- Значит, шкатулка лежала у меня на коленях, - в ее голосе появились первые нотки нетерпения.
- Тогда понятно, каким образом в шкатулку попал миниатюрный серебряный карандашик, который вы носите на цепочке.
Она поднесла руки к груди, словно ища безделушку.
- Да, видимо, так. Не знаю… Он был там?
- Наверно, вы отпустили крышку, она зажала карандашик, и он сорвался с цепочки, когда вы выпрямились.
- Да, видимо, так и было, - повторила она. - Вспоминаю, что именно так все и произошло.
- Тогда почему сегодня утром вы искали его на лестничной площадке?
- Я забыла, что он остался в шкатулке, - поторопилась она ответить.
- Нет, у вас очень хорошая память, - пробормотал Элейн.
- Вы просите меня припоминать такие пустяки. В этом доме сейчас никого не интересуют мелочи.
- Неужели? Тогда я предположу, что вы искали на лестнице не эту мелочь, а нечто другое, что - вы это знали - не могло находиться в рабочей шкатулке, поскольку вы видели это в руке мисс де Сюзе, когда она в гневе выбежала из гостиной. Вы искали стилет для вязанья.
- Однако, инспектор Элейн, я уже сказала вам, что не заметила ничего подобного.
- Тогда что же вы искали?
- Я уже говорила - карандашик.
Он разжал ладонь и показал ей серебряную безделушку. Она не сделала попытки взять карандашик, и Элейн уронил его ей на колени.
- Вы не кажетесь мне, - осторожно начал он, - ненаблюдательной женщиной.
- Если это комплимент, - сказала она, - то благодарю вас.
- Виделись ли вы с мисс де Сюзе, после того как она вышла из гостиной со стилетом в руке, пригласила Риверу в кабинет и там поссорилась с ним?
- Почему вы говорите о ссоре?
- У меня есть надежный свидетель.
- Карлайл? - неприязненно спросила она.
- Нет. Но если вы собираетесь что-то выведать у полицейского, то, знаете ли, рассчитывать на успех трудно.
- Наверняка кто-то из слуг, - сказала она, бесстрастно завершая обсуждение этого вопроса.
Элейн еще раз повторил свой вопрос о Фелисите, и мисс Хендерсон, внимательно посмотрев на него, признала, что виделась с нею. Фелисите зашла к ней в счастливейшем расположении духа. Она радовалась, что идет в ресторан с кузеном, Эдуардом Мэнксом, к которому привязана, и предвкушала удовольствие от вечера в "Метрономе".
- После этого вы ведь зашли в комнату леди Пестерн? Там была служанка. Ее попросили выйти, но она успела услышать ваши слова, что, мол, мисс де Сюзе очень возбуждена и вы хотели бы переговорить с леди Пестерн.
- Опять эти слуги.
- Просто люди, - сказал Элейн, - готовые сказать правду. Убит человек.
- Я не сказала ничего, кроме правды. - Ее губы дрогнули, и она плотно сжала их.
- Прекрасно. Тогда продолжим ее говорить, согласны?
- Мне нечего вам сказать. Совершенно нечего.
- Вы можете рассказать мне о семье. Вы понимаете, сейчас моя задача не столько найти виновного, сколько снять подозрения с тех, кто был связан с Риверой, но не причастен к его убийству. Это может относиться, а по существу и относится, к нескольким членам этой семьи, и потому мне нужна общая картина и некоторые детали. И вы в вашем положении…
- В моем положении! - вырвалось у нее, и в этих двух словах прорвалась усиленно подавляемая обида. Еле слышно она добавила: - Что вы вообще знаете о моем положении!
- Я слышал, вас называют домашним контролером, - сказал Элейн прочувствованно. Хенди не ответила, и он продолжал: - Во всяком случае вы имеете давнюю и, полагаю, во многих отношениях близкую связь с семьей. Например, с мисс де Сюзе. Вы ведь ее воспитывали?
- Почему вы все время возвращаетесь к Фелисите? Она совершенно ни при чем. - Она встала и повернулась к Элейну спиной, изменив для него рисунок на облицовке камина. Холеная белая рука мисс Хендерсон твердо держалась за каминную полку.
- Возможно, мои слова покажутся вам невежливыми, - пробормотала она, - но я нахожу вашу настойчивость обременительной.
- Не потому ли, что в данный момент она направлена на мисс де Сюзе и стилет?
- Естественно, я взволнована. Тревожно сознавать, что девочку хоть в малейшей мере могут побеспокоить. - Она опустила голову на руку. С того места, где стоял Элейн, мисс Хендерсон выглядела усталой женщиной, решившей секунду передохнуть и о чем-то задумавшейся. Ее голос долетал словно бы издали, из-за опущенных плеч. Возможно, она даже прижалась ртом к руке.
- Я полагаю, она просто оставила стилет в кабинете, даже не сознавая, что держит его в руке. Когда она поднялась наверх, стилета у нее не было. Все это не имело для нее никакого значения. - Она повернулась и посмотрела на Элейна. - Я вам кое-что скажу. Против своего желания. Я приняла для себя решение не касаться ничего подобного. Мне просто противно. Но вижу теперь, что должна вам сказать.
- Правильно.
- До и во время обеда у меня была возможность понаблюдать за этими двоими… двоими мужчинами.
- Риверой и Веллером?
- Да. Они по-своему необычны, и, кажется, такого рода необычность интересует меня.
- Нас тоже. Во всяком случае, все, что касается Риверы.
- Не знаю, каких сплетен вы наслушались от слуг, инспектор Элейн.
- Мисс Хендерсон, я слышал достаточно от самой мисс де Сюзе, и ее слова убедили меня в том, что между музыкантами было взаимопонимание.
- Я понаблюдала за этими двоими, - сказала она, словно Элейн все это время молчал, - и сразу поняла, что между ними пробежала черная кошка. Они смотрели друг на друга - не могу передать, насколько враждебно. Оба, конечно, до предела заурядны и вульгарны. Едва разговаривали друг с другом за обедом, но снова и снова один из них - это был дирижер - поедал второго глазами. Дирижер много говорил с Фелисите и лордом Пестерном, но все время прислушивался к…
- Ривере? - бросил Элейн. Ей, казалось, невмоготу выговорить его имя.
- Да, он прислушивался к нему, словно возмущался каждым его словом. Хотя возмущаться было бы естественнее для каждого из нас.
- Неужели Ривера вел себя настолько неприлично?
На лице мисс Хендерсон появилось оживление. Наконец появился предмет, о котором она была готова говорить.
- Неприлично? - сказала она. - Он превзошел все мыслимые пределы. Он сидел рядом с Карлайл и даже ее привел в замешательство. Видимо, она привлекала его. Сцена была просто отталкивающая.
Элейн с неприязнью подумал: "Что скрывается за этим? Возмущение? Против Карлайл, которая оказалась для Риверы привлекательнее? Праведный гнев? Или что-то еще?"
Мисс Хендерсон подняла голову. Одна ее рука все еще лежала на каминной полке, другую мисс Хендерсон вытянула в направлении фотографии в рамке, на которой Фелисите была запечатлена в день совершеннолетия. Из-под немыслимой шляпы глаза девушки смотрели на мир с отработанным отвращением (заставлявшим предположить непреднамеренное влияние Джона Гилгуда), типичным для модных фотографий. Мисс Хендерсон заговорила снова, словно обращаясь к фотографии:
- Конечно, Фелисите это было безразлично. Ничего для нее не значило. Хотя нет - несомненно, приносило облегчение. Она устала от его навязчивости. Но я поняла сразу, что тот, другой, и этот поссорились. У меня не было никаких сомнений.
- Но если они почти не разговаривали, то как…
- Я вам скажу. Все дело в том, как другой, Беллер, смотрел на него. Он не сводил с него глаз.
Теперь Элейн стоял перед мисс Хендерсон. Они походили на людей, ведущих ничего не значащую беседу, и разделяла их только каминная полка.
- Кто сидел рядом с вами за обеденным столом, мисс Хендерсон? - спросил Элейн.
- Я сидела по левую руку от лорда Пестерна.
- А кто был с другой стороны?
- Мистер Беллер. - Она пренебрежительно повела плечами.
- Вы помните, о чем он говорил с вами?
Ее рот скривился.
- Я не помню, чтобы он вообще ко мне обращался, - сказала она. - Он, видимо, решил, что я здесь ничего не значу. Все внимание уделял Фелисите, сидевшей от него с другой стороны. Мне досталось только его плечо.
Ее голос упал до шепота на последнем слове, словно она спохватилась и хотела бы удержать его в себе, но опоздала.
- Если вам досталось только его плечо, - сказал Элейн, - то как вы могли заметить, что его взгляд прикован к Ривере?
Фотография Фелисите упала на каменную плиту перед камином. Мисс Хендерсон вскрикнула и опустилась на колени.
- Какая же я нескладная, - прошептала она.
- Позвольте мне. Вы можете порезать пальцы.
- Нет, не прикасайтесь к ней, - резко сказала она.
Она принялась вынимать осколки из рамки и бросать их на каминную решетку.
- На стене в гостиной висит зеркало, - сказала она, - и я хорошо видела своего соседа в нем. - И совершенно увядшим голосом, из которого, казалась, ушла жизнь, добавила: - Он не сводил с того, другого, глаз.
- Да, я помню зеркало, - сказал Элейн, - и принимаю ваше объяснение.
- Благодарю, - в ее голосе была ирония.
- Еще один вопрос. Хотя бы раз после обеда вы заходили в бальный зал?
Она устало посмотрела на него и, помедлив секунду, ответила:
- Кажется, да. Да, заходила.
- Когда?
- Фелисите потеряла свой портсигар. Это было, когда дамы переодевались перед выездом, и Фелисите крикнула из своей комнаты, что днем портсигар находился в бальном зале и, наверно, она забыла его там.
- Она оказалась права?
- Да, он лежал на рояле. Под какими-то нотами.
- Что еще там лежало?
- Несколько зонтиков.
- А еще?
- Ничего, - сказала она. - Ничего.
- А на стульях, на полу?
- Ничего?
- Вы уверены?
- Абсолютно, - ответила она и выпустила из пальцев кусочек стекла, который с легким звоном ударился о каминную решетку.
- Если я не могу быть чем-либо вам полезен, - сказал Элейн, - то позвольте откланяться.
Мисс Хендерсон исследовала фотографию. Она смотрела на нее так, словно страшилась увидеть какие-то дефекты или царапины на изображении Фелисите.
- Очень хорошо, - сказала она и встала на ноги, прижимая фотографию к плоской груди. - Сожалею, что не смогла представить вам картину такой, какой вам хотелось ее увидеть. Правда так редко совпадает с тем, что хочет услышать человек, вы согласны? Но, возможно, вы и не думаете, что я сказала вам правду.
- Я думаю, что приблизился к ней после визита к вам.
Элейн оставил мисс Хендерсон с порванной фотографией, которую та по-прежнему прижимала к груди. На лестничной площадке инспектору встретилась Гортензия.
- Ее светлость, - сообщила Гортензия, со значением глядя на него, - будет рада повидать инспектора, прежде чем он уйдет. Ее светлость у себя в будуаре.
3
Будуаром оказалась небольшая, изящно убранная комната на том же этаже. Когда вошел Элейн, Леди Пестерн поднялась из-за стола в стиле ампир. На ней было ладное, по фигуре, утреннее платье. Волосы уложены, руки в кольцах. Почти незаметная косметика аккуратно прятала морщинки и тени на ее лице. Она казалась усталой, но это никак не отразилось на ее внешнем обрамлении.
- Вы так любезны, что согласились уделить мне минуту, - сказала она и протянула руку. Это было неожиданно. Очевидно она понимала, что такое изменение манеры держать себя требует объяснения, и, не теряя времени, объяснилась.
- Минувшей ночью мне не пришло в голову, - выразительно сказала она, - что вы, должно быть, младший сын старого друга моего отца. Вы ведь сын сэра Джорджа Элейна, верно?
Элейн поклонился. Этот разговор, мелькнуло у него в голове, будет скучным.
- Ваш батюшка, - продолжала она, - часто бывал в доме моих родителей в Фобур Сен-Жермене. В те дни он был, помнится, атташе вашего посольства в Париже. - Ее голос стал тише, и на лице появилось странное выражение. Элейн не смог истолковать его.
- К чему это, леди Пестерн? - спросил он.
- Ни к чему. Мне просто вспомнился - по случаю - давнишний разговор. Мы ведь упомянули вашего отца. Я не забыла, как он и ваша матушка однажды зашли к нам с двумя мальчиками. Вероятно, этот визит не сохранился в вашей памяти.
- Вы так добры, напомнив мне о нем.
- Я поняла, что в свое время вы поступили на дипломатическую службу.
- К сожалению, я оказался совершенно для нее непригоден.
- Конечно, после первой войны, - сказала она с немного скрипучей снисходительностью, - молодые люди принялись искать себе занятие в необычных сферах. Остается только понять и принять эти перемены, что же еще?
- Поскольку я здесь как полицейский, - вежливо заметил Элейн, - мне остается только согласиться с вами.
Леди Пестерн оглядела его без малейшей тени смущения, как и полагается царственным особам. Ему пришло в голову, что она сама неожиданным образом превратилась за эти годы в полицейского.
- Мне легче, - помолчав, заявила она, - от того, что все мы именно в ваших руках. Вы поймете мои трудности. Если бы не вы, объяснить их было бы гораздо труднее.
Элейн не впервые встречался с такой точкой зрения и категорически ее отвергал. Однако решил, что на сей раз лучше промолчать. Леди Пестерн выпятила бюст, расправила плечи и продолжала:
- Нет необходимости напоминать вам о чудачествах моего мужа. Они стали всеобщим достоянием. Вы сами убедились, до какого идиотизма он опускается. Я могу только заверить вас: каким бы преступно тупым он ни казался, да и не являлся, пожалуй, он органически не способен на преступление в том смысле, в каком принято понимать это слово людьми вашей профессии. Он в самом прямом смысле не годится на роль убийцы. Или фактического убийцы, - добавила она, видимо желая уточнить свои слова мыслью, пришедшей позднее. - В этом вы можете быть уверены. - Леди Пестерн дружелюбно смотрела на Элейна. Очевидно, думал он, когда-то эта дама была темноволосой. На светлом фоне ее прически кое-где виднелись черные крапинки. Кожа лица имела желтовато-бледный оттенок, и ему подумалось, что она чем-то вытравливает чрезмерную смуглость над верхней губой. Странно, что у нее такие светлые глаза. - Я не могу осуждать вас, - снова заговорила она, не дождавшись ответа, - если вы сомневаетесь в невиновности моего мужа. Он сделал все, чтобы навлечь подозрения на себя. Однако в данном случае я вполне удовлетворена тем, что он не преступник.
- Мы будем рады получить подтверждение его невиновности, - сказал Элейн.
Леди Пестерн накрыла ладонью одной руки другую.
- Обычно я в полной мере понимаю его мотивы, - сказала она. - Вполне понимаю. Однако в данном случае я в затруднении. Для меня очевидно, что он разработал какой-то план. Но какой? Да, признаюсь, я в затруднении. Я только предупреждаю вас, мистер Элейн: подозревать в совершенном преступлении моего мужа - то же самое, что прямиком уходить от цели. Вы еще оцените его неодолимую страсть к самодраматизации. Он готовит de nouement.
Элейн быстро принял решение.
- Возможно, - сказал он, - мы уже догадались о ней.
- В самом деле? - поспешно сказала она. - Я рада это слышать.
- Оказывается, револьвер, убивший Риверу, не тот же самый, который зарядил и принес с собой на сцену лорд Пестерн. Полагаю, он знает об этом, но ничего не говорит. Очевидно, ему нравится игра в молчанку.
- Ах, все так, как я думала, - с видом бесконечного облегчения выдохнула она. - Ему это нравится. Именно! И его невиновность установлена, конечно?
- Если выстреливший револьвер - это то оружие, из которого сделал выстрел лорд Пестерн, - осторожно заговорил Элейн, - а царапины в стволе не оставляют в этом сомнений, тогда есть основания подозревать подмену.
- Кажется, я вас не понимаю. Есть основания?
- В том смысле, что револьвер лорда Пестерна был заменен другим, заряженным дротиком, который и поразил Риверу. Лорд Пестерн стрелял, не подозревая о подмене.
У нее была привычка вдруг замирать, но неподвижность, сковавшая ее на сей раз, казалась абсолютной, словно перед этим она непрерывно двигалась. Накрашенные веки, словно маркизы, опустились на глаза. Она как будто разглядывала собственные руки.
- Естественно, я даже не пытаюсь постичь эти чрезмерные для меня сложности. Достаточно того, что мой муж вне подозрений.
- И тем не менее, - настаивал Элейн, - по-прежнему необходимо найти виновное лицо. - Сказал и подумал: "Черт возьми, я начинаю говорить, как француз, который учит английский".
- Несомненно, - откликнулась леди Пестерн.
- И этим лицом - что представляется несомненным - является кто-то из компании, обедавшей здесь вчера.
Теперь леди Пестерн закрыла глаза совсем.
- Страшное предположение, - пробормотала она.
"Руки… Рука Карлайл Уэйн, дотрагивающаяся до шеи, - думал Элейн. - Рука мисс Хендерсон, сбрасывающая фотографию с каминной полки. Руки леди Пестерн, накрывающие одна другую. Руки".
- Более того, если идея подмены верна, - продолжал он, - временные возможности сильно сужаются. Вы помните, что лорд Пестерн положил свой револьвер под сомбреро, лежавшее у края оркестрового помоста.
- Я старалась вообще не обращать на мужа внимания, - мгновенно отреагировала леди Пестерн. - Все это действо внушало мне отвращение. Я ничего не замечала и потому не помню.
- И тем не менее было именно так. Что касается подмены, все возможности ее совершить ограничиваются людьми, которые могли без труда дотянуться до сомбреро.
- Несомненно, вы опросите официантов. Моего супруга не выносят даже слуги.
"Боже мой, ты вот-вот меня возненавидишь, старушка!" - подумал Элейн и сказал:
- Нам следует помнить, что револьвер-подмена был заряжен дротиком и холостыми патронами. Дротик изготовили из части ручки от вашего зонта и стилета, взятого в вашей рабочей шкатулке. - Он замолчал. Пальцы рук леди Пестерн сжали друг друга, но она продолжала сидеть, как статуя, и молчать. - А эти холостые патроны, - снова заговорил он, - были почти наверняка подготовлены лордом Пестерном и остались в кабинете. Официантов же, я уверен, следует исключить из числа подозреваемых.
- Возможно, я чего-то не понимаю, - наконец заговорила леди Пестерн, - но мне кажется, что теорию подмены в вашем изложении следует распространить на более широкий круг людей. Почему оружие не могло быть заменено до выхода моего мужа на сцену? Он появился там позже остальных. Взять хотя бы мистера Веллера. Кажется, так зовут дирижера?
- Лорд Пестерн настаивает на том, что ни Беллер, никто иной не имели возможности взять его револьвер, который, по его же словам, находился в заднем кармане брюк до того момента, когда был положен под сомбреро. Я убежден, что подмена произошла после выхода лорда Пестерна на помост, и совершенно очевидно, второй револьвер должен был снарядить некто, имевший доступ к вашему зонту…
- В ресторане, перед концертом, - поспешно прервала она. - К зонтам мог иметь доступ каждый.
- …а также доступ в кабинет в вашем доме.
- Почему?
- Там находился стилет.
Она глубоко вздохнула.
- Можно допустить, что стилет был вовсе не из кабинета.
- Тогда почему из кабинета исчез тот, что лежал в вашей шкатулке? Ваша дочь унесла его из гостиной, перед тем как отправилась беседовать с Риверой в кабинете. Вы это помните?