Лед и фраки. Записка Анке - Николай Шпанов 15 стр.


- По–моему, дело даже не в этом. Как–нибудь с недостатком кислорода мы еще протянем сутки, другие. Пострадать, конечно, придется. А вот гораздо хуже то, что в трюмах вода прибывает. Видно, по доньевой части где–то заклепки сдали. Во–первых, это может нас заставить все больше и больше погружаться. Если и дойдем до мелкой воды, то и просто не выгребем. А, кроме того, как только вода по-

дойдет к аккумуляторам… сами понимаете, что получится. Передушит как котят.

- Насчет глубины это пустяки - пойдем мористей, - послышался голос сзади.

- Брось насчет мористей. В Восточно-Сибирском тебе такое мористей даст, - перебил густой бас.

- Ладно, будет, ребята, - прорезался резкий голос Трундхайна. - Боцман, разгоняй по местам. Будет, потолковали…

- Постой, ребята. Потолковали, да не обо всем. А как же с капитаном–то быть?

- Чего там как? Арестован и баста.

- Арестован… Вот приедем в Америку, он те покажет, где раки зимуют.

- Ну, а что же с ним делать? Ведь не душить же.

- А…

Боцман поднял руку.

- Ребята, расходись по местам. А то через пять минут вы настоящими большевиками сделаетесь… А ну, расходись.

Люди, вялые, с испитыми, небритыми лицами, неохотно разбрелись по своим углам. Во всех помещениях лодки царила полутьма. С момента последнего погружения соблюдалась строжайшая экономия в расходовании электрической энергии. Горели только лампочки, необходимые для работы вахты, В жилых помещениях было почти темно.

Темнота действовала угнетающе. Вместе с необычайной вялостью из–за длительного пребывания в лишенных свежего воздуха помещениях, темнота порождала сонливость. Все, кто не был занят на вахте, неизменно спали. Перестали мыться. О бритье никто и не думал. С потерей аппетита большинство перестало даже выходить в кают- компанию.

Так прошли еще одни сутки. Четвертые сутки со времени катастрофы. Двое машинистов и один рулевой не вышли на вахту. Их так и не добудились. Тяжелая одурь свинцом наливала головы. В ушах стучало. При каждом резком движении шли круги перед глазами. К концу этого дня Кроппс пошел за советом к Билькинсу.

Штурман долго стоял перед дверью капитанской каюты прежде, чем постучаться. При его входе Билькинс поднял голову от стола. Несмотря на ужасные условия, губительно действовавшие на всю команду, Билькинс чувствовал себя лучше и лучше. Последний день он уже почти не отрываясь сидел за дневником.

Страницу за страницей Билькинс покрывал размашистым твердым почерком. В столбцы тесно нагромождающихся строчек он стремился вылить всю накипевшую за дни невольного бездействия досаду, тупую боль, перехода дящую в злобу. Он скрипел зубами, вспоминая белобрысого электрика. При одной мысли о Кроппсе - ему хотелось стучать кулаками и кричать. Но он не кричал и не стучал кулаками. Со стиснутыми зубами он выводил твердые широкие буквы. И никто, кроме дневника, не узнал о страданиях, причиненных Билькинсу разрушенными планами.

Казалось, столкнись он с кем бы то ни было из своего экипажа - и не удержаться от того, чтобы избить его; избить со всей силой и искусством первоклассного боксера.

Но Кроппс стоял перед капитаном, и Билькинс молча с бесстрастным видом оглядел его с ног до головы. Снова принялся писать. Потом, передумав, поднял голову.

- Чему я обязан честью?

Кроппс нерешительно оглянулся на дверь. Плотно притворив ее, подошел к капитану.

- Я вижу, сэр, что вы так же, как и они, - кивнул он в сторону двери, - поверили, будто я действительно с ними.

- Давайте оставим это, мистер Кроппс.

- Сэр, именно в этом все дело. Если вы сомневаетесь во мне, то нам вообще не о чем говорить.

- Хорошо, говорите в предположении, что я вам доверяю, - снисходительно протянул капитан.

- Видите ли, сэр, я боюсь, что сейчас не до шуток. Я пришел сообщить, что, вопреки общему желанию, в том числе и моему, я этого скрывать не намерен, судно идет все–таки на север…

Билькинс выронил карандаш и вскочил из–за стола. Жесткие серые глаза настойчиво впились в запавшие мутные глаза штурмана.

- Кроппс, говорите… да говорите же, черт вас побери!

- затряс Билькис умолкнувшего было штурмана.

- Да, сэр, к сожалению, это так. Лодка идет на север, несмотря на то, что мы неуклонно держим курс на восток.

- Так в чем же дело, Кроппс?

- Не знаю, сэр. Могу сказать только одно - судно идет точно так же, как шло и два дня назад. Но виляет из стороны в сторону, придерживаясь одного основного направления. Оно почти совершенно не слушает рулей.

Билькинс усиленно тер себе лоб. Быстро подошел к стенному шкафу. Выкинул на стол несколько книг. Пачку растрепанных карт. Не обращая внимания на Кроппса, принялся быстро перелистывать книги. Перешел на карты.

- Кроппс… подойдите сюда.

Они склонились над картой течений.

- Вы понимаете, Кроппс, что происходит… Если мы действительно потеряли управление и продолжаем неуклонно двигаться северными румбами, это может означать только одно - мы идем вот с этим течением… Посмотрим, если через некоторое время мы отклонимся на северо–северо–запад, значит, мое предположение верно.

Штурман изумленно посмотрел на капитана.

- Вы хотите сказать, сэр, что мы еще долго будем оставаться под водой… Но это совершенно немыслимо. Люди уже доведены до крайности отсутствием воздуха.

- Дорогой мой, выбирать тут, к сожалению, не из чего. Либо немножко потерпеть, либо всплывать куда попало. В таком случае перспектива только одна - путешествие по льду, без тени надежды на достижение земли. Об этом сразу нужно сказать совершенно откровенно. Что же касается этого течения, то вероятнее всего, что нам предстоит проделать путь, пройденный обломками "Жанетты" Де-Лонга, а, может быть, брусиловской "Святой Анной".

Короче говоря, мы окажемся в конце концов у берегов Гренландии…

- Ну, это еще не так плохо. Все–таки ближе к дому, - задумчиво сказал штурман.

- Было бы неплохо, если бы такой дрейф не тянулся больше трех лет, - насмешливо заметил Билькинс.

Кроппс поднял бледное лицо. Но он не успел подать своей реплики. Билькинс оживленно сказал:

- Знаете что, старина? Отправляйтесь–ка вы сейчас в качестве парламентера к вашим бунтовщикам и скажите им, что я сдаюсь на милость победителя… Я согласен вести судно, куда мне велит команда.

- Представляю себе, сэр, во что ей впоследствии это обойдется, - хихикнув, заметил Кроппс.

- Потому что вы это представляете себе яснее других, вы и стараетесь на всякий случай перестраховаться, - рассмеялся Билькинс.

- О, сэр!

- Ладно, не буду. Идите, мистер Кроппс, и скорее возвращайтесь. Я думаю, что теперь–то они понимают, как дорога каждая минута, и не станут слишком долго совещаться… Да хорошенько убедите их в том, что теперь я совершенно здоров.

- Есть, сэр.

5.
ПЛОВУЧИЙ БЕДЛАМ

В помещениях "Наутилуса" не было слышно ничего, кроме гула моторов. Изредка сквозь звонкую тишину прорезался острый писк радиоискры. Жалобно вскрикивал несколько раз и потухал. Это Вебстер давал квитанцию в принятой засечке. После этого, путаясь ватными ногами, как пьяница, радист плелся к штурману и, склонившись над его плечом, жадно ждал момента, когда скрестятся пеленги, проведенные от береговых станций.

Вебстер видел только вздрагивающие пальцы штурмана. По мере того, как все больше и больше к северу отходила точка пересечения тонких карандашных линий, пальцы дрожали сильней.

Сегодня на своей - третьей по счету - вахте Кроппс получил скрещение линий на 147° 25' восточной долготы и 84° 30' 22" северной широты. Это было на два градуса севернее и на три с половиной градуса западнее, чем в первую вахту вчера, и в то же время на двадцать секунд южнее и на двадцать три с половиной минуты восточнее, чем сегодня же в первую вахту. Штурман безнадежно махнул рукой. Вебстер, шатаясь, побрел к себе в рубку. Его шаркающие шаги гулко разносились в железной тишине прохода. Со стороны рундуков доносилось тяжкое сопение. Иногда чей–то хриплый голос затягивал неразборчивую фразу.

Кроппс постарался скорее миновать темное пространство, занятое рундуками. Он шел по нему, оглядываясь по сторонам и шарахаясь от сопящих людей, как ребенок, путешествующий по страшным и таинственным дебрям темной комнаты.

В центральном посту Билькинса не было. Штурман застал его в каюте. Занятый упаковкой приборов, капитан не заметил Кроппса.

- Сэр… очередная засечка.

- И как? - не отрываясь от работы, спросил Билькинс.

- Взгляните сами.

Билькинс мельком глянул на карту и засмеялся.

- А вы что же, мой милый, разве ждете еще чего–нибудь утешительного?

- Как вас понимать, сэр?

- А так, мой дорогой, что, по–моему, если следует теперь о чем–либо позаботиться, так это о том, чтобы потомство получило возможно более подробные сведения о нашей гибели.

Билькинс принялся спокойно за дальнейшую работу. Он заботливо укладывал в футляры секстанты. Оборачивал ящики хронометров мягкими тряпками. Не обращал на Кроппса больше никакого внимания. Тот понуро сел в кресло.

Так продолжалось с четверть часа. Билькинсу надоело.

- Послушайте, мистер Кроппс, вы бы пошли занялись своим делом. А?

- У меня нет никакого желания тратить энергию на выбор пути на тот свет. По–видимому, "Наутилус" с полной гарантией довезет меня туда и без всякого участия в навигации.

- Психологи утверждают, что астеники склонны к философии на том основании, что большинство философов были именно астениками, но на вас, мой дорогой, это правило, по–видимому, не оправдывается… Имейте в виду, что самый интересный путь на тот свет - это тот, который медленнее всего ведет к цели. Здесь выгодно идти окольными путями. Поэтому я и вам рекомендую подумать над изысканием именно такого пути к собственной смерти. Практически это сводится к тому, чтобы предусмотреть все, что нужно, на случай, если бы судьба самым неожиданным образом выкинула нас на лед в непосредственном соседстве с северным полюсом.

- Я вас не совсем понимаю, сэр.

- Сейчас все станет вам ясно. Буду вам очень признателен, если вы не в службу, а в дружбу разыщете мне этого предводителя бунтовщиков и теперь же притащите его ко мне. Я при вас сообщу ему свои соображения, и мы совместно с ним решим, что делать.

- Есть, сэр. Я вам сейчас его притащу.

Хлопнув дверью, Кроппс вышел. Билькинс принялся отбирать из рундука под койкой теплое платье и шерстяное белье. Он не заметил, как тихонько приоткрылась дверь и в щель проскользнул судовой кок - негр Джонсон. Джонсон опасливо осмотрелся. Приставив руки рупором ко рту, прошептал:

- Сэр…

Билькинс вздрогнул от неожиданности.

- В чем дело, Джонсон?

Вокруг белого оскала крупных зубов дрожали толстые синие губы. Лицо Джонсона было совершенно серого цвета.

Негр с трудом выдавливал слова.

- Сэр… О сэр…

Раздавшиеся за дверью голоса заставили его свернуться. Он шарил глазами по каюте, как будто искал места, чтобы спрятаться от преследователей. Билькинс схватил его за руку. Огромная, как кузнечный молот, кисть беспомощно болтнулась. Негр качнулся и упал на корточки.

- Да говорите же, в чем дело, черт вас подери! - закричал изумленный Билькинс.

У Джонсона нижняя челюсть бессильно отвисла. Он шамкал едва слышно, непонятно.

Билькинс нагнулся и, шипя в ухо негру, потряс его за воротник:

- Если вы сейчас же не скажете толком, в чем дело, я выкину вас к чертовой матери!

Джонсон вцепился в рукав капитана.

- Сэр… сэр… подождите… они убили Абрама… и сейчас убьют меня…

- Кто убил, какого Абрама? Что за чушь вы несете?

- Это не чушь… Я клянусь вам - они убили… Абрама, Абрама Тауни, негра… третьего механика…

Билькинс выпустил воротник Джонсона. Повар сел, упираясь широкими ладонями в палубу.

- Расскажите толком, что еще там случилось? Из–за чего они подрались?

- Нет, сэр, никто не дрался… Это рулевой Филиппс… Он говорит, что воздуху мало, нечем дышать. Нужно убрать всех, кто лишний на судне. Он говорит, что нужно убить больных, чтобы они не тратили напрасно воздух на свои легкие. За счет каждого убитого один живой сможет дышать вдвое дольше.

Джонсон, задыхаясь, полз по полу за подбежавшим к двери Билькинсом.

- Сэр… подождите… я расскажу вам… Филиппс сказал, что так же, как больных, нужно убить и негров, чтобы они не расходовали воздуха… И он убил Абрама… Абрам спал… Я слышал все, сэр… Он хотел убить и меня… но меня не было на месте… Я лежал на чужом рундуке, и Филиппе не нашел меня в темноте… Я убежал сюда к вам… Спасите меня, каптэйн.

Негр поймал руку Билькинса, но тот вырвался и, выскочив в коридор, запер за собою дверь. Он не успел сделать и двух шагов по полутемному проходу, как его чуть не сбили с ног. В потемках он ничего не мог разобрать. Рядом усиленно сопели. Слышались гулкие удары тел по переборкам. Происходила борьба. Билькинс отскочил в сторону. Чтобы не попасть под сыпавшиеся с двух сторон удары, Билькинсу пришлось плотно прижаться к переборке. Перед ним мелькали кулаки и лица. Не сразу узнал он по широкому выдавшемуся подбородку и копне рыжих вьющихся волос рулевого Филиппса.

Борьба делалась все более слабой. По–видимому, один из борющихся ослабевал. Скоро оба клубком покатились по грохочущей палубе, и Билькинс увидел, что Филиппе лежит на противнике, плотно прижав его к палубе. Только здесь Билькинс узнал в лежащем внизу маленького трюмного машиниста, одного из самых слабых людей команды. В первый момент Билькинс хотел выйти из своего угла и разнять дерущихся, но, вспомнив бестолковый рассказ негра, остановился.

Сквернословя, Филиппс шарил по палубе. Свободной рукой он нажимал на шею машиниста, машинист хрипел и слабо отбивался. Наконец, по–видимому, не найдя того, что искал, Филиппс напнулся к машинисту. Заговорил шипящим шопотом:

- Послушай, Билль, я ведь могу задушить тебя так, что ты и не пикнешь. Ты должен понимать, что все равно тебе не удастся выскочить из этого дела. Так или иначе ты подохнешь. Лучше не шуми. Чем меньше шуму ты будешь делать, тем лучше для тебя. Тем проще и легче я это дело кончу…

Машинист сделал несколько конвульсивных движений и затих. Филиппе снова пошарил вокруг и еще раз нагнулся к поваленному:

- Билль, полежи спокойно одну минутку, я принесу нож поострее… Ты же понимаешь, Билль, что я хочу причинить тебе как можно меньше страданий, поэтому я постараюсь перехватить тебе глотку, как хороший хирург… Поверь, дружище, что это ровно один миг, - точно порезался во время бритья, - Филиппс захихикал.

Машинист лежал без движения.

- Правда, Билль, ты будешь умником?

Филиппс слез с него и стал шарить растопыренными руками по палубе парохода. Тут он наткнулся на ноги капитана. На один момент застыл в полном недоумении, затем вскочил, как под ударом тока. Уставившись на капитана широко открытыми глазами, видимо, силился осознать происшедшее.

- Каптэйн… вы?

Билькинс ничего не ответил. Филиппс приблизил лицо к Билькинсу и, приложив палец к губам, оглянулся во все стороны. Он показал в сторону лежащего без чувств машиниста.

- Скорее, сэр… время дорого, мне нужно покончить еще с девятью… Ведь я вам говорил уже, что они обречены… Они не должны были отнимать у меня столько времени своим дурацким сопротивлением. Я успел покончить только с одним черным… Дураки, они не понимают того, что, умирая на несколько часов раньше, они спасают жизнь всем нам… Подождите, сэр, здесь, покараульте Билля… Я потерял в драке нож… Сейчас я принесу другой, и мы с ним покончим. Я уступлю вам его кровь… Вы знаете, что я слышал сегодня - унция свежей крови способна заменить для человеческого организма кубический фут чистого воздуха… Подумайте, сэр, сколько крови нам нужно достать, чтобы продержаться до земли… А потом мы с вами отыщем этого проклятого Джонсона… Он улизнул от меня… Только не поднимайте шума, если Билль вздумает ворочаться, нажмите ему на горло. Только, бога ради, не задушите его - нам нужно сначала получить от него живую кровь…

Билькинс все яснее видел, что имеет дело с сумасшедшим. Он решил было последовать за Филиппсом, когда тот пойдет искать нож, и, позвав на помощь людей, связать больного. Однако, сделав два шага, Филиппс наступил на нож. Он быстро поднял его и с торжествующим видом повернулся, вытягивая руку, вооруженную коротким толстым клинком.

В первый момент Билькинс опешил. Филиппс осторож - но приблизился к лежащему и опустился перед ним на колени. Хихикнув тем же булькающим смехом и подмигнув в сторону капитана, он широким взмахом отвел руку, нацеливаясь на выпячивающееся из разорванного ворота горло машиниста.

Напрягая все силы, чтобы сделать свои движения быстрыми и точными, Билькинс схватил руку Филиппса. В тот же момент он увидел перед собой широко открытые, почти выкаченные глаза сумасшедшего. Булькающий смех перешел в звериное рычание.

- Как ты смеешь?.. Тля, сволочь… Не мешай мне… Я уничтожу тебя вместе с больными и неграми!

Рыжий сделал попытку освободить руку. Не успел Биль- кинс сообразить, как тот перехватил свободной рукой нож. Не помня себя от бешенства, Билькинс навалился всем телом на противника. Он уже думал, что овладел им - и вдруг почувствовал в боку мгновенную колющую боль и широко разливающуюся от нее струю ожога.

6. ПОСЛЕДНИЕ МИНУТЫ "НАУТИЛУСА"

Даже Билькинс, чувствовавший себя лучше всех на судне, испытывал страшную головную боль. Конечности налились свинцом. Он едва находил в себе силы сопротивляться желанию команды немедленно всплыть, не считаясь ни с чем. По настроению экипажа, даже офицеров, капитан чувствовал, что, если бы люди не были до такой степени утомлены и почти поголовно больны, они, вероятно, давно поступили бы по–своему и заставили бы судно выйти на поверхность. Никакие доводы на них уже не действовали. Билькинс видел, что его слова даже не доходят до сознания слушателей.

Но Билькинс все же говорил:

- …Нет и нет. Я не соглашусь очертя голову переть на лед. Я вам уже доказал, что мы лишились зонда. Из–за этого мы не можем определить момента приближения к поверхности льда. Мы рискуем разбиться при малейшей неосторожности. Поверьте мне, в данном положении у нас очень мало надежды на благополучный исход предприятия, но если лодка будет затоплена, мы и вовсе будем лишены надежды когда–нибудь выбраться отсюда.

В кубрике царила тишина. Сквозь заунывное бормотанье вала, доносившееся из–под металла палубы, с дальнего конца лодки, врывался вой связанного Филиппса. Временами ему вторил забившийся в угол маленький машинист, едва не сделавшийся жертвой рулевого. Сидящие на рундуках участники совещания в ужасе хватались за головы, стараясь защитить уши от криков сумасшедших.

Билькинс медленно обвел глазами слушателей:

Назад Дальше