8
Из протокола допроса Флоренского.
"В о п р о с: Назовите лиц японской национальности, с которыми вы поддерживали отношения во время вашего пребывания в эмиграции.
О т в е т: С одним из них я познакомился еще в России в декабре восемнадцатого года. Его звали Сэйко Камиро".
Словно тяжелый камень свалился с плеч Леонида. Снова обрел он уверенность в том, что пошел по верному пути, решившись забежать вперед и проработать главный пункт обвинения.
Ну а теперь можно не спешить. Материал для доклада Ладонину есть. Превосходный материал. Фактически Флоренский признал свою связь с японской разведывательной службой: как раз вчера из Центра пришло подтверждение, что Сэйко Камиро действительно является офицером японской разведки.
- Расскажите подробнее, при каких обстоятельствах вы познакомились с Сэйко Камиро, - Леонид старался не показывать своего волнения, и это ему с трудом удавалось.
- Это произошло на одном из правительственных банкетов в Омске, - неторопливо начал рассказывать Флоренский. - Мне, помнится, представил его кто-то из министров. Помню также, что меня удивило его русское имя и отчество - Сергей Николаевич. Он объяснил, что он православного вероисповедания и даже кончил Петербургскую духовную академию. Но в Омск прибыл из Японии.
Леонид как бы нехотя вносил показания Флоренского в протокол, однако перо проворно бегало по бумаге.
- Какого рода разговор состоялся между вами и Камиро?
- Во время банкета - обычный обмен любезностями, - подумав, ответил Флоренский. - Но на другой день он явился ко мне в министерство и поинтересовался состоянием продовольственного снабжения на территории Сибири, а также экономическим состоянием Сибири, Казахстана и Дальнего Востока.
- Вы сообщили ему сведения, которыми он интересовался?
- Помнится, я сказал Камиро, что армия и население обеспечены продовольствием вплоть до нового урожая, поскольку колчаковцам удалось захватить самые хлебные районы Сибири. Что же касается вопросов экономического состояния Сибири, Казахстана и Дальнего Востока, то мне показалось, что Камиро уже достаточно осведомлен. Во всяком случае, он лишь попросил меня уточнить некоторые детали, что я и сделал.
- Кого Камиро представлял в Омске?
- Он находился в составе японской миссии, прибывшей с визитом к Колчаку. Так я понял, хотя лично мне Камиро был представлен как журналист, сотрудник одной из токийских газет.
- У вас с Камиро были в то время еще какие-либо встречи?
- Нет, в Омске мы больше не встречались. Снова встретились мы уже в Харбине. Кажется, весной двадцать второго…
- При каких обстоятельствах произошла эта новая встреча?
Флоренский приложил ладони к щекам, на минуту задумался.
- Я в то время пытался устроиться на службу в управление КВЖД и зашел домой к одному знакомому, который обещал походатайствовать за меня. В гостиной у него находился Сэйко Камиро.
- Назовите фамилию хозяина квартиры, где происходила ваша встреча с Камиро.
- Целищев. Антон Иванович Целищев.
- Чем он занимался в Харбине?
- В качестве агента торговой фирмы Кушнарева он производил закупку пушнины и зерна для экспорта. У него были связи в деловых и административных кругах Харбина, в том числе и в управлении КВЖД.
- В дальнейшем вы продолжали встречаться с Целищевым?
- Непродолжительное время: в конце двадцать второго года он скоропостижно скончался от сердечного приступа.
- Можете припомнить содержание вашего разговора с Камиро?
- Вспомнили Омск. Камиро поинтересовался моими планами на ближайшее время. Обменялись адресами. Но в основном хозяин квартиры и Камиро разговаривали друг с другом. У них были какие-то общие торговые дела. Как я понял, Камиро представлял в Харбине одну из японских торговых фирм.
- Вы и впоследствии продолжали встречаться с Камиро?
- И неоднократно, - кивнул Флоренский. - В двадцать третьем году он помог нам с женой получить визу на въезд в Японию.
- Цель вашей поездки в Японию? - быстро спросил Леонид.
- Это было наше свадебное путешествие, - ответил Флоренский.
"Стоп!" - сказал себе Леонид. Он был слишком взволнован, Надо успокоиться и хорошенько продумать каждый вопрос.
Однако не хватило выдержки, тут же задал еще один:
- Вам была знакома в Харбине особа по фамилии Жарова?
- Это моя теща, - спокойно ответил Флоренский. - Вернее сказать, бывшая теща. Между прочим, замечательная женщина, наделенная тонким художественным вкусом. В ее квартире собирались люди искусства, устраивались выставки, музыкальные вечера…
- Ее основное занятие? - Леониду показалось, что у него пропал голос: сам себя не услышал. Кашлянув, повторил вопрос.
- У Ольги Сергеевны была художественная фотография…
- Была? А что, Жаровой сейчас нет в Харбине?
- Видите ли, незадолго до моего отъезда в СССР Ольга Сергеевна говорила мне о своем твердом намерении продать фотографию и перебраться на жительство в Шанхай.
- Скажите, а в Харбине у нее кроме художественной фотографии не было еще какого-либо подобного заведения?
- Нет, не было, - ответил Флоренский и, помедлив, добавил: - Если не считать крошечного кафе в том же помещении…
9
Что это? Случайная удача? Или безошибочно сработала интуиция? А может быть, проявил себя копившийся по крупицам, еще не вполне осознаваемый, таившийся до поры до времени в темных глубинах подсознания профессиональный опыт? Для того чтобы этот его собственный опыт смог проявиться, Леониду недоставало до сих пор одного - самостоятельности. Ведь никогда не научишься плавать на мелком месте.
Почему же, однако, Флоренский не отрицает своего знакомства ни с Камиро, ни с Жаровой? Понял по вопросам, что нам об этом известно, и решил, признав это, скрыть что-то еще? Может быть, главное? Или готовит такой же ход конем, какой недавно пытался сделать Макаров: набив себе цену, предложить нам своя услуги? Посмотрим, посмотрим… Как, однако, ловко он повернул: с Камиро - неизбежное, обязательное знакомство, как же, положение министра обязывало! А с Жаровой вообще хитро придумал - теща, родственница… И все же - удача. Что бы там ни было, а Флоренский признал связь с японской разведкой…
Удивительное дело! Ты - тот же, каким был и час назад, и день назад. Ничто в тебе не могло так быстро перемениться. Ничто не переменилось и вокруг тебя. Перед твоими глазами тот же обшарпанный стол, затянутый в коричневую, истертую до белизны и во многих местах меченную чернильными пятнами кожу. Те же неровно, наспех побеленные стены. Тот же щелястый, с вытертой краской пол. Тот же голубой табурет посреди кабинета. То же серое, пасмурное небо за окном - третий день моросит дождь…
Но почему-то сейчас ты больше всего любишь, оказывается, пасмурную, именно дождливую погоду и тебе не надо никакого другого письменного стола, тебя устраивает именно тот, за которым ты сидишь - единственный на свете стол, который тебе удобен, за которым ты только и можешь работать с полной отдачей сил.
Даже Флоренский. Даже Флоренский перестал раздражать, перестал вызывать в тебе чувство гадливости, которое ты - чего уж теперь скрывать! - до сих пор безуспешно пытался подавить в себе, прекрасно понимая, что оно будет мешать в работе. А сейчас оно само по себе исчезло, растворилось в глубинах твоей души. Сейчас ты готов со всем вниманием и сколько угодно долго слушать исповедь этого человека. Готов терпеливо, скрупулезно, как и должно, разбираться в причинах и перипетиях его падения.
И даже Лена. Даже Лена… Нет, на личном фронте по-прежнему плохо. Вот только подумал, а в груди уже тоскливо. До боли.
Вчера вечером, придя к ней домой, чтобы пригласить в клуб строителей на концерт московских артистов, Леонид опять застал Лену в расстроенных чувствах, с припухшими от недавних слез глазами. Ни о каком концерте, конечно, и речи быть не могло. Напрасно пытался он добиться от нее хоть сколько-нибудь вразумительного ответа на единственный свой вопрос: "Ленок, ну что, что с тобой?" Лена безучастно покачивала головой и отвечала: "Ничего…" Или: "Все хорошо…" Или: "Все пройдет…"
Под конец сидели и просто молчали. Лена взяла пяльцы и, устроившись с ногами на диване, стала вышивать гладью, а Леонид, сидя напротив верхом на стуле, смотрел то на ее проворные маленькие руки, то на лицо с капризно оттопыренной толстенькой верхней губой. Но вот ему показалось, что Лена словно бы чего-то ждет от него. Он протянул руку раскрытой ладонью вверх, ожидая ответного встречного движения: "Ленок…"
Лена подняла голову, и на лице ее не было ничего, кроме усталого безразличия. "Тебе, наверное, уже пора". Леонид молча помотал головой. И тогда она сказала: "Иди. Мне надо побыть одной". И при этом слегка покраснела и улыбнулась жалконько.
Он сказал, что придет на другой день, и она кивнула в знак согласия. Но сегодня Леонид так и не смог к ней прийти.
Он вытянул за ремешок часы из кармашка брюк. Со щелком откинулась крышка. Стрелки показывали четверть первого ночи.
10
На следующее утро Леонид первым делом перечитал протоколы предыдущих допросов Флоренского. По мере того как он переворачивал страницу за страницей, его все больше охватывало прежнее нетерпеливое чувство. Надо ковать железо, пока горячо, опять думал он. Поставить точки там, где их еще нет. А не было самой главной точки. С каким заданием прибыл Флоренский в нашу страну? Или еще: когда он был завербован японцами? Не исключено, что сговор между ним и Камиро состоялся еще в Омске, при Колчаке. В таком случае поездка Флоренского в Японию, возможно, имела далеко идущие цели. Возможно, он был направлен туда для обучения или инструктажа.
Видно, этот Камиро неглуп: ведь это ж надо суметь - в такую даль забросить свою агентуру. Аж на Урал!..
Из протокола допроса Флоренского:
"В о п р о с: Во время ваших встреч с Камиро в Омске в 1918 г. он просил вас, как министра колчаковского правительства, снабжать его и в дальнейшем разного рода сведениями, касающимися развития Сибири, Казахстана и Дальнего Востока?
О т в е т: Не припоминаю подобной просьбы с его стороны.
В о п р о с: А в дальнейшем Камиро обращался к вам с предложениями об оказании вами каких-либо услуг Японии или ему лично?
О т в е т: Только однажды. Незадолго перед моим отъездом в СССР Камиро пригласил меня в свою контору. Поинтересовавшись тем, насколько серьезны мои намерения вернуться на родину, он признался, что имел намерение предложить мне выгодную работу в своей фирме. Я дал ему в самой вежливой форме понять, что об этом теперь не может быть и речи. Прощаясь со мной, Камиро как бы между прочим спросил, нет ли у меня желания поддерживать с ним связь из СССР. Я со своей стороны поинтересовался характером этой связи. Камиро дал мне понять, что он хотел бы получать от меня сведения, которые нельзя получить обычным путем, из открытых источников. На это предложение я ответил отказом.
В о п р о с: Камиро обратился к вам с этим предложением как коммерсант или в каком-либо ином качестве? Кого он представлял?
О т в е т: Я догадывался, что Камиро занимался не только коммерческой деятельностью. Но поскольку наш разговор носил неофициальный характер, я не спрашивал у него, какую именно организацию или группу лиц он представлял.
В о п р о с: У вас были на этот счет какие-либо предположения?
О т в е т: Да, были. Я допускал возможность того, что Камиро имеет отношение к японским разведывательным органам".
- И тем не менее поддерживали с ним связь? - улыбнулся Леонид.
- Постольку, поскольку он меня интересовал как типичный представитель страны, претендовавшей на мировое господство.
- Какова же была истинная цель вашего пребывания в Японии?
- Я уже говорил на одном из предыдущих допросов, что это было свадебное путешествие. Ну, и… Меня, конечно, интересовала эта древняя, только что пробудившаяся от спячки и быстро набиравшая силы страна. Интересовала жизнь ее людей, экономика…
- С кем из представителей японских разведывательных органов вы встречались во время пребывания в Японии?
- Ни с кем. Люди, с которыми мне приходилось в то время встречаться, не имели, насколько я понимаю, никакого отношения к разведывательным органам. Это были крестьяне, ремесленники, рыбаки, мелкие служащие, владельцы небольших торговых заведений. Большую часть времени мы с женой провели в небольшой деревушке на берегу моря.
- Ну хорошо, - кивнул Леонид, - к этому мы еще вернемся. А сейчас скажите, когда и при каких обстоятельствах эмигрировала из СССР ваша бывшая теща Жарова Ольга Сергеевна.
- Она не эмигрировала из СССР, - разминая пальцами колени, возразил Флоренский. - Ее муж, инженер, в девятьсот девятом году был приглашен в Харбин управлением КВЖД. Ольга Сергеевна поехала с ним, оставив свою дочь Ирину, мою будущую жену, на попечении бабушки. В девятьсот шестнадцатом году Модест Васильевич скоропостижно скончался, и Ольга Сергеевна вызвала Ирину в Харбин…
- Почему же она не вернулась на родину? - спросил Леонид.
- Я понимаю ее, - скорбно произнес Флоренский, - Она очень любила Модеста Васильевича и даже покойного не могла оставить там одного. У нее, как она мне говорила, было намерение перевезти прах своего мужа в Россию. Но тут вскоре Россию потрясли революции, потом гражданская война, и в Харбин хлынул поток эмигрантов. Все было сметено могучим ураганом…
- В прошлый раз вы сказали, что Жарова собиралась переехать на постоянное жительство в Шанхай. А как же могила мужа?
- Из Шанхая в Харбин при желании всегда можно приехать, чтобы возложить на могилу цветы и поклониться праху…
- Но для этого нужно, видимо, быть в хороших отношениях с японцами? - И, не давая Флоренскому времени на обдумывание ответа, Леонид задал следующий вопрос: - Камиро посещал кафе, которое находилось при фотоателье Жаровой?
- Маловероятно, - пожал плечами Флоренский. - По крайней мере, я лично его там ни разу не видел, - подумал и решительно мотнул головой: - Нет, вряд ли Камиро туда приходил. Зачем? У Ольги Сергеевны среди обслуги не было ни одного японца, и сама она, кстати, японцев, недолюбливала. Когда они оккупировали Харбин, для нее это было настоящим ударом…
- Однако следствие располагает сведениями о том, что Камиро все-таки заходил в фотоателье Жаровой и именно в то время, когда там находились вы, и между вами произошел разговор.
- Не помню такой встречи! - покрутил головой Флоренский.
- Возможно, это был обычный обмен любезностями?
- Ничего не понимаю! - в сильном возбуждении воскликнул Флоренский. - Для чего-то вам понадобилось сделать из меня шпиона. Повторяю: в фотоателье Ольги Сергеевны я с Камиро никогда не встречался!.. Не могу взять в толк, что вообще со мной произошло! Почему я здесь, а не на работе? В котельной сейчас идет большой ремонт, мне непременно надо быть там! - Флоренский вдруг уставился взглядом в пол и о чем-то задумался, затем быстро поднял голову: - У меня к вам большая просьба. Вы не могли бы дать мне карандаш и пару листиков бумаги. Я написал бы мастеру, ему необходимы кое-какие рекомендации. Прекрасный он человек, но, к великому сожалению, технически малограмотен. И еще я бы черкнул пару слов Козловскому… Есть у меня соображения в отношении плунжерного станка…
- Хорошо, - кивнул Леонид, - карандаш и бумагу вы получите. А сейчас ответьте еще на один вопрос. После приезда в Советский Союз вы переписывались с Жаровой?
- Я дважды ей писал, - с готовностью ответил Флоренский. - И оба мои письма остались без ответа. Просто не знаю, что и думать…
11
Когда Флоренского увели, Леонид снова стал перечитывать протоколы допросов. И чем глубже вчитывался, тем меньше нравилось ему то, что на протяжении нескольким последних дней составляло весь смысл его существования. Потому что все это время у него, можно сказать, не было личной жизни - только работа. А главной его работой сейчас было расследование по делу Флоренского. Это был его главный экзамен на звание чекиста.
Теперь он чувствовал, что проваливает этот свой экзамен. Все оборачивалось не так, как хотелось бы. Какая-то лапша, а не следственное дело. Бесформенные размытые пятна и белые, ничем не заполненные пустоты. Еще вчера ему казалось, что он у цели. Еще, казалось, несколько штрихов, несколько точек - и вся картина проявится, разрозненные эпизоды выстроятся в железную логическую цепь, где каждый факт займет свое законное место.
А вышло черт-те что! По сути дела, ничего еще не доказано. Как говорится, начать да кончить. Флоренский ловко обвел его вокруг пальца - поманил конфеткой, которая оказалась завернутым в яркий фантик хлебным мякишем…
В таком состоянии крайнего недовольства собой и отправился Леонид с очередным докладом к Ладонину, заранее предполагая, чем все кончится: Ладонин возьмется вести это дело сам.
- Топчемся на месте, товарищ Пчельников, - холодно произнес Георгий Георгиевич, пробежав глазами последний протокол допроса Флоренского. - У меня такое впечатление, что вы недостаточно продумываете вопросы, которые задаете подследственному.
- Стараюсь продумывать, но… - И Леонид развел руками.
- Тут не должно быть никаких "но", - сухо отрезал Георгий Георгиевич. - Никаких "но"! - И несколько смягчив тон: - Давайте попробуем изменить тактику. Вернемся к дореволюционной деятельности Флоренского. Если хорошенько приглядеться, в его биографии можно найти немало любопытных фактов, которые, возможно, дадут нам ключ к его последующим преступным действиям. Что такое, например, переселенческое управление, в котором он состоял на службе до революции? Орган, предназначенный царским правительством для осуществления колонизации окраинных земель, на которых проживали представители национальных меньшинств. И в этой колонизаторской политике Флоренский играл не последнюю роль. Вы знаете, что такое государственный чиновник шестого класса? Это коллежский советник! Ваше высокоблагородие! В армии этому чину соответствовал чин полковника, - и, выдержав паузу, Ладонин сказал то, что Леонид внутренне был готов от него услышать, но от чего все-таки мучительно сжалось сердце: - Я думаю, что мне надо самому допросить Флоренского. Познакомиться с ним лично. Фигура, безусловно, крупная и вам оказалась не под силу, - и повторил: - Просто еще не под силу, - выдержал паузу и добавил озабоченно: - Сейчас у меня нет времени, но я найду окно. Буквально на этих днях.