"Президенты без государств" Павла Горбунова - приключенческий роман из времен Великой Отечественной войны. В остросюжетной форме показаны попытки фашистского командования возродить басмачество, использовать среднеазиатских националистов в борьбе против Советского Союза.
Содержание:
ТАЙНИК ПОД ПАРИЖЕМ 1
ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ 5
ВЕРБОВЩИКИ 6
ВКУС ВЛАСТИ 8
НОЧНОЙ ВЫЗОВ 10
ОТЪЕЗД ВДОВЫ ПРЕЗИДЕНТА 12
НАСЛЕДНИК ПРЕЗИДЕНТА 14
В БЕРЛИНЕ 15
ТАЙНИК РАСКРЫТ 17
ОПЕРАЦИЯ "ШЕФ" 18
ПОСЛЕДНЯЯ АКЦИЯ 20
В БЕРЛИНЕ 22
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА 23
КРАХ 25
НА МОРЕ 25
Примечания 26
ТАЙНИК ПОД ПАРИЖЕМ
3 июня 1940 года немцы опять бомбили Париж. Улицы быстро опустели. Замер пульс жизни только что бурлящего города. После отбоя постепенно, словно нехотя, стали открываться лавки, магазины, рестораны. Война наложила отпечаток на все, в том числе и на людей. Парижане ходили молчаливые, помрачневшие. Из транспортных потоков исчезли автобусы, такси. Многие машины были реквизированы для переброски французских войск на фронт. В умах французов прочно обосновалась мысль о неизбежной катастрофе.
После бомбежки Мустафа Чокаев одним из первых вышел из метро. Который день мысль об архивах не давала ему покоя. Участившиеся налеты со всей очевидностью указывали на то, что оккупация не за горами. А он долгие годы был издателем журналов "Эки Туркестан" и "Джана Туркестан" , и гестапо не простило бы ему связей с англосаксами. Сейчас главное - спасти архивы. Сидя на узкой скамейке в подземном вестибюле станции метро, слушая разрывы немецких фугасок, Чокаев вдруг понял, что дальше тянуть невозможно. В липкой от пота белой сорочке и светлых брюках, без конца вытирая платком широкое лицо и побагровевшую шею, он прошел несколько кварталов в поисках транспорта. Только на площади Бастилии Мустафа наткнулся на изрешеченный осколками бомб грузовик. Весь перемазанный мазутом, шофер копался в моторе. Два подростка, лет шестнадцати и четырнадцати, очищали кабину от осколков разбитого стекла.
- Здорово покалечило машину, - посочувствовал Чокаев. Копавшийся в моторе человек приподнял голову.
- Может, подвезете?
- Бензин кончается. Ума не приложу как ехать дальше. Мы ведь чудом добрались до Парижа. До самой границы все бензоколонки закрыты. Пришлось выпрашивать горючее у водителей.
- С бензином я помогу. У меня тут недалеко есть знакомый хозяин бензоколонки.
Бельгиец тряпкой вытер руки. Потом закрыл капот и приказал сыновьям лезть в кузов.
После заправки поехали к Чокаеву. Машина остановилась у большого многоквартирного дома. Чокаев направился к подъезду, позвав сыновей водителя. Чокаев готовился к эвакуации. Его жена уже три дня, как жила на загородной вилле. Большая квартира поражала обилием книг, хрусталя и фотографий. В основном это были фотографии его жены Марии Яковлевны в разных ролях. Комнаты были сплошь заставлены книжными стеллажами. У стены - ящики, обтянутые клеенкой, с домашним архивом и редчайшими экземплярами книг разных времен и народов, начиная с поэзии Древнего Востока, произведений античного мира, эпохи Возрождения и кончая шедеврами начала двадцатого века.
Пока молодые бельгийцы перетаскивали в грузовик ящики с архивами и другие вещи, Мустафа осторожно снимал со стен портреты Марии Яковлевны.
Неожиданно нахлынул поток воспоминаний.
Андижан, осень 1912 года…
Андижанскому уездному начальнику полковнику Бражникову Василию Федоровичу пришли две депеши в закрытых пакетах. Он аккуратно вскрыл перочинным ножом сперва тот, который был пообъемистее. Бумага касалась подготовки к празднованию трехсотлетия дома Романовых. Бражников вскрыл вторую депешу.
В ней сообщалось о том, что германскому подданному, представителю фирмы "К. Кюхлер и компания" из Франкфурта-на-Майне Артуру фон Кюхлеру-младшему разрешается шестимесячная поездка в туркестанский край для закупки из лесов Андижанского уезда ореховых наплывов.
"Недавно был Эльснер… Сегодня Кюхлер. Что за наваждение? Какое-то нашествие немцев. Ну что ж, милости просим".
А три дня спустя в его кабинет вошел прибывший из Ташкента полковник Белоусов, начальник контрразведки.
- A-а, государево око и уши! - сказал Бражников вместо приветствия. - Раз полковник Белоусов здесь, значит, задули опасные ветры!
- Дуют, да еще как дуют, и все из гнилого угла. А где он нынче, вы знаете не хуже меня…
- Значит, немцы? - сказал Бражников. - То-то я гляжу, в них проснулась удивительная тяга к Туркестану. Особенно в последнее время. А недавно меня посетил основатель фирмы "Гергарт и Гей", саксонский, знаете ли, сановник. И ко всему прочему полковник запаса германской армии из Лейпцига, некий Макс Эльснер с женой. Вы в курсе?
- Еще бы. Ревизовал свои владения…
- Оказывается, у него их столько в наших краях, что пальцев на руках не хватит пересчитать. Его фирма имеет отделения в Бухаре, Коканде, Ашхабаде, Мерве, Намангане, Самарканде, Чарджоу… Не Туркестан, а Саксония, прости господи.
- Это еще не все, - сказал Белоусов, - его отделения есть в Баку, Одессе, Риге, Петербурге, Москве, Оренбурге, и, кажется, в Омске. Да если бы только Эльснер! А сколько отделений "Зингера"! Один Сивере чего стоит… Все пороховые заводы державы в руках Эльснера. - От досады полковник сломал мундштук длинной белой папиросы, которую собирался было закурить.
- Мы на грани войны, а порох у Сиверса?
- Парадоксально, но факт. Выходит, милостивый государь Василий Федорович, активность немцев отмечается не только в Туркестане. Странно, очень странно ведет себя граф Пурталес . Я уже не говорю о фон Лютисе . Что же касается Туркестана, то немцы вкладывают сейчас в него большие средства. Видимо, хотят попрочней обосноваться, зацепиться за эту землю.
- Но то же самое делают и британцы, разве не так?
- Да, пожалуй, только англичанам свойственна осторожность и сдержанность. Немцы напористее. Намереваются парализовать промышленность и торговлю.
- Выходит, война все-таки неизбежна?
- По нашим сведениям, в Берлине проводятся постоянные секретные заседания Комиссии Государственной Обороны рейхстага. Разработан общий план организации шпионажа и засылки агентуры в наш глубокий тыл. Не исключено, что торговые фирмы принимают к себе на службу агентов германского военного министерства. Вот почему происходит такой наплыв немцев в Россию. Кстати, чтобы фирмы не боялись возможных убытков, германским казначейством им обещано денежное возмещение понесенных расходов.
- В Петербурге что-нибудь предпринимают?
- Да, конечно, - коротко ответил Белоусов. Он мог бы много рассказывать Бражникову о немцах, но о действиях своего ведомства предпочитал не распространяться. Бражников это понял.
- Одним словом…
- Одним словом, - перебил его Белоусов, - немцы замышляют быстрый захват нашей промышленности и торговли. В Туркестане они ищут опору в среде мусульманского духовенства. Через мулл пытаются воздействовать на сознание туземцев… Да, не будет единства между туземным населением и русскими - не будет и прочного тыла.
Есть подозрение, что фирма "Кюхлер и компания", представитель которой прибыл в Андижан, не исключение. Вот почему меня будет интересовать Артур фон Кюхлер-младший…
В доме начальника уезда собрались гости. Все ждали Василия Федоровича, который обычно задерживался по служебным делам. И сейчас он, в сопровождении своего друга полковника Белоусова, ехал домой со значительным опозданием.
- Знакомо ли вам имя - Хаким Юсупов? - осведомился Белоусов у Бражникова, когда они сели в коляску.
- Караван-сарай держит здесь один Юсупов…
- Да, да, тот самый.
- Он что, имеет какое-нибудь отношение к нашему разговору?
- Может быть. Все может быть.
Через несколько минут коляска остановилась около большого особняка с двором и ухоженным садом.
Варвара Николаевна вышла встречать мужа.
- Наконец-то, приехали! Василий Федорович! Заморили своего Друга. Выходите.
- Позвольте мне позвонить по телефону?
- Ради бога, звоните сколько угодно…
Когда Белоусов скрылся за портьерой, Василий Федорович спросил жену:
- Как себя чувствует Мария?
- Легкий обморок после перегрева на солнце. Она не одна.
- Не одна? Вот как…
- Василий Федорович, голубчик, прошу тебя, не суди ее так строго.
- Не судить? Всего два дня как живет в Андижане, а уже второй поклонник в моем доме.
- Ну, полноте, полноте. Нельзя актрисе, да еще столичного театра, без поклонников.
- Нечего сказать, наградил тебя бог кузиной. Кто же он?
- Господин Чокаев, адвокат. Инородец, но изысканно вежлив.
Звонкий смех донесся из залы. Бражников с улыбкой кивнул, ни к кому конкретно не обращаясь.
- В этом - вся Мария…
Василий Федорович и Белоусов прошли в гостиную. Среди приглашенных Бражникову был незнаком только один человек, элегантно одетый, со следами оспы на скуластом лице, видимо, это и был адвокат Чокаев. Все остальные гости были завсегдатаями его дома.
Василий Федорович первым делом извинился за то, что задержался, и так как все гости отчаянно проголодались, с добродушной улыбкой, широким жестом русского хлебосола пригласил в столовую:
- Пожалуйте, господа, к столу!
Гости направились в столовую, где на столе тесно стояли графины с вином, омары, сардины, икра, блюда с ветчиной и холодной телятиной.
Задержавшись в гостиной, Белоусов, кивнул в сторону Чокаева, спросил у Василия Федоровича:
- Что вы о нем думаете?
- Проныра. Адвокатура - это служба частным интересам, а не служба обществу. Видимо, это и наложило отпечаток на его манеру держаться.
- Имейте в виду, господин Чокаев - частый гость Турции.
- Тс-с! Нас слушают. Идемте.
За столом Чокаев бойко рассказывал о своих студенческих приключениях во время учебы на юридическом факультете Петербургского университета.
Когда Василий Федорович и полковник подошли к столу, Чокаев, не спуская глаз с Белоусова, наклонился и шепотом что-то сказал своей соседке. Мария улыбнулась.
Василий Федорович почувствовал неловкость и поспешил предложить тост в честь столичной родственницы.
- Милый мой Василий Федорович! Благодарю! - сказала Мария Яковлевна, поднимая бокал.
- За восходящую звезду! - поддержал Чокаев Бражникова.
Обед затянулся. Было весело. После десерта все пошли в гостиную.
- Господа, попросим нашу гостью Марию Яковлевну спеть, - сказал Белоусов, улыбаясь.
- Просим! Просим! - воскликнул Чокаев.
Мария Яковлевна, ни на кого не глядя, важно проследовала к роялю. В такие минуты куда только девалось ее легкомыслие, беспечное выражение лица сменялось глубокой сосредоточенностью, всегда смеющиеся, большие серые глаза делались отрешенно-задумчивыми. Наступил магический миг перевоплощения актрисы.
Она спела арию Фрики из "Валькирии". Последовала короткая пауза…
- Браво! Браво! - раздались аплодисменты взволнованных слушателей.
После пения Мария Яковлевна захотела остаться одна. Она прошла в сад. Чокаев тут же последовал за ней.
- Мария, почему вы отвергаете мое предложение?
- Ах, Чокаев, Чокаев! Я ведь не раз уже говорила, что я христианка. А ваш бог - Магомет. Мы не можем даже обвенчаться.
- Это не причина. Скажите мне только одно слово…
Мария перебила:
- Вы помните, как у Бальзака: "Я не мог бы любить женщину, которую актер целует на глазах зрителей. Если бы я полюбил подобную женщину, она должна была бы бросить театр, и я очистил бы ее своей любовью". Так вот, Чокаев, театр я никогда не оставлю.
- Театр! Театр! Я полюбил вас… Понимаете, вас! Причем такую, какая вы есть. Полюбил актрису, которая не собирается уходить со сцены…
Мария молчала.
- Может, вам необходимо подумать?.. Вы можете мне сейчас не отвечать. Я буду ждать вашего письма. Только обещайте, что напишете?
- Пойдемте, Чокаев, в дом, а то нас, наверно, потеряли.
…Чокаев долго еще стоял посреди комнаты с портретом молодой Марии. Из задумчивости его вывел голос бельгийца:
- Мсье, что еще надо выносить?
- Больше ничего, - оглядывая пустые стены, тихо произнес Чокаев, - Этот портрет я возьму сам.
Мустафа еще раз прошелся по комнатам, осмотрел шкафы и запер их на ключ. Потом, убедившись, что ничего важного он не забыл, захлопнул за собой дверь и поспешил к машине.
Миновав предместья Парижа, они попали в поток беженцев. Люди ехали на велосипедах, подводах, груженых домашним скарбом, шли пешком с узлами, сумками и корзинами. Женщины с детьми двигались в общей массе по дороге и обочинам. Время от времени в воздухе появлялись немецкие самолеты. Тогда редкие зенитки открывали суматошную стрельбу. Чокаев с тревогой поглядывал то на толпу, то на небо…
Ехали молча, наконец, миновали развилку на 60-м километре.
- За этим леском моя усадьба, - сказал Чокаев.
Бельгиец в ответ только кивнул.
Машина остановилась у калитки. Ребята начали переносить ящики в небольшой уютный холл.
- Говорят, немцы сильно бомбили Париж? Много убитых? - встретила их встревоженная Мария Яковлевна.
- Сегодня - как никогда. Кошмар!
- Ну, слава богу, с тобой ничего не случилось!
Чокаев чувствовал, что суетится. Чтобы успокоиться, он еще раз пересчитал ящики, их было шесть. Почти кубической формы, они напоминали ему кости для игры в нарды. Мустафа перевел дух, потом внимательно осмотрел клеенчатую обивку на ящиках, положил в портфель папку с описью и направился в сарай.
"Не закопать ли здесь, в сарае? - прикинул он. Но отказался от этой мысли. - Если сюда придут боши и начнут обыск? В первую очередь они сунутся в сарай… Нет, нет, не годится".
Из сарая с заступом в руках он отправился осматривать сад. Некоторое время ходил вдоль замшелой ветхой кирпичной стены, отделявшей его владения от сада булочника, словно старая лисица, ищущая под низкими, темными кустами скрытое место для норы. Когда стемнело, Мустафа стал копать яму в кустах малины. Прежде чем воткнуть заступ в сухую землю, он тихо прошептал древнее заклинание: "Аллах акбар! Убереги от чужого глаза. Сохрани это сокровище от недостойных рук".
В ту короткую июньскую ночь Мустафа, бывший адвокат, поверенный Временного правительства Керенского в Туркестане, глава "Кокандской автономии", редактор нескольких журналов, сначала немецкий, а потом английский агент, политик, парящий в облаках, впервые за много лет коснулся по-настоящему "грешной" земли и зарыл в ней свою тайну.
Только он и его жена знают об этом. Больше никому в этом мире нельзя доверить тайну погребения секретного архива. Отныне никто не найдет списков его единомышленников, агентов и писем влиятельных людей. Архив Чокаева содержал списки всех туркестанцев, проживающих в Германии; отдельно списки лиц, поддерживающих связи с Чокаевым, турецкой разведкой, законспирированных в Средней Азии и Германии, списки британских Осведомителей, рукописи, документы "Кокандской автономии", секретную переписку.
Упрятав свои архивы, Чокаев почувствовал несказанное облегчение. Однако он не собирался сидеть в своем загородном доме. Теперь, когда у него развязаны руки, он снова рвался в Париж. Важно было не упустить момент, не оказаться за бортом, все время быть в центре событий.
В день объявления Италией войны Франции он, забрав жену, возвратился в опустевшую столицу.
Три дня Чокаев крутил приемник - слушал Англию, Советский Союз, Германию. И вот наступило утро 14 июня, когда немецкие танки вступили в Париж.
Под окнами дома Чокаева серо-зелеными колоннами двигались фашистские войска. Солдаты в стальных шлемах ровными рядами сидели в кузовах мощных грузовиков. На малой скорости двигался поток мотоциклистов, проходила кавалерия.
- Какая силища! - тихо сказала Мария Яковлевна, глядя на улицу сквозь тюлевые занавески. - Разве французы могли им противостоять! Не знаю, правильно ли мы поступили, что вернулись в Париж. Многие успели уехать.
- Пусть бегут, - хмуро сказал Мустафа и отошел от окна. Кто-то постучал в дверь, Мария Яковлевна пошла открывать. Возвратилась она с побелевшим лицом.
- Там немцы… - В глазах ее был испуг. У Чокаева заныло под ложечкой.
В комнату вошли два офицера в форме СС.
- Мы за вами, господин Чокаев.
Чокаева отвезли в отель, в котором разместилась германская политическая полиция.
На вопрос Чокаева, за что его арестовали, офицер нехотя пробурчал:
- Было б лучше, если бы вы помолчали.
Больше Мустафа не рискнул обращаться к нему с вопросами. Не менее часа он провел в небольшой комнате вместе с другими арестованными, где его бесцеремонно обыскали. Затем начался допрос. Он рассказал о давних связях с немецкой разведкой, о Кокандской буржуазной автономии, ее провале, о том, как в начале 1918 года он бежал из России и как попал в Турцию, где ему не предоставили работу из-за связи с русской женщиной. Поэтому он и перебрался во Францию. В Париже его жена пела в ночном кабаре, а он работал официантом. Небольшие сбережения - и у них появляется собственное кафе. Чокаев ни слова не сказал об англичанах. Он сослался на помощь турецкой эмиграции, заявил, что на эти средства стал издавать свои журналы.
Фашисты поместили Чокаева в концентрационный лагерь. Весть о начале войны Германии против СССР застала Чокаева в камере военной тюрьмы Шерш-Мади, куда он был водворен с целью детальной проверки. Пожалуй, это было для него самым радостным сообщением. С нетерпением ожидал он сводки о положении на советско-германском фронте. Захват немецкими войсками в первые месяцы войны Белоруссии, Молдавии, Литвы, Латвии, Эстонии, большей части Украины, блокирование Ленинграда, октябрьское наступление, которое, по замыслам Гитлера, должно было завершиться взятием Москвы, вскружили Мустафе голову не меньше, чем его любимая мадера, и он, забыв своих английских хозяев, снова бросился в объятия немецкой разведки, в надежде урвать лакомый кусок, пока его не урвали другие.