Женщина была обнажена. Она сидела на одеяле на полу, прямо под лампой для загара. Уайлд сначала увидел автоматический пистолет 25-го калибра, но тут же забыл об этом. Позади пистолета сверкала коричневая кожа полных тугих грудей и широких бедер. Живот у женщины был плоский и быстро двигался в такт ее частому дыханию; Уайлд напугал ее точно так же, как она напугала его. Женщина встала, продемонстрировав длинные и стройные ноги. Она вся блестела от масла и пота. Ее лицо тоже не разочаровало; оно имело совершенную форму сердечка и было прекрасным даже под круглыми черными очками. Нос греческий, рот большой, подбородок вздернут. Волнистые темно-рыжие волосы достаточно длинные, чтобы прикрыть уши. Уайлд подумал, что она - лучшее, что ему доводилось видеть за многие годы.
Женщина наклонилась, не отводя пистолета от его живота:
- Ложитесь.
- Вы серьезно?
- Лицом на пол. Руки и ноги в стороны. Двигайтесь помедленнее.
- Я думаю, нам следует немного поболтать.
- Вы будете говорить с моим дядей. Ложитесь.
Уайлд вздохнул и встал на четвереньки. Ему больше не было ее видно, но запах приблизился. Она встала около него на колени, и ее левая рука скользнула по гернсийскому свитеру и по брючине. Он гадал, не стоит ли ее сейчас разоружить. Это могло оказаться фатальным. К тому же любопытство было сильнее.
Женщина отодвинулась.
- Как вы вошли в дом?
- У меня есть ключ. - Он слышал, как звякнула "молния". - Знаете, - сказал он, - это вам следует объясниться. Я знаю Питера Рэйвенспура много лет, и вот чего у него никогда не было, так это племянницы.
Со двора донеслось рычание двигателя. Лампу для загара выключили. Уайлд повернул лицо к двери. По лестнице поднимались - с трудом, одну из ног скорее тащили.
- Питер, - произнесла женщина.
Дверь отворилась. Питер Рэйвенспур был не выше Стерна, но гораздо шире, не будучи при этом тучным. Размах плеч не в меньшей степени, чем ширина груди, указывал на необычайную физическую силу. В черных волосах виднелись седые пряди, коротко подстриженная борода была совершенно белой. На нем были дубленая куртка и вельветовые брюки, он опирался на палку, чтобы ослабить нагрузку на искалеченную ногу.
- Боже милостивый! - Рэйвенспур не мог поверить своим глазам.
- Добрый день, - сказал Уайлд.
- Думаю, тебе лучше позволить ему встать, - обратился Рэйвенспур к женщине. - Это человек, которого мы ждали.
- Вы Уайлд? - Она посмотрела на крохотный пистолет. - Джонас Уайлд?
- Джонас никогда не нападает на женщин, пока его не представили, - пояснил Рэйвенспур. - Ее зовут Марита, но ей нравится, когда ее называют Мари.
Женщина вдруг засмеялась:
- Мне следует принести вам извинения, мистер Уайлд.
Она убрала пистолет в ящик прикроватной тумбочки и прикурила "Балканское собрание". Затем надела зеленые обтягивающие брючки, свитер под цвет брюк и сунула ноги в золотые пляжные сандалии. У нее были довольно симпатичные ступни. Уайлд сначала не заметил их.
- Ах… да. Думаю, вы можете сделать нам чай, моя дорогая. Но не для Джонаса. Как я понимаю, он предпочтет что-нибудь выпить.
- Что-нибудь длинное, - сказал Уайлд. - Бакарди с содовой и много льда.
- Как необыкновенно, - проговорила женщина. - Англичанин, который не пьет чай, но зато кладет лед в коктейли.
- Не думаю, что ты можешь назвать Джонаса образцовым англичанином. У него мать американка.
Рэйвенспур провел Уайлда в гостиную, двойное матовое окно которой выходило в розовый сад.
- Должно быть, поездка удалась. Ты выглядишь лучше, чем когда-либо.
Уайлд сел и закурил сигару "Бельфлер".
- Жаль, что не могу сказать этого о тебе.
- Это все чертова нога. Сплошное месиво артритных болей. Неудивительно поэтому, что Мари здесь.
- Ты никогда не рассказывал мне о ней.
- Я и сам не знал, добрый мой приятель. Она появилась две недели назад, ты уже отбыл к солнечному Карибскому морю. Оказалось, что ее отец, мой давно утраченный брат, полгода назад умер в Калифорнии, и теперь я ее единственный оставшийся родственник. Очень хорошо, что я выгляжу такой же развалиной, какой себя чувствую. Ее появление вызвало определенное оживление. Это очень маленький остров.
- Я уже заметил. Я бы сказал, что Кэннинг довольно хорошо обошелся с тобой.
- Ты так считаешь? Ты не находишь, что она чересчур властная? В сущности, не совсем в моем вкусе. Она смертельно опасна с этой своей игрушкой и, помимо того, умеет кое-что еще. Будем надеяться, что здесь ей это не пригодится.
- Если Кэннинг решил завести в твоем холостяцком хозяйстве прекрасную телохранительницу, старина, то вовсе не потому, что он хочет, чтобы ты провел в постели последние годы жизни.
- Маршрут работал без единого сбоя на протяжении десяти лет, - задумчиво проговорил Рэйвенспур. - И если сбой произойдет, то, как мне представляется, он будет слишком велик, чтобы даже Мари могла с ним справиться.
- Мари может справиться с чем угодно.
Женщина вошла в комнату с подносом.
После чая они целый час подбирали новую личину для Уайлда. Рэйвенспур занимался паспортами и соответствующими легендами. Джеймсом Уитмэном Уайлд может стать в любой момент, как только Кэннинг решит, что ему следует снова отправиться в путешествие. Мари сидела, свернувшись калачиком на кушетке в дальней стороне комнаты, читая "Толкование сновидений" Фрейда. Она курила одну за одной турецкие сигареты, запах которых умудрился перебить даже аромат сигар Уайлда. Она казалась ему настолько же чарующей, насколько тревожащей. У нее были широко расставленные ореховые глаза. Губы даже в минуты отдыха были плотно сжаты. В этот день она была спокойной и собранной. И все же в чем был смысл ее присутствия здесь? Возможно, она была следующей на очереди на подобную работу, но даже для такого бесцветного воображения, каким обладал Кэннинг, это был неудачный выбор. Как заметил Питер, остров слишком маленький. В кругу более успешных цветоводов и отставных госслужащих, вернувшихся из Восточной Африки, Мари Рэйвенспур будет выделяться как четырехмачтовая барка среди нефтяных танкеров. Кэннинг определенно не мог стремиться к такому эффекту.
- Ну, похоже, теперь все выправили, - наконец проговорил Рэйвенспур. - Через час я играю в бридж у себя в клубе. Могу подвезти тебя до доков.
- Сяду на автобус, - ответил Уайлд. - Прилив не начнется раньше восьми. Я подумал, что нам с Мари было бы неплохо узнать друг друга поближе.
- Так и думал, что тебе этого захочется. - Рэйвенспур протянул руку. - Ну, Джонас, едва ли мы с тобой еще увидимся до Рождества.
- Кто знает. Не слишком переутомляйся семейными развлечениями, старина.
Мари закрыла входную дверь.
- Я рада, что вы решили остаться, мистер Уайлд. Мистер Кэннинг предполагал, что нам следует познакомиться. Вам принести что-нибудь?
- Не сейчас, - ответил Уайлд.
Мари пересекла комнату и подошла к подножию лестницы.
- Хорошо, если вы дадите мне несколько минут, я приму душ. После загара я чувствую себя липкой.
Уайлд докурил сигару. Через десять минут он поднялся по лестнице и открыл дверь. Сидя перед туалетным столиком, Мари расчесывала влажные волосы. На ней был бледно-голубой халат. Она положила расческу, оперлась руками о подбородок и стала наблюдать за ним в зеркало.
- Не думаю, что нравлюсь вам, мистер Уайлд.
- Я пока что отложу решение. - Он вставил ей в губы сигарету. - Вы возбуждаете мое любопытство.
Она отошла от туалетного столика и легла на кровать.
- Мне всегда говорили, что любопытство - единственная роскошь, которую мы можем себе позволить. - Она села. - Например, мистер Уайлд, вы восхитительно загорелый. Слишком загорелый для октября в этой части света. Я бы сказала, что вы побывали в Вест-Индии. Можно мне говорить такие вещи?
- Нет.
Он сел рядом с ней и поцеловал в губы. Она распустила пояс на халате и снова легла. Ему пришло в голову, что она уже некоторое время предвкушала этот момент. Она была настойчивой, не будучи страстной, скорее хотела одержать победу, чем утолить желание. Когда она расслабилась, сделала это неохотно, словно все еще не была уверена в своем успехе.
Она села, задумчиво вытащила из-под себя халат.
- Палач правительства ее величества. Ты не находишь, что это величайшая ответственность?
- Нахожу, - ответил Уайлд.
Мари пересекла комнату. Двигалась она восхитительно. Среди вещей, которые он запомнит о ней, будет прохлада ее плоти и кошачья грация движений. Она села у туалетного столика и помазала кремом следы от его зубов. Затем, нахмурившись, сказала:
- Когда начинаешь заниматься этим делом, ты так невинна. И постепенно до тебя начинает доходить. Печатаешь на машинке в правительственном управлении, имеешь дело с совершенно секретной информацией и знаешь, что за тобой следят, и думаешь, что в действительности представляют собой люди из МИ-5 и кто из коллег, которые бродят по офису, следит за тобой и чем он отличается от тебя. А потом тебе дают особое задание, и уже работаешь именно с ними, и обнаруживаешь, что они обычные люди, такие же, как ты, у которых язва желудка, и дом в рассрочку, и свои проблемы, и расслабляешься, пока не начинаешь понимать, что они - не последняя инстанция, что за МИ-5 и их заботами о пассивной безопасности существует маленькое ядро, занимающееся активной безопасностью, и снова начинаешь гадать, уже с большими основаниями, потому что чувствуешь, что в конце концов именно эти парни всю жизнь бродят по арабским базарам, как Лоуренс, или нацеливают мощные фотокамеры на третье окно слева на четвертом этаже Кремля. Ты думаешь, вот они должны быть другими. От одной мысли о них захватывает дух.
А потом тебе снова дают особое задание, и снова обнаруживаешь, что они тоже всего лишь люди. О, они обходительны и могущественны, как лучшие американские консультанты по бизнесу или агенты по недвижимости, но все равно всего лишь люди. И снова расслабляешься, а потом совершенно неожиданно начинаешь понимать, что и это не последняя инстанция. Тебе все известно об обычных службах безопасности. И о службе чрезвычайной безопасности, которая одновременно придает нам силы и разрушает безопасность того парня. Но что происходит, каким образом чрезвычайная безопасность рушится? Когда в игру вступают Джеймсы Бонды мира сего? Когда кто-то отказывается от всего, что мы предлагаем, и идет к другим? Когда кому-то из наших мальчиков промыли мозги? Когда его перспективному будущему угрожает полная катастрофа? Такие вещи, как ты знаешь, случаются, и довольно часто, потому что много доказательств вокруг. Так кто же расчищает эту грязь? И тогда начинаешь думать и гадать о нем, только на этот раз это действительно догадки, потому что все держится в таком секрете, что никто не смеет даже намекнуть на это. Ты знаешь, как они тебя называют?
- Ликвидатор, - сказал Уайлд. Он смотрел, как она закуривает сигарету, возвращается к нему, подкладывает подушки на другом конце постели и садится там, выдыхая дым сквозь расширившиеся ноздри.
- Потому что на самом деле ты не существуешь, не так ли?
- Я плод воображения Кэннинга. Когда я уйду, об этом не будет даже записи в отчетах.
Мари с силой откинулась назад, на подушку, ее растрепанные волосы казались красным пятном на белом. Лицо - безупречно вырезанной маской из слоновой кости. На коже блестел пот. Она выдохнула сладкий ароматизированный дым вверх, прямо над собой. Снаружи по крыше ударили первые капли дождя.
Мари вздохнула и продолжила:
- И вот наконец получаешь последнее задание и оказываешься здесь. Теперь ты принадлежишь крохотному ядру внутри ядра, которое находится внутри коробочки, которая находится внутри чемодана, который лежит в огромном запертом особняке. Ты часть сети, которая дает возможность действовать Джонасу Уайлду. И в один прекрасный день ты оказываешься с ним в постели и… ну, чувствуешь себя несколько странно.
- Неужто ты пытаешься сказать, что оказала бы человечеству огромную услугу, если бы сегодня спустила курок?
- А, это! - Смех Мари был нервным. - Я полагаю, что ты мог бы отнять его у меня в любой момент, как только тебе этого захотелось бы.
- Не в любой момент. Но ты сделала ошибку, когда стала обыскивать меня.
- Конечно. Ты ведь никогда не носишь оружие, не так ли, мистер Уайлд? Это все каратэ.
- Каратэ - это спорт, - ответил Уайлд. - Когда я хочу расслабиться, то занимаюсь парусным спортом или играю в шахматы. Ты знаешь, выслушав только что историю твоего недавнего прошлого, я уверен, что ты не очень-то много узнала о безопасности.
- Может быть. Но мне хотелось бы сказать тебе кое-что?
- Не стоит?
Мари встала. Подошла к туалетному столику, чтобы затушить сигарету.
- Ты должен доверять Кэннингу.
- К сожалению.
- Хорошо, меня сюда прислал Кэннинг. - Она села рядом с ним. - Я могу это доказать. Ты приехал сюда с Джоном Балвером, Балвер - это твой партнер по лодочной мастерской в Лаймингтоне. Дважды, а иногда трижды в год ты отправляешься в поездку на яхте по Ла-Маншу, во время которой останавливаешься здесь. Так делают почти все яхтсмены. И опять-таки, как все яхтсмены, ты сходишь на берег, чтобы выпить в пабе, только ты не возвращаешься на борт. Ты приезжаешь к Питеру, забираешь документы, билет, садишься на самолет и отправляешься туда, куда тебе следует ехать, чтобы сделать то, что ты должен сделать. Тем временем Джон Балвер возвращается в море и появляется на Гернси только через три недели, по пути домой, а ты уже здесь, чтобы снова подняться на борт и снова стать Джонасом Уайлдом, джентльменом и яхтсменом. Вы называете это маршрут. Понимаешь? Разве это работает не так? Разве это не доказывает, что ты можешь мне доверять?
Уайлд обнял ее за плечи и притянул к себе. Ее кожа была словно бархат.
- Это доказывает, - задумчиво проговорил он, - что ты знаешь чертовски много.
Глава 4
Днем, в двадцать минут четвертого во вторник 19 октября, "Реджина А" была на своей стоянке на реке Лаймингтон. Уайлд выпил мартини с Балвером, сошел на берег и вывел из гаража "Остин-Хили-300". Это была британская гоночная машина зеленого цвета, с черной отделкой. Он гнал на ней что было мочи, казалось, она готова была взлететь. Обычно по дороге домой он окончательно расслаблялся. Он думал о Джоселин и об ужине, который она ему приготовит: коктейль из креветок, поджаренная на гриле свинина с кукурузой и замороженные кусочки манго. Только коктейль будет сюрпризом. Она много трудилась, чтобы изобрести что-то новенькое. "Для твоего нефритового нёба", - говорила она полушепотом с характерным придыханием.
В этот день привычные мысли перемежались другими. Аррас красный. Он улыбнулся. Ему пришло в голову, что в ней было что-то пугающее. И все-таки слишком много воды утекло с тех пор, как он перестал бояться мужчин. А уж женщин он никогда не боялся. Так что в этом страхе не было ничего личного. Он происходил от того, что ей удалось достичь. Она поместила себя в центр его частного мира. Чтобы сохранить этот мир, необходимо было выяснить, как и зачем ей удалось это сделать.
Он остановился на Принтйнг-Хаус-сквер и дал объявление, которое большими печатными буквами гласило: "МОЛИСЬ ЗА МЕНЯ, ПИТЕР; ПИТЕР, МОЛИСЬ ЗА МЕНЯ".
- Вы хотите, чтобы слово "Питер" повторялось? - спросила девушка.
- Да, - ответил Уайлд.
Он подъехал к своему гаражу, располагавшемуся вблизи квартиры в Бэйсуотере. Она занимала верхний этаж викторианского здания, поделенного на три секции. Боковая улица была очень тихой, дом - бескомпромиссно безобразным. Лифта не было. Обе соседние квартиры занимали женатые пары, воспринимавшие Уайлда как распутного повесу. За десять лет они не перемолвились ни словом, если не считать "доброго утра".
Он отпер входную дверь и остановился в маленьком холле, слушая стереопроигрыватель, игравший очень старую аранжировку Шоу "Ревность". Вдохнул знакомый запах талька. Открыл дверь спальни. Ключ Джоселин лежал на туалетном столике. Туфли стояли в изножье кровати, одежда валялась поверх нее. Он разделся, положил свои вещи рядом с ее одеждой и вошел в гостиную. Здание перестроили, руководствуясь соображениями скорее экономии, чем удобства, и ванная располагалась рядом с кухней на другом конце этажа. Он остановился, чтобы поставить новую стопку пластинок и насладиться чувством возвращения в свою башню из слоновой кости, к своей собственной личности. Он обставил эту комнату несколько лет назад, когда впервые понял, что в его профессии можно выжить. Ковер цвета маренго, стены - цвета грибов, мебель от Пола Маккобба и стереосистема "хай-фай" составляли обстановку его гнезда; плюс набор шахмат в коробке из красного дерева на кофейном столике, книжный шкаф с основательно зачитанным и глубоко личным подбором книг: текущий "Уитейкер" и последнее издание "Современных шахматных дебютов" соседствовали с двумя Кинси, трехтомником Гибсона, "Энциклопедией мировой истории" Лангера, пятью томами Огдена Нэша и старым и довольно ценным иллюстрированным изданием Брантома.
Он прошел в ванную комнату. Вода плескалась у самых краев ванны. Джоселин нравилось утопать в ней. В одежде она выглядела четырнадцатилетней; обнаженной казалась на год-два старше; отмокая в ванне, прибавляла себе еще несколько лет. Ей было двадцать два. Она была словно дыхание ветерка, и иногда Уайлду хотелось, чтобы на ней было написано: "Обращаться с осторожностью". Одинокий человек уже по природе своего призвания, мужчина, профессионально использовавший женщин, не сильно заботясь, причиняет ли он им боль, он познал некоторые волнующие моменты в первые дни их дружбы. Он не сомневался, что безразличная ласка все равно обожжет ее руки или проникнет сквозь ее ребра, как сквозь заросли камыша.