Другой раз столкнулся я со стариком-партизаном, когда наша группа под командованием Петра Жадченко получила задачу пройти в тылы противника, добраться до Южной Озерейки, связаться с высаженными туда и попавшими в окружение десантниками и вывести их на Мысхако. Если даже в обстановке спокойной, устоявшейся обороны это была непростая задача, то в условиях, когда гитлеровцы почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь сбросить куниковцев в море, сложность ее возрастала стократ. Немало смекалки, смелости, отваги и находчивости проявили бойцы нашей группы, в состав которой входили моряки, партизаны и чекисты. Особую услугу оказал и нам, и окруженным Василий Кузьмич. В конечном счете задачу мы выполнили и вывели десантников на Малую землю.
Довелось мне видеть Василия Кузьмича и в горячем деле, когда Васев включил Лапина, Леонова, Жадченко и меня в боевую группу партизанского отряда "Норд-ост". Перед группой была поставлена задача разгромить комендатуру и склад гитлеровцев в Нижнебаканской, захватить и доставить к нашим старосту-предателя, который, по поступившим от разведчиков и жителей сведениям, был верным слугой оккупантов и настоящим палачом для населения станицы. Задача была выполнена. И в операции проявили отвагу и героизм чекист Лапин и партизан Василий Кузьмич.
…В другом подвале нахожу пять или шесть женщин и десятка полтора малышей - от грудных до школьников. Эти молодые женщины и девушки собирали осиротевших детей и прятали в подвале, кое-как подкармливая и согревая их. Только двое были со своими детьми - кормящая мама и другая - с мальчишкой лет восьми. Остальные все работницы молодежного виноградарского звена совхоза "Мысхако" и действовали под руководством звеньевой Оли.
Я растолковал взрослым, как бросками переводить группками детей, и для наглядности провел первую группу смешливой Нюси до накопителя, потом вернулся опять в подвал и, следя за паузами в огневых шквалах, стал посылать остальные группы. Удивительно смелыми оказались эти девчата. Ольга отвела свою группу, оставила на попечении Нюси и под ожесточенным огнем вернулась за следующей группой. Я наказал ей отвести этих детей и не возвращаться. Тогда примчалась Нюся. Подхватила еще одну группу и, подбадривая, что-то выкрикивая и смеясь, ринулась с малышами в грохочущий ад.
Я думал их пристроить на нашем эвакопункте. Уж больно толковые помощницы. Но когда я туда добрался уже ночью, девчат там не было. Кинулся было искать их, но Пономарев остановил меня:
- Девчат ищешь? Поздно. Уже расхватали их в санчасти. Вызвались сами. Даже не вызвались, а потребовали оставить здесь.
А было и так. Бегал я по подвалам, развалинам и убежищам в поисках населения и вражеских лазутчиков. В одной полуразбитой летней кухоньке нашел семью: старик со старухой и мальчишка лет двенадцати. Сказал, чтоб собирались, а они ни в какую.
- Да кому мы там нужны? - безнадежно отмахнулась старуха. - Старик совсем никудышный, почти не встает с топчана, а мне его оставлять ни к чему. Жизнь вместе прожили и помирать вместе будем. Ваську б вы забрали, дак и он очень уж нужен тут. Нет, нет, не нам. Добытчик он главный для детей. Тут дальше котельная разбитая, а в ее подвалах, должно, душ двадцать детей, да с ними мамаши и двое раненых красноармейцев. Да и дети есть которые покалеченные. Есть-то надо, а нечего. Вот Васька и шастает по разбитым хатам, где что из еды добудет, все туда детишкам тащит.
Я взял Васю в проводники и отправился в котельную. По дороге что-то меня встревожило.
- Слушай, Василий, а что за красноармейцы там в подвале?
- Да раненые. Один старшина - нога вся забинтованная, но ходит сам, а другой рядовой - рука забинтованная и подвязанная.
- И давно они?
- Да уже дня три…
В уме у меня шевельнулось подозрение, а потом и тревога. Как раз поблизости рванула мина, мы шлепнулись на землю, над головами с визгом пронеслись осколки.
- Знаешь что, Василий, - притянул я парнишку к себе. - Давай-ка вернемся к твоим старикам. Мне тут надо забежать в одно место, а ты меня подождешь. Только никуда, понимаешь? Никуда не выходи от стариков. Жди меня. Понял?
Мы вернулись к старикам, я впихнул Васю в кухоньку и кинулся в ближайшее воинское подразделение. На счастье, попал как раз в расположение полка НКВД. Пока разыскивал старшего начальника, объяснял, кто я и чего хочу, прошло около часа. Наконец с двумя выделенными мне автоматчиками вернулись к старикам, но Васю там не застали. Старуха сказала, что внучонок "сей минут" выскочил.
Старуха еще что-то говорила, а я выбежал из кухоньки, крикнул автоматчикам: "За мной!" - бросился к котельной, благо тот раз Вася показал мне ее.
Переждав вражеский артналет, мы в последнем броске кинулись к развалинам котельной. И вдруг навстречу нам оттуда хлопнули два револьверных выстрела. Один автоматчик вскрикнул и упал, а мы с другим, не останавливаясь, перемахнули через кучу битого кирпича и свалились на ступеньки, ведущие в подвал. Двое каких-то военных, мелькая бинтами, кинулись вниз к подвалу. Автоматчик успел выстрелить, один беглец упал, второй проворно юркнул в подвал и попытался закрыть железную дверь. Но не успел. Я всем корпусом ударил в нее, и, отброшенный дверью, беглец отлетел в глубину подвала. Оттуда навстречу мне донесся хрипло-дикий рык:
- Назад! Всех перебью, гады!
Разом взвился высокий, режущий не то детский, не то женский крик. И тот же звериный рык опять:
- Цыц, щенята! Убью!
Я не сразу понял ситуацию, потом вдруг с ужасом увидел, что незнакомец в занесенной над головой правой руке сжимает гранату-лимонку, а левой схватился за кольцо предохранительной чеки на ней. А кругом застывшие лица детей, их расширенные глаза, устремленные на гранату.
Мысли ураганом понеслись в голове: "Начну поднимать пистолет, успеет вырвать чеку, выстрелю - все равно бросит или уронит гранату в гущу детей… Ах, гад! Фашист! Что делать? И автоматчик сзади, ему не видно, что тут происходит. Рука закаменела на рукоятке пистолета, палец - на спусковом крючке. Так… Снять напряжение. Заговорить. Спокойно".
- Ты чего, сдурел? - хрипло, но как можно спокойнее обращаюсь к незнакомцу.
- Не двигаться! - тот же истеричный рык.
- Да я и не двигаюсь. Что орешь-то? Опусти гранату, дурак. Дети ведь кругом. Нашел игрушку.
- Не подходи! - опять заорал тот, но уже не так истерично.
- Да ты чего взбеленился-то? Не узнал своих, что ли? За фрицев принял? Так ты спроси, тут где-то парнишка Вася должен быть. Он тебе подтвердит, что я не фашист.
- А мне наплевать! - надрывно, торопясь и захлебываясь, захрипел военный. Теперь я рассмотрел погоны: старшина. - Уходите отсюда. В тот конец улицы. За колодец. А я с мальцом выйду. Чуть что - застрелю мальца. Ну?! Выходи!
Я видел, что руки у него стали уставать. Но палец из кольца он не вынул.
- Да ты кто ж такой, что хочешь от своих уйти?
- В лесу своих ищите, сталинские собаки, - злобно прохрипел старшина. И тут раздался какой-то пронзительный визг, в воздух взметнулось темное лохматое тело и повисло на руке старшины. Завязалась борьба. Я прыгнул в подвал и с ходу ударил диверсанта по голове рукоятью пистолета. Старшина обмяк и стал валиться на пол. Но раньше его рухнуло на землю мягкое лохматое тело. В подвал влетел автоматчик и, сразу сориентировавшись, заломил руки старшине. Я наклонился над тем, кто боролся с бандитом. Это оказался Вася. Но… в зубах, как яблоко за черенок, он держал гранату за взрыватель. Кольцо было на месте. Зато потом у лжестаршины мы обнаружили… почти перекушенный, болтавшийся на сухожилиях указательный палец на левой руке.
Сдав живого диверсанта и документы убитого в ОКР "Смерш", мы с автоматчиком вывели детей на сборный пункт. Васю, все время терявшего сознание, с окровавленным ртом - он выломал зубы, я нес на руках, прижимая к себе его худенькое невесомое тельце. Мальчик в полубреду, захлебываясь слезами и невнятно шепелявя, всю дорогу бормотал что-то бессвязное. Так, бредившего его и погрузили на катер.
Дня через два с Петром Жадченко пробираемся ночью по Станичке. Противник ведет артиллерийский и минометный огонь по всему плацдарму. Стреляет наугад, вслепую. Но от этого не легче. Вдруг Жадченко толкает меня в бок:
- Стой, прислушайся, кажись, летят.
Остановились мы, слушаем.
- Может, - говорю, - это наши девчата на По-2?
- Не похоже. Наши смелее ходят. Да и заход не с той стороны.
А тут недалеко от нас, будто из-под земли ракета красная в небо засвистела, описала дугу и прямо на винзавод падает. А там штабы наши армейские.
- Что за чертовщина, - забеспокоился Жадченко. - Ты видел, откуда пустили ракету?
- Да вроде бы вон из тех развалин…
- А ну, давай туда.
Не успели мы пробежать и десяток шагов, как в районе винзавода взметнулись языки пламени и прогремели взрывы. А из развалин опять ракета, но уже в сторону наших причалов, а там как раз шла разгрузка катеров из Геленджика.
- Ах, гад, - рассвирепел Жадченко. - Ну, ясно: наводчик. Берем?
- А если не один?
- Осилим.
Тут заработали наши зенитчики, прикрывавшие причалы, и вражеский самолет отогнали, но по месту падения ракеты ударил вражеский шестиствольный миномет. Оглядываясь на взрывы, мы не заметили опасности впереди и разом рухнули в какую-то яму. Я не успел опомниться, как на спину обрушился такой удар, что из глаз брызнули снопы искр.
- Ты что, Петя, сдурел, - задыхаясь от боли, крикнул я.
И тут же услышал сдавленный крик:
- Держись, Вася! Их двое!
Какой-то силой, наверное инстинкт, - меня швырнуло в сторону, и в ту же секунду рядом, где я лежал, по-мясницки хакнув, рухнула чья-то фигура. Я прыгнул на нее, ударил коленом между лопаток, навалился, с трудом вывернул руку с огромным немецким тесаком, вырвал нож и его рукояткой огрел врага по затылку. Тот затих. И только теперь я услышал, как Жадченко надсадно пыхтит и отрывисто ругается:
- Кусаться, собака?.. А вот. Н-н-нет, жаба, врешь. А так… Еще? Получи!
Донесся гулкий удар, рычащий стон и удовлетворенный голос Жадченко:
- Вот и успокоился. Вот и ладненько.
Обоих диверсантов-сигнальщиков чекист Жешко доставил в Геленджик. Туда же он отправил и троих "больных", вооруженных ракетницами и сигнальными фонарями. А помогла их взять та самая Оля, которая выискивала и подбирала осиротевших детишек. Каким-то образом разыскала меня и в своей неторопливой, веской манере сообщила:
- К нам в санчасть наведался какой-то сержант, марганца и сульфидина просил. Зачем, говорю? А он этак заговорщицки подмигивает: "Молодая, говорит, еще тебе рано об этом знать. Хотя вы, медики, все знаете. Так что лучше не спрашивай". Дала я ему марганца, а за сульфидином, говорю, иди в медсанбат, к врачу. Попрощался он как-то уж очень торопливо, выскочил из подвала и очертя голову кинулся в развалины. Чего это он, думаю, туда побежал? Там же вроде и частей никаких нет. А ночью случайно увидела, как из тех развалин кто-то ракеты пускал. Вот я и засомневалась: а может, думаю, шпион?
Я поблагодарил Олю, нашел Леонова, доложил. Получил задание и с двумя автоматчиками отправился к развалинам. Диверсанты безмятежно спали в полуразбитом погребе. Было их трое. Взяли их без шума, хотя они и попытались вырваться. Связали мы им руки за спиной, ведем к Леонову. А один вдруг разговорился:
- Зря вы, товарищ лейтенант, скрутили нас. Мы больные, шли в медсанбат. За ночь притомились, вот и заснули. А спросонья разве разберешь, кто на тебя навалился? Вот и кинулись в драку.
Я пропустил слова "товарищ лейтенант", думаю: а вдруг и впрямь ошиблись? Однако спрашиваю:
- А чем же вы больны все трое?
Разговорчивый притворно вздохнул:
- Да стыдно говорить. Венерические мы. У нас и справки есть из медсанбата, и направление в госпиталь в Геленджик.
В Геленджик они попали, только не по медицинскому направлению, а под конвоем. А марганец им нужен был, оказывается, чтобы язвы растравлять. Не помогло.
А в общем нашей группой за время пребывания на Малой земле было разоблачено и обезврежено более сорока лазутчиков, диверсантов и вражеских шпионов.
На этот раз нашей тройке - мне, Леонову и Пономареву поручили доставить на Малую землю продукты. Загрузили наши суденышки (рыбацкие сейнеры) в Геленджике. Помню, молодые девчата по сходням бегом таскали на спинах брезентовые, сшитые из плащ-палаток мешки с таким духовитым хлебом, что у нас, в те дни никогда не наедавшихся досыта, не только рты слюной заливало, но и животы судорогой сводило. Остальные продукты тоже были упакованы в такие мешки. Потом уже на горьком опыте узнал я, зачем это делалось. А сразу, было, даже ворчал: зачем, мол, консервы из ящиков выворачивать в мешки?
Где-то часам к 10 вечера закончили погрузку, получили добро и вышли в море.
Гитлеровцы плотно блокировали Малую землю и полагали, что задушат ее защитников этой блокадой. Но наши корабли все равно шли, гибли от бомб, снарядов и торпед, но шли, прорывались, доставляли грузы на блокированный плацдарм.
Наша тройка шла на Малую землю со своим спецзаданием. Но, понятно, специально для этого никто не стал бы снаряжать сейнер, которых и так не хватало, а каждый рейс на Мысхако - это, как правило, новые потери.
…Торопливо тарахтел двигатель, слегка покачивало сейнер на волне, словно хотело убаюкать. Леонов поднялся по трапику на палубу.
- Приготовились, братцы, - сказал он, спустившись в трюм, - входим в Цемесскую бухту. Давайте поднимемся на палубу.
Миновав маяк, мы рванули прямо на мигавший нам с берега огонек. И тут на воду упал острый и слепящий луч немецкого берегового прожектора, резанул по всей бухте, на миг ослепил нас, пронесся дальше и тут же метнулся обратно и вонзился в наш кораблик. Сейчас же ударил второй луч из района цемкарьеров на Сахарной Голове.
Вот тут и началось… Вокруг сейнера взметнулись столбы воды от вражеских снарядов. Суденышко заметалось по бухте, чудом уворачиваясь от огня и стремясь достигнуть плацдарма. Ослепленные и, чего греха таить, растерянные, мы вцепились в леера и не очень-то соображали, что командует капитан, что делает катер и куда лупит матрос из установленного на палубе крупнокалиберного пулемета.
- Приготовиться к швартовке! - донеслось до нас с мостика.
И тут же нечеловечески завопил матрос:
- Берегись!
Я испуганно крутанулся и увидел, как из темноты на нас стремительно надвигается какая-то черная громада, в которую упирался пучок трассирующих пуль из нашего корабельного пулемета.
- Все за борт! - рявкнул в мегафон капитан.
Но исполнить команду никто не успел: вражеская самоходная бронебаржа рубанула нас в борт острым стальным носом и, как топором, расколола нашу скорлупку надвое. Удар выбросил меня в море, и я, окунувшись с головой, забарахтался в студеной воде. Слышу: вроде Леонов где-то поблизости кричит:
- Плыви к берегу! К берегу давай!
Кое-как огляделся, увидел берег и давай загребать. Чую - коченеет тело. Вот-вот судорогой всего сведет. Гребу, колочу руками и ногами. Ударился обо что-то рукой, ткнулся больно головой, чуть не захлебнулся. Пригляделся - затонувшая баржа, и сверху кто-то кинул канат, кричит: "Хватай, браток!" Уцепился я за канат мертвой хваткой. Двое матросов выволокли меня наверх. Я зубами стучу, сказать ничего не могу, только показываю в море, бормочу: "Там, там…" - а больше ничего. Ну, матросы, видать, привычные и без слов поняли.
На берегу подхватили меня под руки, втащили в какую-то землянку, сняли мокрую одежду, кинулись растирать сухой шинелью.
Тут втаскивают в землянку Леонова, за ним Пономарева и матроса-пулеметчика с катера. Принялись ребята и за них.
А Леонов чуть очухался, сразу рваться начал.
- Мешки там. Плавают. Я видел. Надо доставать, пока не потонули и не унесло.
- Какие еще к чертям мешки? - чертыхнулся моряк.
Тут и я спохватился.
- Братцы! - кричу. - Хлеб там. Продукты. Боеприпасы. В брезентовых мешках. Скорей!
Матросы быстро сообразили, в чем дело. Смотрю, капитан-лейтенант сразу вскочил, гаркнул:
- Аврал, братва! По кружке спирту! В воду марш!
И хлопцы как на пляж вылетели.
Глотнул и я обжигающей жидкости, похватал воздух ртом, выскочил по сходням на баржу и ухнул в воду.
Показалось, будто в кипяток. Но потом вздохнул, поплыл. Вижу - горбится что-то на воде. Подплыл - мешок. Схватил я его за гузырь и буксирую к барже. Тут матросы уже наготове, выхватили груз баграми и меня зовут.
- Нет, - говорю, - пока держусь!
Вижу - матросы два мешка буксируют. Приволок и я еще мешок и чувствую: все вокруг замельтешило, поплыло мимо. Втащили меня матросы в землянку (они ее кубриком называли), отдали двум хлопцам, орудовавшим в одних тельняшках, а сами опять на причал. Растерли меня опять ребята, и провалился я в темноту.
Проснулся, не пойму, где и что? На мне навалены шинель, бушлат, еще какая-то одежда. Повернул голову - вижу рядком на нарах Пономарев и Леонов под таким же ворохом одежек храпят вовсю.
Думал я рывком, по-молодецки вскочить, да не тут-то было. И не хотел, а застонал. Кто-то из моряков оглянулся, подошел.
- А ты молодец, брат! Да и кореши твои - геройские ребята. Пятнадцать мешков выловили.
- А остальные? Матрос развел руками.
- Больше не удалось. Фашист шестиствольным накрыл. Мы двух братишек потеряли… Да… А хлебушек подсушили чуток и отправили в части. Ребята едят, подшучивают: "Солоноват. Должно, от бабьих слез, что по нас проливают".
А я вспомнил девчат на геленджикском причале, что бегом носили мешки на катер, и… у самого слезы навернулись.
Такой-то он был, хлеб насущный у малоземедьцев.
…В одном из подвалов здания радиостанции собралось все наше руководство: Васев, Сескутов, Лапин, наши чекисты из партизанских отрядов. К тому времени на Малой земле было уже человек двадцать чекистов. Петр Иванович Васев начал без всяких предисловий:
- За истекшие три дня, как вам известно, обстановка на плацдарме изменилась: сюда высадились части 18-й армии, прибыл ее командующий генерал Леселидзе, член Военного совета генерал Колонин и начальник отдела контрразведки "Смерш" армии полковник Зарелуа.
Васев обвел нас взглядом, широким жестом провел ладонью по густой шевелюре на голове.
- Говорю вам об этом, чтоб вы оценили ответственность. Так вот, командующий приказал усилить оперативную и глубокую разведку, создать спецгруппы и провести серию боевых операций в ближайших тылах противника. Поэтому приказываю. Начальнику штаба товарищу Сескутову совместно с моим заместителем по разведке и связи товарищем Лапиным незамедлительно сформировать разведывательные, рейдовые группы из партизан, включить в них чекистов, прикомандированных к партизанским отрядам и к моему штабу, а также прибывших на плацдарм со специальным заданием. А теперь слово товарищу Лапину. Давай, Иван Никитич, комплектуй группы и отряды.
Партизаны называли Лапина "наш начальник контрразведки".
До 1941 года Иван Никитович, окончивший в 1932 году Саратовский зооветеринарный институт, работал старшим зоотехником в колхозах и совхозах Краснодарского края.