- Zwei Herzen und ein Schlad, - сказал Гелен.
- Два сердца и одно биение, - нерешительно перевел я в ответ на вопросительный взгляд Харви.
- Можем мы установить ваши потери в Восточной Германии за эти полгода? - осведомился Харви.
- Мне приятно видеть, как старается ваш молодой человек показать свое знание немецкого, но я не готов обсуждать в его присутствии материал, относящийся к ФСИ.
- А вы думаете, мы говорим в Берлине о чем-то другом? - спросил Харви. Я что-то не припоминал, чтобы Харви обсуждал ФСИ со мной, Гелен же передернул плечами, словно это был бесспорный, хотя и малоприятный факт.
- Что ж, - сказал он, - мы понесли потери. Можно кое-что вам напомнить? До того как я и моя организация появились на сцене, девяносто процентов информации о Советах, которую получала американская разведка, были фальшивкой.
- Ваши данные относятся к сорок седьмому году. А сейчас у нас пятьдесят шестой. В прошлом году ваша сеть в Восточной Германии изрядно пострадала.
- Потери, понесенные нами, больше бросаются в глаза, чем являются таковыми, - возразил Гелен. - Ситуация в Берлине может привести к ошибочным выводам. Берлин показывает наличие взаимопроникновения между ФСИ и Штази. Я бы сам предупредил вас об этом, если бы вы не предупредили меня. Смесь информации и дезинформации может привести к хаосу, если, - и он поднял вверх тонкий палец, - если не обладать моим умением интерпретировать факты.
- Значит, вы умеете читать между строк, а я не умею?
- Нет, сэр. Я просто хочу сказать, что Берлин - это объект исследования того, как используется контрразведка и как ею злоупотребляют. Это порочный город, в котором больше двойных агентов, чем нормальных. Двойной шпионаж по трудности, я бы сказал, сопоставим с кубизмусом. Какие плоскости давят? Какие выпирают?
- С кубизмом, - поправил я.
- Да, - сказал Харви. - Я понял. - И закашлялся. - Меня беспокоит, - продолжал он, - не то, что вы ведете двойных агентов. У меня в конторе говорят: если требуется эксперт, чтобы вести двойного агента, Гелен возьмет на себя троих и утроит их.
- Утроит их. Да-да. Мне это нравится. Вы, как черт, соблазняете комплиментами, мистер Харви. - И я снова услышал этот странный вздох, что-то среднее между стоном и воркованием, тот же звук, который доктор Шнайдер издал однажды за игрой в шахматы.
- У нас вызывает вопрос не ваши способности, - сказал Харви, - а чертова ситуация. Сейчас в Западной Германии довольно много оперативных сотрудников ФСИ, которым не на чем играть в Восточной Германии. Большой оркестр без нот. Поэтому ваши ребята попадают в беду.
- Что это вы говорите?
- Говорю то, что вижу. В Польше вас высек КГБ, в Чехословакии все ваши усилия захлебнулись, а теперь Штази разгромила вас в Восточной Германии.
Гелен протестующе поднял руку:
- Это неправда. Неправда, и все. Вы увязли в неправильных представлениях. А все потому, что вы слушаете одним ухом, а не двумя. Лишите вас КАТЕТЕРА, и вы глухи и слепы. Поскольку у вас нет в Германии собственной надежной разведки, вы заключили договор с англичанами о строительстве КАТЕТЕРА. С англичанами, мистер Харви! С англичанами, которые нынче так слабы, что даже не могут схватить за руку мистера Филби.
- Давайте исключим из этого разговора англичан.
- А как можно это сделать? Британская разведка - это решето. МИ-6 вполне могла бы находиться в Москве. Для всех было бы удобнее. Что же до МИ-5, мы как-нибудь сядем с вами, когда будем совсем одни, и я расскажу вам, кто их настоящие хозяева. МИ-5 отнюдь не здоровая организация, хоть и делает вид, что это не так.
- А вы? А я?
- Вы, наверное, хуже всех. С этим вашим КАТЕТЕРОМ! Чтоб всецело зависеть от информации, получаемой путем такой авантюры! Жить с тем, что вы почти ничего не можете проверить из других источников. Это все равно как лечь во вражеский госпиталь и надеяться, что вам в вену вливают глюкозу, а не стрихнин.
- Я лично изучаю всю поступающую информацию, - сказал Харви, - и моя профессиональная репутация зависит от того, насколько проверенный продукт я выдам. Я ручаюсь, что мы пользуемся первоисточником при перехвате разговоров. Это золотая жила, Гелен. Вам было бы приятно самому увидеть. Вы бы пришли в восторг.
- Следовало бы предоставить мне такую возможность. Ведь я единственный живой человек на вашей стороне, кто имеет опыт в интерпретации услышанного. Меня мороз продирает по коже, стоит подумать, сколько намеков вы пропускаете из-за того, что не обладаете нужной подготовкой, вспомогательным персоналом или немецким терпением, умением опустить свой зад на стул и просидеть хоть год - словом, столько, сколько требуется, чтобы найти сбалансированный ответ. Тем не менее я могу представить себе характер операции. Всевозрастающее количество ящиков и картонок с записями, полученными из КАТЕТЕРА, потому что КАТЕТЕР выплевывает и выплевывает все новые пленки. Сколько комнат на вашей мельнице - ну да, ваша комната Т-32 в Вашингтоне - забито обалдевшими людьми, всеми этими несчастными, которые пытаются навести хоть какой-то порядок в материале! Изо всей этой массы вы выбираете что-то наугад и после этого изволите иронизировать… Нет-нет, изволите anschwarzen! - рявкнул он. - Да переведите же!
- Я не знаю этого слова, - сказал я. Я был в панике. - Ущипнуть за грудь? - предположил я.
- Да, - сказал Гелен, - унизить нас, очернить. Очернить с помощью вашего весьма одностороннего подбора полезных игрушек. Мы, в ФСИ, находимся отнюдь не в таких стесненных обстоятельствах, как вы рисуете. У меня есть агенты такого калибра, с которыми никто не сравнится, - сказал Гелен. - В секторе Советского Союза…
- Вы имеете в виду Три эф? - спросил Харви.
- Да, именно в нашем Три эф. Там есть один выдающийся специалист. Никто еще не превзошел его в контрразведке.
- Это тот, кого вы называете Фифи?
- Да. Вам известно то, что вам известно, а мне известно то, что мне известно, поэтому вы слышали про Фифи. Вы бы отдали что угодно, лишь бы иметь такого Фифи. Он поставляет нам информацию, какую никто, кроме него, не может поставлять. К примеру, Харви, вы влиятельный американец в Берлине, вы знаете все секреты этого города, кроме одного. Вы не можете рассказать ничего сногсшибательного про центр КГБ в Карлсхорсте, верно? Там, сразу за демаркационной линией в Восточном Берлине, в каких-нибудь двенадцати километрах от вас, находится святая святых КГБ в Восточной Европе, а вы ничего не можете рассказать мне о них такого, чего я бы не знал из аэрофотосъемки.
Генерал Гелен подошел к подобию свернутого киноэкрана, висевшему на стене. Он достал из кармана ключ, вставил его в замок в футляре экрана и, дернув вниз, вытащил многоцветный, тщательно вычерченный план примерно восьми футов в ширину и шести в высоту.
- Карлсхорст - с начала и до конца, - сказал Гелен. - Моя птичка Фифи собрала информацию об этом месте по зернышку, по соломинке. И все время ее корректирует. Добавляет детали. Я могу указать вам парковку каждой машины каждого офицера КГБ и назвать его по имени. Вот здесь, - сказал он, передвигая палец, слегка подрагивавший от гордости и чувства собственника, - находится уборная, которой пользуется генерал Димитров, а здесь, - и он передвинул палец по плану, - конференц-зал восточногерманского министерства государственной безопасности.
- Мы, - перебил его Харви, - получаем из этого конференц-зала записи телефонных разговоров с Москвой. Но продолжайте! Расскажите мне, на каких стульях сидят эти коммунистические задницы.
- Благодаря Фифи и его информаторам мы можем давать еженедельно подробные отчеты о состоянии разведопераций, проводимых Штази и КГБ, тогда как вы нагромождаете горы непереваренного сырья и отправляете его транспортными самолетами на Трикотажную фабрику. Позвольте напомнить вам, что рапира, а не лавина является орудием разведки.
- Ваш Фифи, - сказал Харви, - видимо, лучший экземпляр, какой появлялся на этом поле деятельности со времен Финеаса Барнума.
- По-моему, я понял сравнение. Оно оскорбительно. Каждая деталь на карте центра КГБ, сделанной Фифи, при проверке оказалась точной.
- Конечно, - сказал Харви. - Даже слишком точной. Потому что Фифи получил эти сведения от КГБ. Поверить не могу. Вы, фрицы, сходите с ума от того, что знаете местоположение уборных. И считаете, что, раз вам известно, где генерал Димитров по утрам испражняется, значит, у вас в руках королевские бриллианты. - Он сделал вид, будто о чем-то размышляет. - Теперь ваша вторая крупная операция. - Лицо у Харви покраснело. - Вашингтон! Давайте рассмотрим это. Вы отправляете немало материалов в Вашингтон от вашего так называемого "высокопоставленного источника" в Центральном комитете социалистической единой партии. Я не верю, чтобы вы вели человека, принадлежащего к высшим слоям восточногерманских коммунистов.
- Дорогой мистер Харви, поскольку у вас нет доступа к моим досье, вы, безусловно, не можете доказать, что моя информация - фикция.
- Не фикция, а домыслы, приятель. У меня ведь может быть птичка в ФСИ, которая поет мне на ушко. Я, может, знаю, каким блефом вы занимаетесь.
- У вас есть источник в ФСИ? Вы будете смеяться, сколько источников мы можем задействовать, чтобы узнать, какой спектакль разыгрывается на берлинской базе.
- Да, - сказал Харви, - я не сомневаюсь, что вам известно, какую заразу подцепил какой-нибудь из наших младших офицеров от фрейлейн, если этот офицер по глупости обратился к частному врачу. Но мои ключевые фигуры абсолютно чисты. Моя контора не разглашает информацию. У вас нет картины того, что происходит внутри.
- Я попросил бы вас предложить вашему другу мистеру Хаббарду оставить нас ненадолго наедине.
- Нет, мы все выслушаем вместе, - сказал Харви. - Мы уже обсуждали с моим помощником это шокирующее известие. Я ведь знаю, вы сообщили Вашингтону, будто к КАТЕТЕРУ можно подключиться.
- Конечно, можно, - сказал Гелен. - Конечно, можно. КАТЕТЕР настолько не защищен, что даже середняк из середняков, самые отбросы берлинской агентуры могут кое-что высасывать из него. Однажды в один из наших второстепенных секторов в Берлине заходит прямо с улицы полнейший подонок, жуткий тип. Он кое-что знает, объявляет он нам, и хочет это продать. Мой сотрудник в Берлине утром ничего не знал про КАТЕТЕР, а вечером, сняв информацию с вашего куска грязи, знал предостаточно. Этот мой сотрудник примчался ко мне в Пуллах ночным самолетом. Мне пришлось внушить ему, что это дело сугубо секретное. Мой сотрудник - человек надежный, он не станет болтать про КАТЕТЕР, но что нам делать с вашим агентом низкого уровня? Его рассказ приведет в ужас любого психиатра!
- Давайте посмотрим, не имеем ли мы в виду одного и того же человека, - сказал Харви. - Отец этого так называемого "подонка" был фотографом, поставлявшим порнографические снимки нацистским чиновникам в Берлине?
- Продолжайте, если угодно.
- И у фотографа вышла небольшая неприятность.
- Скажите, что вы имеете в виду.
- В тридцать девятом его поместили в психбольницу за то, что он убил несколько молодых женщин, которых фотографировал.
- Да, он отец агента, о котором я говорил.
- Агент молодой?
- Да.
- Слишком молодой, чтобы участвовать в войне?
- Да.
- Но достаточно взрослый, чтобы быть коммунистом, анархистом, революционно настроенным студентом, возможно, агентом Штази, гомосексуалистом, извращением, который околачивается по барам в подвалах, а теперь связан с вами и со мной.
- С вами. Мы к нему не притронемся.
- Откровенностью за откровенность. У нас он зовется Вольфганг. Кличка - ДИКИЙ КАБАН. А вы его как зовете? Он же был у вас в конторе!
- В действительности его зовут Венкер Людке, и имя, которым он вам назвался - Вольфганг, - очень близко по звучанию к его настоящему имени, а то как же? У агентов нет никакого ума.
- А кличка?
- Я уже знаком с кличкой ДИКИЙ КАБАН, которую вы ему дали. Так что я не считаю нужным обмениваться информацией на этот счет. Не ожидаете же вы, что я буду задаром давать вам какую-либо информацию?
- Вы с этим опоздали, - сказал Харви. - Сделка уже заключена.
- Значит, вам нужна наша кличка? Для коллекции? Извольте - RAKETENWERFER. Нравится?
- Реактивная установка, - перевел я.
- Вы даете слово немецкого офицера и благородного человека, что сказали мне правду? - спросил Харви.
Гелен встал и щелкнул каблуками.
- Вы высоко ставите мою честь, - сказал он.
- Ерунда, - сказал Харви. - Просто я знаю, что вы летали в Вашингтон с этой сказочкой, которую рассказал вам Вольфганг. Вы хотели, чтобы Совет национальной безопасности принял решение о том, что КАТЕТЕР не обезопасен. Вы хотели нанести мне удар кнутом по спине. Но я-то знаю, как в действительности обстоит дело. Этот так называемый "подонок", этот Вольфганг, на практике один из ваших лучших агентов в Берлине. И у вас хватило нахальства нацелить его на одного из наших людей, работающих в КАТЕТЕРЕ.
- Вы не посмеете выдвинуть такой сценарий. Он не выдерживает критики.
- Вы, генерал Гелен, один из восемнадцати офицеров-разведчиков, американских, английских и немецких, которые были в курсе операции КАТЕТЕР.
- Так было вначале. А теперь таких людей сто восемнадцать, двести восемнадцать.
- Давайте не уходить от темы. Вы, генерал Гелен, смогли приставить одного из ваших лучших агентов к одному из моих техников, работающих в КАТЕТЕРЕ.
- Да откуда же мне знать, кто ваши техники? У вас что, безопасность вообще отсутствует?
- Генерал, теперь, когда ФСИ провалилась в Восточной Германии, вашим офицерам в Берлине настолько нечего делать, что они следят за каждым из моих людей. Для вас детская игра нацелить своего агента-извращенца на какого-нибудь моего злополучного техника-педераста, сфотографировать их во время полового акта, потом нажать на моего больного урода и заставить его выложить вам все про КАТЕТЕР, после чего ваш главный агент, мой ВОЛЬФГАНГ, или ваш RAKETENWERFER, отправляется в ваш Центр, заморочивает там мозги какому-то клерку, вы этому верите и поднимаете крик в Вашингтоне по подмоченному сценарию, который вы пытались навязать и мне.
- Черт знает какая клевета! - рявкнул Гелен.
- Как вы посмели дезинформировать начальников Объединенных штабов и Совет национальной безопасности о моей операции? - прохрипел Харви.
- Должен вас предупредить, - произнес Гелен, - я не терплю, когда на меня кричат. Тем более в присутствии подчиненных.
- Хорошо, я понижу голос, - сказал Харви. - Мне кажется, зерно тут в том…
- Зерно? - переспросил Гелен.
- Die Essenz, - перевел я.
- Суть, - сказал Харви, - состоит в том, что мой американский техник хоть и извращенец, но порядочный американец, и он признался нам, что Вольфганг пытался вытянуть из него секретную информацию. Так что ничего Вольфганг не узнал. Разве то, что вы сказали ему. Следовательно, есть две альтернативы: либо вы солгали Вашингтону и в КАТЕТЕР никто не влезал, либо вы снабдили сведениями о нем Вольфганга. А если это так, я заставлю вас ответить перед вашим канцлером.
- Дорогой сэр, - сказал генерал Гелен, вставая, - вам не мешало бы подняться и дать отдых своему стулу! Уверяю вас, ему это требуется. - И с этими словами он указал на дверь.
На этом встреча закончилась. В лимузине Харви произнес лишь одну фразу.
- Миссия выполнена, - сказал он. - Гелен напуган.
13
Сэму велено было отогнать назад машину. Мы вернулись в Берлин на военном самолете, и Билл Харви всю дорогу молчал, словно соблюдая обет. К.Г. сидела с ним рядом и держала его за руку. Он был так глубоко погружен в свои размышления, что скоро начал произносить обрывки мыслей вслух.
- М-да… не выйдет… развязка сомнительна… не сходится… надо подпалить Вольфганга… - И это было все, что он произнес за полчаса, прошедшие после взлета. Потом наконец обратился ко мне: - Можешь сбросить со спины аппарат.
Я кивнул. Прошел в хвост самолета, снял аппарат и вернулся к ним. Однако не успел я вручить Харви магнитофон, как он поднял на меня свои выпученные, налитые кровью глаза.
- Малыш, а сколько пленок я тебе дал?
- Две, сэр.
- Где же вторая?
- В моей дорожной сумке.
- Достань ее.
- Мистер Харви, сумка-то у Сэма в машине.
Сумка, возможно, и была в машине, но пленка, на которой был записан голос К.Г., рассказывавшей мне об отношении мистера Гувера к мистеру Харви, была у меня в кармане. Наверно, телепатия побудила Харви пробурчать:
- А там ничего случайно не записалось? Никакого ненароком оброненного замечания?
- Нет, сэр.
- Значит, пленка чистая?
- По-видимому, да.
- Давай посмотрим, что у нас тут есть. - Он прокрутил свой разговор с Геленом от начала и до последних слов Гелена. Запись, однако, получилась нечеткая, с каким-то странным эхом. Порой казалось, что где-то скрипит качалка.
- На Ферме тебя не учили сидеть неподвижно, когда на тебе записывающее устройство?
- Нет, сэр, не учили.
- Лучше всего я слышу, как потрескивают твои позвонки.
- Хотите я расшифрую запись?
- А у тебя на квартире есть машинка?
- Дассэр.
- Тогда я тебя там высажу.
- А не проще сделать это в конторе?
- Да, - сказал он, - но я высажу тебя у твоей квартиры. - И, произнеся это, принялся внимательно меня изучать. - Хаббард, - неожиданно проговорил он, - окажи сам себе услугу.
- Дассэр.
- Не выходи из квартиры.
Я метнул взгляд на К.Г. Она кивнула. До конца полета ни один из нас не произнес больше ни слова. И Харви не попрощался, высадив меня у моего дома. Часа через три он позвонил.
- Запись готова? - спросил он.
- Наполовину.
- Голоса ясно различаешь?
- На восемьдесят пять процентов.
- Постарайся, чтоб было получше.
- Дассэр.
- Сэм звонил из Бад-Хершфельда. Отчет о поездке обычный. Никто из ФСИ не следовал за ним.
- Дассэр.
- Я велел Сэму осмотреть твою сумку.
- Конечно, сэр.
- Он не нашел никакой пленки.
Я молчал.
- Представь объяснение.
- Сэр, объяснений у меня нет. Должно быть, я потерял ее.
- Никуда не уходи из квартиры. Я сейчас буду.
- Дассэр.
Как только он повесил трубку, я так и грохнулся на стул. Боль пробежала по моему мочевому каналу, словно его пронзила адская игла. Я глотал столько таблеток пенициллина, что малейшая неприятная мысль могла вызвать у меня рвоту. Я погрузился в колодец мрака, столь же глубокий и темный, как черные провалы берлинских улиц, казалось, указывавшие только на один возможный конец. Моя квартира еще усугубляла это настроение. За исключением Дикса Батлера, с остальными соседями по квартире я не соприкасался, потому что мы были либо на работе, либо кутили, либо спали каждый в своей спальне. Я был лучше знаком с запахом их пены для бритья, чем с их голосами. Однако, проведя три часа за восстановлением разговора Харви с Геленом, я просто не мог больше сидеть на месте.