- Я не физиономист, молодой человек, но ко мне по утрам приходят только за этим. И потом - "бормотушка" есть зелье особое, ничего общего с опохмеляющими средствами не имеющее, хотя и голову лечит, это точно. Отведайте.
"Придется тебе, Леденев, глотнуть этой отравы, - подумал Юрий Алексеевич, беря кружку в руку. - Утешимся тем, что пьем "бормотушку" в оперативных целях".
Он сделал добрый глоток и отнял кружку ото рта.
- Еще немного, молодой человек, и тогда можете закурить.
- Я не курю.
- Похвально. Обычно эти два порока - вино и табак - идут друг с другом об руку.
Леденев сделал еще глоток. Жидкость была холодной и на вкус приятной. Чувствовалось присутствие каких-то фруктов, ощущалась солодкость и едва различимое присутствие хмеля. Словом, для питья "бормотушка" казалась вполне приемлемой.
- Вы спросили, молодой человек, похожи ли на человека с похмелья, - медленно произнес Исидор Матвеевич, вновь наполняя кружку. - Видите ли, я не всматривался в ваше лицо, я редко всматриваюсь в людские лица, знаю, что лицо - занавес, который закрывает то, что делается в душе человеческой.
- Интересно, - сказал Леденев.
Он ощутил вдруг, как зашумело в голове, а все окружающее стало каким-то неестественно ясным, обострилось зрение, тело стало легким, мышцы напряглись, подобрались.
"Бормотушка", - подумал Юрий Алексеевич, - она, проклятая, действует…"
- Своим визитом вы помешали мне вовремя надеть очки, - продолжал Исидор Матвеевич. - Потому и встретил я вас, можно сказать, незрячим, слепым.
Леденев внимательно посмотрел старику в глаза и ждал, когда тот прикроет их стеклами очков.
Еремеев вдруг глухо заклохтал, и Юрий Алексеевич понял, что старик смеется.
- Вы забавный, молодой человек, - сказал Исидор Матвеевич, - и нравитесь мне, хотя и работаете в милиции.
- Вам не нравятся работники милиции? - быстро спросил Леденев.
- Нет, отчего же, там всякие есть люди. Но я считаю, что человек перенимает к себе в душу то, возле чего он вращается. Вот я много лет при спасателях состою. Значит, и во мне привилась способность приходить к людям на помощь, спасать их, так сказать.
- Особенно по утрам, - заметил, усмехнувшись, Леденев.
- А что вы думаете? Может быть, именно по утрам я и нужен человеку. Итак, приму на душу. С вашего разрешения.
Исидор Матвеевич бережно поднял кружку и опрокинул в себя ее содержимое.
- Ух ты, - сказал он, отдуваясь и ставя кружку на стол. - Хороша, голубушка!
Пошарил рукой под всякой всячиной, завалившей стол, и вытащил измятую пачку сигарет "Памир".
- Подымлю малость, - сказал дед Еремей, - теперь я до обеда зрячий.
Леденев недоуменно смотрел на старика.
- Вы, я вижу, не поняли меня, молодой человек, ждали, когда очки извлеку.:. Нет, нет, глаза мне служат еще хорошо, тут другое. Обычно люди носят очки, чтобы лучше видеть. Но порою слепнут не глаза, близорукими становятся сердца человеческие, души. По разным причинам. Тут и усталость от бед, выпавших на чью-то долю, от чужого горя тоже мутнеет сердце, от испытаний несправедливостью, от неудачливости, либо, наоборот, от больших удач. Человеку необходимо чувство меры во всем, но как раз это чувство самое неустойчивое в нем. Вот и вырастают бельма на душе. Много веков ищут люди средство от душевной слепоты, но ничего не придумано ими. Только это…
Старик щелкнул пальцем по банке с "бормотушкой".
- Вот мои очки. Принял кружку вовнутрь - и до обеда семафорю окружающим: "Ясно вижу!" К обеду начинаю слепнуть - еще кружечка идет. Хожу по земле, смотрю на мир зрячими глазами, а она бормочет там, внутри: "Ничего, Исидор Матвеевич, пробьемся. Жизнь хоть и паршивая штука, но кое-какую прелесть и в ней обнаружить можно". Так и бормочет-бормочет весь день, утешает, стало быть, потому и зову ее "бормотушкой".
- Рецепт-то, поди, секретный, - заметил Юрий Алексеевич.
- Какие там секреты, - отмахнулся Исидор Матвеевич. - Сахар, дрожжи, натуральный хмель, грушевый отвар да чернослив. Ну и изюмчик идет в присадку, опять же сроки выдержки и сочетание того и другого, опыт, конечно, и кое-какие хитрости еще. Тут в округе пытались изготовить зелье, похожее получалось, а до кондиции не вышло, всеми признано.
- Дело мастера боится, - сказал Леденев. - Только вот что странно. Судя по всему, ваш напиток неплохо поправляет голову. Почему же Киселев отказался вчера от "бормотушки", а направился на турбазу за пивом?
- А бог его знает, - ответил сторож. - Видимо, так Игорю на роду было написано. А ведь посиди он со мною здесь, вот как вы сейчас, глядишь, и цел оказался бы паренек.
- Какие у вас с ним были отношения?
- А нормальные. Правда, порой говорил ему про женский вопрос, я не люблю в мужиках этой кобелистости, говорил, что добром он не кончит, только Игорь смеялся, отвечал, мол, это ты, дед оттого говоришь, потому как сам не можешь.
- Вы, Исидор Матвеевич, раньше на флоте служили? - спросил Леденев.
- Было дело, - уклончиво ответил Еремеев и, потянувшись через стол, засунул окурок в овальную консервную банку из-под марокканских сардин.
Он вдруг подозрительно глянул на Леденева.
- А вы сюда как: по доброй воле или при исполнении?
Юрий Алексеевич рассмеялся.
- По доброй, по доброй, Исидор Матвеевич. Пришел с озером познакомиться, с пляжем, с вашей станцией. Я ведь недавно сюда перевелся, надо осмотреться.
- Это точно, - сказал дед Еремей. - Надо, конечно. А вы и впрямь приезжий, я вас до вчерашнего дня ни разу не встречал.
Разговор с Буратино
Рейсовый самолет из Франкфурта-на-Майне прибыл в Шереметьевский аэропорт с опозданием на полчаса. Над большей частью Польши и в Белоруссии висел мощный грозовой фронт, и пилоты провели машину в обход, южными районами Украины.
Среди пассажиров, прилетевших этим рейсом, была группа туристов из Швейцарии. Ожидавший их прибытия гид и переводчик "Интуриста", недавний выпускник института иностранных языков, заметно нервничал, поглядывая на часы, потому как получасовое опоздание могло сдвинуть намеченные мероприятия по временной фазе, а ежели возникнут осложнения на контрольно-пропускном пункте либо в зале таможенного досмотра… Нет, лучше пусть идет все без сучка, без задоринки.
Туристов из Швейцарии ждал и еще один человек. Внешне он ничем не отличался от москвичей - мужчин "летнего образца". Чесучовые брюки, туфли-плетенки, светлая безрукавка навыпуск с накладными карманами. Правда, на аэропортовской площади был припаркован бежевый "фольксваген" с дипломатическим номером, который принадлежал этому человеку, но при первом взгляде на его ординарную фигуру это никому бы не пришло в голову.
Замаскированный под рядового москвича дипломат беззаботно разгуливал по залам международного аэропорта, стоял у киосков с сувенирами, купил газету "Труд", "Сельская жизнь" и "Морнинг стар", а когда объявили на четырех языках о задержке рейсового самолета из Франкфурта-на-Майне, то он, как говорится, и ухом не повел.
Но, оставаясь в Шереметьеве еще какое-то время, этот человек дождался, когда группа туристов из Швейцарии прошла контрольно-пропускной пост и таможенный досмотр, все оказалось в полном порядке, границу для туристов открыли, и они переступили символическую черту, за которой начиналась для них территория Советского Союза и где ждал их с нетерпением представитель "Интуриста".
Как только это случилось, хозяин "фольксвагена" с дипломатическим номером удовлетворенно отметил про себя, что все идет как по маслу. Поговорку эту он мысленно произнес на русском языке, которым владел довольно неплохо и зачастую уснащал речь поговорками, видя в этом особую лингвистическую элегантность.
Теперь ему нечего было делать в Шереметьеве, тем не менее он задержался здесь еще четверть часа, которые ушли на то, чтобы выпить чашечку кофе.
Автобус с туристами уже ушел. Через некоторое время по Ленинградскому шоссе лихо промчался и жукообразный "фольксваген".
- Послушайте, Буратино, дело гораздо серьезнее, чем вы можете предполагать. Признаюсь, миссия ваша в Трубеже не из легких, но риск того стоит. Ваше путешествие туда принесет огромную пользу фирме, да и вы не останетесь внакладе. Мне думается, вы сможете "завязать" с этой работой и заняться разведением настурций на какой-нибудь маленькой ферме близ Лазурного берега. Но сначала - Трубеж, визит к Красюку. Все остальное потом. Как говорят русские: "Кончил дело - гуляй смело".
- Не сказал бы, что вы меня достаточно утешили, Дэйв, хотя получается это у вас вполне профессионально.
- Еще бы! Ведь я готовился к роли католического священника и два года успешно изучал богословие.
- Что же изменило ваше намерение, Дэйв?
- Целибат. Обязательное безбрачие католического духовенства, которое папа римский не рискнул отменить до сих пор.
- Насколько мне известно, вы так и не были женаты, да и сейчас проходите по разряду старых холостяков.
- Это так. Но я могу совершить эту глупость в любой момент. Дело не в том, Буратино, чтобы осуществить, дело в том, чтобы постоянно ощущать, что ты можешь это осуществить. Усекаете, то есть я хотел сказать "понимаете" разницу?
Буратино хмыкнул.
- Очень хорошо понимаю. Это созвучно моим представлениям о человеческих потребностях, Дэйв.
- И отлично. Однако перейдем к делу. Что мы имеем в Трубеже? Красюк, как всегда, провел отличную операцию. Но произошла накладка с его связником, чего мы никак не ожидали, поскольку готовили этого человека весьма долго и всерьез. Агент по кличке Верный оказался, увы, неверным. Правда, мы приняли меры, но материалов заполучить не удалось. Вербовка другого человека, с никелевого комбината, шла через Верного. Этот агент, Умник, связан только с изменившим нашему делу человеком. Красюк знает Умника, но Умник не знает Красюка. Человек с комбината работает исключительно за деньги, он прагматик чистой воды, никакие идеологические эмоции его не волнуют. Случай в моей советской практике довольно редкий, но бывает здесь и такое. Судя по наблюдениям Красюка, чекисты не подозревают о роли Верного, значит, материалы Умник еще не передал, иначе бы в Трубеже началась мышиная возня. Устранение Верного прошло гладко, его провел один из рядовых исполнителей Красюка, делом занялась милиция, но теперь похерили его, списав как несчастный случай. Но со смертью Верного исчезла надежная связь Красюка с нами.
- Откуда же известно то, что выкладываете сейчас мне, Дэйв?
- Трубежский резидент прислал шифровку, использовав одноразовый канал связи. Больше он ничего не сможет сообщить, пока вы не попадете туда.
- Попадете… Легко сказать. А ежели я сам попадусь? Ведь шла речь о дипломатическом прикрытии, я просил…
- Мало ли что вы просили, Буратино. Наше правительство берет курс на потепление отношений с Советами, и нам не разрешат риск объявления кого бы то ни было из официальных представителей страны "persona non grata". Это раз. А главное в том, что в Трубеж с таким паспортом вообще не попасть. Только с обычным, "серпастым, молоткастым", как говорил один их поэт, можете приехать вы в сей старинный город, который так интересует наших шефов.
- Моя задача?
- Привезти Красюку деньги, чтобы он смог выкупить необходимые материалы. Вы же эти материалы и вывезете из Трубежа. Вывезете до Каменогорска, областного центра, а там отправите заказной бандеролью вот по этому адресу. Запомнили? Дайте мне. Вот так. И пепла не оставим тоже.
- Что будет потом?
- Вернетесь домой в предвкушении обильного гонорара. Предложу шефу отметить вас, помимо всего прочего, по русскому обычаю - купить вам путевку в санаторий, полечите нервы. У русских это делает профсоюз, ну а для вас пусть раскошелится фирма.
- Какого рода переход границы вы мне подготовите?
- Самый спокойный. Улетите из Москвы с другой туристской группой, с документами на другое имя. Словом, так, как сейчас мы отправим вместо вас нужного нам человека с этой швейцарской компанией.
- Что-то слишком просто получается у вас, Дэйв. Не водят ли вас за нос чекисты? Не работаете ли вы у них под присмотром?
- Нет, Буратино, вам определенно надо лечить нервы. Я сижу тут, можно сказать, на жерле вулкана, и гораздо спокойнее, рассудительнее вас, Буратино.
- У вас дипломатический паспорт, Дэйв. Не путайте божий дар с яичницей.
- Как вы сказали? "Божий дар…" Позвольте я запишу. Эту пословицу я не слыхал. Откуда у вас такое знание языка?
- Я окончил факультет лингвистики в Оксфорде, Дэйв, русское отделение. И потом, в нашем доме говорили на этом языке. Правда, богословие знаю, разумеется, хуже, нежели вы, несостоявшийся аббат.
- Так вам цены нет в России, Буратино! Я всегда говорил, что наша фирма умеет подбирать кадры. Может быть, останетесь на постоянную работу, а? Скажем, учителем русского языка в средней школе?
- Я не склонен шутить сейчас, Дэйв. И потом мне пора в гостиницу. А я еще не сделал покупок, за которыми отправился в город. Как я найду в Трубеже Красюка?
Инженер Травин встревожен
Никелевый комбинат в городе Трубеже строить начали в годы Великой Отечественной войны.
Это было тяжелое для страны время, когда гитлеровцы рвались к Волге, а горные егери карабкались по скалам Кавказа, чтоб водрузить нацистское знамя на вершину Эльбруса. Для решительного наступления Красной Армии нужны были танки, сотни, тысячи танков, именно они были решающей силой на фронтовых полях второй мировой войны, а танки немыслимы без крепкой брони. Непробиваемой же делал ее никель.
Комбинат был построен в рекордно короткие сроки, и его никель успел принять на себя удары фашистской артиллерии.
В последние годы комбинат Трубежникель постоянно расширялся, совершенствовалось производство, и в наши дни это было передовое современное предприятие цветной металлургии, являющееся одновременно и опорной базой для научно-исследовательских работ.
Большинство трубежан так или иначе были связаны с комбинатом, по сути дела небольшой в прошлом старинный городок жил и работал, осененный в повседневных помыслах своих коротким, но емким словом - "Никель".
Воскресное пребывание Юрия Алексеевича на пляже озера Высоцкое ничего не добавило к тому, что они уже имели. Не добились успеха и работники уголовного розыска, которые по своим каналам разрабатывали версию убийства Игоря Киселева из ревности. Все возможные кандидаты в преступники отпадали один за другим, и вот уже перед ведущими расследование грозно замаячила тень второго нераскрытого тяжкого преступления.
Правда, второй случай сумели скрыть от широкого круга лиц, а о смерти Марины Бойко стали забывать, и это было кстати, ибо общественный резонанс не оказывал на оперативных работников морального давления, не отвлекал их на беспомощные объяснения там, где следует, не мешал работать.
Встретившиеся в воскресенье вечером Юрий Алексеевич и начальник горотдела решили в понедельник утром продолжить негласное расследование в закрытой лаборатории комбината. Надо было искать путь, по которому ушли оттуда секретные материалы.
Руководству комбината еще ничего не было известно, и Леденев предложил рассказать обо всем директору.
- Конечно, - сказал он в понедельник, когда собирались вместе с Кордой отправиться на Трубежникель, - я понимаю, что мы рискуем, знакомя кого бы то ни было с информацией про бумаги, которые нашли в квартире Бойко. Хотя тот, кто передал их, знает об этом, так… Но вот тот, кому Бойко должна была передать материалы, может и не знать. Словом, так или иначе, а директору мы должны обо всем сообщить, по крайней мере, об утечке лабораторных секретов. Мы не можем вести у него на предприятии расследование втемную.
- Согласен, - откликнулся Алексей Николаевич. - Ружников - толковый мужик, на его помощь можно рассчитывать и в таких делах тоже.
- Тогда поехали, - сказал Леденев.
- Да, мы успеем еще поговорить до планерки. А потом останемся и посмотрим на тех, кто руководит лабораторией и имеет доступ к ее секретам.
Иван Артемьевич Ружников, директор Трубежникеля, был повергнут в смятение рассказом Леденева и Корды, но держался он хорошо, стойко. Взял себя в руки. Глуховатым от волнения голосом спросил:
- Что надо делать мне, товарищи?
- Вам пока ничего, Иван Артемьевич, - сказал начальник горотдела. - Вот расскажите Юрию Алексеевичу, в чем смысл работы лаборатории, я немного в курсе, а потом охарактеризуйте людей, которые занимаются этой проблемой. Юрий Алексеевич, правда, кое-что знает по части никеля, так вы ему больше про лантаниды.
- Хорошо, - согласился директор. - Тогда о значении никеля говорить не стану. Скажу только, что наша лаборатория АЦ сумела разработать новый метод извлечения никеля из руды, метод этот дает громадный экономический эффект и позволяет получить из того же количества руды больше металла и более высокой кондиции. Как я понял из вашего рассказа, и эта методика попала…
- Да, - кивнул Леденев, - просочились и эти материалы.
- К сожалению, - добавил Корда.
Директор вздохнул и продолжал:
- Это не так страшно, страшно другое. Старшим инженером лаборатории Андреем Тихоновичем Кравченко предложена идея весьма оригинального свойства. Дело в том, что наша руда (а комбинат работает на собственном сырье, у нас свой рудник и два карьера), наша руда содержит целый букет лантанидов, и в довольно большом процентном содержании.
- Это редкоземельные элементы, если мне не изменяет память, - сказал Юрий Алексеевич.
- Совершенно верно. Четырнадцать элементов, следующих в таблице Менделеева за лантаном, и еще иттрий со скандием - вот они и образуют группу редкоземельных элементов, которые в природе всегда встречаются совместно. Но извлечение их, а тем паче разделение - сложнейший технологический процесс. Раньше, когда редкоземельные металлы представляли, можно сказать, академический интерес, эта проблема не стояла так остро, как сейчас, когда началось широкое промышленное использование элементов.
- Иттрий, кажется, применяют в радиоэлектронике, - заметил Леденев.
- И там, и для легирования сталей, и еще кое-где, - ответил Иван Артемьевич. - Словом, овладение редкими элементами имеет поистине стратегическое значение, и технологическая схема Кравченко давала принципиальное решение этому. Собственно, вся лаборатория АЦ переключилась на разработку и техническое воплощение его идеи.
- Кто знал об этой работе? - спросил Леденев.
- Знали многие, - вздохнул директор, - Увы…
- Инженер Кравченко впервые сообщил о своем открытии на научно-технической конференции в Каменогорске, - пояснил Корда. - А потом уже было принято решение о переводе работ в этой области на закрытый режим.
- Но в его выступлении не было ничего конкретного, - возразил Ружников. - Только сама идея…