- Все?
- Вроде все.
- А где Иваненко?
- Тяжело ранен, я за него, сержант Рашидов.
- Ясно, значит, все.
Лейтенант встал, почти упираясь головой в блиндажный накат, оправил на себе гимнастерку.
- Товарищи, мы двое суток без связи с командованием, разведка напоролась на немцев в тылу, имеется вероятность окружения. Поэтому приказываю: немедленно приготовиться к передислокации на новые позиции к железной дороге. Готовность ноль часов сорок минут. Отходить будем скрытно, с правого фланга вдоль болота к лесу. Соблюдать полную тишину. Всех раненых выносить за головной группой. Сержант Епифанов, поведешь первую роту с разведкой. Затем раненые, вторая и третья роты. Замыкающий первый взвод третьей роты - командиром назначаю рядового Волохова. Рашидов, выдели четверых бойцов покрепче, старлея понесут, головой за него отвечаешь. Я впереди, с разведкой. Выполняйте приказ. Разойтись.
- Есть! - нестройно, но с некоторым оживлением в голосе ответили командиры.
- Волохов, останьтесь, - скомандовал комбат, когда Волохов уже выходил. - Вы, я слышал, из Сибири?
- Из Забайкалья, а что?
- Да так, отец у меня в тех краях сгинул…
Волохов взглянул на лейтенанта.
- Погиб?
- Не знаю. Четыре года вестей нет… как забрали.
Волохов нахмурился. "Сын врага народа - командир Красной армии?" - мелькнуло в голове.
Лейтенант, как будто услышав его мысли, продолжил:
- Он ушел от нас с мамой за полгода до ареста. Сказал - так надо.
- Афанасьев?
- Нет, это я по матери… - Лейтенант смутился, краска залила его лицо. - Федоров Андрей Иванович, не встречали… там? - Лейтенант с нескрываемой надеждой посмотрел в глаза Волохову.
Волохов даже не пытался вспоминать кого-то, это было невозможно, лично этого человека он не знал, а остальные были общей безликой массой, без фамилий и имен.
- Нет, лейтенант, твоего отца я не встречал. Сибирь-то, она большая, и лагерей в ней немерено, и Федоровых в этих лагерях… На каждой перекличке два-три раза… отзываются. Но мне с твоим отцом встретиться не пришлось. Видно, правильный мужик он.
- Как это, правильный?
- Семью смог спасти, думаю, понимал все и вовремя принял решение. А на это ум нужен и мужество. Так что хороший человек у тебя отец. Жив, поди, мается по лагерям, там сотни тысяч… может, война чё поправит, ждать надо.
- Думаете, жив?
- Понимаешь, лейтенант, там не сладко, конечно, мрет народ, кто от чего, убивают, бывает, но это как на воле, а в целом живут люди и там, это ж не здесь - сплошная мясорубка…
- Это война… - начал было лейтенант, но тут же осекся под взглядом Волохова.
- Война, лейтенант, война, будь она неладна…
- Все, время, - посмотрев на часы, закончил разговор лейтенант.
У блиндажа уже толпились бойцы, пришедшие за раненым особистом.
- Рашидов, забирайте его.
- Есть, товарищ командир!
Рашидов кивнул здоровенному рядовому:
- Давай, Ерохин, осторожненько выноси его…
Рядовой Ерохин, крепкий мужик лет тридцати, протиснувшись в блиндаж, как ребенка, взял раненого на руки и вынес в траншею на носилки. Медсестра вышла следом.
- Смотри, Ерохин, береги раненого, головой отвечаешь!
- Донесем, товарищ лейтенант, не сумлювайтесь!
Волохов пошел к своему новому взводу. К взводу солдат, которые за несколько дней боев потеряли командиров и не только командиров. Иван понял это сразу, как только увидел лица солдат. Серые от страха или от злости, так ему увиделось, а может, ему только показалось в блеклом свете немецких осветительных ракет, которые раз за разом опускались на нейтралке.
- Так, мужики, моя фамилия Волохов, назначен командиром вашего взвода. Знакомиться будем утром, а сейчас разбирайте - каждому по две обоймы. - Волохов присел в траншее и, взяв на колени, раскрыл вещмешок. - Это ротный из НЗ для нас выделил. Будем прикрывать отход, если немец попрет. Подходи по одному.
Он сидел и выкладывал в протянутые руки подходивших бойцов патроны. Как пайку в бараке лагеря. Там он в глаза зэка не глядел, это не принято было, а здесь Волохов старался заглянуть в глаза каждого, как в душу. Каждому успел что-то сказать, приободрить, пошутить. Улыбнуться отечески. Почти всем он в отцы и годился.
По цепочке шепотом передали:
- Отходим.
Волохов тихо скомандовал:
- Мы замыкающие, медленно отходим по траншее на правый фланг, главное - не шуметь. Пущай немец дрыхнет. Все ясно, бойцы? Тогда пошли…
Рота отходила, и скоро взвод Волохова собрался на правом фланге, упиравшемся в заболоченную низину. Комары тучами висели над ними. Пропитанные потом и кровью шинели и гимнастерки как магнитом притягивали кровожадные полчища. Волохов отер ладонью лицо, раздавив напившееся комарье.
- Вроде тихо. Слухайте меня. Метров пятьдесят по-пластунски, вишь, опять засветили, дальше, цепочкой, бегом. Моховиков, я не ошибся?
- Ошибся, товарищ командир, я Махоньков.
- Извиняй, пойдешь первым, не спеши, доберешься до лесочка, заляжешь, и всех в цепь, вправо - влево, пока я не приду, лежать и ухо востро держать. Всем ясно?
- Ясно.
- Тогда пошли, пошли, ребята, я замыкающий.
Бойцы, один за другим переваливаясь из траншеи, исчезали в темноте. Волохов дождался последнего. Прислушался. С немецкой стороны было тихо, только пыхнула очередная ракета. Где-то очень далеко слышны были то ли раскаты грома, то ли отголоски канонады. Фронт так далеко, по мнению Волохова, откатиться не мог, верно, бомбят ближние тылы, решил он. На это они мастаки, каждый вечер, а то и днем гудят вражьи моторы высоко в небе. Тяжело идут, большими стаями, видно, далеко на восток, бомбежки не слыхать. Свободно ходят. Так же и возвращаются. Как у себя дома. Вот оно как…
Внезапно вспышка света и взрыв. Еще и еще, там, куда ушла рота, куда ушел его взвод, на опушке леса.
Крики людей и беспорядочная стрельба. Волохов выскочил из траншеи и побежал туда, к своим. Сзади, с высотки, сначала один, потом второй, заработали тяжелые пулеметы немцев. Волохов слышал, как с шипением, нескончаемыми веерами неслись пули над его головой. Пока Волохов бежал, все стихло, ни взрывов, ни стрельбы, замолчали и пулеметы немцев. Как ничего и не было. Остановился. Прислушался. Тишина. Пошел дальше. Вот уже и опушка леса.
- Эй, товарищ командир, сюда… - тихо окликнули его.
Волохов с облегчением вздохнул: "Слава богу!" - и пошел на голос.
- Что случилось? Где все?
- Здеся. Как приказывали, лежат. На мины напоролись! Я прошел, а они… в общем, трое метнулись в сторону и на мины напоролись. Сдуру кто-то стрелять начал, ну и немец проснулся. Вдарил из станкачей.
- Что значит - метнулись в сторону?
- То и значит, ползли за мной, а потом встали и побежали налегке в сторону.
- Как это?
- Да так, винтовки бросили и тикать. Я не успел ничё сообразить, как они рваться начали, тут стрельба и началась.
- Перекличку сделали? И что с теми?
- Двое легко ранены, осколками. А тех не смотрели, они там и остались.
- Черт с ними! Потом разберемся. Откель здесь мины?
- Не знаю, товарищ командир.
- Все, пошли дальше, поднимай людей. Направление - лесом на юго-восток, к железной дороге, там сбор. Идем след в след, не отставать, без шума, мужики, без шума. Рота прошла, и мы…
- Эй, Волохов. Вы где? - раздался приглушенный крик из леса.
- Здесь! - отозвался кто-то из бойцов.
- В лесу темнотень хоть глаз коли. - Вышедший, тяжело дыша, опустился на землю.
- А ты немца попроси, может, подсветит, - пошутил кто-то.
- Лейтенант послал, чё у вас тут за шум - узнать, - не отреагировав на шутку, спросил разведчик.
- На мины напоролись. Доложу сам. Поведешь нас.
- Есть. Токо передохну чуть.
- Хорошо, дыши, солдат… Так, пять минут на отдых и выступаем. Махоньков, пойдешь первым, за разведкой. - Волохов кивнул в сторону солдата. - Раненых - в голову колонны, я замыкающий.
Скоро двинулись. Шли быстро, слышался только хруст веток под сапогами да тихие матерки, когда веткой по лицу или оступится кто. Уже светало, когда услышали: впереди началась сильная стрельба.
- На немца напоролись! - прошелестело, и люди остановились.
Волохов рванулся вперед, догнал ведущих, тихо сказал:
- Взвод, к бою! За мной!
Его услышали, он спиной это чуял, шевельнулись люди, пошли. Там, впереди, не стихало, но среди общего грохота Волохов различал наших и немцев, он слышал, как редеет винтовочная стрельба, как замолчали наши пулеметы.
- Быстрее, братцы, быстрее! - торопил Волохов.
А куда быстрее? Выскочили из леса, солнце взошло, било прямо в глаза, а по полю немецкие цепи с бронемашинами навстречу. В полный рост, поливают с пояса из автоматов впереди себя, аж трава стелется. И пулеметы. Волохов видел, что там, за ними, у дорожной насыпи лежали наши, убитые, еще дальше, по дороге, немцы вели колонну пленных.
- Назад! - заорал он, останавливая своих. - К бою, ложись, из леса не высовываться!
Прошло несколько минут.
- Мужики! Не торопись, прицельно по первой цепи! - Волохов приложился к прикладу, прицелился, до немцев было метров триста. Их пули уже решетили по стволам подлеска. - Залпом, огонь!
Сухо хлестанули винтовки. С десяток автоматчиков вывалились из цепи.
- Перезаряжай, цельсь, огонь!
Еще залп - и немецкая цепь, как будто наткнувшись внезапно на преграду, остановилась и залегла. Пулеметы с бронемашин ударили по лесу, но били они вслепую.
- Все, мужики, быстро отходим, не стрелять, отходим в лес! Не отставать, все за мной!
Минут через двадцать стрельба утихла, было понятно, что их никто не преследует.
- Привал! - Волохов остановился.
Все собрались вокруг него. Устало расселись. Молчали.
- Не успели… - обронил кто-то с досадой.
- Ага. На тот свет… - вторил ему сосед.
- Да, братцы, ежели бы не задержались, ужо лежали бы на том поле…
- Вляпались, как кур во щи…
- Ужо да кабы… отставить разговоры. Нукось, сколько нас?
- Двадцать один.
- Хорошо. Значит, так, пока не выйдем к своим, воевать будем ночью. Вы трое - в боевое охранение, смена через четыре часа, остальные - спать. Всем надо выспаться, хорошо выспаться и отдохнуть, окопное сидение для нас кончилось. Теперь ходить будем. Много ходить. Бить немца будем по-партизански, как в Гражданскую, он по ночам воевать не умеет. Лесами да болотами он не ходит, а мы пройдем где хошь. Так что отдыхайте, солдаты, отдыхайте. Махоньков, назначаю тебя своим заместителем, распредели людей и тоже спать.
- Есть, товарищ командир! - ответил Махоньков, румянец от волнения вспыхнул на его щеках.
Этот не подведет, почему-то подумалось Ивану. Бессонная ночь валила всех с ног. Вскоре солдаты спали, впервые за несколько суток спали спокойно. Над ними не свистели пули, им не сыпался песок на лица с брустверов траншей, сотрясаемых взрывами "дежурных" мин. Они спали не скорчившись в сыром траншейном ходу, а на мягкой, теплой, напитанной запахами жизни лесной земле.
Если что-то и мешало их сну, так это комары. Они, тонко звеня в воздухе, кружили и кружили над беззащитными сонными людьми. Садились на обветренные грязные лица, долго выбирали место, куда всадить жало, вздувались от крови и, тяжело взлетая, медленно уплывали. Их сменяли сотни других, голодных и беспощадных.
Волохов не спал, он смотрел на спавших бойцов и думал. Только минувшей ночью он с горечью говорил лейтенанту об ответственности за жизнь людей, а теперь эта ответственность легла на его плечи, и этот груз не давал Волохову права на ошибку.
Как же они нарвались, почему разведка немца не заметила? Скорее всего, поздно заметила. На открытом поле под пулеметы… жаль людей, жаль лейтенанта, хороший парень… теперь надо по-другому, как в Гражданскую… разведка, бросок, удар и отход. Жаль, не конники, пехота, но все одно, если по уму - воевать можно. Земля-то наша, укроет…
- Поспите, товарищ командир, я подежурю, - тронул его за плечо Махоньков.
- Хорошо, дреману чуток. Что там?
- Немец по дороге, колонна за колонной. Танки, пехота, мотоциклетки, много их, прет и прет… на восток. - Махоньков остановился на полуфразе и, понизив голос, почти шепотом, продолжил: - А на запад наших гонят, пленных, тоже колонна за колонной! Чё творится-то?
- Тяжко, Махоньков, тяжко.
- Что - тяжко, товарищ командир?
- Тяжко в этой войне немца бить придется… а придется, куды денешься. Ничё, справимся, одолеем, не боись, солдат.
- Так я и не боюсь…
- Вот и хорошо. Так я посплю чутка?..
- Ага, товарищ командир, я подежурю…
Волохов уснул. Как ни терзали его думы, а усталость взяла свое, и он провалился в темную бездну сна и там, в этой бездне, увидел такое, отчего тут же проснулся. Как ему показалось, тут же, сразу. Сон был таким отчетливо реальным, что Иван несколько минут просто приходил в себя, успокаивая бухающее в груди сердце. Медсестра, да, она явилась к нему во сне. Голая, вся в крови… криком кричала, будто ее резали. Руки к нему тянула, а с них мясо кусками отваливалось! "Господи, сохрани ее душу!" - тряхнул головой Волохов, отбрасывая остатки видений. Открыл глаза. На самом деле он проспал часа четыре. Солнце уже стояло в зените. Припекало, прорываясь сквозь листву, играло зайчиками на заостренном конце вороненого штыка винтовки. Волохов осмотрелся, вокруг спали его бойцы.
- Товарищ командир, тут пополнение у нас. Трое из второй роты и минометчик, правда, раненый. Но миномет цел, и семь мин имеется, так что у нас теперь артиллерия своя.
- Где они?
- А я всех спать уложил, вы же приказали всем отдыхать.
- Хорошо, пусть спят, а минометчика покажь, может, не спит, поговорить с ним надо.
- Прокопьев моя фамилия, рядовой Прокопьев, подносчик расчета минометного отделения. Кулаков, лейтенант, командир отделения, там раненый…
- Умер он, твой командир, похоронили мы его.
- Как умер?! Я ж его вынес, сначала его, а потом миномет.
- Умер он, говорю тебе, истек кровью. Нашли мы их, лейтенант уж готов был, рука у него оторвана была, так, на коже болталась. Похоронили там же. Вот планшет его, там карта есть. А карта нам сейчас очень… Скажи, как тебя по имени-то.
- Иван. Мужики, вы меня не бросите?
- Меня тоже Иван, тезка, значит. Так вот, тезка, не бросим, кто ж гадов из миномета бить будет? Вот раны подживут - и воюй. Эй, Махоньков! Носилки надо делать, поднимай народ, уходить надо, немец может лес прочесать. Я пока с картой покумекаю.
- Есть, товарищ командир.
- Скажи мне, тезка, как здесь оказался?
- Прошлой ночью батальон получил приказ на отход, ну и пошли, а у реки, у моста, уже фашисты. С ходу пошли в атаку, а там пулеметы, танкетки… Залегли, окопались, как могли, а чуть рассвело - немец ударил. Танками давил, гад, ну, кто куда, я командира раненого дотащил до леса, а сам за минометом вернулся, тут меня и зацепило, но ничё, дотащил. Я смогу сам идти, товарищ командир.
- Сможешь, пойдешь, лежи пока.
- Товарищ командир, немцы! - взволнованно прошептал Махоньков, прямо в ухо Волохову.
- Где?
- От дороги разворачиваются до двухсот автоматчиков. Феклин с поста прибежал упредить.
- Пойдем глянем, чё они замышляют.
- Есть! - козырнул Махоньков и, ободряюще подмигнув раненому минометчику, пошел следом за Волоховым.
Дорога была забита колоннами наших пленных, на обочине стояло несколько грузовиков. Из них выдавали лопаты группе наших солдат; автоматчики, встав по периметру, наблюдали. Волохов видел, как солдаты начали копать рядом с дорогой яму, других заставили таскать трупы убитых с поля, где ночью полегла их рота. Гортанные крики немецких солдат долетали до опушки.
- Эх, вдарить бы! Сколь наших-то, а охраны почти нет, только эти…
- Вдарим, Махоньков, не раз вдарим, токо не сейчас, пущай хоронят. Пошли. Феклин! Наблюдай пока, смены тебе не будет, через полчаса уходим, догоняй.
- Есть.
"Значит, приказ на отход был, только до нас не дошел". Волохов открыл липкий от крови планшет убитого лейтенанта, там была километровка. В ней аккуратно, толковый парень был, отметил Волохов, отмечены позиции батальона и, главное, направление и новое место дислокации - западная окраина селения Карловка. Но они туда не дошли, мост у немцев, кто там сейчас, одному Богу известно, не хотелось идти вслепую.
- Товарищ командир, тут вот боец Седых, говорит, с этих мест.
- Откель будешь?
- С Рудни, тут недалече, верст тридцать.
- Совсем рядом… А здесь бывал? Деревню такую, Карловка, знаешь?
- Не, такой не знаю, тут рядом деревня Карповка есть.
- Тю ты, а я ее Карловкой прочитал. Так что? Бывал здесь?
- Бывал не раз. Сестра здесь живет. Я с мужем ее, Федором, рыбалил на речке, так что места эти знаю, товарищ командир.
- Покажи на карте.
- Ну вот Карповка, вот речка, дорога на Рудню, я здесь и пехом хаживал.
- Хорошо, незаметно пройти надо, проскользнуть по этим перелескам. Дальше-то леса?
- Дальше-то леса, леса да сплошные болота, гиблые места, глухие. Мы там прошлый год ягоду брали. До них верст двенадцать - пятнадцать.
Седых поскреб рукой щетину на подбородке.
- Пройдем, там овраги, по ним пройдем, и через речку брод есть, только подход к нему открытый, днем, если немцы там, на мосту, - заметят, а ночью пройдем. В Карповку надо бы зайти, подхарчиться у сестры, она у меня запасливая, ежели, конечно, все там ладно…
- Хорошо, Седых, выводи к броду, посмотрим…
Лучше бы и не смотрели, думал потом Волохов. Небольшая речка, с болотистыми берегами, изгибаясь меж выступами чахлого леса, была забита вздувшимися телами людей. Военных и гражданских, взрослых и детей, мужчин и женщин. У брода, куда они вышли, сплошной вал тел запрудил реку, и она встала, разлившись и подступив к самому лесу. Тяжелый смрад, казалось, сгустил воздух, вязким туманом он стелился над водой, не давал дышать. Тучи черных мух гудели над телами. Вода была мутной, какой-то масляно-мертвой, и входить в нее было просто страшно.
- Мать твою, что делается! - схватившись за голову, выругался кто-то из бойцов.
Волохов огляделся. Мост, остов которого виднелся в сотне метров вверх по течению, был разрушен.
- Махоньков, Седых, сходите к мосту, разведайте, что там. Можно по нему перейти аль нет? Если немцы - тихо вертайтесь. Мы здеся как на ладони.
Мелкий перелесок, подходивший к берегу, насквозь просматривался, потому все лежали уткнувшись в сырой мох. Дышали через него, все не так тошно было. Очень хотелось пить, но никто не решился взять воды из этой речки.
- Нет никого у моста, но и прохода нет, пролет взорван. Мы тут посмотрели - из досок да бревен плот можно связать, вона их сколь с моста притащило, чуть выше течением залом стоит.
Дотемна переправились, никто не помешал.
Вроде как и войны нет, с десяток километров от дороги - и нет никого, ни наших, ни фашистов. "Видно, торопится немец, торопится, на Смоленск прет… эдак и до Москвы уже недалече…" - думал Волохов, шагая вслед за Седых.
- Седых, сколь до Смоленска отсюда?
- Верст сто с гаком.