В кабинет тихо вошла секретарша фрау Людерсен - маленькая, слишком любопытная женщина, принятая на работу по рекомендации доктора Ольцши. Ее муж, Людерсен, служил в генеральном штабе германской армии, был доверенным лицом начальника подотдела германской разведки. Через фрау Людерсен в имперском управлении безопасности узнавали все новости комитета.
Каюм недолюбливал фрау Людерсен.
Поздоровавшись, она положила на край стола кипу свежих газет и журналов и молча направилась к двери. Это ему не понравилось.
- Фрау Людерсен, будьте любезны, пригласите ко мне Канатбаева.
- Господина Канатбаева почему-то до сих пор нет.
- Как только появится, скажите, что я жду его.
- Будет исполнено, господин Каюм.
Когда за секретаршей закрылась дверь, Каюм облегченно вздохнул: "Похоже, эта бестия Людерсен ничего не знает о Чокаеве".
Каюм самодовольно потер руки и стал просматривать газеты. Все они пестрели победными заголовками: "Герои весеннего наступления". "Бесстрашные воины". В газетах - портреты, списки немецких офицеров и солдат, награжденных рыцарскими и железными крестами.
Каюм погрузился в сладостные мечты.
Ему виделись немецкие танки в песках Кара-Кумов, на улицах древнейших городов, на площадях Бухары и Самарканда.
Себя Каюм видел фюрером будущего Туркестана - колонии "Третьего Рейха". Колониальное положение Средней Азии и то, что он является слугой тайной полиции, на подачки которой существует, его нисколько не огорчало. "Деньги не пахнут", - повторял он. В мыслях он подбирал себе столицу.
"При Тимуре столицей был Самарканд, при Бабуре - Андижан, при Советах бурно расцвел Ташкент. Какой же город избрать нам?" - раздумывал он.
Каюм достал из ящика стола зеркало. Долго смотрелся в него. В зеркале он увидел красивое, продолговатое лицо с большими черными глазами и по-девичьи густыми длинными ресницами. Каюм поправил галстук, пригладил ладонью слегка вьющиеся волосы… Затем встал, осмотрел свой новый черный костюм. Раздался стук в дверь. Каюм спрятал зеркало в ящик стола. В кабинет стремительно вошел взволнованный Кайгин, ближайший сотрудник Чокаева. На его лице читалась неподдельная скорбь и растерянность.
- Скончался наш ата! Только что звонила Мария Яковлевна.
Каюм постарался придать своему лицу скорбное выражение.
- О Аллах! Как не вовремя, как не вовремя! - сказал он. - Сколько еще предстоит сделать…
- Надо дать некролог в газеты, - перебил его Кайгин, - и выбрать кладбище.
Каюм молчал. На некоторое время его вновь охватило сладостное оцепенение. Кресло Чокаева свободно. И он, только он, является достойным претендентом на него. Но вот Каюм встал. При этом осанка его приобрела еще большую степенность и подчеркнутую важность. Вышел из-за стола и холодно бросил:
- Пока я не согласую все вопросы с Остминистерством, никаких действий, касающихся похорон Чокаева, не предпринимать.
Этими словами Каюм подчеркнул, что он был и остается у руководства комитетом.
Зазвонил телефон.
"Началось", - подумал Каюм, снимая трубку.
- Слушаю.
- Профессор фон Менде просит вас срочно прибыть, машина за вами выехала, - сказал в трубку секретарь Остминистерства.
Имперское министерство оккупированных восточных областей, возглавляемое Альфредом Розенбергом, размещалось на Унтер ден Линден, в доме, в котором до войны находилось советское посольство. Еще до нападения Германии на Советский Союз, в апреле 1941 года рейхслейтер Розенберг разработал план раздела Советского Союза на рейхскомиссариаты и представил Гитлеру их список на утверждение. После некоторых изменений уже в ходе войны были назначены руководители основных рейхскомиссариатов: Москвы - рейхскомиссар Каше, Остланда (Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии) - Лозе, Украины - Кох, Кавказа - Шикенданц.
Профессор фон Менде пошел дальше в вопросах расчленения Советского Союза, используя для этого национальные различия населявших его народов, результатом чего явилось образование ряда "комитетов", в том числе и Туркестанского.
Сейчас фон Менде и граф фон Шуленбург, бывший посол в СССР, ломали голову над тем, кого поставить во главе комитета.
- А кого думает рекомендовать Остминистерство? - поинтересовался граф.
- Есть колоритная фигура - Заки Валиди…
Что вы, что вы! Дорогой профессор, вы очень рискуете, ставя эмигранта из Советской России, жившего в Турции, на такой ответственный пост.
В свою очередь граф фон Шуленбург как о возможном кандидате упомянул о шестидесятилетием профессоре Галимжанове Идриси. Родом из Средней Азии, во время первой мировой войны в качестве муллы обслуживал военнопленных мусульман, для которых в пригороде Берлина специально была построена маленькая мечеть. А когда окончилась война, он не вернулся на родину. В последнее время Идриси работал в министерстве иностранных дел. Галимжанов был патологическим врагом Советской власти. Благодаря своим знаниям, возрасту и огромным связям с эмиграцией он, по мнению Шуленбурга, был подходящей кандидатурой на эту должность.
- Надо подумать, надо подумать… Да, да… Я подумаю, - лицемерно заверил фор Менде.
Ему было известно, что Галимжанов в начале двадцатых годов под личиной представителя одной из немецких посреднических фирм выезжал в СССР с особым поручением немецких разведывательных органов. В связи с острой нехваткой квалифицированных кадров из Советского Союза в Германию направлялась группа молодых людей для обучения в немецких высших учебных заведениях. Галимжанову было необходимо воспользоваться этим обстоятельством и среди мусульманской молодежи отобрать группу лиц, преследуя свои, далеко идущие цели.
Менде знал, что учащихся из Советского Союза в Германии обрабатывали лучшие специалисты по пропаганде. Однако "невозвращенцем" стал один лишь Вали Каюм.
Но Менде знал также и то, что во время своей командировки в СССР Галимжанов арестовывался органами ОГПУ и при неясных обстоятельствах из-под стражи был освобожден. Поэтому, как немецкая контрразведка, так и Остминистерство испытывали к нему недоверие. Кандидатуру Галимжанова фон Менде и не собирался рекомендовать.
У приемной фон Менде Каюм столкнулся лицом к лицу с одним из чинов Туркестанского комитета Канатбаевым Карисом. Последнее время между ним и Канатбаевым происходила непрерывная грызня за первенство в комитете.
Увидев Кариса. Каюм не подал вида, что удивлен его присутствием. С привычной любезностью произнес:
- Ах, и вы тут, Канатбаев!
- Мария Яковлевна просила меня передать письмо господину барону лично, - ответив на приветствие, пояснил тот.
"Врет, шакал… Портфель выпрашивал", - подумал Каюм.
Однако сообщение Канатбаева о письме вдовы Чокаева обеспокоило его: "Письмо непременно написано Чокаевым… Но что в нем? Завещание? Он ненавидел меня, и если это завещание, то ясно, что не в мою пользу. Не исключено, что это рекомендации самой Марии Яковлевны, согласованные с лидерами мусульманской эмиграции. Она слишком популярна среди мусульманской эмиграции. Ее предложения могут спутать мне все карты"… И, чтобы уязвить Канатбаева, громко сказал секретарю:
- Доложите профессору фон Менде, что я прибыл по его вызову.
В среду руководитель "Ляйтшеле" профессор фон Менде позвонил по телефону в отдел VI-Ц шестого управления имперской безопасности руководителю "Туркоштелле" доктору Ольцше.
- Не найдется ли у вас сегодня время разыграть в биллиард нашу последнюю партию?
- Только после ужина.
- Разумеется.
С тех пор как "Ляйтшеле" и шестое управление имперской безопасности включалось в совместную работу по созданию Туркестанского национального комитета, Татарского комитета "Идель-Урал", Калмыцкого управления, Азербайджанского, Северо-Кавказского, Армянского и Грузинского штабов, профессор фон Менде периодически встречался с начальником отдела - штандартенфюрером СС Грефе и его подчиненными - руководителями разведывательной деятельности в Туркестане, Кавказе, Колмыкии и Татарии.
Руководитель "Туркоштелле" доктор Ольцша, догадываясь о причине приглашения, сделал "пробный ход":
- До нас дошли слухи, что руководитель кафедры Стамбульского университета Заки Валидов посетил ваше ведомство. Этот тип - сторонник пантюркизма.
Руководитель "Ляйтшеле" тут же парировал:
- Остминистерство всегда было против пантюркизма. Об этом потом. И еще раз уточним: значит, после ужина? Жду.
Барон фон Менде устанавливал шары, когда в биллиардную вошел доктор Ольцша.
- Добрый вечер, доктор Ольцша. Я вижу, вы что-то не в духе? Вот французский коньяк. - Барон указал на столик с вином и закусками.
- Спасибо. - Ольцша изобразил подобие улыбки.
- А куда девался Шелленберг?
- Выехал в Житомир. В полевую штаб-квартиру рейхсфюрера.
- Надолго?
- Как сложатся дела.
Ни Менде, ни Ольцша тогда не знали о том, какие вопросы обсуждали Гиммлер и Шелленберг в Житомире. Об их беседе стало известно значительно позже из дневника Шелленберга. Именно тогда Шелленберг поставил перед Гиммлером вопрос о возможности "компромиссного соглашения" с западными державами, сообщив о некоторых предварительных попытках, которые политическая разведка СС уже предприняла к тому времени.
Шелленберг высказал мнение, что такое соглашение желательно заключить еще до наступления момента, когда военная мощь Германии будет значительно ослаблена. Гиммлер в принципе дал свое согласие, но только после того, как Шелленберг детально изложил свою идею о том, что такой мир даст реальную возможность Германии всецело сосредоточиться на конфликте с Востоком.
Во время игры Ольцша спросил:
- Кем Остминистерство хочет заменить покойного Чокаева?
- Только не Заки Валиди, о котором вы меня спрашивали по телефону, доктор Ольцша.
- Не Заки Валиди?! Так кем же? - после удара, выпрямляясь во весь огромный рост, снова спросил Ольцша.
- Остановились на Каюме.
- Каюм? Этот выскочка?! Уму непостижимо. Если мы ничего не могли добиться с именем Чокаева, что же будет с комитетом и легионом, когда у руководства будет этот жалкий самовлюбленный тип?
- Вали Каюм-хан, - подчернул фон Менде.
- Хан? Ха-ха! Хан…
- Надо же как-то поднять его престиж.
- Мне кажется, что такой титул даст мало пользы. Скорее он сгодится для того, чтобы немного пощекотать честолюбие Каюма.
- Понимаю, комитет нуждается в другом лидере, но что поделаешь… Остальные не лучше, а Каюм двадцать с лишним лет живет в Германии. Он уже наш, не чета всяким прохвостам, живущим в Турции. - Менде явно намекал на Заки Валидова. - Я не уверен, что такие будут работать только на Германию… Кто может на них положиться? А Каюм выращен в нашей оранжерее, на нашей подкормке. Никакой трудности не составит пересадить его в туркестанскую почву, а подкормка остается прежней - немецкой. Будем продолжать эксперимент с Каюмом, и как только наши доблестные войска перейдут Волгу, мы достанем из кармана готового "президента".
- Хáна, - съязвил Ольцша.
- Хана, эмира, президента. Все равно. В конечном счете нам ведь нужно дешевое сырье… Пересадим его с берлинских улиц на улицы Ташкента. И доходы из Туркестанской колонии потекут в наши карманы.
- Это уж как водится, но что мы должны считать Туркестаном?
- Мне кажется, что этот вопрос вызовет сейчас определенную сложность. У меня сегодня был казах Канатбаев.
- Вот как! Он и у вас успел побывать? Он прорывался ко мне, но я его не принял. Пришел навязывать себя в президенты…
- Вот, вот. Он выдвигает идею Великого Туркестана.
- Мы маленький не можем создать, а он предлагает "великий". Горячая голова!
- Но после перехода наших войск через Волгу Канатбаев может понадобиться не в Ташкенте, так в Алма-Ате, а для Алма-Аты у нас пока нет готовенького правительства. Сторонники Канатбаева и Каюма даже при наличии всякого рода "трений" будут активно бороться против Советской власти. Это для нас главное. А войдет ли Алма-Ата в Туркестан, это не Каюмы и не Канатбаевы решают. Туркестан будет нашей колонией. Я бы просил вас, доктор Ольцша, объявить Каюму наше решение.
Поближе познакомившись с деятельностью Каюма, Ольцша окончательно убедился в том, что тот загубит дело. Новоиспеченного президента не хотели признавать ни Майер Мадер, ни офицеры, ни эмигрантские круги в Турции, потому что он отстранял от работы в комитете своих эмигрантов-земляков. Делал это исключительно из боязни соперничества, а также по причине личной вражды с лидером эмигрантов в Турции Заки Валиди - ближайшим сторонником Чокаева. И тем не менее Ольцша пока не видел возможности сместить Каюма.
В октябре 1942 года Канатбаев созвал своих приближенных в ресторан "Потсдамерплац". Присутствовали Кайгин, Тыныбеков, Айтбаев и Уравимов.
- Я собрал вас, господа, чтобы навсегда скрепить наш союз, - С этими словами Карим Канатбаев достал из кармана исписанный лист бумаги. Это было письмо за подписью Кайгина-Кайболдина и Канатбаева, адресованное Розенбергу, копии министру иностранных дел Риббентропу, главному командующему вооруженными силами Кейтелю и рейхсфюреру СС Гиммлеру.
- "…Вали Каюм-хан и его сторонники отказываются сотрудничать с казахами, киргизами, татарами, башкирами; мы выдвигаем идею создания правительства для всех этих республик… Туркестан без Татарии и Башкирии не может стать самостоятельным государством, способным защитить свою свободу. Любой китайский богдыхан будет в состоянии подмять его под себя. Казахстану с его неисчислимыми богатствами не обойтись, в первую голову, без помощи самой Германии, а потом уж Татарии, где рабочих рук гораздо больше, чем в Туркестане. Только в тесном сотрудничестве народностей русского Востока заложена предпосылка быстрого роста их благосостояния, что прямо отвечает интересам Германии. Поэтому, кто из нас противится этому, тот вредит общему делу"…
- Кто согласен с этим?
- Все согласны.
- Тогда через связных мы уведомим своих людей в подразделениях Туркестанского легиона о письмах Розенбергу и другим. Напишем, что, вероятно, скоро в их подразделения прибудут правительственные комиссии, которым также будет необходимо изложить эти требования. Но прежде нам надо провести разъяснительную работу среди легионеров. Постараемся привлечь их на свою сторону.
Письмо это было прочитано во всех немецких инстанциях. Однако оно не привело к пересмотру туркестанской политики. Нельзя не отметить, что эти разногласия в целом были выгодны немецким разведывательным органам, использующим обе конкурирующие стороны для борьбы против СССР.
Получив шифровку из Легионово от Орозова, Чаров пригласил к себе в кабинет полковника Коновалова и подполковника Джузенова.
- Друзья, - начал он с тревогой, - нынешняя шифровка тридцатого о загадочной смерти Чокаева и замене его Каюмом должна насторожить нас. Обстановка на советско-германском фронте в настоящее время требует от фашистского командования переброски большого количества войск на южные участки фронта.
Только за последние два летних месяца на Восточный фронт переброшено из Италии, Румынии, Венгрии, Словакии около семидесяти дивизий и бригад. Проведена насильственная мобилизация в Польше, Чехословакии.
Действуя подкупом и угрозами, гитлеровцы вербуют также отряды из уголовников и любителей чужого добра в Испании, Бельгии, Голландии. Подтянув основные силы и резервы и создав на южных участках значительный перевес войск и техники, серьезно потеснили наши части и захватили большую территорию в районе Дона и Кубани. Заняли города Новочеркасск, Шахты, Ростов, Армавир, Майкоп. Немцы полагают, что недалек путь до азербайджанской нефти и Средней Азии.
В этих условиях немецкая разведка активизиурет заброску в указанные регионы агентуры из туркестанцев и пропагандистов ислама в Средней Азии. Гитлеровцы непременно, как и в первую империалистическую войну, займутся подготовкой мулл.
Это предвидение генерала Чарова спустя год сбылось: в Дрездене была организована школа мулл.
- Сейчас немцы могут направить на Восточный фронт отдельные батальоны, которые будут сражаться насмерть против "неверных" под знаменем Ислама. От наших людей в немецком тылу тоже нужны активная пропаганда и разведка. Немедленно поручите "тридцатому" разыскать чокаевский архив со списками его агентуры…
НОЧНОЙ ВЫЗОВ
Глубокой ночью Ахмата разбудил адъютант Майера Мадера:
- Орозов, к генералу!
Ахмат открыл глаза.
- В такой час?
- Не рассуждай. Живо! Живо!
"Что я натворил? - подумал Орозов, анализируя свое поведение за последние дни. - Ничего, кроме передачи шифровки, я не предпринимал".
Он быстро оделся. На ходу застегивая шинель, побежал к генералу.
Мадер сидел у камина. При появлении Орозова он даже не повернул головы, лицо его оставалось неподвижным. Трудно было разгадать его мысли. С 1912 года он занимается Туркестаном, доставляя много хлопот царской контрразведке. Но в России грянула революция, и Мадер, быстро поняв, что с большевиками шутки плохи, переключился на Китай и 13 лет был советником у Чан Кайши. Потом Токио…
- Вот приказ из Берлина. Поздравляю, тебе присвоено звание лейтенанта.
Ахмат встал на вытяжку:
- Спасибо, герр генерал! Хайль Гитлер!
- А вот… - Мадер порылся в ящике стола, достал другую бумажку. - Вот письмо от Каюма. Поедешь в Берлин. Там есть для тебя дела. Я думаю, что сюда ты больше не вернешься. - Мадер достал из ящика стола еще один пакет.
- Возьми и это, сын мой! Передай пакет лично доктору Ольцше. Он работает в VI управлении Главного управления имперской безопасности. Я думаю, что будет лучше, если мой племянник обратит на тебя внимание. Он недолюбливает Каюма. Будь осторожен. Передай ему письмо сразу, как прибудешь в Берлин. А теперь ступай.
Щелкнув каблуками, Ахмат вышел из кабинета Мадера.
"Происходит что-то непонятное. Меня произвели в офицеры. Мадер сказал, что Каюм хочет дать мне новую должность. Рассказал о своем племяннике Ольцше из РСХА, просил передать ему письмо. Нет, распечатывать его не надо. Уверен, генерал пишет обо мне… Просил, наверное, чтобы Ольцше присмотрелся ко мне и взял к себе на службу…"
Было начало февраля 1943 года. Орозов прибыл в Берлин и направился на Нойенбургерштрассе, 14. Когда он вошёл в приемную, фрау Людерсен положила трубку и вопросительно взглянула на него.
- Орозов, - представился Ахмат и положил на стол удостоверение. Фрау Людерсен взглянула на документ и сказала:
- Прием окончен.
- Я по вызову Вали Каюм-хана.