Немедленно организуй опергруппу из самых опытных розыскников и перебрось их в Вологду. Оттуда пусть и начинают. Если в ближайшее время не найдешь самолет - пеняй на себя.
И благодари Бога, что Рыбаков тебе такую индульгенцию подбросил! - трясет Берия справкой по резидентуре. Все, пока свободен.
Абакумов, деревянно ступая, покидает кабинет.
Спустившись к себе, он вызывает Иванова и приказывает ему в течение часа подготовить необходимые наркому документы.
- Потом занесешь их мне, - и иди, отдыхай, Виктор Петрович.
- Я отстранен от дел? - хмурится генерал.
- Да, и это не мое решение.
В назначенное время Иванов приносит документы и кладет начальнику на стол. Тот внимательно читает, одобрительно кивает головой и визирует их.
Все это время заместитель напряженно молчит и только маятник часов, размеренно отсчитывает тягостные минуты.
- Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный. Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет, найдем мы этот чертов самолет…
В своем кабинете Иванов подходит к окну, отдергивает плотную штору и несколько минут смотрит на моросящий за стеклом дождь и памятник Дзержинского, что на площади. По ней, в пелене брызг, куда-то спешат автомашины, у метро снуют прохожие с зонтами, "орудовец" с жезлом и в накидке, уверенно регулирует движение.
Генерал убирает в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрывает тяжелую металлическую дверцу и запирает ее. Затем достает из шкафа защитную фуражку, старенький габардиновый плащ, одевается и поднимает телефонную трубку - вызвать машину. Несколько секунд держит ее в руке и опускает.
Из здания он выходит пешком и неспешно следует в сторону метро.
Доехав до Фрунзенской набережной, Виктор Петрович подходит к ведомственному кирпичному дому, поднимается по гулким широким ступеням на второй этаж и отпирает обитую дерматином высокую дверь. Закрыв ее за собой, включает в прихожей свет и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету, идет на кухню. Там достает из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, затем, не снимая плаща, садится за стол и наполняет его до краев. С отвращением выпивает водку, ставит стакан на стол и проходит в одну из комнат.
Он давно живет один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м. Жена умерла через год, узнав о его смерти.
С началом войны Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию в 42-м. В основном дневал и ночевал на службе.
Включив настольную лампу, он подходит к окну и снимает с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присаживается к своему рабочему столу и выдвигает один из ящиков. Оттуда извлекает наган, с врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней "За безупречную службу от коллегии ОГПУ" и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сует в карман галифе, а с альбомом ложится на старый кожаный диван.
Открывает его и начинает перелистывать страницы. Вот он совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом - учителем подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.
На несколько минут взгляд генерала задерживается на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами из особых отделов ВЧК и своим первым начальником -Кедровым.
Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок. Тяжело вздохнув, Виктор Петрович переворачивает очередной лист и долго смотрит на фотографию сына - тот снят в летной форме, сразу же после окончания училища.
По щеке ползет одинокая слеза, и он смахивает ее с лица. Потом закрывает альбом, откладывает его в сторону и бездумно смотрит в лепной потолок.
Часы в гостиной бьют полночь, и во дворе дома слышится шум въезжающего автомобиля.
Генерал встает с дивана и подходит к окну. Из остановившейся у подъезда "эмки", выходят трое людей в легких плащах и неспешно входят в парадное.
Через минуту тишину квартиры нарушает резкий звонок в дверь. В ответ раздается приглушенный выстрел…
В это же время, по блестящему после дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчатся два черных автомобиля - "паккард" и "ЗиС".
На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении и надвинув на лоб шляпу - Берия, а следующим за ним на некотором удалении - Абакумов.
Грозный нарком едет на доклад к Сталину, на его "ближнюю дачу", а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного "козла отпущения".
Примерно через двадцать минут машины въезжают на засаженную тенистыми деревьями территорию тщательно охраняемого двухэтажного особняка и останавливаются перед входом. Прибывшие выходят из них, и следуют в дом.
Переступив порог, они оказываются в небольшом тамбуре, по которому следуют в прихожую. На ее стенах две карты - одна армейская, с нанесенной на ней линией фронта, вторая обычная, с обозначением объектов наиболее важных строек в СССР. Здесь же, настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон, несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало и набор щеток для чистки платья и обуви. На паркетном полу - бухарский ковер ручной работы, с замысловатым узором.
- Ты пока тут посиди, подумай, - обращается нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и приглаживая жидкие волосы, - а я к Хозяину.
Абакумов кивает, снимает фуражку и присаживается на один из стульев, а Берия идет в переднюю часть прихожей и осторожно стучит в ближайшую слева дверь. Затем входит, и закрывает ее за собой.
Нарком оказывается в просторной уютной комнате, с весело потрескивающими в камине дровами и стоящим напротив затененных шторами окон, у глухой стены, кожаным диваном.
В ее центре, ближе к камину, за большим широким столом, с разложенной на нем топографической картой, усеянной многочисленными отметками, сидит и делает какие-то пометки в бумагах, человек в полувоенном костюме и с погасшей во рту трубкой. Рядом с ним, у локтя, остывший чай в блестящем подстаканнике, коробка папирос "Герцеговина Флор" и спички.
- Разрешите, товарищ Сталин?
Человек продолжает писать, затем неспешно откладывает в сторону остро отточенный карандаш и поднимает голову.
- Проходи, Лаврентий. С чем пришел?
- Как обычно, по делам, Коба.
- Все у тебя дела, совсем заработался, - человек берет спички, чиркает одной и раскуривает трубку.
- Вот вчера ко мне Калинин с Микояном и Ворошиловым заезжали - поговорили, "кинзмараули" выпили, тебя вспоминали. А ты не приехал.
- Очень уж дел много, до утра работаю.
- У всех нас их много, а встретиться, посидеть, надо. Или зазнался?
- Что ты, Коба, - я всегда счастлив быть рядом с тобой. Мамой клянусь.
- Ну, вот и приезжай, завтра как раз выходной. И Кобулова с собой прихвати, пускай барашка и сулугуни привезет. Посидим, вспомним молодость, родные места.
- С радостью приеду.
- Ну, а теперь садись, рассказывай о делах.
Нарком присаживается на стул и кладет перед собой папку.
Затем докладывает о раскрытой в Куйбышеве немецкой резидентуре и захваченной диверсионной группе.
Сталин, заинтересованно слушает и одобрительно хмыкает.
- Значит, и туда добрались, подлецы. К нашим засекреченным объектам. Кто проводил операцию, НКВД?
- Нет, военная контрразведка, Абакумов.
- Молодцы, контрразведчики, пришли мне официальный документ.
- Он со мной. Берия достает из папки справку и передает Сталину.
Тот ее внимательно читает и постукивает пальцами по столу.
- Значит, будут работать под нашим контролем?
- Да, и дезинформировать противника о планах нашего предстоящего наступления.
- А какой это Рыбаков, не тот ли, что при Ежове арестовали?
- Именно, за него Абакумов и Иванов ходатайствовали.
- Помню, - кивает головой Сталин, вынимает изо рта и бережно кладет на стол трубку.
- Всех представить к наградам, а Рыбакова восстановить в звании. Он оправдал наше доверие. Ответственно работает Абакумов, пусть твой Кобулов у него поучится. Все с чеченцами и немецкими диверсантами в горах разобраться не может.
Берия цепенеет под льдистым взглядом хозяина кабинета и пытается что-то сказать.
- Так, с этим решили,- отмахивается тот. Что дальше?
- Товарищ Сталин, у нас "чп" - самолет с грузом для союзников пропал.
Рука вождя, которой он собирается взять трубку вздрагивает и ложится на стол.
В сузившихся глазах появляется хорошо знакомый наркому золотистый блеск - предвестник нарастающего раздражения.
- Как так пропал, это что, тебе иголка?
- Утром взлетел и не приземлился в назначенное время в Мурманске.
- Почему только сейчас докладываешь?
- Не хотели преждевременно беспокоить, в том районе была густая облачность и он, возможно, сбился с курса или совершил вынужденную посадку. Организовали активный поиск всеми имеющимися средствами.
- Результаты?
- Пока ничего. Час назад отправили в Вологду, где он садился на дозаправку, оперативную группу из Главного управления контрразведки.
- Операцию организовывал Абакумов?
- Так точно, под моим контролем.
- Где он?
- Ожидает в прихожей.
- Зови.
Берия выходит и возвращается с генералом.
- Здравия желаю, товарищ Сталин! - вытягивается тот, сделав несколько шагов к столу.
- И тебе не хворать.
Вождь медленно поднимается с кресла (нарком тут же вскакивает) и неслышно ступая по ковру ногами в мягких сапогах, подходит к Абакумову.
- Кто у тебя непосредственно занимался подготовкой операции?
- Генерал-майор Иванов.
- Снова Иванов, - оборачивается Верховный к Берии. - Да он у вас, я смотрю, незаменимый.
Затем, сутулясь, возвращается к столу, набивает трубку и, сломав спичку, раскуривает ее.
- А знаете ли вы, что это народное золото, добытое кровью и потом, - вкрадчиво обращается вождь, к застывшим с побледневшими лицами наркому и генералу.
Те молча кивают.
- И как оно политически важно для активизации поставок по ленд-лизу тоже знаете, - констатирует Сталин. - Так что это, предательство или саботаж?
В ответ тягостное молчание.
- Ты, Лаврентий, найди виновных и примерно накажи их.
- Уже занимаюсь, товарищ Сталин, - оживляется тот.
- А ты, - вперяет вождь палец в Абакумова, - отыщи самолет.
- Идите пока.
Нарком и генерал поворачиваются и быстро выходят из кабинета, чувствуя спинами пронзительный взгляд Верховного.
В прихожей нарком дрожащей рукой вынимает из кармана платок и утирает покрытое испариной лицо, а начальник контрразведки прикладывает руку к дергающемуся нервным тиком глазу.
Уже светает. В кронах деревьев щелкает какая-то птица Они полной грудью вздыхают холодный предутренний воздух, и садятся в машины.
- На Лубянку,- бросает шоферу Берия, и автомобили трогаются в обратный путь.
Глава 5. Герои Нарвика и Крита
Подлетая к аэродрому, Шульц запрашивает разрешение на посадку и, приземлив самолет, подруливает к ангару. К нему спешат механик и несколько летчиков эскадрильи.
Майор выбирается из кабины, спускается на землю и освобождается с помощью механика от парашюта.
- А где же Отто, герр майор? - спрашивает кто-то из пилотов.
- Погиб во славу Рейха,- смотрит на него льдистыми глазами командир.
- Макс, - обращается он к механику, - нарисуй на капоте еще один крест. Мы с лейтенантом сбили дальний бомбардировщик русских.
- Яволь! - господин майор, щелкает тот каблуками.
- К группе, стоящей у остывающего мессершмита, рысцой подбегает дежурный по эскадрильи и докладывает майору обстановку.
- Вызовите мне машину,- приказывает тот, и неспешно идет к двухэтажному кирпичному строению, расположенному за ангарами.
Через час, благоухающий чистотой и облаченный в отутюженный мундир с двумя рыцарскими крестами, Шульц садится в подъехавший к дому черный "опель" и уезжает на доклад к командиру полка, в расположенный неподалеку городок Рованиеми, именуемый у финнов столицей Лапландии.
Штаб соединения находится в небольшом каменном доме, с высокой, готического стиля крышей и широким крыльцом. Перед ним несколько разлапистых сосен и застывший у входа часовой с автоматом.
При появлении майора он щелкает каблуками и вытягивается.
В расположенном на втором этаже небольшом кабинете сам оберст - похожий на высохшую хищную птицу, и командир горнострелкового полка майор Вульф - коренастый и жизнерадостный крепыш.
Они неторопливо пьют кофе и обсуждают план взаимодействия в предстоящей наступательной операции.
- Хайль Гитлер! - выбрасывает руку в нацистском приветствии Шульц.
- С возвращением вас Рихард, - оберст аккуратно ставит чашку на стол, подходит к майору и пожимает тому руку.
- А где же наш юный "Зигфрид"?
- Лейтенант Отто фон Вернер погиб в бою, - вздергивает подбородок майор.
Оберст печально опускает глаза и вздыхает, - бедный мальчик, он был так молод.
- А к тому же еще и чертовски богат, - думает про себя Шульц.
- И кто же его сбил?
- Дальний бомбардировщик русских. Шел на Мурманск. И отчаянно сражался. Я давно не встречал такого противника.
- Как погиб фон Вернер?
- Выбросившись из машины, он не успел раскрыть парашют и разбился.
Лицо оберста принимает скорбное выражение, и он хмурит белесые брови. Вульф участливо морщится и вздыхает
Затем командир присаживается к столу и приглашает майора сесть.
- Курите, Рихард, - отличные бразильские сигары, - придвигает он к нему лакированную коробку. Майор Вульф только что оценил их достоинство.
Шульц отрезает переданными ему оберстом миниатюрными щипцами конец извлеченной из коробки сигары, щелкает зажигалкой и окутывается клубами ароматного дыма.
- Ну, как вам табак? - интересуется Вульф.
- Отличные сигары. Подобные я последний раз курил в Париже.
- О! Франция, - чмокает губами и закатывает глаза майор. - Кафе, варьете, жизнерадостные парижанки. Это вам не Суоми, со жгучими морозами и мужеподобными бабами.
- Господа, насколько вам известно, - обращается к офицерам оберст,- лейтенант Отто фон Вернер, отпрыск старинного германского рода и крестник самого рейхсмаршала.
И я считаю своим долгом немедленно доложить ему об этом. Предлагаю встретиться у меня через час.
Вульф с Шульцем встают, энергично кивают головами и выходят.
Когда в назначенное время они снова появляются, оберст внимательно изучает лежащую перед ним топографическую карту.
- Присаживайтесь, господа.
- Шульц, вы можете показать на карте место гибели Вернера?
- Безусловно, я этот квадрат хорошо знаю. В нем озеро, напоминающее сверху оленью голову.
Майор встает, берет из подставки на столе синий карандаш и быстро находит на карте нужное место.
- Действительно, - одобрительно хмыкает оберст, - форменная голова оленя. Отличный ориентир.
- Господа! - встает он из-за стола. Рейхсмаршал лично поручил нам отыскать тело любимого крестника и транспортным самолетом доставить его в Германию. Для организации торжественных похорон. Наше командование о его приказе я уже проинформировал. Прошу учесть, что рейхсмаршал не забывает об оказанных ему услугах.
- И так, Рихард, судя по измерениям, которые я сделал на карте, до этого квадрата чуть больше двухсот километров.
- Так точно, господин полковник.
- Людвиг, (вопрос к майору), - ваши егеря бывали в этих местах?
- Нет, так далеко мы еще не забирались.
- Что ж, придется их навестить. Какое количество людей и сколько времени нам понадобятся на поиски.
- Я думаю, достаточно отделения егерей с опытным проводником. А по времени это займет не меньше недели.
- Почему так долго?
- Лето. Тундра растаяла, и бронетранспортер далеко не пройдет. Основную часть пути придется идти пешком. Да и обследование квадрата займет немало времени.
- Тогда за дело. Мы займемся проводником, а вы готовьте группу и бронетранспортер.
Когда офицеры покидают кабинет, фон Штимлер,- так зовут оберста, снимает трубку и вызывает к себе начальника охраны аэродрома. Он финн и хорошо знает местных жителей.
- Послушайте, Тикконен, - обращается оберст к явившемуся по вызову светловолосому капитану. - Нам, для наземной разведки необходим хорошо знающий тундру проводник - финн или лопарь. Найди такого.
- Лучше лопарь, господин полковник - они всю жизнь в них проводят. И я знаю одного такого, он сейчас как раз в городе, в гестапо - доставил туда сбежавшего из лагеря норвежца.
- О! Это местный патриот? - высоко поднимает брови Штимлер.
- Скорее коммерсант - он получит за беглеца щедрое вознаграждение.
- Немедленно найдите его и доставьте ко мне.
- Слушаюсь! - рявкает капитан, поворачивается кругом и идет к выходу.
Через час в кабинете оберста стоит низкорослый человек с узкими глазами, одетый в высокую шапку, меховую куртку и остроносые сапоги из оленьей кожи. За плечами у него длинная винтовка "Бердана" с обшарпанным ложем, а на широком поясе нож с деревянной рукояткой и кожаный мешочек с огнивом.
- Скажите туземцу, что мы дадим ему целую банку спирта и списанный парашют, если он проведен наших людей вот к этому озеру, - обращается Штимлер к стоящему рядом капитану и указывает карандашом на карту.
Тот с минуту что-то живо говорит оживившемуся и утвердительно кивающему головой лопарю, слушает его ответ и поворачивается к Штимлеру.
- Он согласен и проведет к озеру, если вы разрешите посмотреть на него на карте.
- А разве туземец понимает карту?
- Да. Он был проводником в шведской экспедиции до войны.
- Отлично, пусть смотрит.
- Тикконен бросает лопарю несколько слов, тот, по кошачьи мягко, подходит к столу и внимательно разглядывает карту в том месте, куда уткнулся карандаш оберста.
Затем возвращается назад и что-то быстро говорит финну.
- Господи полковник, - переводит капитан, - лопарь сказал, что это очень плохое озеро. Называется оно Оленьим и охотники всегда обходят его стороной.
- Почему?
- Финн снова вступает в беседу с проводником, а затем переводит.
- Когда-то очень давно, целая община местных аборигенов погибла там от козней каких-то злых карликов, якобы живущих под землей. Лопари называют их "сайвок" и очень боятся. С тех пор они считают озеро проклятым и там никто не бывает.
- Это все детские сказки, - ухмыльнулся Штимлер. А почему оно называется Оленьим?
- Лопарь не знает, говорит, так было всегда.