4
Катков пришел, как обещал, в восемь вечера и тут же предложил проехаться по Парижу.
- А поужинаем у "Эдуарда VII"...? Прежде честно разберемся: приехал сюда помогать немцам? Бороться против жераров или зарождающего русского Сопротивления? Иными словами, по пути ли нам или нет? Мне точно стало известно, что Исполбюро НТСНП, подобно "самостийникам" всех мастей, продается абверу.
- Откровенно говоря, когда Байдалаков предложил мне съездить в Париж, так вопрос не стоял. Я прежде всего подумал о девушке, которую любил. Потянуло, понимаешь? А его наказу связаться с Гуго Блайхером особого значения не предавал. Меня интересовала деятельность ГПУ во Франции - Кутепов, Миллер, Скоблин, Плевицкая, Эфрон и т.д. Ни к Англии, ни к Франции я не питаю добрых чувств. О коварном Альбионе говорить не приходится. Великобритания всегда помышляла о гибели Российской империи, ну а Франция, верней ее правители, фактически предали Белое движение. Коварно, вместе с чехами, выдали большевикам адмирала Колчака. В девятнадцатом году, когда красные подошли к Одессе, целая эскадра, вместо того чтобы встретить неприятеля огнем пушек, срочно снялась с якоря и уплыла в море, предоставив защищать город и пристань, где грузились беженцы, мальчикам-кадетам. Дрались они до конца, зная, что спасения нет. Потом, в двадцатом, после разгрома Врангеля, захватили военные корабли и отправили в Бизерту, предательски выбросив армию на пустынный, дикий берег Галлиполи, а казаков-на остров Лемнос. А потом? Единственной страной, пришедшей на помощь белой эмиграции, была Сербия, верней СХС, ставшая Югославией. Тем не менее "воевать с жерарами" или с Сопротивлением я не собираюсь, тем более с русскими, душой я с ними, а вот разумом?..
- Понимаю тебя, дорогой друг, понимаю! Полон сомнений был и я. Психология у нас, русских, своя, весьма отличная от Запада.
Не прошло и получаса, как, проехав по безлюдным улицам, мы поднялись по шикарной лестнице, вошли в главный зал "Эдуарда VII" и огляделись: народу было мало. Справа, ближе к оркестру, многие столы совсем свободны-видимо, места для немцев, слева нам помахал и заулыбался плотный круглолицый мужчина с тазами навыкате и чуть приплюснутым, начинавшим лиловеть носом.
"Любитель красного вина", - подумал я.
Поднявшись, - он был среднего роста, - Рощин хлопнул по плечу Ивана, протянул и крепко, по-мужски, пожал мне руку, с любопытством оглядев с ног до головы.
-Здравствуйте, Владимир Дмитриевич! Вот вы какой! Слыхал кое-что о вас. Надеюсь, расскажете, что сейчас творится в Белграде. Я ведь там бывал. Как смотрят сербы на альянс принца Павла с фюрером? Что думают русские эмигранты о скором его вторжении в СССР? Какова позиция ваших новопоколенцев? НТСНП? Верней, Байдалакова? Уважаемого и достопочтимого профессора Георгиевского? Ну, ну! Не сердитесь! Я ведь шучу. Лучше попробуйте вино, которое подают в нашем, правда, уже сейчас не совсем нашем, "Эдуарде", - и, повернувшись к подошедшему официанту, кивнул в сторону трех стоявших на столе фужеров:
- Репете!
Рощин был явно навеселе. Он сыпал остротами, порой избитыми, но они не звучали у него плоско, а были неизменно к месту. И какой бы темы ни касался, неизменно был "на коне".
Мне нравились суждения этого писателя, бывшего корниловца, героя Ледового похода, на первый взгляд лишенные логики; шутки со скрытой в глубине серьезностью; искренность, доходящая до дерзновенности, и вдруг появляющаяся в глазах хитринка. И где-то в подсознании мелькало непонятное чувство общности душ.
- За спиной сидит немец, - шепнул Рощин, взяв меня за руку, - он вас не знает? Только сразу не оглядывайтесь!
Как бы ненароком повернувшись, я узнал Гуго Блайхера.
- Не встречал этого типа в Белграде? - уловив что-то в моих глазах, спросил Иван.
На мгновение я заколебался, но все-таки сработала школа Околовича, который не раз твердил: "Контрразведчик должен обладать скромностью, терпением, сообразительностью, смелостью, изобретательностью, воображением, интуицией, работоспособностью, честностью и бдительностью по отношению к своим товарищам". И я ушел от прямого ответа:
- Встречал в Белграде при немецком посольстве некоего Ганса Гельма, сына извозчика, недоучившегося студента, земляка и любимца Генриха Мюллера, шефа гестапо. Работал в Третьем отделе и курировал хорватскую организацию у статей, совершившую покушение на короля Александра в Марселе... Любопытно сравнить...
И в этот миг точно молния ударила. На меня нашло озарение: душой сердцем я на стороне тех, кто любит Родину больше своего прошлого. Понял, чем живут сидящие возле меня люди, как идут на риск, желая перетянуть меня на свою сторону. И я, уже не задумываясь, сказал:
- Этого типа я знаю. Он был у нас в Белграде. Сейчас, видимо, занимает здесь высокий пост в Третьем отделе абвера. Зовут его Гуго Блайхер...
Рощин заерзал на стуле, потом положил свою руку на мою и, глядя в глаза, спросил:
- Простите за бесцеремонность, раз у нас дело пошло на откровенность. Скажите, с какой целью вы приехали? Белая эмиграция у нас во Франции в своем большинстве считает, что в случае войны с СССР надо помогать Родине. Таково мнение РОВСа, младороссов Казем-Бека, да и многих энтеэсовцев, а вот Байдалаков иного мнения, поэтому...
-Поэтому,-Катков вскинул руку,-случайно узнав о твоем приезде, вспомнилась наша лицейская дружба и захотелось вырвать тебя из когтей предавшейся Третьему рейху сволочи.
5
Пока я раздумывал, что ответить, к нашему столику подошел швейцар и, почтительно поклонившись, протянул Рощину записку. Взглянув на нее, он быстро встал и, поглядев на Каткова, сказал:
- В фойе ждет наша красавица. Сейчас ее приведу! Простите!..
Проводив своего мэтра взглядом, Иван поднял свой бокал:
- Давай, Володька, до дна! За нашу добрую старую дружбу! - и я последовал его примеру. А он неторопливо намазал майонезом кусок рыбы, отправил ее в рот и, глядя в глаза, продолжал:
- Не думай, друг дорогой, будто мы не знаем, чем ты занимаешься в НТСНП. На твоем попечении охрана Политбюро Союза, а после отъезда Околовича,-контрразведка. А приехал сюда, полагаю, выявлять не согласных с установкой Байдалакова: "Против большевиков-хоть с чертом!" Связаться с абвером или гестапо и делать все возможное, чтобы не допустить при их помощи энтеэсовцам, да и прочим белоэмигрантам, вступать в ряды Сопротивления. И, конечно, выявлять их главарей, вроде "Кошечки", о которой я тебе рассказывал, или ее подруги Нины Поль...
- Иван!..
- Не перебивай, выслушай до конца. Сейчас она придет сюда. Услыхав, что мой товарищ приехал из Белграда, Нина заинтересовалась: у нее столько связано с Югославией, столько знакомых, добрых подруг... Получилось случайно, мир на этом стоит. Случайно узнал, что этот твой Блайхер сюда явился сегодня, и кто знает, какие случайности нас еще ждут! Она идет с репетиции, потом я отвезу ее домой и вернусь, а ты посиди с Рощиным, послушай его мнение, которое совпадает с мнением Бунина, Зайцева, Шмелева и многих других писателей. Подумай, прислушайся к голосу совести, что говорит твоя дворянская честь. А потом...
- Кто тут приехал из Белграда? - услышал я до боли знакомый голос, обернулся и вскочил.
Передо мной стояла Нина, я видел, как ее устремленные на меня большие голубые глаза расширились, засияли радостным блеском, потом стали синеть, тухнуть, наливаться холодом, отчужденностью, а из полуоткрытых губ вырвался мучительный шепот:
- Владимир...
- Так вы знакомы? - удивился стоявший за ней Рощин.
- Ниночка... Ниночка... - сдавленно пролепетал я, не в силах оторвать взгляда от лица молодой женщины в расцвете красоты. И вдруг спазм сдавил мне горло, а на глаза набежали слезы. Чтобы их скрыть, я склонился и схватил ее руку.
Ее пальцы беспомощно легли на мою ладонь, словно искали защиты и не хотели уходить...
Рощин сначала с недоумением поглядывал то на меня, то на Нину, но потом, сообразив, что мы были не только знакомы, обернулся к Каткову и о чем-то с ним заговорил, деликатно давая нам возможность прийти в себя...
Прошло более пяти минут в полном молчании. Дар речи я обрел только за десертом. Нина слушала белградские новости и почти не задавала вопросов даже тогда, когда я заговорил об общих знакомых. И только временами останавливала на мне пристальный взгляд, когда я не смотрел в ее сторону.
После кофе, воспользовавшись паузой, Нина поднялась, с деланой улыбкой поблагодарила меня и поглядела на Каткова.
В ее глазах стояла грусть. Она протянула руку Рощину:
-Спасибо за сюрприз! - потом повернулась ко мне.-Для вас это был тоже сюрприз?
- Я знал, что вы выступаете в Гранд-опера, и рассчитывал вас встретить, не тут, и поговорить с тазу на таз!
- Зачем?
- Чтобы не считали меня таким... объяснить...
Ее пальцы, лежавшие на ладони, снова вздрогнули, когда я целовал ей руку. А губы прошептали: "Прощайте!"
Мы остались с Рощиным наедине.
- Ради бога, извините! Так неловко получилось. Как я понял, Нина - ваша бывшая симпатия?
- Моя несуженая невеста, которую люблю до сих пор, - пробормотал я насупясь.
-Иван, когда может, отвозит ее домой. После гибели мужа- офицера она знает только одно: театр и Резистанс... Особенно после нападения.
- Опять Сопротивление! Николай Яковлевич, а вы оба не боитесь выдавать тайну этой женщины, зная, чем я занимаюсь в НТСНП?
- Мы, я ведь корниловец, еще не потеряли веры в себя и наших сыновей, потому говорю открыто. Тем более понял, что Нина Александровна к вам, как и вы к ней, небезразлична! Современная женщина, в отличие от мужчины, который больше полагается на технику, удаляясь от природы и тем ослабляя свои духовные силы, использовала эти силы по-иному и потому больше сохранила свое платоническое естество и вникла в суть самой жизни.
- Считаете, что вновь наступает матриархат?
-Было бы неплохо. Мы накануне больших испытаний. Я не говорю только о войне. Меняется психология каждого поколения далеко не в лучшую сторону. Пройдет еще пятьдесят-сто лет, и люди все больше будут походить на обезьян - самых бездельных животных... Живя в безопасности в рощах, изобилующих плодами, они не тратят сил и времени на добывание пищи. А насытившись, ищут развлечений в пакостях. Швырнуть орехом в глаз тигру, нагадить на голову слону, а потом издеваться над ними со своей безопасной высоты - они чувствуют свою беспомощность, свое ничтожество, и озлобленно за это мстят... - Рощин подозвал гарсона и указал на пустые бокалы.
- Наши прадеды, деды и отцы, заразившись чуждыми России идеями, посеяли в незрелых умах ненависть к себе же и, трусливо уступив темной силе власть, допустили себя выгнать из страны, сажать в лагеря и тюрьмы, расстреливать. Какова цена дворянству, купечеству, интеллигенции? А ведь зачастую среди них были талантливейшие люди, с мировым именем. Кстати, потом эти бежавшие из-под ареста или пули великие умы оказались открывателями нового, прогрессивного в науке, искусстве, литературе и технике во всех областях - кораблестроительной, атомной, телевидении, электронике - все эта гениальные люди очутились во Франции, Англии, Германии, Соединенных Штатах и разбазаривали свои знания, свой талант, чтобы, согласно вашей теории, сделать из народа обезьян. Большинство таких талантов скупила Америка. Так, Сикорский, эвакуировавшись из Крыма, поселился сначала в Югославии и начал трудиться в авиационной промышленности этой отсталой страны, но вскоре был путем разных ухищрений заманен и "куплен" бандой миллионеров.
- Гении, Владимир Дмитриевич, одержимые своими идеями люди. Их цель-воплотить их во что бы то ни стало в жизнь. Они тут совсем ни при чем.
- Кто же и что делает из людей бездельников? Тех самых обезьян-пакостников? Кто проповедует интернационализм, "мир во всем мире", технический прогресс и царство праздности, косности, разврата? Кто потакает лени, своеволию? Зачем учиться, кончать университеты, работать? Не лучше ли плевать на все "с высокого дерева"? И это у нас? В нищей далекой от техники России-матушке? И вот теперь, когда нашелся деловой народ, готовый разделаться с ядовитыми, тлетворными идеями иудаизма и их носителями, вы взываете к защите тех самых убийц и палачей, безжалостно изгнавших вас из Отечества? Я понимаю французов, поляков или сербов, но нам, эмигрантам? Извините, психология ваша мне неясна!
Ницшеанство, фрейдизм, фашизм, национал-социализм исходят из одного корня иудаизма-сионизма... Близки, как братья- близнецы, идеи о высшей арийской расе, воплощенные в книге фюрера "Майн Кампф", и "религия" об "избранном народе" в Талмуде и "Протоколах сионских мудрецов".
- А не кажется ли вам, Николай Яковлевич, что проказа сионизма, разъедающая и заражающая все кругом, намного страшней и опасней, скажем, приступа фашизма, охватившего ряд европейских стран в виде самозащитной реакции на их "религию"?
Так мы спорили. Более эрудированный Рощин подавлял высказываниями "прогрессивных" русских классиков, а я, ссылаясь на то, что вычитал у Достоевского, Аксакова, Соловьева, отбивался, как мог, пока не пришел Катков.
Услыхав, о чем дискутируем, он занял нейтральную позицию:
- По всему видно, Сталин евреев не любит. Он разделался с ленинской гвардией-с троцкистами, бухаринцами, ликвидировав их вожаков. Не допустил переселения этого племени из Польши. Отстаивает интересы России: дал реванш Брестскому миру, возвратил Лимитрофы, Бессарабию, Буковину, Западную Украину, щелкнул по носу японцев...
- Однако иудеи там по-прежнему царствуют... - прервал я его.
- Покуда еще держит при себе некоторых, вроде "железного наркома", но в стальной узде. Когда посадили его брата и жена кинулась к Лазарю - "Спасай брата!" - тот ответил: "У меня один брат-Иосиф Виссарионович!" Покорно снесли арест жен-евреек Молотов и Калинин, и только Ворошилов встретил гепеушников с наведенным пистолетом: "Не дам! Уходите! Стрелять буду!" Ха! Ха! Ха!
Подошел обер со счетом. Рощин расплатился.
- Твои, Владимир, доводы можно было привести два-три года тому назад. Все меняется! А что касается мифа о господстве избранного народа над миром, то это всего лишь коварный вариант "Тамерлана" в ином облике, который, согласно закону равновесия и гармонии на нашей грешной земле, обречен провалу... И еще скажу тебе, Володька, что ты дурак! Какая красавица тебя любила, а может, любит! Какая светлая душа, чистая совесть! Ты знаешь, что ее избрали "Мисс российского Парижа"? Намекнула мне со слезами на глазах о вашем романе. Такую женщину проморгал! Эх! Заступался за тебя, как мог, сказал, что ты в разводе. А она, гордая, под конец бросила: "А Чеботаев не изменит Сопротивлению?" - Думает, что ты на нашей стороне!
Вспыхнув, я тут же вкратце рассказал, почему не сдержал слова и женился на другой.
Выходя, я бросил взгляд в угол и подумал с облегчением: "Немец и его дама ушли. Вроде меня не заметил!" И тут же: "Умный мужик этот Ропщи, столкнуть бы его с Байдалаковым!
Интересно, что завтра мне скажут французы, обязательно схожу на улицу... улицу Шаброль к Жерару..."
6
- Улица Шаброль на северо-востоке. Знаешь площадь Республики? Там садишься на автобус и катишь вверх по Жерар де Мюже до рынка. Шаброль прямо выходит к нему, - объяснял Катков. - Ты меня прости, отвез бы тебя, но сам знаешь, воскресенье у меня самый занятой день.
- Моего француза тоже зовут Жерар, что, совпадение или?..
- Это распространенная фамилия, вроде нашего Иванова. И еще, если это стоящие ребята, будь осторожен, не подведи их. Да не кипятись, а пойми, что за тобой может быть установлено наблюдение. Помнишь наказ фюрера: "Контролирен, унд нох ейн маль контролирен, унд иммер контролирен!"? Думаешь, за мной не следят? Потому почаще пересаживайся, пока доберешься до площади Революции - метро, трамвай, троллейбус и т.д., потом отсидка в укромном местечке... впрочем, я забыл, ученого учить-только портить. Держи ключ, я приеду поздно. Да, еще одно: если Поремский предложит тебе переехать, не торопись с ответом. Поживи пока у меня... Кстати, в среду мы с тобой идем в театр, идет премьера "Щелкунчика". - И, помахав рукой, Иван притворил было за собой дверь, но тут же вернулся:
- Забыл, насчет Рощина - молчок! Ты меня прости, но я ведь чувствую, что душой ты с нами!
- Ты думаешь?
- Сердце подсказывает! Особенно после того, как ты услышишь еще одну новость: немецкие и итальянские войска вступили в Югославию, страну, которая тебя приютила! - и закрыл за собой дверь.
Сообщение меня потрясло. Я повалился на диван и долго лежал, глядя в потолок, вспоминая свой приезд на пароходе "Владимир" в бухту Бокарро, Донской кадетский корпус, Крымский кадетский корпус, Белградский университет... От дум отвлек телефонный звонок.
Это был Поремский:
- Владимир Дмитриевич?
- Точно!
- Если разрешите, я сейчас к вам заеду. Свезу вас к известному вам человеку.
- Приезжайте!
Председатель французского отдела НТСНП был возбужден. Он начал с рассказа о том, как Германия, Италия, Румыния двинули свои войска на Югославию, части, состоящие из хорватов и словенцев, открывают фронт и переходят на сторону врага. И в конце заметил:
- Не пройдет и недели - все будет кончено. А сейчас поедем к нашему немцу. Мужик он неглупый и занимает довольно высокий пост. Может нам помочь, а также многое испортить. Потому, мой совет, соглашайтесь.
Я не очень удивился, когда мы подкатили к ресторану "Эдуард VII". Поднимаясь по ступенькам на третий этаж, шептал себе: "Господи! Хоть бы не узнал!"
Гуго Блайхер встретил нас любезно, поздравил меня с приездом, спросил, как устроился, бегло ли говорю по-французски и много ли у меня в Париже знакомых. Потом обратился к Поремскому:
- Вас, уважаемый, я надеюсь вскоре поздравить: в недалеком будущем поедете в Берлин. На этой неделе наши части, полагаю, разделаются с нарушившей договор Югославией, после чего мы предложим русской эмиграции включиться в борьбу с иудомасонским коммунизмом. В ней примут участие РОНД - "Русское освободительное народное движение", возглавляемое князем Бермонтом-Аваловым, "Русский национальный союз участников Великой войны", возглавляемый генералом Туркулом, "Братство русской правды", фашисты Вонсяцкого, НТСНП и многие. На Священную войну благославляет русских людей глава Русской церкви митрополит Антоний. НТСНП, насчитывающий около десяти тысяч молодых сильных здоровых целеустремленных людей, будет играть немалую роль в предстоящей борьбе.
- Какое наше участие вы подразумеваете под "этой борьбой"? - спросил я с невинным видом.
- Не беспокойтесь, - усмехнулся немец. - Вы понадобитесь не в качестве солдат, а как вы сами себя называете - "офицеров революции!"
Постучали в дверь. На пороге появилась хорошенькая горничная с подносом и, улыбаясь, спросила:
- Пермете?
И тут же поставила бутылку коньяка, чашечки с еще дымящимся ароматным кофе и рюмки.