-Вы уж слишком! Конечно, очутившись за бортом, далеко не все "умели плавать". Поначалу поддерживала вера, что народ сбросит большевистское иго, и это в какой-то мере объединяло значительную часть эмиграции. Пережито ряд этапов, причем последующий был обычно беднее, вредней, безнадежней предыдущего... Вот утопающие и хватались за соломинку, которую им протягивали ваши предшественники, Павел Иванович! За тридцать сребреников продали "Братство русской правды", Кутепова, Миллера... А ради чего? Вам лучше знать...
- Эх! Владимир, Владимир! Вся разведка зиждется на купле-продаже, на иудах! Да... Кутепова погубила беспечность, привычка хранить в тайне свои действия, расчет на собственную смекалку и силу. История такова: двадцать пятого января тридцатого года посыльный вручил ему записку с предложением встретиться и поговорить о предстоящей возможности раздобыть для РОВСа денег. Жил он на улице Руссель, двадцать шесть. Зная, что дом скрытно охраняли офицеры, не боялся открывать дверь. - Павел Иванович поглядел на меня внимательно и, видимо, решил, что рассказать всю историю полезно.-На следующий день Кутепов отправился к трамвайной остановке на улице Сэвр в назначенный для встречи час. Какое-то время подождав и убедившись, что обманут, расстроенный генерал двинулся по улице Удино в сторону бульвара Инвалидов, не обратив внимания на два стоявших автомобиля с пассажирами и расхаживающего тут же полицейского, которого прежде никогда здесь не видел, хотя по этой дороге ходил уже несколько лет в Галлиполийскую церковь...
- Много писали об этом, - вспомнил я, - в газетах печатали интервью со служителем больницы Сен-Жак, который в это время на плоской крыше пятого этажа, выбивая ковры, наблюдал за разыгравшейся сценой; видела это и женщина из окна больницы. Оба они утверждали, что незадолго до того остановились два автомобиля, серый и красный, из первого вышли двое мужчин, один молодой беспокойный, другой - средних лет, высокий плотный. Потом откуда-то появился полицейский, хотя поста возле больницы никогда не было... Потом в русских газетах была заметка, будто эти свидетели куда-то исчезли.
- Все правильно. Когда Кутепов поравнялся с одной из машин, его остановили. Подошел полицейский, заявив: "Вам придется проехать в префектуру. Вопрос важный, не терпящий отлагательства!" Генерал какую-то секунду колебался, но, видимо, фигура полицейского сняла сомнения.
Дверь машины была предупредительно распахнута. Он сел, по бокам разместились молодцы по кличке "Михаил" и "Анисим", насколько помнится. Кутепов сидел молча, поглядывая в окно, пока машина ехала по знакомым улицам, но, когда свернули к южным пригородам, забеспокоился и спросил: "Куда мы едем?" Сидевший рядом "Михаил", не без злорадства ответил: "Говорите по-русски, генерал. Мы сотрудники Объединенного Государственного Политического Управления СССР! ОПТУ!"
-Как же так? Жена генерала утверждала, что он был очень сильным человеком и мог справиться с четырьмя людьми.
- Точно не знаю; видимо, внезапно оглушили, а потом впрыснули морфий. В Марселе его провели на пароход под видом опьяневшего старшего механика. В каюте, придя в себя, Кутепов впал в глубокую депрессию, отказался от еды, не отвечал на вопросы и весь рейс провел в странном оцепенении. Пришел в себя он только раз, когда проплывали мимо Галлиполи, где в двадцатом году размещался Первый армейский корпус под его командованием... Умер он от "сердечного приступа" уже неподалеку от Новороссийска.
- Я слыхал, что Кутепов как раз получил от французского правительства семь миллионов франков для организации военного путча и массового восстания российских крестьян и якобы установил связь с Тухачевским. Мало того, ему обещали богатые субсидии Детерлинк, Крупп, Манташев, Рябушинский. Четыреста тысяч организованных, дисциплинированных и понюхавших пороху военных-лакомый кусочек для любой, даже великой, страны! Небось, ваши "Михаил" и "Анисим" получили высокие награды? Стали Героями Советского Союза?!
Павел Иванович вспомнил небритое, осунувшееся и какое- то мертвенное лицо одного из участников операции, который уверял, что, убрав Кутепова, они серьезно ослабили РОВС: "Генерал был мозгом, главным генератором идей и бесспорным вождем эмиграции и кумиром молодого поколения"... Хватаясь за стриженую голову, он чуть не плача уверял: "Мы открыли дорогу "Фермеру" - он ведь был другом Миллера, сделали все, чтобы он перевел штаб-квартиру на улицу Колизе, и тем дали возможность Третьякову, виноват, "Иванову" установить микрофон и подслушивать, о чем говорят в Штабе"...
-Чего там получили... Какая разница... Не станем ворошить прошлое!..
- Почему? Интересно ведь знать и поучительно, как советская разведка завербовала Скоблина, Плевицкую. Кстати, почему их бросили? Или о бывшем министре Временного правительства Третьякове, который, по словам Блайхера, арестован в Берлине как один из главных агентов-провокаторов НКВД за границей, принимавший участие в похищении Миллера и укрывании Скоблина. Будто у него на квартире на рю де Колизе обнаружены приемник и провода от микрофона, установленного в кабинете генерала Миллера, под мраморной доской камина; и будто в результате подслушивания погибло более тридцати заброшенных в Советский Союз белых офицеров? - допытывался я, а про себя подумал: "Ясно, тема избрана, чтобы липший раз очернить белоэмигрантов, а что на это скажешь?" - А как Скоблин попал в Австралию? И еще интересно, кто да них главное действующее лицо - Скоблин или Плевицкая? "Фермер" или "Фермерша"?
- Трудно сказать. Оба они привыкли к обеспеченной, даже роскошной, жизни, а денег было все меньше и меньше... Ей хотелось славы, бесконечных оваций, блестящих нарядов, поклонения... И она полагала, что, вернувшись по Родину, станет звездой, покорит рабоче-крестьянскую Россию!
- Павел Иванович, а вам не кажется, что уважающему себя государству позорно заниматься похищением людей, даже своих политических врагов? Оно ведь подрывает собственный авторитет! К примеру - во французском парламенте обсуждался вопрос: послать ли вдогонку "Владимиру Ульянову" миноносец и силой отобрать генерала Миллера; остановило акцию замечание одного из депутатов, что, получив приказ остановиться, генерала бросят в топку, и Франция окажется в глупом положении.
- Война есть война! Мы не живем в эпоху древнего рыцарства. Поэтому...
Павел Иванович не договорил. В комнату вошел Жерар, а следом за ним - маленького роста светлый шатен, элегантно одетый, с большим сверкающим бриллиантом на безымянном пальце левой руки. Ему можно было дать лет тридцать, тридцать пять, он близоруко щурился:
- Лукас! Очень приятно! - представился он и щелкнул каблуками. Легкий акцент, не присущая французу чопорность, трубка, которую он вскоре вытащил из кармана, да и весь его вид выдавали иностранца; скорее всего, англичанина или немца из Гамбурга - города, куда после Тридцатилетней войны за освобождение Америки переселилось, вместе с евреями, немало англичан.
Наступила пауза. Жерар отворил дверь на кухню, попросил Жени приготовить кофе. Потом подошел к бару и принялся разливать в широкие коньячные бокалы мартель и ставить перед гостями. Потом, чокнувшись поочередно со всеми, сказал:
- Господа! Выльем за успех! Чтобы все задуманное удалось! Настал критический момент. Кто знает, доведется ли нам тут еще собраться? И вообще встретиться? Поэтому я предлагаю: с открытой душой, не таясь, посоветоваться, как нам выйти из создавшегося положения и продолжить нотр резистанс. Се ту! И сделал добрый глоток.
Все последовали его примеру. Поставив бокал, Жерар продолжал:
- Работаю я во Втором отделе французского Генштаба, член "Интералие", - и поглядел на Лукаса.
- Лукас де Вомекур, сотрудник Интеллидженс сервис. Приехал из Лондона, чтобы наладить связь с "Кошечкой" - Лили Каре, - приподнявшись, отчеканил тот.
"А я-то думал - англичанин, немец, а он из старых французских дворян, бежавших во время революции, вроде де Вита, с которым кончал кадетский корпус",-и, глядя, как тот набивает трубку, поднялся со словами:
- Белоэмигрант, член НТСНП, занимался контрразведкой в Белграде. Приехал для налаживания контакта с капитаном абвера Гуго Блайхером. Связан с "Русским Сопротивлением".
- Советский разведчик, а зовут меня Павлом Ивановичем.
Дверь приоткрылась, на пороге показалась с подносом Жени. В воздухе запахло кофе. Жерар долил в бокалы...
- Наша "Кошечка" назначила господину Лукасу свидание сегодня в пять дня в ресторане. Я рассказывал, что с ней произошло, но, несмотря на это, он считает возможным и даже нужным с ней повидаться. А мне кажется, идти на такой шаг слишком опрометчиво. Вот мы и пришли посоветоваться. Вольдемар, ты знаешь Блайхера - тебе и слово!
- Здраво рассуждая, ни капитан, ни его вечно пьяный начальник далеко не дураки. Если Лили Каре удалось заставить в нее хоть немного поверить, то они пойдут на риск. Переда вать дезинформацию через английского агента и водить за нос Интеллидженс сервис выгоднее, чем его арестовать... тем не менее, сами понимаете...
-Мне сдается,-неторопливо заметил Павел Иванович, - вашу встречу следует, прежде всего, как-то подготовить и обезопасить, елико возможно. Где именно она назначена?
- На улице Бальзака, в ресторане "Георг Пятый".
- Перенесите место и время свидания. Пусть, скажем, завтра она придет на конспиративную квартиру, которую вы назовете своей канцелярией, где есть два черных хода. Прежде чем вам прийти, пусть кто-нибудь убедится, что за домом не установлено наблюдение. Ее, конечно, привезут, тот же Блайхер или его помощник, и высадят неподалеку от дома. Послушайте, что она скажет. Самое главное, самое важное, чтобы она убедилась, что вы не подставное лицо, - в этом залог всей операции. И улыбнувшись, добавил: - Назовем операцию символом женского постоянства - "Аромат".
-Это разумеется,-улыбнулся Лукас,-Лили Каре должна сначала убедиться, что это не трюк абвера, тем более, что Миклош - наш связной - не внушает ни мне, ни наверное, ей, особого доверия. - Он повертел в воздухе рукой. - Разведчик с двойным дном! И все же я считаю целесообразным с ней встретиться.
- Вот и скажите Миклошу, что вы, по не зависящим от вас обстоятельствам, прийти не сможете, и просите перенести свидание на завтра, по указанному адресу, - поддержал Богрова Жерар и взглянул на стенные часы, - а я пойду сейчас на улицу Бальзака и понаблюдаю за их реакцией после ухода Миклоша. Только как я узнаю вашего связного и Блайхера?
- Они, наверное, приедут на "бьюике" тридцать пять семьсот двадцать четыре, темно-коричневого цвета. Стоит ли идти сейчас? Надо учитывать, что Блайхер примет все меры предосторожности вплоть до наружного наблюдения. Он понимает, что имеет дело с английской разведкой, поэтому, пожалуй, мудрее нам троим сначала оценить обстановку. Если ничего о захвате не будет напоминать, дадим вам знать. И пусть, господин Лукас, вас не шокирует, что вы опоздаете на свидание на пять минут, - подытожил Павел Иванович.
6
Лили согласилась приехать по указанному адресу в "канцелярию" Лукаса.
В небольшом рабочем поселке Крбевуа, на углу тихого переулка и довольно оживленной улицы Нантаэр, стоял двухэтажный особнячок. В два часа дня Богров и я подошли к нему с разных сторон. Оглядели двор, проверили двери и замки дверей, выходящих во двор и на улицу, поднялись на второй этаж в комнату, где должна была состояться встреча. Окна в ней выходили на крышу сарая и конюшню соседней усадьбы. Однако сквозь шеренгу тополей с осыпавшейся листвой, выстроившихся вдоль ограды, проглядывался изрядный отрезок улицы и тем давал возможность еще издали заметить машину Блайхера. На противоположной стороне улицы прогуливалась Жени. Я подал ей знак, и она направилась к дому, поднялась к нам, сказав: "Все спокойно!"
Без четверти четыре коричневый "бьюик" остановился примерно в 80-100 метрах от дома. Спустя минуту-другую отворилась дверца, вышла Лили и направилась в нашу сторону. Я передал Павлу Ивановичу бинокль:
- Полюбуйтесь-ка на "Кошечку"!
В каракулевой шубке и в таком же, чуть сдвинутом на бок берете шла невысокая стройная женщина, с любопытством поглядывая по сторонам.
Павел Иванович отметил про себя: "Да. Красивая, элегантная. Рост примерно сто шестьдесят пять, брюнетка, волосы подстрижены, брови черные, правильно очерченные, глаза темно-синие, пронзительные, нос чуть курносенький, рот чувственный, на правой щеке родинка, а на подбородке ямочка... Такая может мужчину увлечь и... обмануть"...
Потом, сунув бинокль в ящик стола, поспешил за мной к черному ходу, давая последние указания Жени, в наряде горничной, как принимать гостью.
Быстро спустившись по лестнице, мы направились к калитке и очутились в узком, глухом переулке. Богров повернул к улице Нантаэр - надо было понаблюдать за "бьюиком", а я, сдвинув кепку на затылок, направился по переулку. На противоположной стороне, у глухого забора, остановился, вытащил сигаретку и, повернувшись лицом к стоящему напротив дому, принялся закуривать.
В окне колыхнулась штора, раз и другой: "Поняли!". Сняв и надев кепку, отодвинул доску в заборе и шмыгнул на пустырь, к развалинам покинутого хозяевами после недавней бомбежки дома. Нелепо торчала труба, словно опираясь на кирпичную стену; кругом, навевая жуть, стояли обуглившиеся деревья. В просвете аллеи виднелись причудливо кованные железные полуоткрытые ворота, выходящие в соседний переулок.
Это был наш путь "отступления". Там ждала машина Каткова.
Скучая за рулем, Иван то оценивающе провожал взглядом хромую старушку, то высокого крестьянина с лопатой на плече... Томительно текли минуты - ни души... Мысли его невольно вернулись к вчерашнему вечеру, когда пришел Владимир и рассказал о происшедшем. "Да, как обухом по голове хватил: "Кошечка" арестована! А ей хочешь не хочешь, придется выдавать... Правда, связаны мы были не ахти как, а все-таки кое-какие сведения от нас она получала, чтоб передавать англичанам. Есть и мои... Неужели не уничтожила материалы, писанные от руки?.. - Он посмотрел на часы, - и Володьке надо помочь: влип - с одной стороны этот чертов фриц, с другой - советский разведчик; потом мы с Рощиным, "Кошечка" и, наконец, англичанин! Надо ему сматываться из Парижа! Да и мне не поздоровится! Абвер обязательно заинтересуется"...
В зеркале замелькал приближающийся из глубины переулка мотоциклет с коляской. Вскоре Жерар и Жени поравнялись с его "рено".
- Все в порядке! Сейчас они придут! - бросил Жерар, проезжая мимо, чтобы свернуть на улицу Фезендери поглядеть на Блайхера и его подручных.
Прошло около десяти томительных минут. Наконец появились Владимир и два разведчика. Весело посмеиваясь, они уселись на заднее сиденье.
- Куда поедем? - Катков не хотел их вести к себе.
- Ко мне, конечно! - отозвался Лукас. - Надо отметить удачное завершение операции "Аромат"!
- А может, почин? - буркнул по-русски Богров.
Поглядывая по сторонам, я отметил про себя: "Англичанин выражает свое настроение не в духе старой доброй Англии, но дураком не выглядит: какой камуфляж навел, выпятил все, что можно, костюм с иголочки, яркий галстук, ботинки с красными гетрами, чудная прическа, дорогая трость с серебряным набалдашником и сверкающий на безымянном пальце большой бриллиант. Школа Интеллидженс сервис! Переодень его, без декораций и не узнаешь! Не то, что его сосед Богров"...
Уже сидя за столом, после третьей или четвертой рюмки виски, Лукас рассказал, как "Кошечка" поначалу осторожничала, врала, потом-то ли поняла, то ли нервы не выдержали, плача и смеясь, порой доходя до крика, выложила всю правду: как ее арестовали по вине Армана и его любовницы, как принуждала людей сотрудничать с абвером, как Блайхер даже ночью не оставлял ее в покое, даже в постели! Однако все больше и больше ей доверяет, а она все больше ненавидит... И ее глаза с затаенной надеждой смотрели на меня. Мой ответ был таков:
"Крепитесь, Лили, я остаюсь в Париже и вас не покину. Будем вместе играть свои роли. А там... посмотрим... может, удастся их спровоцировать и увезти вас в Англию". Потом спросил, что абверу известно обо мне, и мы наметили в общих чертах план действий
- "Кошечка", случайно, не знает о дальнейших планах абвера в отношении "Русского Сопротивления"? - спросил Катков.
- Такого вопроса мы не касались, но мне известно, что поступило секретное распоряжение, согласно которому советский военнопленный теряет право на гуманное обращение с ним, в соответствии с Женевским соглашением, поскольку он служит большевикам и в политическом смысле. Мало того, он не пренебрегает диверсией, пропагандой, поджогами, пытается бежать из плена. По убегающим стреляют без предупреждения. Идет явное ужесточение. "Русскому Сопротивлению" следует быть особенно осторожным!
Ведя за столом у Армана беседу, они даже представить себе не могли, что сидящий перед ними агент Интеллидженс сервис вскоре, вместе с Лили Каре и при ее помощи, переправится в Англию, а потом... когда французский военно-полевой суд осудит ее на смертную казнь, он даже и пальцем не шевельнет, чтобы заступиться за нее...
И что так же сидя за столом, с рюмкой шотландского виски со своим старым знакомым Владимиром Поремским, тот же Арман будет договариваться, на каких условиях Англия возьмет под свое покровительство вернувшихся и возвращающихся из Германии в 1945-1946 годах энтеэсовцев...
7
На Крещение Иван Катков, засветло приехав домой, осторожно завел речь, о чем размышлял, сидя в машине во время операции "Аромат":
- Прикидываю я, Володька, и так и эдак, и боюсь: не затащит ли тебя в свой капкан Гуго Блайхер? А?! Как вспомню его морду, особенно глаза - жуть берет! Насчет нашего "Сопротивления" он в курсе; догадывается, что мы были связаны и с "Интералие"... Не пора ли тебе...
- Гвоздем в голове это у меня засело, - обрадовался я намеку, - чувствую, что пора уматывать из Парижа; страх берет, когда вспомню, как Блайхер уже дважды о тебе спрашивал... а ты еще ввязался в эту историю с Лукасом! Английская разведка коварна, ей доверять опасно! Она только свои интересы блюдет...
- А все остальные? А советская? Веришь ОГПУ? Павла Ивановича принимаешь за чистую монету?! Ну и наивняк же ты!
- Хочу верить!!! Душа просит!!! Вопреки всякой логике, наперекор собственным убеждениям, невзирая на свое происхождение, супротив здравого смысла! Чувствую в нем русскую силу! Помнишь:
Сильна ли Русь? Война и мор.
И бунт, и внешних бурь напор
Ее, беснуясь, потрясали -
Смотрите ж: все стоит она!
- Ты представляешь себе старую Россию. Ее сейчас нет! Осталась одна чернь да жиды, которые властвуют над нею! А если помянуть Пушкина, то он писал и это: "Мы малодушны, мы коварны, бесстыдны, злы, неблагодарны; Мы сердцем хладные скопцы. Клеветники, рабы, глупцы"...