- Не во всем, дорогой Вольдемар. Идеи марксизма, пусть в искаженном виде, восторжествовали в России, их боятся фашисты, о чем свидетельствуют костры в Германии, где горят труды сторонников коммунизма.
Я вспомнил о своем недавнем разговоре с абверовцем и заметил:
- Мало того, слыхал, что из рук Риббентропа ускользнул архив Маркса в Амстердаме!
-Я встретил недавно товарища, и он рассказал, как молодчики, не то из гестапо, не то из абвера, ворвались в квартиру покойного внука Маркса Жана Лонга и арестовали его вдову, которая не пожелала сказать, где хранятся рукописи Карла Маркса. Несчастная женщина сидит в тюрьме, что неподалеку от нас. Весь Париж сейчас об этом трубит.
Жерар вдруг повернулся ко мне:
- Что смотришь на меня так, господин Вольдемар?
"Сказать или промолчать?" - засомневался я. И, дождавшись, когда хозяйка закроет за собой дверь, невольно понизив голос, промолвил:
- Сегодня утром на эту тему вели разговор председатель французского отдела НТСНП и один тип. В отличие от национал-социалистов, считаю, что подобные труды следует сохранить в целости, чтобы со временем люди убедились воочию в ошибочности так называемого "научного коммунизма"! - и невольно покосился на Павла Ивановича. А тот, встретив мой взгляд, тихо заметил:
- Значит, абвер? Гестапо? СД? Включили в поиск НТСНП?
- А во что хочет включить НТСНП ГПУ?..
-Владимир Дмитриевич, обращаюсь к вам как к гуманному человеку. Вы только что высказались против уничтожения научных архивов, так помогите, если можете. Был бы вам очень обязан! И поймите, я приехал сюда не ради этого. Не знаю, встретимся ли мы еще когда-нибудь? О вас мне кое-что известно, включая работу в Союзе нацмальчиков. Но я чувствую в вас русского интеллигента, и неважно, что у нас разные взгляды. Каждый из нас по-своему любит свое Отечество. Потому мне захотелось с вами встретиться, поговорить по душам, найти какие-то точки соприкосновения. Где-то я помогу вам, где-то вы мне! И, главное, очень прошу: не надо подозревать меня в коварстве, личной выгоде...
А после непродолжительной паузы, уловив в моих глазах колебание, добавил:
- Не настаиваю... Мне эти письма "до лампочки"!
- До какой лампочки? - не понял я, как не понял последних фраз, сказанных по-русски, Жерар.
- "До фени"! Ни к чему! - и обратился уже на ломаном языке к Жерару:
- Налей нам по стакану, виноват, бокалу, выпьем за здоровье твоего спасителя, а мне надо потихоньку собираться!
Француз недоуменно посмотрел на своих гостей, не понимая, что случилось.
- Спасибо! Но прежде чем выпить, выслушайте меня и добавьте к своему тосту еще несколько слов. - Я полез во внутренний карман, достал оттуда записку и протянул ее Павлу Ивановичу:
- Вот список подозреваемых лиц, у которых может храниться архив. Абвер, а именно некий капитан Блайхер, настоятельно рекомендует поначалу найти к ним подход и только убедившись, что "у имярек" находится архив, или он что-то знает, применять обыск и прочие меры. Немец сказал: "Не хочу больше скандалиться, и без того Париж смеется над нашими бесплодными попытками".
- Потрясающе! Надо сказать "Кошечке", у нее большие связи. Пусть предупредит! - воскликнул Жерар. - Молодец! Выпьем на "брудершафт", как говорят немцы. У них тоже есть настоящие люди! - и крепко меня обнял.
Павел Иванович встал, пожал мне руку и заметил Жерару:
- Надо все делать похитрей, дорогой Робин, чтобы были и волки сыты, и овцы целы. А "Кошечку" мы побеспокоим позже, когда полностью подготовим операцию...
- Что еще за "Кошечка"? - притворился я.
- Давай сначала выпьем, как говорит Жерар, на брудершафт, а потом потолкуем.
- Добро! Предлагаю выпить за чистоту наших деловых отношений. Не буду темнить. Первый шаг, вроде сделан мною, Павел Иванович. А о "Кошечке", если хотите, я уже слышал...
-Наша "Кошечка", очаровательная и далеко не щупая дама, сумела возглавить такое дело. Молодец! Истинная патриотка!
- Интересно! Да не смотрите на него с укором, Павел Иванович! - повернулся я к советскому разведчику - так мне подсказывало внутреннее чутье. - Французы не столь подозрительны, как все советские люди, - боятся лишнее слово вымолвить без оглядки. Вы во Франции, в свободной стране! Привыкайте верить людям! Что сделать, чтобы развязать вам язык, дать честное слово? Но для вас это пустой звук, старорежимная дворянская манера... Э-э-эх!.. Мой лицейский товарищ недавно познакомил меня с бывшим офицером Корниловского полка, ныне известным писателем и журналистом. Так вот он не побоялся мне сказать, что состоит в рядах Сопротивления. Надо входить в ритм жизни страны, в которой живешь!..
- Хотя я не разделяю ваши взгляды, Павел Иванович, но готов помочь делу Родины, особенно после сегодняшнего разговора с известными лицами. Поремский - это председатель французского отдела НТСНП - мне рассказал о том, что на днях к нему приходил некий доктор Лейбрант и вел с ним переговоры об отъезде группы энтеэсовцев в Берлин. С той же миссией в Белград приехал редактор издающейся в Берлине газеты "Новое слово" Владимир Михайлович Деспотули, правая рука Адольфа Риббентропа, прибалтийского немца, бывшего офицера белой армии, а ныне будущего вершителя судеб нашей многонациональной страны. Деспотули и Лейбрант уверяют, что Риббентроп не разделяет мнения своего фюрера, ненавидящего Россию. Поэтому в ближайшее время в Берлин уедет Поремский, а вслед за ним потянутся прочие "офицеры революции", сиречь рядовые члены. Мне покуда следует оставаться в Париже, помогать капитану СД Блайхеру! Ха-ха-ха! Начиная с рукописей Маркса. Вот я и рассчитываю на вашу поддержку! Договорились? А теперь, месье Жерар, выкладывайте, что собой представляет ваша красавица "Кошечка".
Хозяин поглядел на советского гостя, заметил в его взгляде нерешительность, а может быть, и неодобрение, упрямо тряхнул головой и, схватив меня за лацкан пиджака, с вызовом бросил:
-Настоящее имя "Кошечки" - Лили Каре. Она жена офицера, сейчас возглавляет, с так называемым своим родственником Арманом Борни, подпольную организацию "Интералие", связанную с Интеллидженс сервис и с офицером, кажется, капитаном Симано из Пятого бюро, перекочевавшим в демилитаризованную зону, в Марсель, под кличкой "Сарданапал".
Павел Иванович, видимо, этого не знал, внимательно слушал, похлопывая средним и указательным пальцем по столу.
- С Арманом Борни я познакомился в прошлую среду. Удивившись его произношению - простите, вроде вашего, господин Поль! - я прямо спросил: "Вы русский?" Лили принялась было объяснять, что Арман, дескать, много лет жил в Румынии, в результате чего заговорил на ломаном французском. А прочитав на моем лице недоверие, рассмеялась, заметив: "Какой вы проницательный, месье Жерар, мой товарищ-польский офицер Роман Чернявский - закончил летную школу в Варшаве и направлен на специализацию к нам. В начале войны летал на истребителе. Был сбит, захвачен в плен и отправлен в лагерь. После удачного бегства перебрался в Луневиль, где проходил курс учения, к своей любовнице-француженке, которая дала ему одежду и снабдила документами покойного супруга Армана Борни"...
Я перебил Жерара:
-Прости, Робин, вспомнил разговор с неким Околовичем, шефом разведки НТСНП, который в момент нападения Гитлера на Польшу был в Варшаве, откуда эвакуировался вместе с группой офицеров Генштаба в Румынию. Отделению абвера в Вене было приказано отправить в Варшаву отряд майора Шмалыпегера, чтобы там захватить архив "Двуйки", занимавшейся разведкой, контрразведкой и прочими действиями секретной службы. Частично полякам документы уничтожить удалось, и все же команда майора Шмалыпегера после занятия польской столицы установила, что значительная часть секретных материалов запрятана неподалеку от города, в так называемом форте Легионов... - оглядев своих слушателей, я продолжал: - Интерес к документам разведывательной службы Польши понятен. "Двуйка" не уступала лучшим осведомительным службам мира. Канарис, Шелленберг, Гиммлер понимали, что разоблаченных агентов могут либо привлечь на свою сторону, либо ликвидировать. Разумеется, понимало это и руководство Второго отдела Генштаба, перебравшееся в Лондон и старое гнездо шпионажа - Стамбул. Туда перекочевала в ноябре тридцать девятого группа офицеров "Двуйки", во главе с майором Пилецким. А в начале сорокового прокрался со своими людьми во Францию полковник Незбржицкий, оставив в Бухаресте майора Ельяшевича, который пристроился к японцам. Учитывая все это, следует помнить, что у поляка может быть "второе дно"! А вам, Павел Иванович, советую быть особенно осторожным. После очередного раздела Польши поляки люто возненавидели русских. И если у Романа Чернявского двойное дно, Жерара он, может, и не продаст, но вас - можно не сомневаться!..
Жерар заерзал на стуле и заметил:
- Вчера мне "Кошечка" сказала, что у Армана создалось впечатление за эти последние дни, будто за ним следят. И они срочно перебираются на площадь Трокадо, три. Кстати, по ее словам, представитель, так сказать, "Сарданапала", капитан ДДД, рекомендует Лили, ради безопасности, жить порознь. Может быть, не доверяет поляку? Поэтому я согласен с тобой, Вольдемар. Держись от него подальше, мой дорогой Поль! Неровен час?..
- И напрасно! Как можно не понять, что захват польской территории - временная мера, тактика, маневр! А за совет спасибо, учту!
Он поднял свой бокал, выпил и продолжал, помогая себе жестами, на довольно своеобразном, но, в общем, понятном французском языке:
-Сначала запомним твердо адреса наших основных врагов в оккупированном Париже: в Булонском лесу размещается СД и гестапо; на авеню Клебер, в отеле "Рафаэль" - верховное командование вермахта; на авеню Клебер, отель "Мажестик" - резиденция военного коменданта; и наконец, в известном вам отеле "Лютеция" - филиал абвера, пожалуй, самого серьезного ведомства хитроумного Канариса. Там командует весьма опытный разведчик Оскар Райле... А потом постараемся постичь методы их работ. Все они понимают, что идет борьба не на жизнь, а на смерть, и надо напрячь все силы для выявления руководителей антифашистского движения и раскола патриотических сил Сопротивления. Абвером и прочими разведками Германии приняты, прежде всего, меры по "закупорке" Франции, Канарис ведет переговоры с военным министерством Виши, добиваясь легализации действий абвера в неоккупированной зоне. По всей территории создаются опорные пункты из предателей-коллаборационистов. Поэтому, господа, нужно быть предельно осторожными. А теперь лучше подумать о том, как нам перехитрить Блайхера.
Глава четвертая. С КОЧКИ НА КОЧКУ
Плохо, если у человека нет чего-нибудь такого, за что он готов умереть.
А.H. Толстой
1
Надев наушники, я слушал, лежа на диване, последние известия: "Наши войска, - передавала "Немецкая волна", - успешно продвигаются вперед, захватывая десятки тысяч пленных, уничтожая военную технику... советские части бегут... не пройдет трех-четырех недель, Красная армия будет окончательно разгромлена, и на башнях Московского Кремля будет реять наша свастика..."
Английское радио сдержанно сообщало об отступлении русских армий, о бомбежках Москвы, а комментаторы предсказывали скорое падение советского строя. О том же твердили радиостанции ряда стран.
С отвращением вертя ручку настройки, я думал: "Все вы, сволочи, радуетесь гибели нашей России"! - И вдруг услышал: "Брача и сестри, говори радио "Слободна Югославия"... Рат тек почине... Доле фашизам! Живела наша майке Русия"!
Моя родная, верная Сербия, такая на нас, эмигрантов, не похожая! Ты сначала нам помогала как русским. Вместе с нами была убеждена, что советская власть "чифутска"! А после поражения "ленинской гвардии" в 1936-1937 годах ты, моя Сербия, уверовала, вместе со всеми советскими народами, в Сталина и в день нападения на СССР обратилась с воззванием к Югославии встать на борьбу с захватчиками... Майке Русие!
Часы на стене пробили шесть. Я встал, оделся, вышел из дома. Что преподнесет мне сегодня ночью судьба? Встреча назначена в небольшом бистро на соседней улице. Увидав меня, Жерар помахал рукой, допив свой кофе, поднялся, пригласил сесть рядом и бросил:
- Сейчас он придет!
Павел Иванович опоздал минут на десять. Поздоровавшись, он окинул взглядом сидящую неподалеку молодую пару, старика, уткнувшегося в газету, и заказав на ломаном французском слуге кофе и рюмку абсента, подождал, пока он отойдет, и повернулся ко мне:
- Ну как?
- Гуго Блайхеру я сообщил, что Анита Лонг передала архив Маркса своей подруге Марии Жановье. Арестованная, как я понимаю, была предупреждена и подтвердила все. За что переведена из строгого изолятора в тюрьму.
- Значит, клюнул! А вы сказали, что Жановье весьма состоятельная дама, что у нее собственный дом в Обервиле?..
-Разумеется! Выслушав все, он спросил: "А где сейчас эта дама? В Париже"? Я только пожал плечами: "Дамочки в бархатный сезон редко бывают в душной столице. Им наплевать - воюют или нет. Они хотят понежиться на пляже. Я подходил к дому, но позвонить не решился, чтобы не вызвать подозрения"... Он только хрюкнул, проворчав: "Ферфлюхте вайбе!"
Жерар заерзал на стуле, посмотрел по сторонам и склонился ко мне:
- Я побывал в доме Мари не раз. Советую сделать так: перелазите через калитку в сад, по аллее доходите к дому, поднимаетесь на балкон. Дверь обита железом и заперта изнутри. Пусть Блайхер и его люди возятся с замком, а вы обойдите дом с левой стороны - в третьем окне форточка плотно прикрыта, - открыв ее, поверните шпингалет, толкните левый ставень, и вы в гостиной! А оттуда идите в прихожую и отпирайте этим людям, простите, нелюдям!
- Ха! Ха! И говорю: "Битте шен! Я не действую ауф треу унд глаубен" . Немчура сразу зауважает! А где тайник? А?
- Справа от камина в гостиной, под картиной с морским пейзажем. Открывается просто: следует только дернуть за проволоку, торчащую примерно сантиметров на двадцать внутри камина. Так что тебе не придется в саже запачкаться! - И Жерар похлопал меня по плечу. - Бон шанс!
Обсудив еще кое-какие детали, мы разошлись, договорившись встретиться на другой день.
Вернувшись домой, я улегся на свой роскошный диван. Разгулялись нервы. Душу томило нехорошее чувство...
2
Около восьми вечера пришел Катков и, заглянув ко мне, спросил:
- Ты чего нахохлился? Взял билеты, идем с тобой в театр! Поглядишь на свою Ниночку в "Лебедином озере".
- Сегодня ночью едем с Блайхером на выемку в Обервиль. Так противно... - глухо отозвался я и рассказал о беседе на Шаброль.
-Эх, Володька, Володька! Влез ты в болото-вот и прыгай с кочки на кочку. Что тут посоветуешь? Сегодня ты надуваешь их, а завтра?.. Уверен, что твой немец после такого провала-а это все-таки провал-захочет себя реабилитировать и, полагаю, проверит тебя на очередной операции. И завязнешь!
- Уж очень меня заинтересовал советский разведчик!
- А не думаешь, что он использует тебя и бросит, как это они обычно делают? Ты ведь "дворянское отродье"! Никогда в ногу с партией не пойдешь!
- Не думаю.. Поверил ему. И Жерару поверил. Хорошие они ребята!
- Ну смотри! Будь осторожен. В случае чего - спрячем тебя. Станешь французиком из Бордо... Запомни только одно: голова дороже любых старых бумаг! - И Катков, широко улыбнувшись, вышел из комнаты.
Время тянулось мучительно медленно. Наконец пробило десять... До Обервиля мы добрались на машине только в двенадцатом часу. Ночь была темная, пасмурная. В саду виллы царил полный мрак. Поднявшись на балкон и хлопнув ладонью по массивной двери, я тут же заметил:
- Я обойду дом, может, с заднего хода удобней! - И сразу сбежал с балкона.
Проникнуть внутрь не стоило большого труда. Не прошло и двух минут, как я впустил на виллу уже готовых взламывать дверь Блайхера и двух его помощников.
Удивленный такой прытью немец выслушал с недоверием о незапертой форточке и легко отворившейся ставне, проворчав:
- Вундербар!
На что, посмеявшись, я сказал:
- Господин капитан! Вы забыли, что находитесь не в Берлине, а в Париже: все французы "ноншалан"!
Обыск длился долго. Начали с кабинета, потом перешли в спальню и наконец в гостиную. Подталкиваемый мною, Блайхер приподнял висевшую у камина картину, постучал по стене и торжествующе воскликнул:
- Хир!
Я кинулся к камину, опустился на пол, пытаясь отодрать плинтус, потом встал на колени, затянул в камин и, не менее торжествующе ткнув пальцем в сторону торчащей проволоки, крикнул: "Хир!"
Немец наклонился и дернул за проволоку. Тайник открылся. Но он был почти пуст. Лежали несколько старых книг, принадлежащих Марксу, - с его пометками; папка с письмами, адресованными хозяйке дома. В одном из последних, датированном 26 марта 1941 года, некий человек, подписавшийся "Твой Иосиф", просил "любезную Мари обязательно захватить с собой рукопись романа нашего дорогого Карла"...
Все было ясно: рукописи Маркса увезли.
Всю обратную дорогу Блайхер молчал, и только прощаясь, пожимая мне руку, кисло заметил:
- Не повезло! Что делать? Будем надеяться, что последующее наше сотрудничество будет удачнее. А сейчас мне остается поблагодарить вас... - полез во внутренний карман за бумажником.
- Господин капитан! Я готов взять вину на себя. Благодарить меня не за что. До свидания! - И выбрался из машины, подумав: "Правильно я поступаю или нет? Уж очень противно!"
Как ни старался я тихо отпереть дверь и пройти к себе, Катков проснулся и позвал меня. Пришлось рассказать, как прошла "операция", которую Катков назвал "Карла-Марла" и признал успешной.
Заснул я около семи утра.