- А никак. У нас в стране их до черта. Мы попробовали заставить матросов "Летиции" поработать с композиционным портретом, чтобы фоторобот составить - того человека, который поднимался на корабль. Но ведь приходится вести опрос через переводчика. Невероятно медленно. Ответы получаем - блеск: "Глаза, как у свиньи задница", например. Я вам дам композиционный портрет на ту женщину, может, вам удастся ее фоторобот составить. В лаборатории разбираются с фигуркой Мадонны.
Кабаков кивнул.
- И вот еще что. Я заказал авиамедперевозку на одиннадцать тридцать. В одиннадцать ноль-ноль мы выезжаем в аэропорт Ла-Гуардиа, нас будут ждать у военно-морского сектора…
- Могу я поговорить с вами, мистер Корли? - спросила от дверей Рэчел. Она была в своем самом белоснежном крахмальном халате и несла в руке рентгеновские снимки и больничную карту Кабакова.
- Я мог бы уже отправиться в израильское консульство, - произнес Кабаков. - А там вам меня ни за что не достать. Так что вам лучше поговорить с ней, Корли.
Полчаса спустя Корли поговорил с главным администратором, тот, в свою очередь, - с заведующим отделом информации и связи с прессой, которому очень хотелось в эту пятницу пораньше уйти домой. Заведующий положил сообщение для прессы под телефонный аппарат. Он не потрудился сообщить об этом в отдел справок: некогда было.
Репортеры различных телекомпаний, готовя выпуск новостей к восемнадцати часам, связались с отделом информации в середине дня, чтобы узнать о состоянии жертв недавних катастроф. О "мистере Кабове" служащий отдела информации сообщил им, что пострадавший переведен в армейский госпиталь Брука. Материала для вечерних новостей в этот день набралось много. Сообщение о "Кабове" не прошло ни по одному каналу.
С газетами было несколько иначе. "Нью-Йорк таймс", дотошная, как всегда, взялась подготовить краткую заметку о переводе мистера Кабова. Последний звонок был из "Таймс", и записку о Кабове выбросили в корзину. Первый выпуск "Таймс" появляется в продаже не раньше десяти тридцати вечера. К этому времени Далия была уже в пути.
Глава 12
Межрайонный экспресс с грохотом промчался сквозь туннель под Ист-Ривер и остановился у станции "Боро-Холл", совсем рядом с университетской больницей Лонг-Айленда. Здесь с поезда сошли одиннадцать медсестер, спешивших заступить на ночное дежурство в одиннадцать тридцать. К тому времени, когда они поднялись по лестнице и вышли на улицу, их стало ровно двенадцать. Женщины шли к больнице, стараясь держаться поближе друг к другу во тьме вечернего Бруклина. Время от времени та или иная, повинуясь инстинкту самосохранения, столь свойственному женщинам Нью-Йорка, чуть поворачивала голову - посмотреть, не кроется ли в тени опасность. Кроме них, на улице оказался только какой-то пьянчужка. Он качнулся в их сторону. Но медсестры успели заметить его и оценить его возможности метров за двадцать пять. Каждая переложила сумочку из одной руки в другую - подальше от пьяного, и, держась еще теснее, они обошли его стороной. Медсестры шли по тротуару, и в воздухе за ними стелился чистый и свежий запах зубной пасты и лака для волос. Пьянчужка не различал запахов: нос у него был заложен. Почти все окна больницы были темны. Прозвучал сигнал машины "скорой помощи". Потом еще и еще раз, гораздо громче.
- Это нас трубы зовут, - произнес чей-то голос. В нем звучала безнадежная покорность судьбе.
Сонный охранник открыл им входную дверь.
- Ваши пропуска, пожалуйста. Предъявляйте, предъявляйте. Ворча, женщины принялись рыться в сумочках, поднимая пропуска к окошку вахтера. Постоянные пропуска штатных медсестер, желто-зеленые карточки Университета штата Нью-Йорк, удостоверения личности частных сестер. Это была единственная мера обеспечения безопасности, с которой сестрам приходилось иметь дело.
Охранник окинул взглядом поднятые удостоверения, словно учитель, проверяющий, все ли присутствуют в классе. Он махнул рукой, пропуская их внутрь, и они рассыпались по сторонам, каждая - к своему посту в глубине огромного здания больницы. Одна из них зашла в дамский туалет первого этажа, напротив лифтов. Как она и ожидала, в туалете было совершенно темно.
Она зажгла свет и посмотрела на себя в зеркало. Белокурый парик сидел безупречно, а время и усилия, потребовавшиеся, чтобы обесцветить брови, были явно потрачены не зря. Ватные тампоны, подложенные за щеки, изменили абрис лица, а очки в затейливой оправе меняли его пропорции. Узнать в этой женщине Далию Айад было бы очень трудно.
Она повесила в кабинке свое пальто и достала из его внутреннего кармана небольшой поднос. Поставила на поднос две бутылочки, бумажный стаканчик для таблеток, положила термометр и шпатель и прикрыла все это салфеткой. Подносик был всего лишь паллиативом. Самый главный предмет ее экипировки находился в кармане формы: шприц, наполненный раствором калия хлорида, мог спровоцировать остановку сердца не только у человека - у здоровенного быка.
Далия надела крахмальную сестринскую шапочку и надежно прикрепила ее шпильками к парику. Снова, в последний раз, она оглядела свое отражение в зеркале. Свободного покроя форма не делала чести ее фигуре, зато прекрасно скрывала плоский автоматический револьвер "беретта", засунутый за резинку колготок. То, что она увидела в зеркале, вполне ее удовлетворило.
Коридор первого этажа, куда выходили двери административных отделов больницы, был совершенно пуст и едва освещен: ради экономии электроэнергии почти все лампы были выключены. Далия по памяти отсчитывала двери: "Бухгалтерия", "Регистрационный отдел"… а, вот: "Справки о состоянии пациентов". Окно для справок. За стеклом - тьма.
Дверь заперта на простой английский замок. Полминуты работы шпателем - и скошенный язычок замка отошел назад. Дверь раскрылась. Далия тщательно продумала свой следующий шаг и, хотя это противоречило ее инстинктивному желанию остаться незамеченной, вместо того чтобы воспользоваться фонариком, включила в комнате свет. Одна за другой, противно жужжа, зажглись люминесцентные лампы.
Она подошла к столику перед окном для справок и раскрыла толстую книгу записей. "К". Никакого Кабакова. Неужели придется пойти по этажам, от двери к двери, и справляться у каждого сестринского поста? А если она нарвется на охранников? Риск быть разоблаченной очень велик. Стоп. По телевидению это имя произносили "Кабов". В газетах писали "Кабов". Вот он - в самом низу страницы. Кабов Д. Без адреса. За справками обращаться к главному администратору. Обо всех желающих справиться лично докладывать главному администратору, в отдел безопасности госпиталя и в Федеральное бюро расследований, LES-7700. Он - в палате номер 327.
Далия с облегчением вздохнула и закрыла книгу.
- Как вы сюда попали?
Сработали сразу два рефлекса: Далия чуть не подпрыгнула от неожиданности, не подпрыгнула и спокойно обернулась к охраннику, глядевшему на нее в окно для справок.
- Слушайте, если хотите помочь, отнесите эту книгу дежурному администратору. Мне тогда не придется топать обратно наверх. Она небось больше пяти килограммов весит.
- Как вы сюда попали?
- С помощью ключа дежурного администратора. - Если он попросит показать ключ, она его убьет.
- Ночью здесь никто не имеет права находиться.
- Слушайте, тогда вам надо позвонить наверх и сказать им, что они должны у вас разрешения спрашивать. Звоните, пожалуйста, я не против. Мне сказали принести книгу, а мне-то что? - Если он попробует позвонить наверх, она его убьет. - А что, я по правде должна вам сообщать, если меня сверху сюда послали? Я бы так и сделала, только ведь я не знала.
- Понимаете, я же за все тут отвечаю. Должен знать, кто тут и зачем. Вижу - свет горит, а я не знаю, кто тут. Должен пост у двери бросить, идти смотреть. А если кто войдет? Тогда они на меня обозлятся, что я дверь бросил, ясно? Так что давайте, когда вас вниз посылают, сообщайте мне, ладно?
- Хорошо, ладно. Я извиняюсь.
- Только не забудьте дверь запереть и свет погасить, ладно?
- А как же.
Он кивнул и направился назад по коридору.
В палате номер 327 было тихо и темно. Только свет уличных фонарей струился снизу и проникал сквозь жалюзи, чуть заметными размытыми полосами ложась на потолок. Привыкнув к темноте, глаза могли различить кровать с привинченной к ней алюминиевой рамой, чтобы одеяло или верхняя простыня не касались пациента. На кровати сладким детским сном спала Дотти Хиршбург. Ладошка с растопыренными пальчиками мирно лежала у щеки, подушечка засунутого в рот большого пальца чуть касалась нёба. Весь день она смотрела, как играют школьники на спортплощадке под окном ее новой палаты, и ужасно устала. Она уже привыкла к постоянным приходам и уходам ночных медсестер и не пошевелилась, когда дверь палаты медленно растворилась. Столб света упал на противоположную стену, стал шире, потом его почти совсем скрыла темная тень, затем он снова сузился и исчез. Дверь беззвучно закрылась.
Далия Айад замерла, прижавшись спиной к двери, ждала, пока расширятся зрачки. Свет из коридора помог ей убедиться, что в палате, кроме пациента, больше никого нет, хотя на подушках кресла, где раньше нес вахту Мошевский, все еще оставались вмятины. Далия широко раскрыла рот, расслабила горло, чтобы дыхание ее стало совсем неслышным. Сама она слышала дыхание спящего. Шаги ночной сестры за дверью. Вот они замерли - прямо за ее спиной. Прошелестели в палату с другой стороны коридора.
Далия беззвучно приблизилась к изножью кровати, так похожей на палатку. Поставила свой поднос на передвижной столик у кровати и достала из кармана шприц. Сняла колпачок с иглы и надавила на поршень; почувствовала, как на конце иглы появилась крохотная капля раствора.
Все равно куда. В сонную артерию лучше всего. Чтобы быстрее. Она бесшумно двинулась во тьме к изголовью. Осторожно попыталась нащупать шею, провела пальцами по волосам, коснулась кожи. Очень нежная. Где пульс? Вот он. Слишком нежная кожа. Большим и указательным пальцами она охватила шею. Слишком тонкая. Волосы слишком мягкие, кожа слишком нежная, шея слишком тонкая. Далия убрала шприц в карман и зажгла фонарик.
- Здрасьте - произнесла Дотти Хиршбург, щурясь от света. Пальцы Далии, прохладные и спокойные, все еще лежали у нее на шее.
- Здравствуй, - ответила Далия.
- От света больно глазам. Вы собираетесь сделать мне укол? - Девочка взволнованно смотрела в лицо Далии, подсвеченное снизу.
Далия убрала руку с шеи девочки и погладила ее по щеке.
- Нет. Нет, я не собираюсь сделать тебе укол. У тебя все в порядке? Тебе ничего не надо?
- А вы что, ходите и проверяете, все ли спят?
- Конечно.
- Зачем же тогда их будить?
- Чтобы убедиться, что у них все в порядке. Теперь ложись и засыпай.
- Мне кажется, что это ужасно глупо. Будить людей, чтобы убедиться, что они спят.
- Когда тебя перевели в эту палату?
- Сегодня. Тут раньше был мистер Кабаков. Мама попросила, чтоб меня сюда перевели. Отсюда я могу на спортплощадку смотреть.
- А где же мистер Кабаков?
- Его увезли.
- Он что, был очень болен? Его накрыли, когда увозили?
- Вы хотите спросить, он умер? Да вы что? Просто у него на голове выбрили одно место. Мы с ним вместе смотрели, как в мяч играют. Вчера. Его забрала женщина-врач. Может, он домой поехал.
В коридоре Далия остановилась в нерешительности. Она понимала - не следует пережимать с этим делом. Надо уходить. Иначе - провал. И все-таки пережала. У морозильника за сестринским постом она задержалась на несколько минут, укладывая в кувшин кубики льда. Старшая сестра - сплошной крахмал, очки и седой узел волос - беседовала с санитаркой. Это была ночная невеселая беседа, без конца и начала. Такие беседы могут тянуться всю ночь. Но старшая сестра вдруг поднялась и пошла в другой конец коридора: ее вызвала дежурная медсестра.
В один миг Далия оказалась у конторки. Листала журнал назначений. Пациенты по алфавиту. Никакого Кабакова. Никакого Кабова. Санитарка внимательно следила за действиями Далии. Та повернулась к ней:
- Что произошло с пациентом из триста двадцать седьмой?
- С кем?
- С этим мужчиной из триста двадцать седьмой?
- Да разве за ними за всеми уследишь? А вас я что-то раньше у нас не видала, верно?
- Верно, я работала в больнице Святого Винсента.
Это соответствовало истине: Далия стащила пропуск в манхэттенской больнице Святого Винсента, когда кончилось дежурство дневной смены. Далия решила, что следует все-таки поторопить события, даже рискуя вызвать подозрения санитарки.
- Если его перевели отсюда, должна ведь быть запись, да?
- Да, внизу, под замком. Если его нет в нашей книге, значит, нет на этаже. А если нет на нашем этаже, то скорей всего нет и в больнице.
- Девочки говорили, тут был такой шум, когда его привезли.
- Да у нас тут всегда шум, милая моя. Какая-то докторша заявилась вчера, около трех ночи, и потребовала его снимки. Пришлось открывать ей радиологию, а это наверху. Ну, а увезли-то его, видно, днем. Я уж ушла.
- А что за докторша?
- А я не знаю. Подавай ей рентгеновские снимки, и все тут.
- Она за них расписалась?
- Наверху, в радиологии, точно - расписалась. Все расписываются.
В конце коридора появилась старшая. Ну, теперь быстро.
- А радиология у нас на четвертом?
- Нет, на пятом.
Санитарка разговаривала со старшей, когда Далия входила в лифт. Двери лифта закрылись. Далия не видела, как санитарка кивнула в сторону лифта, не видела, как изменилась в лице старшая, когда вспомнила строгие инструкции, полученные накануне, не могла видеть, как она бросилась к телефону.
В помещении первой помощи полицейский Джон Салливэн услышал "бип-бип" дистанционного сигнализатора, висевшего у него на поясе, и рявкнул "А ну, заткнись!" орущему благим матом пьянчуге, которого привел его напарник. Салливэн взял переносную рацию и ответил на вызов.
Жалоба от старшей третьего этажа Эммы Райан. Подозрительная женщина, белая, блондинка, рост примерно метр шестьдесят, нет тридцати, в сестринской форме, вероятно, в радиологии, пятый этаж, - сообщил Салливэну дежурный полицейского участка. - Охранник будет ждать у лифта. Группа семь-один выехала к вам.
- Десять-четыре, - отозвался Салливэн и выключил рацию. - Джек, давай пристегни этого подонка наручниками к скамейке и прикрой лестничную клетку, пока семь-один сюда не подъедет. Я пошел наверх.
Охранник ждал у лифтов со связкой ключей.
- Все лифты отключи. Оставь только этот, - сказал ему Салливэн. - Пошли.
У Далии не было проблем с замком кабинета радиологии. Закрыв за собой дверь, она разглядела массивный рентгеновский стол, вертикальную стелу флюороскопа. Она подкатила один из тяжелых, обшитых свинцом экранов к застекленной двери кабинета и зажгла фонарик. Тонкий луч высветил свернутую в кольца трубку для введения бария, защитные очки и перчатки, развешенные рядом с флюороскопом. Чуть слышный звук сирены. Полиция? "Скорая помощь"? Быстро - что где? Вот эта дверь - куда? В темную комнату. Ниша с большими ящиками для папок. Ящик выдвигается на роликах с громким рокотом. Здесь что? Кабинетик.
Стол. Книга записей. В коридоре шаги. Лучом фонаря - по страницам. Одна. Другая. Вчерашний день. Страница с подписями. Номера историй болезни. Должно быть женское имя. Надо смотреть по времени. Левая колонка. Четыре утра. Номер истории болезни. Имени пациента нет. Снимки выданы доктору Рэчел Баумэн. Не возвращены.
Шаги по коридору. Остановились у двери. Бряканье ключей.
Первый не подошел. Так. Парик - за шкафчик, очки - туда же. Дверь с грохотом ударяется в экран. Здоровенный полицейский, и охранник вместе с ним.
Далия Айад стоит перед ярко освещенным просмотровым экраном. На нем - рентгеновский снимок грудной клетки, на халате от ребер - полосы света и тени. Тени от костей ползут по лицу, когда она поворачивает голову к вошедшим в кабинет мужчинам.
У полицейского в руке - револьвер.
- Я вас слушаю. - Далия притворяется, что только что заметила револьвер. - Господи, что случилось?
- Не двигаться! - Свободной рукой Салливэн нащупал выключатель. Комнату залил яркий свет. Теперь Далии стало видно все, чего она не разглядела в темноте. Полицейский обвел комнату быстрым внимательным взглядом.
- Что вы здесь делаете?
- По-видимому, просматриваю снимки.
- Кто-нибудь еще здесь находится?
- Сейчас - нет. Несколько минут назад сюда заходила сестра.
- Блондинка? Вашего роста?
- Да, кажется.
- Куда она пошла?
- Понятия не имею. А что происходит?
- Мы выясняем.
Охранник заглянул в остальные комнаты отделения радиологии и вернулся, отрицательно качая головой. Полицейский смотрел на Далию. Что-то в ней было не совсем так, как надо, только он не мог определить, что именно. Надо бы обыскать ее и отвести вниз, к этой старшей сестре. Надо бы обеспечить безопасность на этом этаже. Надо бы связаться по рации с напарником. Медсестры! Даже воздух вокруг них кажется белоснежным. Ему не хотелось своими грубыми руками касаться этой белоснежной формы. Ему не хотелось выглядеть полным идиотом, надев наручники на медсестру.
- Вам придется пройти со мной. Ненадолго. Нам нужно задать вам несколько вопросов.
Она кивнула. Салливэн убрал револьвер, но язычок кобуры накидывать не стал. Сказал охраннику, чтобы тот проверил остальные двери на этаже, и снял рацию с пояса.
- Шесть-пять, шесть-пять!
- Ага, Джон, - ответил напарник.
- Женщина в радиологии. Одна. Говорит, подозреваемая была здесь и ушла.
- Парадное и черный ход прикрыты. Хочешь, поднимусь к тебе? Я на площадке третьего.
- Доставлю ее на третий. Скажи старшей, пусть будет на месте.
- Джон, старшая говорит, в это время никто не может быть в радиологии.
- Везу ее вниз. Будь на месте.
- Кто это сказал, интересно? - возмущенно спросила Далия. - Неужели она? Правда?
- Пошли, - сказал он. Он шел за ней следом к лифту, не спуская с нее глаз, держа правую руку у кобуры.
Войдя в кабину, Далия остановилась у панели с кнопками. Двери закрылись.
- Третий? - спросила она.
- Я сам. - Он протянул правую руку к кнопке.
Рука Далии по-змеиному гибко дотянулась до выключателя. Чернота. Абсолютная тьма в кабине. Шарканье ног, скрип раскрываемой кобуры, вскрик боли, ругательство, шум падающего тела, сиплое дыхание, хрип… На табло над дверью мелькают цифры светлыми пятнышками во тьме кабины.
На третьем этаже напарник Салливэна следил за миганием цифр над дверьми в лифтную шахту. Три. Он подождал. Лифт не остановился. Два. Лифт встал. Ничего не понимая, полицейский нажал на кнопку "Вверх" и подождал, пока лифт поднимется снова. Он встал прямо перед дверьми. Двери раскрылись.
- Джон? Господи, Джон!
Полицейский Джон Салливэн сидел, прислонившись к задней стене кабины. Рот его был широко раскрыт, глаза вылезали из орбит, из шеи, словно бандерилья, торчала игла от шприца.