- Не может быть! - сказала она. - Честно? Нед ударил? Должна признать, что это справедливое возмездие. Когда это произошло? До того как мы отправились в "Метроном"? После обеда? Когда?
Элейн пристально посмотрел на нее.
- Я думал, вы сами расскажете мне об этом.
- Я? Но клянусь вам…
- Была ли у мистера Риверы кровь в ухе, когда вы разговаривали с ним в кабинете? Как следствие ссоры, хотя вы утверждаете, что никакой ссоры не было.
- Дайте подумать, - проговорила Фелисите и положила голову на скрещенные руки, чтобы спрятать глаза. Но движение было недостаточно быстрым. Элейн уловил панику в ее взгляде.
- Нет, не было, я уверена, - неторопливо произнесла она приглушенным голосом, поскольку рот ее был закрыт руками.
Наверху, где лестница выходила на первую площадку, изменилось освещение. Элейн посмотрел туда. Там, в тени, застыла Карлайл Уэйн. В ее фигуре и позе еще сохранялись остатки прерванного движения, как если бы она сбегала вниз и вдруг замерла, - стоп-кадр на киноленте, чтобы выделить какое-то важное мгновение. Поверх склоненной головы Фелисите Элейн сделал неуловимое движение рукой, прервавшее спуск Карлайл. Фелисите заговорила снова:
- В конце концов кто-то немного погорячился. Ведь не каждый день на неделе одни люди превращают в лист цветной капусты уши других людей из любви к прекрасным глазам. - Она подняла голову и посмотрела на Элейна. - Он жестоко поступил, мой любимый Нед, до чего же он мил!
- Ну, уж хватит! - резко сказала Карлайл. - Это чересчур!
Со сдавленным криком Фелисите вскочила на ноги.
- Здравствуйте, мисс Уйэн, - приветствовал ее Элейн, - доброе утро. Вы не могли бы высказать свои соображения, - почему мистер Мэнкс оставил отметину на ухе Риверы? Он ударил его, вы знаете об этом. Почему?
- Если для вас это так важно, - высоким голосом сказала Карлайл, - то потому, что Ривера поцеловал меня, когда мы столкнулись с ним на лестничной площадке.
- Мой Бог! - воскликнул Элейн. - Почему же вы не сказали раньше? Неужели вправду поцеловал вас? Вам было приятно?
- Не будьте круглым дураком! - закричала Карлайл и бросилась наверх.
- Должна сказать, - проговорила Фелисите, - что Карлайл предстает не в лучшем свете.
- Извините нас, - сказал Элейн. Он и Фокс ушли, Фелисите сосредоточенно разглядывала собственные ногти.
3
- Побриться, принять ванну, - сказал Элейн в машине, - и, если повезет, два часа поспать. Я еду домой. Вещественные доказательства передам экспертам. А как вы, Фокс? Трой с удовольствием приютит вас.
- Премного благодарен, сэр, но не хотел бы беспокоить миссис Элейн. Есть одно местечко…
- К черту ваши местечки. Я сыт по горло вашими нарушениями субординации, юноша. К дьяволу. Вы едете к нам домой.
Фокс принял это необычное приглашение с покорным видом. Вынул очки, записную книжку Элейна и график лорда Пестерна. Элейн провел ладонью по подбородку, передернулся, зевнул и закрыл глаза.
- Чертово дело, - пробормотал он и как будто задремал.
Фокс принялся что-то шептать себе под нос. Машина свернула с Кливден-плейс на Гросвенор-плейс, а затем на Хайд-Парк Корнер.
- Шу-шу-шу, - продолжал нашептывать Фокс, глядя в график лорда Пестерна.
- Вы бормочете, - не открывая глаз, сказал Элейн, - как доктор Джонсон по дороге в Стритхэм. Не выскажете ли вслух свои соображения, дружище Фокс?
- Я понимаю, что вы думаете по поводу этого проклятого графика.
- Что я думаю? Четвертуйте, утопите меня, но я не знаю, что думаю.
- Наш клиент, мужского или женского пола, сэр, - вы знаете мою точку зрения - должен был побывать в бальном зале и взять там часть стержня зонта, в гостиной - чтобы прихватить стилет, и остаться в одиночестве в кабинете - чтобы закрепить клеем стилет в куске стержня.
- По завершении пути выяснится, что вы обходили гору кругом.
- Это только часть горы, не более того. По словам молодой леди - я имею в виду то, что сказала вам мисс Уэйн, сэр, - этот зловещий зонтик был в полном порядке перед обедом, когда мисс заглянула в бальный зал, и, по ее же словам, его светлость в это время у себя в кабинете выламывал пули из патронов. Если было действительно так, то он не имел шанса сотворить что-то с зонтом до обеда. Более того, это согласуется с утверждением его светлости, которое сможет подтвердить Беллер, если кто-нибудь проснется, а именно: он разобрал зонт на части после обеда. Для смеха.
- Верно.
- Итак, что же получается? Если график не содержит неточностей, то после разборки зонта его светлость ни разу не оставался один в кабинете.
- И единственный раз, когда ему можно было остаться одному, он носился взад-вперед по дому в поисках сомбреро и орал во весь голос.
- Не выглядит ли это как попытка обеспечить себе алиби? - спросил Фокс.
- Да, бригадир Фокс, хотя алиби довольно необычное.
Он вполне мог держать тюбик с клеем у себя в кармане.
- Да, а еще часть зонтика и стилет и, улучив минутку во время всеобщего переполоха, мог изготовить дротик.
- Ха! А если он принес все это сюда, в "Метроном" и сделал дротик здесь?
- О, боже! Когда и как?
- А если в туалетной комнате? - предположил Фокс.
- А когда же он вставил дротик в револьвер? Не забывайте, что Скелтон осмотрел его непосредственно перед началом выступления.
Машина встала - на Пикадилли была пробка. Фокс с грустью подумал о Грин-Парке, Элейн не открывал глаз. На Биг-Бене пробило семь.
- Черт возьми! - выругался Фокс и уперся ладонью в колено. - Черт возьми, а как вам покажется такое предположение? Что если его светлость одному ему известным дьявольским способом вставил дротик в револьвер, когда сидел за своими барабанами? На виду у всех, когда играл оркестр, а у него были паузы? Чего только не добиваются люди, когда действуют нагло. И каких только не плетут небылиц, сэр! Я понял, откуда взялись небылицы в нашем деле. Из "Похищенного письма". Принцип: если делать что-то достаточно очевидное, никто не обратит на это внимания.
Элейн открыл один глаз.
- "Похищенное письмо", - сказал он и открыл второй глаз. - Фокс, вы моя шпаргалка, мой раритет, мое objet darf, моя самая большая bijouterie, будь я проклят, если в ваших словах не блеснула истина. Продолжайте. Давайте поразмыслим над вашей идеей.
Они непрерывно говорили, пока машина не дотащилась до cul-de-sac Ковентри-стрит, где находилась квартира Элейна.
Утреннее солнце заливало светом маленькую прихожую. Под репродукцией с картины Беноццо Гоццоли несколько снежно-белых георгинов отбрасывали зыбкие тени на пергаментного оттенка стену. Элейн удовлетворенно осмотрелся.
- Трой не разрешено вставать раньше восьми, - сказал он. - Начните с душа, Фокс, а я за это время переговорю с ней. Возьмите мою бритву, подождите секунду. - Он исчез и быстро возвратился с полотенцами. - В половине девятого перекусим. Комната для гостей в полном вашем распоряжении, Фокс, спите спокойно.
- Премного благодарен, - сказал Фокс. - Могу я передать с вами свои приветствия миссис Элейн, сэр?
- Она будет очень рада им. Вы увидитесь с ней попозже.
Трой уже проснулась в своей белой комнате и сидела на кровати в ореоле кудряшек вокруг головы.
- Ты похожа на фавна, - приветствовал ее Элейн, - или на бронзовый георгин. Как ты сегодня утром?
- Спасибо, замечательно. А ты?
- Как видишь. Бесприютный, не сподобившийся миропомазания и лишенный всего, что относится к цивилизованному миру.
- Плохо дело, - сказала Трой. - Ты выглядишь, как тот джентльмен на шестиметровом полотне в Люксембурге. Помнишь, на нем мятая в пятнах рубашка и он во все глаза смотрит на Париса из-за великолепных пышных занавесей? Я думаю, картина называется "Безнадежный рассвет"! А его неразборчивая возлюбленная спит на слоноподобном ложе. Помнишь или нет?
- Не помню. Но уж коли речь зашла о неразборчивых спящих женщинах, не поспать ли и тебе еще немного?
- Господи, пожалей меня! - посетовала Трой. - Меня не кусали мухи це-це. И прошло девять часов, с той поры как я легла в кровать, чтоб ее черти унесли.
- Замечательно, замечательно.
- Что случилось, Рори?
- Нечто такое, что нам не нравится.
- Не может быть.
- Ты все равно узнаешь, поэтому я могу в двух словах рассказать тебе, в чем дело. Помнишь того вульгарного аккордеониста - мы его видели на сцене - у него еще такие зубы и волосы.
- Ты хочешь сказать…
- Кто-то проткнул его подобием кинжала, сделанного из куска зонтика и стилета.
- Поразительно!
Элейну пришлось дать некоторые пояснения.
- Так-так, но когда, - Трой пристально посмотрела на мужа, - ты должен быть в Скотленд-Ярде?
- В десять.
- Чудесно. У тебя целых два часа на отдых и завтрак. Доброе утро, дорогой.
- Фокс в ванной комнате. Я знаю, что недостаточно чист для дамской спальни.
- Кто сказал?
- Если не возражаешь - никто. - Он обнял жену и склонил голову. - Ты не возражаешь, Трой, если сегодня у нас погостит Фокс?
- Нет, если ты этого хочешь, дорогой.
- Да, хочу. Как сильно, по-твоему, я люблю тебя?
- Слов мне недостаточно, - сказала Трой, подражая позднему Гарри Тейту.
- Мне тоже.
- Мистер Фокс уже выходит из ванной, ступай и ты туда.
- Вы правы. Доброе утро, миссис Куиверфул.
По пути в ванную комнату Элейн заглянул к Фоксу. Тот лежал в комнате для гостей на кровати - без куртки, но безукоризненно аккуратный; это относилось к его влажным волосам, выбритому до блеска подбородку, даже к рубашке, плотно облегающей его рельефные мышцы. Он лежал с закрытыми глазами, но сразу открыл их, как только в комнату заглянул Элейн.
- Я зайду за вами в половине десятого, - сказал Элейн. - Вы знаете, бригадир Фокс, что чуть не стали крестным отцом?
Глаза Фокса расширились от удивления, поэтому Элейн закрыл дверь и, насвистывая, пошел в ванную.
Глава IX
Скотлен-Ярд
1
В десять тридцать утра в кабинете старшего инспектора в Новом Скотленд-Ярде уже вовсю работал механизм дознания, принятый при расследовании преступлений с убийством человека.
Сидя за рабочим столом, Элейн приготовился выслушать донесения сержантов Гибсона, Уотсона, Скотта и Сэллиса. На лице Фокса появилось смешанное выражение добродушия и строгости, обычное, когда его подчиненные отчитываются о результатах наблюдения, сверяясь с собственной записной книжкой. Отчеты должны были представить шестеро спокойных и рассудительных работников. Рано утром этого дня в других районах Лондона капитан Энтуисл, эксперт по баллистике, вставил в ствол револьвера дротик, сделанный из части зонта, и произвел выстрел в мешок с песком; мистер Кэррик, аналитик, провел несколько экспериментов на пробке с целью установить, следы каких именно масел присутствуют на ее поверхности, а сэр Грэнтли Мортон, известный патологоанатом, которому ассистировал доктор Кертис, вскрыл грудную клетку Карлоса Риверы и с величайшими предосторожностями извлек из нее сердце убитого.
- Прекрасно, берите стулья, садитесь, курите, если есть желание, - сказал Элейн. - Мы проводим совместное обсуждение.
Когда все расселись, Элейн указал черенком трубки на сержанта с массивным подбородком, соломенного цвета волосами и никогда не исчезавшим выражением изумления на лице.
- Вы провели обыск к квартире убитого, верно, Гибсон? Начнем с вас.
Гибсон провел большим пальцем по сгибу своей записной книжки, с явным удивлением посмотрел в нее и высоким голосом начал:
- Убитый мужчина по имени Карлос Ривера проживал по адресу: 102, Бедфорд-Мэншнс, Остерли-сквер, служебные помещения. Годовая арендная плата 500 фунтов стерлингов.
- Почему бы всем нам не заиграть на аккордеонах? - бросил Фокс.
- В три часа ночи, - продолжал Гибсон своим пронзительным голосом, - имея на руках ордер на обыск, я открыл дверь вышеупомянутого помещения с помощью ключа на кольце, взятого с тела убитого. В квартире имеются прихожая размерами два на два с половиной метра, гостиная три с половиной на четыре метра и спальня три на три метра. В гостиной на полу толстый лиловый ковер, на окнах от потолка до пола лиловые сатиновые шторы.
- Держите меня! - пробормотал Элейн. - Лиловые!
- Вы можете называть их траурными, мистер Элейн.
- Хорошо, продолжайте.
- Кушетка, обитая зеленым бархатом, три кресла к ней, обеденный стол, шесть стульев к нему, открытый камин. Обои на стенах с изображением фавнов. Семь подушек, зеленый и лиловый сатин. - Он взглянул на Элейна. - Прошу прощения, мистер Элейн. Что-нибудь не так?
- Ничего, ничего. Продолжайте.
- Книжная полка. Четырнадцать книг. На иностранном языке. Четыре из них в розыскных списках полиции. Четыре картины.
- И какие же? - спросил Фокс.
- Какое вам дело, вы, грязный старикашка, - сказал Элейн.
- Два эскиза обнаженной натуры, мистер Фокс, из тех, что вы называете настенной живописью. Две другие - еще хлеще. Четыре портсигара. Сигареты обычные. Из каждого портсигара вынуто по одной сигарете. Настенный сейф. Цифровой замок, но в записной книжке убитого комбинация нужных цифр. Внутри сейфа…
- Подождите минутку, - сказал Элейн. - Во всех квартирах этого дома установлены сейфы?
- Я выяснил, сэр, что сейф установил убитый.
- Хорошо. Продолжайте.
- Из сейфа я вынул некоторое количество бумаг, два гроссбуха, или учетных журнала, и запертый ящик для наличности с тремя сотнями фунтов мелкими банкнотами плюс тринадцать шиллингов серебром. - Гибсон сделал паузу.
- Та-так, - сказал Фокс. - Может быть, хоть теперь у нас что-то проявится.
- Я оставил опись содержимого в сейфе и запер его, - несколько неуверенно сказал Гибсон, возможно обескураженный чрезмерной прозаичностью своей последней фразы. - Мне продолжать о содержимом сейфа, сэр, или перейти к спальне?
- Сомневаюсь, что вынесу спальню, - сказал Элейн, - однако, продолжайте.
- Она в черных тонах, сэр. Всюду черный сатин.
- Вы это все занесли в свою записную книжку? - вдруг спросил Фокс. - Насчет колеров и сатина?
- Нам было приказано работать предельно тщательно, мистер Фокс.
- Все имеет свою середину, - торжественно провозгласил Фокс. - Прошу прощения, мистер Элейн.
- Ничего страшного, бригадир Фокс. Итак, о спальне, Гибсон.
В дотошном гибсоновом описании не было ничего интересного, если не считать того, что Ривера носил черные сатиновые пижамы с вышитыми на них собственными инициалами, и это, как предположил Элейн, является убедительным доказательством мерзкого характера убитого. Гибсон выложил на стол все, что находилось в сейфе Риверы. Элейн взял себе журналы, а Фокс - пачку писем. На некоторое время в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шорохом бумаги.
И вдруг Фокс положил руку на колено Элейна. Тот, не поднимая головы, буркнул:
- Ну?
- Вы только послушайте, сэр, - проворчал Фокс, - это нечто из ряда вон.
- Давайте.
"Как сладостны, - читал Фокс, - первые ростки любви! Как нежна первая крошечная печечка, которую легко убивает мороз! Прикасайтесь к ней деликатно, дорогой юноша, иначе ее аромат будет утерян для вас навеки".
- Душевно! - прошептал сержант Скотт.
- "Вы говорите, что она переменчива, - продолжал читать Фокс. - Таков и весенний день. Наберитесь терпения. Дождитесь, когда распустятся первые цветы. Если вы хотите получить от меня личное и т. п."
Фокс снял очки и уставился на шефа.
- Что вы имеете в виду под "и т. п.", Фокс? Почему не читаете до конца?
- Здесь так написано: "т. п.". На этом все. Посмотрите.
Он расправил листок голубой бумаги на столе перед Элейном. Печать была плотной, строка к строке. В верхней части стоял почтовый адрес дома "Герцогская Застава".
- А что вы держите у себя за спиной? - спросил Элейн.
Фокс положил перед собой другой листок. Это была вырезка, отпечатанная на бумаге того сорта, который предпочитают некоторые из наиболее экзотических журналов. Элейн прочитал вырезку вслух:
- "Дорогой Г. П. Ф. Я влюблен в молодую леди, которая временами очень сильно проявляет свои чувства, а затем вдруг охладевает ко мне. Дело не в дурном запахе изо рта, потому что я прямо спросил ее и она сказала: "Нет", - и мне не хотелось бы зацикливаться на этом. Мне двадцать два года, рост сто семьдесят два сантиметра в носках, и я хорошо сложен. Заколачиваю 550 фунтов в год. Механик высшего разряда по моторам, есть перспективы. Она говорит, что любит меня, а ведет себя, как я сказал. Что мне делать? Карбюратор".
- Я бы посоветовал ему скрыться, - сказал Элейн. - Несчастный старина Карбюратор.
- Продолжайте, сэр. Прочтите ответ.
Элейн прочитал:
- Дорогой Карбюратор! Ваши трудности не уникальны, как, вероятно, при вашем умонастроении вы склонны думать. "Как сладостны первые ростки…" Так, с этим мы уже знакомы. Да-да, все в порядке, Фокс. Вероятно, вы нашли кусок черновика и готовое произведение. Черновик отпечатан на почтовой бумаге "Герцогской Заставы" и выглядит так, словно его скомкали и сунули в карман, правда? Одну минутку.
Элейн открыл свое досье, и на стол легло то самое письмо, которое выпало из сумочки Фелисите в "Метрономе". Элейн склонился над обоими посланиями.
- Пока это, конечно, только догадка, - сказал он, - но я готов поклясться, что машинка одна и та же. Буква "с" вылезает из строки. Все остальные в нее попадают.
- И что это для нас означает? - спросил Фокс. Гибсон с довольным видом откашлялся.