Гости уже вошли в морскую семью абаканцев и подружились с молодежью. Встретили их вчера с почетом и флотским гостеприимством, а вечером в матросском клубе состоялась встреча ветеранов с моряками. Любознательная молодежь расспрашивала о службе и боевых походах, о тонкостях корабельного и водолазного дела, морской разведке, советовалась. Ветераны радостно удивлялись: что́ только не интересует их наследников!
Тем более было приятно продолжить беседу уже на корабле, за столом в салоне команды у пузатого самовара-ветерана с клеймом "Тула, 1895". Евсеев знал об этом знаменитом самоваре и привез с собой, к удивлению абаканцев, пластикатовый мешочек с углем и чаями. И пока он священнодействовал, заваривая чай и угощая им абаканцев, Сергачев рассказал случай из своей фронтовой биографии.
...Был момент, когда вся авиация Ленинградского фронта оказалась под угрозой бездействия. Военный совет приказал немедленно доставить через Ладогу горючее! А как?.. Танкеров нет, на баржах - только на перекачку из цистерн в бочки полмесяца уйдет! Но на том берегу - блокадный Ленинград, а в кармане - приказ! Что делать?! Два офицера - моряк и военинженер, два командира заперлись в кабинете. Среди ночи отдали приказ: экстренно, архисрочно отвести от береговой колеи стометровую ветку в... воду! Еще затемно военинженер постучал каблуком по хилой укладке: "Ладно, полчаса вытерпит..." Моряк расписался у начальника перевалочной базы ГСМ в приемке груза, махнул машинисту паровоза: "Не расцепляя вагонов, толкай потихоньку состав в озеро. Аккуратненько". Все присутствовавшие ахнули и растерялись. Машинист побелел: "Да вы что?!" Моряк повторил: "Выполняйте! Я приказываю!" - "Н-не могу. Нап-пишите", - заикаясь, прошептал машинист. Моряк черкнул в блокноте приказ, вырвал лист - и машинист, зажмурившись, тронул. Все с напряжением смотрели, как цистерны с бесценным горючим одна за другой скрывались в воде... Но, погрузившись по самую горловину, ни одна не утонула! Мощный буксир завел концы и потянул караван из десяти цистерн в бухту Гольцмана, где успели соорудить такую же ветку и по ней выкатили цистерны на берег. Тщательный математический расчет оказался точным, а невыполнимый приказ - выполненным блестяще! Выполненным благодаря знаниям, чувству долга, огромной находчивости и смелости двух командиров! Говорили, оба поседели за эти полчаса. Так ли это - неизвестно. А вот что награждены были высоко - это точно!
И сегодня, вспоминая находчивость и мужество балтийцев-фронтовиков, молодые водолазы особенно тщательно и серьезно готовились к спускам.
Незаметно подошло время обеда. Работы прервались. Муть, поднятая отмывальщиками, должна была рассеяться и осесть. Поэтому Тутаринов спустился на грунт в адмиральский час отдыха. Тогда и он никому, и ему никто не мешал.
Бродил он на дне вокруг топляка довольно долго, а поднявшись, уединился с Евсеевым и Сергачевым в их каюте, где уже кипел, радостно фырча, самовар.
- Где бумага?.. Картина, значит, такова, други мои. Вот черт, рисовальщик я аховый! Ну, в общем, так...
Рисовал Тутаринов и вправду коряво, но тут особого таланта не требовалось, важна была правильность контуров и соотношений. Да и Сергачев тут же перерисовывал наброски Тутаринова куда более художественно. Так на ватмане появились силуэты топляка в профиль, в фас, с кормы, обводы в плане, надстройки...
Евсеев требовал уточнения деталей, Сергачев - количества иллюминаторов, типа клюзов... Евсеев сам уже не мог погружаться, но отлично представлял, как все может выглядеть на дне и чего можно требовать от Тутаринова, а чего нельзя. Друзья выпили по чашечке "евсеевского", и Тутаринов снова отправился под воду.
Потом они долго спорили, рисовали, пили чай, вспоминали, снова рисовали... В конце концов, уточнив детали, переворошив память и старые альбомы и опорожнив не раз самовар, убежденно заключили: топляк - немецкий, предвоенной постройки.
Получив это заключение, майор Рязанов прошел к капитану Сысоеву и застал его за довольно странным для чекиста занятием - он старательно наносил на морскую карту курсы, отмерял по ним расстояния и вырисовывал какие-то подобия дынных семечек.
- Ты что это, Алексеевич, никак в штурмана податься решил?
- Да вроде того. Вот, навигационную задачку решаю.
- И успешно?
- Да вроде того. Любопытная картинка, понимаешь, нарисовалась. Смотри... Вот этот огурчик - это я так "Сирену" изобразил, эти линии от нее - курсы, по каким разошлись шлюпки с ее моряками. А это сами шлюпки на тех местах, где их остановили пограничники. Шлюпки все одинаковые, гребные. Спущены на воду были почти одновременно. Течений тут нет, ветра не было - условия одинаковые. И шлюпки, шедшие на ост, отдалились от "Сирены" почти на равные расстояния. А шлюпка, задержанная у берега, чуть ли не вдвое дальше! Видишь, вот ее место... Теперь скажи: разве не любопытно, как это корабельные "аристократы" оказались гребцами лучшими, чем матросы? А?
Рязанов посмотрел на карту, на Сысоева, снова на карту. Потер подбородок.
- Черт побери! Выходит, у них был мотор...
- ...который они перед задержанием утопили. Другого объяснения быть не может. А зачем утопили?
- На этот вопрос они уже не ответят: их отправили домой.
- То-то и оно. Придется нам самим... А ты с чем пожаловал?
- Да тоже с одной любопытной картинкой. Вот она... Наши милейшие консультанты точно определили и даже старую фотографию двойника нашли: топляк - немецкий СБТ "Флинк", то есть скоростной буксировщик-тральщик типа "Юркий". Строились они как коммерческие, потом были мобилизованы. У немцев их было всего несколько вымпелов, но зарекомендовали на войне они себя весьма разносторонне и хорошо.
- Немецкий? - удивился Сысоев. - Гм.. Признаться, я ожидал иного...
Отмывку топляка от наносов водолазы начали с носа к корме. И одновременно, следуя за отмывщиками, приступили к осмотру палубы, форпика, палубных механизмов, носового трюма...
Подошел черед надстройки. Предварительный общий осмотр ее достался главстаршине Сафонову.
Как обычно, к началу рабочего дня на ют "Абакана" сошел командир корабля. Сегодня Ладога был хмур. Только что он получил радиограмму-распоряжение штаба: не смотреть на топляк только как на металлолом. И все. Как хочешь, так и понимай. А Ладога, как все военные, неопределенностей не любит.
Покуривая у фальшборта, он наблюдал за подготовкой водолазов к работам. Жестом подозвал Сергея:
- Вот что, Сафонов. Если обстоятельства позволят, обследуйте первым делом штурманскую рубку и жилой отсек комсостава. Поищите несгораемый ящик или сейф. Кодовые таблицы, шифры - они могут оказаться и в радиорубке. Личные вещи, записные книжки.... Результат доложите лично мне...
За долгие годы подводного плена корабль сплошь оброс ракушками, осклизлыми водорослями, местами еще оставался покрытым иловатыми наносами. Под тяжелыми свинцовыми "галошами" Сергея с хрустом крошились мидии, илистая муть поднималась из-под ног, будто дымок, курилась в зеленовато-серой воде.
На грунте водолаз движется медленно: плотность воды сковывает его резвость. Поэтому водолаз и идет, то наклонясь - будто боднуть хочет, то - будто вагонетку одним плечом толкает и подгребает руками. Но наклоняться тоже надо умеючи, а то воздух из рубашки кинется в штаны - и барахтайся вниз головой! А если еще с золотником не управишься, не стравишь лишний воздух, то и вовсе выбросит на поверхность - "сушить лапти". Хорошо еще, если с маленькой глубины, что в учебном отряде почти с каждым случается, - конфузом да насмешками отделаешься. А если с большой - можно и жизнью поплатиться.
Набычась и подгребая, Сергей прошел по палубе до наружного трапа, поднялся по мохнатым от водорослей ступеням. Дверь в ходовую рубку приросла намертво, войти не удалось. Спустился.
Помещения первого яруса надстройки разделялись сквозным поперечным коридором. С левого борта литая стальная дверь оказалась неплотно закрытой. Сергей втиснул в щель жало ломика, навалился - дверь, скрежетнув ржавыми навесами, приоткрылась. Отжал еще маленько.
- Трави помалу. Иду внутрь первого яруса, - буркнул наверх.
С надводным миром водолаза непременно связывают, как минимум, воздухопроводный шланг, телефон и капроновый трос, на котором водолаза спускают, поднимают и еще сигналят, если телефон почему-то откажет. Оба этих связующих так и называют "шланг-сигнал", и оба они все время в руках товарища, страхующего наверху.
Сейчас на борту "Абакана" страхующим на шланг-сигнале Сафонова стоял матрос-водолаз Изотов. Возле его ног крутился еще не уяснивший всех корабельных уставных правил собачоныш с "Сирены".
На посту телефонной связи стоял друг Сафонова главстаршина Коля Чуриков.
- Добро, топай, - сказал он Сергею. - Аккуратненько только, впервой ведь. Да хоть пой, что ли!..
Под водой психика, а стало быть, и характер, и поведение водолаза несколько меняются, и у каждого по-своему. Один становится разговорчивым, вроде Журбенко, другой угрюмым, третий резким... Сафонов на грунте работал молча, затягивая иной раз такие паузы, что с борта его уже сами запрашивали, как он там...
Спускаться в неизвестность внутренних помещений старых топляков водолазам радости не доставляет. Это и трудно, и опасно: можно запутать шланг-сигнал, порвать рубаху, провалиться сквозь прогнившую палубу...
Перешагнув через высокий комингс-порог, Сергей вошел в коридор. Включил фонарь, осмотрелся: справа от него находился санузел, слева шли шифровальный пост, радиорубка, а между ними - трап вниз.
- Спускаюсь в каютный отсек...
Мастера-водолазы виртуозно управляют своей плавучестью - утяжеляются, легчают, подвсплывают, а то даже зависают в невесомости. Пожалуй, как это ни парадоксально, именно им наиболее близко состояние космонавтов. Недаром же космонавты и тренируются в бассейнах...
Сергей прикопил в рубахе воздуху и плавно сошел, еле касаясь еще непроверенных ступеней трапа. В тупиковый коридор выходили четыре двери - по две слева и справа. Первая направо распахнута, за порожком - тесная кают-компания. Сергей вообразил, как остальные двери распахиваются и моряки идут сюда, весело переговариваясь. И вдруг смех действительно звонко ударил в уши водолазу! Сергей в ужасе зажмурился... Тьфу, черт! Это же наверху у поста связи что-то рассмешило матросов! Сафонов чувствовал себя как в склепе и со страхом оглядывал закрытые двери, не в силах шагнуть к ним.
- Сергей, ну что там? - Спросил Чуриков. - Ты где?
- Здесь, - сипло буркнул Сергей. - Первая направо - кают-компания. Иду во вторую.
Голос друга ободрил. Сафонов прошел вперед, ударил - тонкая прогнившая дверь рассыпалась, слегка замутив воду. Он вошел, повел фонарем. От движения воды в двухместной каюте заколыхалось разное гнилье, а на полу водолаз увидел широко улыбающийся череп. Снова стало жутко, но Сергей все же поднял череп, осмотрел: зубы все целы - белые, крепкие. "Видно, недолгой была твоя жизнь, неизвестный моряк!.." - отметил, оглядывая останки, не знавший войны водолаз.
Противоположная каюта пустовала. Последняя - напротив кают-компании - принадлежала, очевидно, капитану или командиру корабля. Она, конечно, могла бы что-то рассказать, но немногочисленные судовые журналы и документы в столе, книжки на полочке - все давно превратилось в подобие папье-маше. Сохранились лишь чернильный прибор, какая-то фотография над ним, да еще в углу над койкой настенный шкафчик со звериными мордами-ручками на створках. Сергей попробовал открыть: левая створка сразу отвалилась, ничего не обнаружив внутри, правая - вообще не поддалась. Сергей постучал - железная. Взяв прибор и фотографию, сказал:
- Выбирайте помалу. Выхожу...
С задачей разведать носовой кубрик топляка под воду шел Чуриков. Матрос Скултэ стал страхующим на его шланг-сигнал. Строго по правилам, страхующий сам должен быть одетым по-водолазному на "товсь", то есть уже в комбинезоне, только без шлема и грузов. Но, видно, тот, кто писал эти правила, не представлял, каково страхующему стоять на солнцепеке в таком виде! Так что теплая одежда и зеленая трехболтовка Скултэ просто висели поблизости.
Отправив еще на грунт шустрого Швайку, мичман Голодов повернулся к поднятому на борт Сафонову, стоявшему уже без шлема.
- Ты, Сергей, отдыхай пока. Хлопцы, раздеть водолаза!
Развязав "подхвостник", матросы первым делом сняли с Сергея груза́: как-никак, а тридцать пять килограммчиков! Затем - манишку. "И-и р-раз!.. И-и два!.." - растягивая ворот, спустили комбинезон до колен. Сергей сел, устало выпростал ноги из штанин, стянул длинные теплые чулки, рейтузы, снял феску, свитер, тельняшку и с наслаждением растянулся на брезенте, вдыхая не стиснутый компрессором, пахнущий резиной, спиртом и маслом, а вкусный, вольный морской воздух. Отдыхая, осмотрел свои трофеи. На чернильном приборе не было даже фабричного клейма. Сергей обтер фотографию. Плотно зажатая рамкой-скобой между двух стекол, она уцелела, но поблекла, еле-еле сохранив портрет молодой красивой женщины. Лицо ее показалось Сергею знакомым, и он долго всматривался, припоминая. Тут как раз подошел Ладога и тихо спросил:
- Ну, что там?
- Бумаги все - каша, товарищ командир. А сейф... Не понял я - сейф это или что. Половинка настенного шкафчика, но железная. Похоже, сейф. Маленький, вот такой. - Сергей показал руками. - Я бы его запросто прихватил, да он оказался приваренным к стойке и бимсу.
- И ладно, что не прихватил, - одобрил Ладога. - А вдруг это еще потребует оформления каким-либо актом... Больше ничего не нашел?
- Вот... - подал Сергей чернильницу и портрет.
Ладога посмотрел, повертел, вернул.
- Сдай мичману, пусть запишет в ведомость? А чего загрустил, моряк?
- Просто устал немножко. - Сергей смутился. - А там еще мертвяки эти...
- Понял. Да, Сережа, водолазам при судоподъемах открываются подчас страшные картины. Мне некоторые до сих пор снятся... К этому нельзя привыкнуть, да и не надо, а то зачерствеем душой. Но мы люди военные и обязаны уметь укрощать свои эмоции.
- Я понимаю. Да я что? Я ничего: раз надо, значит, надо.
- Правильно. Я рад: ты становишься настоящим моряком и водолазом. Так держать! - улыбаясь, приказал Ладога, легко и ловко поднимаясь на ноги. - Лежи, лежи, отдыхай...
Сергей откинулся. Вдруг в бок ему торкнулось что-то теплое и мягкое.
- Это ты, псина?.. Надо отвечать "так точно!", а не молотить меня хвостом по животу. Экий ты... - Сергей погладил собаку. - Слышал? Обязаны волей укрощать свои эмоции! - Сергей вздохнул, припомнив свое возвращение...
Возле самых ворот базы неожиданно встретил Венциуса. Взглянув на часы, замполит одобрил: "Молодцом, Сафонов, даже на час раньше срока. В Балтиморск ездил? У Сысоева-то был хоть?" - "А как же! Вместе и отправились: он на концерт, а я домой". - Венциус кивнул, довольный: когда моряк, даже машинально, называет свой корабль домом, это замечательно! "Добро. А тебя тут спрашивали - в команду зачислить. Ты же самбист-разрядник, а скоро соревнования с рыбфлотом". Вот так раз! Это значит - прощай, увольнения, Балтиморск, Лида... И Сергей увильнул: "Да я только команду подведу и сам опозорюсь. Сколько уже не занимаюсь - сырой совсем". - "Нагонишь. Переведем пока на берег, для тренировок". - "Некрасиво получится, Ояр Янисович. Кабы учебные спуски, а то ж по-настоящему авралим. Значит, все будут на грунте ворочать, а я на бережку сачковать! Что ребята скажут?" Расчет на особую щепетильность замполита оправдался. Венциус досадливо поморщился: "Да, действительно неладно. Тем более командир отделения. Ладно, ступай..."
На корабль Сергей пришел расстроенным: впервые он покривил душой перед Венциусом, которого, как все абаканцы, глубоко уважал.
На "Абакане" первого Сергей увидел командира третьего отделения Шлунка - личность малоприятную и язвительную. "Здорово, выдвиженец. Наведаться пришел?" - "То есть как это - наведаться?" - "Обнакновенно. Говорят, ты в штаб словчил - к Тутаринову. А Шнейдер на "Труженик" вернулся только оформиться да барахлишко прихватить". Хотя и знал Шлунка, а все равно покоробило.
Припомнив все это, Сергей поднялся с горячего брезента, тоскливо посмотрел на море.
- Хоть бы заштормило, что ли! - сказал насторожившемуся псу.
Тот в ответ неуверенно помахал хвостом.
Тем временем Ладога по радиотелефону доложил начальнику штаба базы о результате осмотра каютного отсека и испросил указаний.
- Пока ничего не предпринимайте, - решил тот и пояснил: - Понимаешь, Иван Иванович, разнобой с этим "Флинком" получился. Это же не чисто военный корабль - судьбу таких топляков решает морское ведомство. От него мы сразу получили: "Находка интереса не представляет, режьте на металлолом". А наши, наоборот, вдруг заинтересовались... Да, и москвичи и здешние. И майор Рязанов - помнишь его? - официально порекомендовал: работы на топляке продолжать по нашему плану, но входы в офицерский отсек пока что задраить наглухо. Этим и руководствуйся.
Выйдя на палубу, Ладога, прищурясь, посмотрел на небо, на санаторный пляж. "А хорошо бы с Ольгой и Славкой тоже этак на песочке пожариться да по лесу побродить!" - позавидовал курортникам и подошел к посту связи.
- Кто старший на грунте? - узнал у Голодова, беря микрофон. - Чуриков. Слышите меня? Командир говорит. Примите сейчас сверху инструмент и прихватите сваркой в двух-трех точках обе двери в сквозной коридор первого яруса надстройку. Задачу понятна? Выполняйте.
Матросы на палубе недоуменно переглянулись...
А вечером в салоне команды довольно бурно прошло комсомольское собрание. Вопрос стоял один: Шлунок. Поведение его давно уже возмущало матросов и офицеров. Водолазом Шлунок был слабеньким и трусливым, командиром отделения - надменным, придирчивым и незаботливым, а товарищем и комсомольцем вовсе дрянным - мелочным, язвительным, непорядочным. Зато горлопан первостатейный! А вчера он напортачил на грунте и поставил подчиненному условие: возьми вину на себя, не то пожалеешь! Честный, добросовестный парень взорвался...
И вот все накипевшее выплеснулось. Да еще как! Горячо выступали все - матросы, старшины, молодые офицеры. И решение приняли суровое: ходатайствовать перед командованием о разжаловании Шлунка и списании с корабля!
Молчавший до этих пор Венциус только тут попросил слова и сказал:
- Мне понравилось, что все выступавшие говорили искренне и справедливо. Такими и должны всегда быть собрания. Только вот насчет разжалования - это вы, по-моему, сгоряча. Вопрос присвоения или снятия воинского звания - это, согласитесь, вопрос не компетенции комсомольского собрания...
Моряки согласились. Первый пункт был вычеркнут из решения. Однако после ухода Венциуса официально закрытое собрание продолжилось, и абаканцы долго еще обсуждали события прошедшего дня и свою находку.
- Давайте толком рассудим. Двери приварили. А зачем?
- Элементарно: чтобы в отсек не шастали, кому вздумается.
- Вот-вот. А кому может вздуматься? Только водолазам! Так чего просто не сказать: "Товарищи, в отсек пока не спускаться", а? Разве кто ослушается?
- Да ни в жисть! Командир сказал - все! Закон! Мы же моряки...
- Вот именно. А тут безо всяких - приварить! Треба до комиссара...