Библиотечка журнала "Пограничник" № 1(7), 1967 год
Художники Е.Горбачев, Г.Алексеев
Содержание:
-
На корабле 1
-
Флеминг и Шредер 2
-
Аннет и Пьер 3
-
Ганс и Вильма 3
-
Флеминг и Шредер 3
-
Инспектор Фриссон 4
-
Флеминг 6
-
Инспектор Фриссон 7
-
Инспектор Фриссон (продолжение) 9
-
Флеминг 10
-
Флеминг и Вальтер 10
-
Флеминг и Пьер 11
-
Фриссон 12
-
Фриссон и Брюлон 12
-
Брюлон 13
-
Инспектор Фриссон 14
-
Флеминг 14
-
Инспектор Фриссон 14
-
Клуд-Штарк 14
-
Фриссон 15
-
Флеминг 16
-
Тиссе 16
-
Флеминг 16
-
Фриссон и Клуд-Штарк 16
-
Фриссон и фон Нейман 17
-
Флеминг 17
-
Шредер 17
-
Флеминг 18
-
Фриссон 18
-
Брюлон и Фриссон 19
-
Фриссон 19
-
Фриссон и шеф 19
-
Финал 21
И.Лебедев
Конец "черных рыцарей"
На корабле
Лайнер "Куин Мэри" вышел в море. Нью-Йорк скрылся, и на горизонте виднелись лишь отблески огней Кони-Айленда. Скоро и эти следы американской цивилизации останутся позади, скроются последние маяки и светиться будут только огни встречных кораблей...
По коридорам прошел официант, приглашая всех к обеду. Пэрсер - офицер, отвечающий за удобства пассажиров, каким-то чутьем угадывая по скудным данным паспортов характеры своих подопечных, уже распределил их по столам. Более именитых - к капитанскому столу, других - по большим, средним и малым.
К столу на шесть человек, стоявшему в дальнем углу, подошла молодая монахиня. Не обращая внимания на любопытство людей, разглядывавших ее, она села и стала читать меню.
Салон постепенно заполнялся. Высокий, худой, несколько сутулый человек, одетый в серый костюм, на секунду остановился у стола, удивленный соседкой, с которой ему предстояло встречаться за едою в течение всего рейса, потом поклонился и сказал:
- Здравствуйте! Мы, очевидно, будем соседями. Разрешите представиться: Флеминг.
- Здравствуйте! - ответила монахиня. - Меня зовут сестра Сесилия.
- Очень приятно!
Флеминг сел.
Монахиня улыбнулась.
- Я надеюсь, вы не будете очень смущены тем, что я монахиня, - голос у нее был приятный.
- Я должен признаться, что вы первая монахиня, с которой я когда-либо говорил. Мне мало приходилось иметь дело с представителями церкви. Я заранее прошу извинения, если почему-либо окажусь нетактичным.
Подошли двое хорошо одетых людей средних лет, которые представились как Аннет и Пьер Дево. По акценту не трудно было угадать, что они европейцы.
Оставшиеся места заняла вторая пара. Мужчина был в смокинге, который сидел на нем, как мундир. Он щелкнул каблуками, поклонился и, показывая на жену, промолвил:
- Фрау Вильма Шредер. Я - Ганс Шредер, коммерсант.
После изучения меню заказали официанту выбранные блюда.
Разговора за закуской не было. Очевидно, всех смущало присутствие монахини в ее черной сутане и белой накрахмаленной наколке. Когда официант убрал тарелки и пошел за супом, сестра Сесилия обратилась к Флемингу:
- Пэрсер сказал мне, что вы инженер-электрик?
- Да, это так, - ответил он.
- Скажите: вам часто приходится составлять и решать математические уравнения или вы пользуетесь готовыми решениями?
Флеминг заметно удивился.
- Видите ли, - продолжала она, - я преподаю математику в гимназии и еду в Париж, в Сорбонну. После того как получу степень магистра, буду преподавать в колледже. Мне интересно знать, какая математическая подготовка у инженера.
Все были поражены: так не вязалось ее обличие монахини, отрешенной от всего земного, с практическими вопросами математики.
Она задавала толковые вопросы, видно было, что хорошо знает свой предмет. Постепенно разговор перешел на более простые темы. Сесилия вспоминала своих учеников, мексиканских индейцев, которых обучала в первые годы работы.
- Был у меня ученик Пабло. В одиннадцать лет он хорошо знал алгебру и геометрию в объеме средней школы. Говорил по-испански, прочел Сервантеса, Шекспира в испанском переводе. Писал сочинения о жизни леса - был наблюдательным мальчиком с пытливым умом. Он ушел из школы и стал пастухом у помещика и однажды осенью погиб во время бури в горах, спасая стадо... Таких трагедий много. Печально, но так устроен мир. Вообще жизнь этих племен невесела, но радуются они, как дети, легко и от души.
- Зачем жалеть этих туземцев? - вмешался в разговор Шредер. - Чем скорее они вымрут, тем лучше для мира.
Сильный немецкий акцент подчеркивал грубость высказывания Шредера. Монахиня покраснела и прикусила губу. Флеминг, глядя Шредеру в глаза, спокойно сказал:
- В Штатах много людей, которые так же говорят о неграх, мексиканцах, евреях, итальянцах, ирландцах, а во время прошлой войны - даже о немцах. Разве это не глупо - проповедовать уничтожение... немцев?
- Мир должен быть благодарен немцам... - начал Шредер.
Фрау Вильма Шредер перебила его.
- Ганс не любит фермеров и подобных им людей. Он находит их очень отсталыми, неспособными к прогрессу, - сказала она, положив свою руку на руку мужа. - Скажите, мадам Дево, - продолжала она, - как вам нравится американская кухня?
Видно было, что Шредеру не по душе вмешательство жены, но он благоразумно промолчал.
Тема об американской кухне оказалась удачной, и ее хватило до конца обеда. Неловкость от грубого замечания немца постепенно рассеялась, и все казались вполне довольными друг другом.
После обеда пассажиры разбрелись кто куда. Более смелые пошли на палубу, где небольшой встречный ветер не очень ласково обдувал гуляющих. Другие отправились в кино. Многие были не прочь провести вечер за картами в салонах. Постепенно пассажиры находили себе компаньонов, и лишь горсточка людей коротала время в одиночестве. Флеминг сидел за столом в баре, перед ним стояли чашка кофе и рюмка коньяку. Там его увидели Пьер и Аннет. Они попросили разрешения присесть. Флеминг с улыбкой согласился и подозвал официанта.
- Чего бы вы хотели?
- Кофе с коньяком.
Через минуту официант принес две чашки черного кофе и две рюмки.
- Вам какого коньяка? - спросил он.
- Может быть, вы хотите арманьяк? - предложил Флеминг. - На мой взгляд, он лучше коньяка.
Аннет улыбнулась.
- Я вижу, господин Флеминг хорошо знает французские напитки. Я с удовольствием возьму арманьяк и Пьер тоже.
Официант молча кивнул и вскоре вернулся с бутылкой.
- Этот арманьяк пятнадцатилетней выдержки, - сказал он, наполняя рюмки. - Такой же, как я принес господину. - Официант оставил бутылку и удалился.
- А вотр сант э , - обратился к своим гостям Флеминг.
- Вы говорите по-французски? - спросила Аннет.
- Да, немного. К сожалению, я почти все забыл, - ответил американец. - Если вы не возражаете, я бы с удовольствием попрактиковался, но боюсь, не будут ли мои ошибки резать вам слух?
- Что вы! - улыбнулся Пьер. - К нам с такой же просьбой обратилась сестра Сесилия. Мы с удовольствием поможем вам.
- Я надеюсь, - сказала Аннет, - что этот неприятный немец не говорит по-французски.
Флеминг спросил их, как они перенесли германскую оккупацию в прошлую войну.
- Мы оба очень скоро нашли себе дело, - ответил Пьер. - Я еще тогда не знал Аннет, мы познакомились в катакомбах. Видите ли, мы оба участвовали в Сопротивлении. В 1942 году Аннет пришлось уехать на юг, и вскоре я последовал за ней, так как наша группа была обнаружена немцами. К счастью, мы отделались небольшими потерями и поодиночке перебрались во французский Савой, где формировались группы мак и . Бывало тяжело, мы голодали и мерзли, но переносили это сравнительно легко потому, что были среди своих. А жить среди своих куда легче, чем среди предателей. Тем более под пятой немцев.
- А каково было вашим разведчикам? Ведь без них невозможно действовать.
- У них была опасная работа. Требовалась смелость, находчивость и решительность. Но нам помогало население. Нашей группой командовал коммунист, а помогал нам, например, католический священник. Огромные услуги оказывал простой вор, рецидивист. Его звали Лебрен. Судьба свела его с Фриссоном, бригадиром полиции, участником подполья. Они оба были пойманы немцами в Аваллоне, сидели в одном карцере. Лебрен знал чуть ли не все тюрьмы Франции, и Аваллонскую в особенности; он уже бежал оттуда однажды до войны. И с Фриссоном они спаслись таким же образом. Фриссон теперь инспектор полиции. Он как-то рассказал нам, что встретил Лебрена. Тот вернулся к своему ремеслу, и Фриссон предложил ему убраться из города, потому что ему совестно будет посадить его в тюрьму... Нам помогали крестьяне и рабочие, ремесленники и трактирщики... Вспоминаешь всяких - своих и предателей, но чаще всего своих. - Пьер умолк.
Флеминг посмотрел на часы.
- Уже поздно. Пора спать.
* * *
На следующий день после завтрака Флеминг, захватив с собой книгу, направился наверх, на шлюпочную палубу, где приметил тихий уголок, защищенный от ветра. Там было достаточно места для двух шезлонгов, и Флеминг установил свой посредине, чтобы избавиться от возможного соседства.
Минут через пять он услышал приближение двух человек, мужчины и женщины.
- Вот здесь за углом, - говорил мужской голос.
- Очень хорошо, - ответил женский.
Появилась сестра Сесилия и стюард с шезлонгом. Увидев Флеминга, стюард промолвил:
- Уже занято.
- Прошу, - Флеминг встал и поклонился монахине. - Если не возражаете, здесь найдется место для двоих.
- Благодарю, - ответила Сесилия. - Я вам не помешаю?
- Что вы! - галантно ответил американец.
Стюард отодвинул шезлонг Флеминга и поставил рядом второй. Монахиня села, он накрыл ее ноги пледом и ушел. Через минуту вернулся со складным столиком, установил его и предложил принести чего-нибудь попить.
Сестра Сесилия попросила кофе, Флеминг тоже.
Когда стюард вернулся с кофе, пассажиры были настолько увлечены разговором, что не заметили его прихода.
Стюарда удивило выражение лица монахини. Глаза ее оживились, на щеках появился румянец. "Пропадает хорошенькая бабенка", - подумал он, уходя.
Флемингу она тоже показалась очень интересной. Исчез отрешенный взгляд служительницы церкви, открылся пытливый ум человека, увлеченного решением сложной проблемы. Беседуя с ней, он скоро забыл, что перед ним монахиня.
За ленчем Шредер с обычной грубоватостью немецкого бюргера неуклюже острил об уединении сестры Сесилии и Флеминга. Наступившая неловкая пауза была прервана Пьером:
- Мне говорил один из офицеров, видимо помощник капитана, что погода должна ухудшиться. Будет небольшая качка, пять-шесть баллов. А что значит шесть баллов?
Никто не знал.
- Когда ожидается непогода? - спросила Вильма Шредер.
- В ближайшие сутки... Ветер все усиливается, - ответил Флеминг.
- Ночью будет дождь, - добавил Пьер. - Надо полагать, завтра начнется. Офицер говорил, что ничего страшного - немного покачает, а потом снова будет спокойно и солнечно. Я думаю, нам объявят об этом по радио или вывесят прогноз погоды.
После ленча монахиня, которая за это время не проронила ни слова, не поднимая глаз, ушла к себе в каюту, а остальные отправились на палубу. Погода заметно ухудшалась. Ветер стал пронизывающим, и корабль медленно переваливался с борта на борт. На крупных волнах, то тут, то там появлялись белые шапки. Флеминг спустился вниз вместе с Пьером и Аннет. Немцы остались на палубе.
- Не нравится мне этот Шредер, - заявила Аннет.
- Типичный немец, - ответил ей Пьер. - Не прочь пошутить по поводу мужчины и женщины, причем всегда неудачно, грубовато. Он может быть сентиментальным, поэтичным, зачитываться стихами Гёте и в то же время отвозить людей в газовую камеру.
- Любопытно, что он так мало говорит о себе, - заметила Аннет. - Теперь немцы пытаются оправдываться: мол, это не они, а Гитлер виноват. А этот молчит.
- Вильма умнее Ганса, - ответил Пьер. - Во всяком случае, тактичнее. Ей приходится все время обрывать его. Заметили?
Флеминг и Шредер
За обедом неловкость, вызванная очередной грубостью Шредера, заставила всех молчать.
Погода ухудшилась, качка стала более заметной, и многие пассажиры покинули ресторан до окончания обеда.
К ужину пришли лишь Флеминг и Шредер с женой.
- Скажите, пожалуйста, господин Флеминг, - заговорил Шредер, - вы не немец по происхождению?
Американец отрицательно покачал головой.
- А немецкий язык знаете?
- Нет, - ответил Флеминг. На самом деле он отлично знал язык, но почему-то ему не хотелось признаваться в этом Шредеру.
- Вы, вероятно, хорошо знаете рынок сбыта электродеталей и товаров? - настойчиво продолжал немец.
- Ничего не могу вам сказать, - ответил американец. - Я ведь не занимаюсь заказами и производством. Я рассчитываю прибор или аппарат, а как он будет оформлен, из каких деталей - меня не интересует.
- Но есть ли где-нибудь хороший рынок для немецких электронных приборов и тому подобных товаров?
- Вероятно, есть. Я видел многие детали, полупроводниковые приборы, например, японского производства. Полагаю, что на рынке найдется место и для немецкой продукции. Может быть, есть смысл производить приемники и телевизоры для американского рынка. Я не знаю, я не коммерсант.
- Видите ли, я вел переговоры со многими фирмами в Канаде и США. У вас все сконцентрировано в руках нескольких крупных фирм и пробиться очень трудно.
- Почему бы вам, - заметил Флеминг, - не заняться изготовлением полуфабрикатов? Часовщики Швейцарии экспортируют в огромном количестве часовые механизмы в собранном и разобранном виде. Этим они избегают больших пошлин. Их контрагенты в США собирают часы, изготовляют циферблаты, стрелки, корпуса и продают их. В вашей области, возможно, удалось бы действовать таким же образом. Скажем, вы изготовляете отдельные блоки телевизора, а сборка готового аппарата осуществляется в США. Или детали, которых нет в США и которые позволяют прочнее или надежнее, дешевле изготовлять электрическую аппаратуру.
- А предприятие, где вы работаете, не нуждается в тех или иных деталях, которые мы изготовляем в Германии? - спросил Шредер.
- Откуда мне знать! - ответил американец. - Все что нужно лично мне, я находил в стране, чего нет - мы изготовляли сами.
- Заказы на эти детали можно было бы передать немецким предприятиям, - не отступал Шредер.
Настойчивые, не совсем тактичные вопросы немца раздражали Флеминга.
- Это уж дело коммерческого директора фирмы, - с недовольством проговорил инженер.
- Но если бы мы могли заранее знать и подготовить калькуляцию и образцы?
Флеминг разглядывал собеседника.
- Вы хотите, - спросил он, - чтобы я вам передавал схемы и спецификации?
- Да! Да! - подтвердил Шредер.
- Странный вы человек, - сказал американец. - Вы предлагаете мне передавать вам технические секреты фирмы. Это нечестно, это шпионаж! Или вы шутите?
Вильма, молчавшая до сих пор, сказала мужу по-немецки: "Так нельзя действовать".
Флеминг вопросительно посмотрел на нее.
- Я сказала Гансу, - разъяснила она, - что это не этично.
- Я имею в качестве клиентов и крупные и мелкие предприятия, - продолжал Шредер. - Самые крупные - например, АЭГ, Сименс - в моих услугах не нуждаются. Но я могу предложить большой ассортимент деталей для радиопромышленности, для телефонии, электрооборудование для квартир, предприятий, автомобилей, самолетов и других целей. Наши предприятия могут поставлять крупные и мелкие партии быстро и дешево, притом высшего качества. Разрешите, - Шредер передал визитную карточку.
- Благодарю вас, - Флеминг положил карточку в бумажник. Он заметил, что немец пристально рассматривает его.
- У вас замечательный бумажник, - заметил Шредер.
- Да, этот бумажник очень дорогой, из прекрасной кожи, - Флеминг сложил его и спрятал в карман.
Он встал, поклонился Шредеру и его жене, пожелал им приятного аппетита и ушел.
Перед сном Флеминг вышел прогуляться. Обойдя несколько раз палубу, он вернулся к себе. Привычным взглядом осмотрел каюту. Туалетные принадлежности на столе были чуть-чуть сдвинуты. Он осторожно осмотрел выдвижной ящик туалетного стола...
"Кто-то побывал в каюте! Интересно, кому понадобилось просматривать мои вещи? И зачем?"
Флеминг выложил на стол содержимое карманов. Взял в руки бумажник. "Почему Шредер заинтересовался мной?" - думал он.
Бумажник был уже старый, но хорошо сохранился. Пожалуй, единственным признаком, отличающим его от других, был зеленый клапан, закрывающий одно из внутренних отделений; на нем золотом вытиснена цифра 4. Шредер мог его увидеть, когда Флеминг вкладывал визитную карточку.