Не знаю почему, но он прекратил разговор. Харви обладал способностью заканчивать разговор так же внезапно, как гаснет свет при повороте выключателя. Мы ехали молча, а он продолжал подливать себе из кувшина мартини. Равнина сменилась холмистой местностью, но дорога шла прямо, и движения по ней не было. У Брауншвейга мы свернули с магистрального шоссе на двух- и трехрядное - шофер снижал скорость до девяноста миль по прямой, до семидесяти на поворотах и до шестидесяти, когда мы проезжали через поселки. Гонорея и скоростная езда на машине, как я обнаружил, не ладили друг с другом. Однако мое желание отлить подавляло недавно приобретенное знание цены, которую придется за это платить. Близ Айнбаха мы снова выехали на магистральное шоссе и помчались по нему со скоростью сто двадцать миль в час. От Бад-Хершфельда снова начались проселочные дороги, и после бесконечного кручения по холмам, лесам и деревням мы прибыли в Вюрцбург, откуда уже лучшая дорога шла в Нюрнберг, а затем - последний отрезок магистрального шоссе до Мюнхена. В 4.30 утра мы прибыли на круглосуточно открытую заправочную станцию, и Билл Харви снова заговорил.
- Требуется остановка, - сказал он.
Мы остановились в тени за заправочной станцией.
- Проверь мужскую уборную и женскую тоже, Сэм, - велел Харви шоферу. Сэм, вернувшись, кивнул. Харви вылез из машины и подал знак мне.
- А ты как, пойдешь? - спросил он К.Г.
- Долгие поездки никогда меня не волнуют, - ответила она. Он что-то буркнул. От его дыхания в ночном воздухе остался след джина.
- Пошли, малыш, только ты да я, да стены срачки. - И, взяв свой чемоданчик, протянул его мне.
Хотя Сэм наверняка проверил помещение, Харви вытащил из-под мышки один из своих пистолетов, повернул ручку туалета, резко распахнул дверь, окинул взглядом свободное пространство и стремительно шагнул через порог, так что лишь снайпер мог бы его за это время пришить, оглядел помещение уже с другой позиции и, удовлетворенный увиденным, сделал шаг, повернулся, присел, осматривая пол, распахнул дверцы кабин и лишь тогда улыбнулся.
- На Сэма можно положиться в смысле проверки, но я - лучше.
Однако на этом он не успокоился: поочередно поднял на каждом бачке крышку, заглянул внутрь, достал из кармана клубок проволоки, сунул ее конец на фут в каждый водосток и наконец издал глубокий вздох облегчения.
- Мне часто снится один и тот же паршивый сон, - сказал он, моя под краном проволоку, - будто меня заперли в уборной и взрывается сумка, полная роликов пленки.
- Действительно, неприятный сон.
Он рыгнул, дернул "молнию" на ширинке, повернулся ко мне спиной и пустил струю, достойную лошади-тяжеловоза. Я занял соседнюю кабинку и, как положено низшему чину, немного выждал, чтобы мой ручеек вписался в грохот его водопада, и постарался не издать ни звука от боли, а мне казалось, что по пути следования гнойного потока, когда он начал выливаться, проложили горячую проволоку. Не думаю, чтобы Харви не отметил, какой скромный я издавал звук.
- Знаешь, малыш, - сказал он, - слабовата твоя история.
- Может, и слабовата, но это правда. - Я с трудом подавил крик - такая меня пронзила боль. И член раздулся до омерзения.
- А инструмент у тебя - ого-го! - послышался его голос за моей спиной. Я не стал объяснять, почему он у меня в два раза больше, чем обычно.
- Тихий голос и большущая палка, - сказал он.
- Так, по-моему, действовал Теодор Рузвельт в своей внешней политике, - сказал я.
- У меня вот маленький, - сказал Харви. - Такой уж вытащил билет. Но было время, когда я знал, что с ним делать. Парни с маленькими членами сильнее наяривают.
- Я слышал о вашей репутации, сэр.
- Какая там репутация! Я был дьявольски хорош работать языком. - Но, прежде чем я успел изобразить крайнее смущение, он заметил: - Это про твою репутацию мне хотелось бы знать. Ты когда-нибудь трахал Киттредж?
- Дассэр, - соврал я, преодолевая боль, доставляемую тоненькой, как проволочка, струйкой мочи.
Харви поднял свободную руку и хлопнул меня по спине.
- Вот это меня радует, - сказал он. - Надеюсь, ты ей выдал. А она в постели такое же чудо?
- Фантастика, - пробормотал я. Гонорея словно молнией освещала все для меня.
- Я бы тоже мог ее потрахать, если б с этими делами не завязал. Верность К.Г. и куча тяжелейшей работы - вот к чему в эти дни все сводится. Так что я рад, что ты ее как следует загрузил. Ненавижу эту сволочь Монтегю.
Я обнаружил возможность избежать неприятной темы. А ее обнаруживаешь, только когда пытаешься чего-то избежать.
- Я тоже его ненавижу, - сказал я. А про себя добавил: "Прости меня, Хью". Однако особой нелояльности я не почувствовал. Проститутка, в конце концов, сам подталкивал меня к тому, чтобы я самостоятельно искал путь к спасению.
- Ты в последнее время разговаривал с Киттредж? - спросил Харви.
- Да.
- Когда?
- Дня два-три назад. После того, как вы потеряли ко мне доверие. Я позвонил, чтобы поплакаться.
- Это можно извинить. - Он в последний раз встряхнул свой пенис, засунул его назад в штаны, тогда как я подходил к концу своей пытки, и добавил: - Как ты думаешь, это не она позвонила Гелену?
- Возможно, - сказал я. - Доктор Шнайдер, во всяком случае, вел себя так, будто без ума от нее.
Харви неожиданно издал какой-то резкий звук. Вернее, рыгнул. Под свисавшей с потолка лампочкой видно было, как он побелел и весь покрылся потом. По-моему, его перегруженный организм дал осечку. Однако он продолжил разговор, словно недомогание было чем-то само собой разумеющимся, как спертый воздух в железнодорожном вагоне. Он кивнул.
- Если она ему позвонила, тогда все ясно. Гелен, очевидно, на все для нее готов. Да, такое объяснение я принимаю. - И, схватив меня за плечо, вонзил свои пальцы-обрубки, сильные, как стальные болты, мне в тело. - А ты лоялен к Гелену? - спросил он.
- Мне этот человек не нравится, - сказал я. - Во всяком случае, судя по тому, что я видел. Полагаю, что, если лучше узнаю его, он мне еще меньше понравится.
- А ко мне? Ты лоялен ко мне?
- Шеф, да я за вас готов подставить себя под пулю.
И это была правда. Но точно так же я готов был умереть за Проститутку и за Киттредж. Ну и, естественно, за моего отца. Мысль принести себя в жертву все еще владела мной. Однако сидевший во мне проктор, этот молодой дьякон, воспитанный на канонах Сент-Мэттьюз, был в ужасе от того, как легко я мог лгать и захлебываться от чрезмерных эмоций.
- Малыш, я тебе верю, - сказал Билл Харви. - Я воспользуюсь тобой. Мне нужен материал на Гелена.
- Дассэр. Сделаю все, что смогу.
Он нагнулся, тяжело дыша, и открыл свой чемоданчик.
- Снимай рубашку, - велел он. И прежде чем я успел подумать, для чего, он достал из чемоданчика маленький пластмассовый магнитофончик. - Это лучший экземпляр, какой у нас есть, - сказал он. - Дай-ка я его к тебе пристегну.
За две минуты его ловкие пальцы прикрепили к моей пояснице магнитофончик. Сделав маленький разрез в моем кармане, он установил там переключатель, затем пропустил проволочку сквозь петлю в моей рубашке, и там появилась маленькая белая пуговка, которая, как я понял, была микрофоном. После чего Харви протянул мне дополнительную кассету.
- Можешь делать двухчасовую запись - каждая кассета по часу. Запиши все, что будет говорить Гелен, пока мы там будем.
- К вашим услугам, шеф.
- Теперь оставь-ка меня. А то меня сейчас вывернет. Ничего страшного. Устраивай себе рвоту раз в день, и докторов знать не будешь. Только для этого я должен быть один. Скажи К.Г., в чем дело. Я вернусь минут через десять. Может, через пятнадцать. На это нужно время. О Господи! - простонал он, когда я уже выходил, и я услышал, как вырвался первый выброс из его желудка.
У машины я обнаружил Сэма, который наблюдал, как переливали бензин из канистры в бензобак, а на заднем сиденье одиноко сидела К.Г.
- Сколько он еще там пробудет? - спросил Сэм.
- Минут десять.
- Значит, будет двадцать. - Сэм взглянул на свои часы. - Всякий раз, как мы едем в Пуллах, он хочет побить рекорд, но сегодня это не удастся. А жаль. Нет ни льда, ни тумана. Никаких заторов из-за строительных работ. Никаких объездов. Он меня спросит, почему мы не сократили предыдущие показатели хоть на несколько минут. Не могу же я сказать, что это из-за остановки, когда он черт-те чем занимался.
Это была самая длинная речь, которую я слышал от Сэма.
- М-да, - сказал я, - сумасшедшая получилась ночь.
- Угу, - согласился Сэм, - херня какая-то. - И, подойдя к двери в мужскую уборную, стал на страже.
А я сел рядом с К.Г. и подумал, что если уж везет в делах, то надо этим пользоваться. Я сунул руку в карман и включил магнитофончик.
- Билл в порядке? - спросила она.
- Будет в порядке через несколько минут, - сказал я.
- Если бы люди знали, сколько он работает, то простили бы его эксцентричность…
Мне хотелось предупредить ее, чтобы она не говорила лишнего: я стремился манипулировать ее речью. Огонь, зажженный последним мартини, ярко освещал мой моральный горизонт.
- Я считаю, что он никогда не был по-настоящему понят, - сказал я.
- У Билла столько талантов. Только вот Всевышний не наградил его простым талантом не наживать лишних врагов.
- Наверно, он свой процент выполнил, - сказал я.
- Можете не сомневаться.
- А правда ли… - начал я. И тут же перебил сам себя: - Нет, не стану спрашивать.
- Меня можете спросить. Я вам доверяю.
- Тогда спрошу, - сказал я.
- И если смогу, то я отвечу.
- Это правда, что Эдгар Гувер не любил вашего супруга?
- Я бы сказала, что мистер Гувер не слишком ему доверял, что было не очень справедливо.
- А ведь Билл Харви немало сделал для ФБР. - И, поскольку она молчала, я добавил: - Я-то это знаю.
Оказывается, она молчала лишь потому, что пыталась справиться с возмущением.
- Если бы Билл все эти годы не был нянькой при Элизабет Бентли, - сказала К.Г., - вы никогда бы не услышали про Алджера Хисса, и Гарри Декстера Уайта, и Розенбергов. Про всю эту грязь. Билл немало сделал, чтобы выявить эту шатию. Однако это ничуть не расположило к нему мистера Гувера. Эдгар Гувер любит, чтобы лучшие его люди знали, кто хозяин. Его секретарша мисс Гэнди, которая во всем вторит хозяину, вполне может послать ответственному сотруднику письмо с выговором за то, что он явился в кабинет директора в грязных ботинках. А это было, учтите, после того, как человек провел десять дней на оперативной работе.
- И такое случилось с мистером Харви?
- Нет, но с двумя его друзьями так было. С Биллом случилось кое-что похуже. Сейчас вы все поймете. В Фирме никогда не обращаются с людьми так, как в ФБР.
- Мистер Гувер, что же, уволил мистера Харви?
- Нет, Билла нельзя было уволить. Слишком хорошая была у него репутация. Однако мистер Гувер захотел задвинуть его за занавес, а Билл человек гордый. Он и подал в отставку.
- По-моему, я никогда не слышал достоверного рассказа об этом.
- Ну, вы должны понять, что Билл в те дни находился в своего рода депрессии.
- Когда же это примерно было?
- Летом сорок седьмого. Видите ли, Билл вложил очень много труда в то, чтобы проникнуть в сеть Бентли, а сколько-нибудь заметных успехов не было. Все это даст свои результаты позже, и все сливки снимет Джо Маккарти, но в ту пору Билл жег свечу с обоих концов - буквально горел на работе. Это я приписываю его несчастному браку с Либби. Они поженились ужасно молодыми. Видите ли, Билл был сыном самого уважаемого адвоката в Данвилле, штат Иллинойс, а Либби была дочерью крупнейшего юриста в Флеминсберге, штат Кентукки. Я, конечно, знаю только то, что рассказывал мне Билл, но брак этот был источником всех его бед.
- Ясно, - сказал я. Я начинал понимать, как прав был Монтегю, сказав, что, когда люди неразговорчивые начинают говорить, их не остановишь.
- Решающие неприятности с мистером Гувером у Билла начались однажды вечером в сорок седьмом году. Билл отправился на мужскую вечеринку в Виргинию с несколькими друзьями из ФБР, возвращались они после полуночи под сильным дождем. Он притормозил у большой лужи в парке Рок-Крик, а в этот момент мимо ехала встречная машина на большой скорости и так окатила машину Билла водой, что мотор заглох. Он умудрился притаранить машину к обочине, но вокруг было на добрый фут воды, а бедняга был совсем без сил. Он и заснул за рулем. Крепко заснул впервые за несколько недель. Проснулся он только в десять утра. За это время ни одна полицейская машина его не потревожила. Да и с какой стати? Припаркован он был по всем правилам, а лужа поубавилась. Машина завелась, и он поехал домой к Либби. Но опоздал. Либби уже позвонила в штаб-квартиру ФБР и сообщила, что пропал специальный агент Уильям К. Харви. Она была настолько истерична, или подла, или испугана - не хочу ее судить, - что намекнула на самоубийство. "Билл находился в таком подавленном состоянии", - сказал она ФБР. Ну и, конечно, это сразу пошло в его досье. И когда Билл через некоторое время позвонил в бюро и сообщил, что он дома, в целости и сохранности, в бюро сказали ему: нет, ты в беде. Понимаешь, ФБР считает, что агент должен быть всегда в пределах досягаемости. Если же ты находишься в таком месте, где до тебя не добраться, значит, ты должен звонить через каждые два часа. А с Биллом не связывались девять с половиной часов, и бюро ошибочно считало, что он находится дома. Это было серьезным доводом против него. Ну а потом, он ведь мог оказаться в затруднительном положении. Что, если полицейская машина остановилась бы возле него, пока он спал, и его стали бы расспрашивать? Что, если бы его арестовали? И мистер Гувер спустил указание хуже не при думаешь: рекомендуется серьезно перепроверить способность специального агента Харви выполнять свои обязанности в свете сообщения жены о том, что специальный агент Харви в течение долгого времени находился в мрачном и подавленном состоянии.
У Билла хватило смелости противостоять верху. Вот что он написал в ответ на запрос ФБР - и это его точные слова: "Моя озабоченность является естественной озабоченностью человека, который, как я, непосредственно занимается коммунистической проблемой с тысяча девятьсот сорок пятого года". Помощник мистера Гувера, который вел расследование, подал мистеру Гуверу докладную, в которой говорилось, что работа Билла всегда оценивалась на "отлично" и никаких административных взысканий к нему применять не нужно. Мистер Гувер просто велел помощнику написать другую докладную. В этой уже говорилось: "Специального агента Уильяма К. Харви перевести в Индианаполис для выполнения общих обязанностей".
- Жестоко, - сказал я.
- Это разбило Биллу сердце. Если бы ЦРУ не предложило ему перейти к ним, я думаю, он действительно впал бы в депрессию.
Тут мистер Харви вернулся с Сэмом в машину, и мы поехали дальше. А я выключил магнитофон.
12
На магистральном шоссе Нюрнберг - Мюнхен Билл Харви заснул и наутро выглядел таким заспанным, что К.Г. настояла на том, чтобы он заехал в отель перед встречей с генералом Геленом за ранним завтраком.
В лифте шеф, насупясь, сказал:
- Вздремнем полчасика, затем примем душ.
Тридцать минут превратились в час сто тридцать минут и в еще час. И мы с Харви очутились в кабинете Гелена только в полдень.
Генерал оказался не слишком похож на то, каким помнился мне доктор Шнайдер. Отсутствие седого парика открывало высокий лоб, да и усов не было. Выглядел он не старше пятидесяти. У него были четко обрисованные губы, длинный нос с хорошо очерченными ноздрями и маленький подбородок. Редкие волосы были зачесаны назад. Только уши были такие же большие, как в моих воспоминаниях, что придавало ему сходство с летучей мышью. Но времени размышлять, почему генерал Гелен решил явиться в плавучий домик замаскированным, у меня не было. Он ткнул в меня пальцем и произнес:
- Рад снова встретиться.
Я заметил, что его светло-голубые глаза словно принадлежали разным людям: левый был на удивление живой, с огоньком, а правый как у фанатика. Этого я раньше не заметил.
- Джентльмены, - начал Гелен, - прежде всего о главном. Ваш молодой человек имеет допуск соответствующего уровня?
- Вы же сами пригласили его, верно? - сказал Харви.
- Скорее на ужин в ответ на прекрасный ужин, которым меня кормили, но не для того, чтобы лакомиться тем, что я буду говорить.
- Он остается, - сказал Харви.
Не знаю, было ли это сказано из лояльности ко мне или из лояльности к магнитофончику.
- Значит, так и будет, - сказал Гелен. - Он останется, пока вы не решите, что дальше оставаться ему неразумно, или пока мы не закончим разговор.
- Да, - сказал Харви, - решение мы примем по мере продвижения вперед.
- Курите, - сказал Гелен.
Он достал пачку "Кэмел", вытащил три сигареты и положил на стол перед Харви.
- Дражайший Билл, - спросил он, - который из этих гвоздей представляется вам более достойным, чтобы забить им гроб?
Харви внимательно осмотрел предложенное.
- Без лабораторного анализа не скажу, - ответил он.
- Почему бы вам не взять крайнюю слева, - предложил Гелен. - Сделайте пару затяжек. И отложите.
- Ваша игра - вы и начинайте.
- Ну, если вы такой плохой спортсмен, что не хотите воспользоваться предоставляемым вам шансом, придется мне сделать ход.
Генерал взял сигарету, трижды затянулся, загасил ее и протянул Харви окурок.
Харви осторожно снял с окурка бумажку. Внутри было сообщение. Шеф прочитал, небрежно кивнул, словно оно не произвело на него особого впечатления, и передал мне.
Я увидел несколько отчетливо напечатанных слов: "Приезд начальника берлинской базы в Пуллах для обсуждения безопасности КАТЕТЕРА".
- Неплохая догадка, - сказал Харви, - но я не за этим здесь.
- Тем не менее мы можем поговорить о КАТЕТЕРЕ? - И Гелен взглянул на меня.
Харви повел в мою сторону рукой:
- Хаббард к этому допущен.
- В таком случае рано или поздно вы мне скажете причину вашего визита?
- Безусловно.
- Скажите же мне тогда, что я делаю не так.
- Шутки шутками, - сказал Харви, - но я хочу, чтобы вы убрали свою задницу с моей подушки.
Гелен неожиданно хихикнул. Не хихикнул, а дважды пронзительно взвизгнул, словно гимнаст, перепрыгивающий с одной трапеции на другую.
- Это я запомню. Непременно запомню. Английский язык - это такое богатство… как бы выразиться?., настоящая россыпь грубости и вульгарщины, а на самом деле - правда ведь? - такой bissig.
- Колючий, - подсказал я.
- А-а, вы говорите по-немецки? - заметил генерал. - Вы, оказывается, редкая птица среди ваших соотечественников, которые знакомы лишь ein bißchen с нашим языком.
- Не рассчитывайте на его знания, - сказал Харви.
- Не буду. Предам себя в ваши руки: буду хромать на английском. Надеюсь, он не заведет меня в тупик.
- Да вы почти идеально на нем болтаете, - сказал Харви. - Перейдем к главному.
- Да. Просветите меня, а потом я просвещу вас.
- Мы можем даже сойтись в одном и том же месте.