако. О Господи! Не дай Бог начнется гроза… Парашютные лямки впивались ему в тело. "Облако" оказалось большим зонтиком раскрывшегося парашюта! Линдсей вновь вспомнил о цели своего "приезда"… следовательно, к нему возвращалось самообладание. Он опять поглядел вниз и увидел вдали Бергхоф.
Потом англичанин вдруг сообразил, что ветер несет его прямо на отвесные скалы. Он подтянул левые стропы и начал спускаться по диагонали, рассчитывая приземлиться довольно близко от Бергхофа. Затем на глаза ему попалось нечто, о чем он уже успел позабыть, - брошенный "москито".
Самолет стрелой летел в гору. Линдсей содрогнулся, физически ощущая, как самолет врезается в скалы, и обрывается последняя ниточка, связывавшая его, Линдсея, с миром, в который он теперь может никогда больше не вернуться. Бензобак взорвался, Линдсей увидел ослепительную вспышку, услышал вдалеке глухой удар… В долину посыпались обломки самолета.
И тут же Линдсея окутала мрачная тишина, полное безмолвие, как обычно бывает зимой в горах. Линдсей еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.
Линдсей сосредоточился исключительно на управлении парашютом, стараясь держаться подальше от опасных отвесных скал, высившихся на севере и на юге.
- Интересно, фюрер сейчас в Бергхофе? - подумал он.
Линдсей очень на это надеялся, как и на то, что Гитлер припомнит их довоенную встречу в Берлинской канцелярии. Гитлеру тогда понравился юный англичанин, который свободно говорил по-немецки и симпатизировал идеалам нацистов. Они беседовали наедине целых четыре часа! Замерзшая, занесенная снегом земля была уже совсем близко… Судя по всему, Линдсей должен был приземлиться рядом с извилистым шоссе, которое вело к Бергхофу. Как сказал генерал Александер? "Гесс наоборот…"
В субботу, 10 мая 1941 года Рудольф Гесс, заместитель фюрера, полетел по своей инициативе в Шотландию, чтобы встретиться с герцогом Гамильтоном. Гесс явился в Великобританию с "миссией мира". 12 марта 1943 года Ян Линдсей, племянник герцога Дункейта и член существовавшего до войны Англо-Немецкого клуба, прилетел в Баварию. Тоже с "миссией мира".
Гесс наоборот?
Глава 6
- Отвезите меня в Бергхоф! Немедленно! Хайль Гитлер! - гаркнул Линдсей.
Он выбросил вперед правую руку, салютуя, как было принято у нацистов, и высокомерно поглядел на эсэсовского офицера, выпрыгнувшего из грузовика, который на всех парах примчался из Бергхофа. Четверо других эсэсовцев с автоматами выглянули из кузова и с любопытством воззрились на немецкий парашют, лежавший на склоне горы и трепетавший под порывами ветра.
Линдсей с удовлетворением отметил, что по званию он выше офицера, который машинально отдал ему честь и замер в нерешительности. Главное, как ты держишься в первые тридцать секунд после выхода на сцену. Это и многое другое англичанин усвоил еще до войны, когда работал в театре.
Он продолжил словесную атаку:
- Какого черта вы стоите, как истуканы? Я замерз! Говорю вам, отвезите меня в Бергхоф!
- Но почему вы не приземлились на аэродроме? - поинтересовался эсэсовский офицер. Он был стройный, с худым, вытянутым лицом и полными губами, которые больше подошли бы девушке.
- О Господи! - взорвался Линдсей. - Вы что, думаете, мое любимое занятие - прыгать в такую погоду с парашютом? Мотор отказал, понимаете? Проклятый болван…
Услышав вопрос офицера, Линдсей почувствовал облегчение. Значит, немцы не замечали "москито", пока тот не взорвался, ударившись о скалы. Через какое-то время солдаты, конечно, доберутся туда и опознают самолет, но Линдсей надеялся, что он тогда уже будет преодолевать другие препятствия, например, прорываться к фюреру, добиваясь аудиенции. Только бы он не ошибся, только бы это действительно оказался Бергхоф! Линдсей ждал главного вопроса и, наконец, дождался.
- Мое имя - Кранц, - сказал офицер. - Нас никто не известил о вашем прибытии. Так что позвольте поинтересоваться, кто вы и с какой целью явились сюда?
- Вас отправят на русский фронт, если вы еще продержите меня тут на морозе! - пригрозил Линдсей. - Коменданту было послано специальное уведомление о моем прибытии.
- Из Вольфшанце? - испытующе поглядел на Линдсея Кранц.
- Ну, конечно! Неужели проклятая система опять не сработала? А кто я такой - это мое дело! Что же касается цели моего приезда, то она строго засекречена, и я не собираюсь обсуждать ее в присутствии ваших людей, которые, кстати сказать, осточертели мне своим любопытством…
Кранц спохватился и загнал солдат обратно в кузов. И Линдсей понял, что выиграл первый раунд. Идиот… даже не потребовал у него документов!.. Хотя Линдсей, конечно бы, предъявил, если бы понадобилось. Однако противника важно морально подавить с самого начала… так актер, выходя на сцену, покоряет зрительный зал. А предъявление документов было бы уступкой Кранцу.
- Вы можете сесть рядом со мной в кабину, - предложил немец.
Немного проехав вниз по шоссе, они нашли место для разворота и двинулись обратно, преодолевая долгий подъем до Бергхофа. "Дворники" елозили по лобовому стеклу, очищая его от налипающего снега. Линдсей сидел, уставившись прямо перед собой, и не глядел на Кранца. Он был заинтригован.
Вольфшанце… Волчье Логово… Линдсей никогда не слышал о нем и мог поручиться, что название незнакомо высшему командованию союзников или разведывательным службам. Местоположение ставки фюрера, нервного центра военных операций, было для всех тайной за семью печатями.
При подъезде к Бергхофу находились контрольно-пропускные пункты; при виде грузовика шлагбаум сразу подняли… Да, у них тут с безопасностью не ахти…
- И почему, - подумалось Линдсею, - люди склонны считать врагов суперменами, а своих соотечественников - дебилами?
Он снял перчатки и подул на руки.
Краем глаза Линдсей заметил, что Кранц глядит на безымянный палец его руки, где красовалось кольцо со свастикой. Линдсей сказал себе, что настал психологически оправданный момент, пора заставить Кранца принять очередное решение, чтобы враги еще какое-то время не узнали кто он такой.
- Когда мы доедем, выделите мне приличную комнату, где бы я мог переодеться и приготовиться к встрече с фюрером. И чтобы там был сейф! Мне нужно положить туда секретные документы…
- Но фюрер в Вольфшанце, - возразил Кранц.
Линдсей мысленно чертыхнулся, заметив, что Кранц повернул голову, и в его тоне промелькнула настороженность. Да, это промах… теперь любое необдуманное слово может его выдать…
Линдсей ответил моментально, по-прежнему глядя прямо перед собой:
- Кранц! Соблюдайте осторожность… ведь с нами водитель… Надеюсь, вы не упустили из виду этот маленький пустячок?
- Не понимаю…
Настороженность сменилась растерянностью, и Линдсей опять почувствовал себя на коне. Он понизил голос и, не поворачиваясь к Кранцу, сурово прошептал:
- Его ОЖИДАЮТ… Вы же знаете, он никогда не предупреждает о своих намерениях… чтобы избежать покушения. Честное слово, Кранц, мне страшно представить его реакцию, если я поведаю ему о нашем разговоре…
- Вы можете во всем на меня рассчитывать.
Однако Линдсей не сдавался.
- Вы сейчас между дьяволом и Господом Богом, в которого никто из нас не верит. Вас ждет или Россия, или повышение по службе. Не забудьте, что мне нужна отдельная комната. Коменданту о моем приезде ни слова! И желательно, чтобы и вы со мной не болтали, пока я не отдохну.
За окном красовались знаменитые бескрайние просторы, столь поражавшие воображение людей, которые до войны посещали Бергхоф. В самом Бергхофе будет, конечно, крайне опасно… Но там хотя бы будет ТЕПЛО!.. Он промерз до костей, его измотали полет, бессонная ночь, а главное - что греха таить - ужасное нервное напряжение, в котором он пребывал с момента приземления на вражеской территории.
Осмотрев как следует дверную притолоку, Линдсей тихонько отворил дверь своей комнаты, находившейся во внутренних покоях здания. Похоже, сигнализации нет… Линдсей выглянул в коридор. Часовых тоже не было. Своим напором он напугал Кранца, и тот не стал принимать никаких мер.
Понятно, что долго так продолжаться не может, а значит, ему нужно поскорее изучить план здания, пока немцы не выяснили, кто он такой. Прикрыв за собой дверь, Линдсей, крадучись, пошел по натертому до блеска паркету. В конце коридора была лестница на первый этаж. Линдсей немного подождал.