Роман популярного современного немецкого писателя Марио Зиммеля - бестселлер в самом точном смысле этого слова. Беззаветная любовь и трагическая смерть, благородство чувств и беззастенчивый, не знающий границ шпионаж и контршпионаж, выдающиеся научные открытия и попытки использовать их во вред человечеству - таков сюжет этого произведения. Важно еще и то, что роман основан на подлинных событиях последних лет.
Содержание:
-
Пролог 1
-
Книга первая 2
-
Книга вторая 31
-
Книга третья 64
-
Эпилог 100
-
Примечания 101
Иоганнес Марио Зиммель
Ушли клоуны, пришли слезы…
Безумие отдельных лиц - редкость, зато безумие групп, наций и эпох - правило.
Фридрих Ницше
Единственная возможность выиграть игру - это не играть в нее.
Из американского фильма "Военные игры"
Лишь немногие действующие лица, события и организации, упоминаемые в этой книге, - плод авторской фантазии. Например, французская радиостанция "Премьер шен" и канал "Теле-2", немецкий радио- и телецентр "Мир в кадре" и одноименная передача, а также "части специального назначения".
Зато многие действующие лица, события и организации, напротив, взяты мною из реальной жизни. Это относится и к трем главным героям, внешне измененным до неузнаваемости. Они повлияли на мою жизнь, и это влияние будет ощущаться до самой моей смерти. Существование одного из троих сделало возможной любовь между мужчиной и женщиной, жизнь которых была до этого неполной.
Чудовищные эксперименты, о которых я рассказываю, производились - и успешно! - известными во всем мире учеными. За исключением одного, самого страшного. Все катастрофические или невероятные события, описанные в книге, основываются на действительных фактах.
Устные и письменные высказывания наших современников, планы и решения, принимаемые людьми столь же высокопоставленными сколь и безнравственными, людьми, от слова которых зависят наши с вами судьбы, равно как и сцены из телепередач, цитаты из научных и политических книг, статей, речей и газетных заметок, я передаю по возможности слово в слово. И только изредка изменяю фамилии, место и время действия иногда следуя букве закона, а иногда уступая требованиям драматургии произведения.
Так что сходство с реальными лицами и событиями отнюдь не случайно - его просто-напросто нельзя было избежать.
И. М. 3.
Л. С., К. К. - Е. и А. М.,
где бы они сегодня ни были,
с любовью, уважением и благодарностью
Пролог
И вот появились клоуны.
Стоило им, спотыкаясь, вывалиться на арену, как все дети начали восторженно кричать. Клоун в желто-черном трико - очень высокий и очень толстый. Клоун в трико в красно-белую клетку - очень маленький и очень худой; лица их аляповато раскрашены, на ногах бесформенные башмаки, они в неимоверно широких шароварах. На головах - крохотные шапочки.
Ах, дорогие мои, вы сами знаете, что такое цирковое представление!
Счастливые мальчишки и девчонки сидели вместе с родителями в огромном шатре. Они ликовали, когда перед ними танцевали черные пони, испуганно съеживались, заслышав львиный рык, и ужасно переживали, когда высоко-высоко над их головами в воздухе проносились на трапециях красивые девушки в серебристых костюмах.
И вот теперь - клоуны!
- Давай сыграем в Вильгельма Телля! - предлагает желто-черный клоун.
- В кого-кого? - переспрашивает красно-белый.
Их голоса звучат очень громко, и каждый из них, произнося реплику, поворачивается лицом к "своей" половине зрительного зала.
- В Вильгельма Телля! Ну, который стрелой из лука сбил яблоко с головы своего сыночка! На расстоянии в сто шагов!
- Вот здорово! Вот здорово! - кричит маленький клоун. - На расстоянии в сто шагов Вильгельм Телль сбил, значит, яблоко с головы своего сыночка, да? И я, значит, буду сыночком, да? Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
- Хорошо, ты будешь сыночком!
- А как сыночка зовут?
- Сыночка зовут Вальтерли!
- Сыночка зовут Вальтерли! Малыш Вальтерли!
Худой клоун прикрывает рот рукой и говорит в сторону, как бы доверяя публике свою тайну:
- Старик ни за что не попадет!
Дети смеются.
В первом ряду, у самого манежа, со своим сыном сидит женщина в светло-желтом брючном костюме. На мальчике блейзер, фланелевые брюки и белая рубашка с бабочкой. Ему лет семь. Глядя на мать, он сияет от радости.
- Где яблоко? - спрашивает худой клоун.
- Вот оно! - Толстый достает из кармана шаровар огромное яблоко дивной красоты и снимает с худого шапку. Потом кладет ему на голову яблоко. Оно сразу падает на песок. Толстяк поднимает его, снова кладет на голову худого и прихлопывает сверху кулаком. Яблоко опять падает. Клоун валится рядом.
Толстый поднимает худого, схватив сзади за шаровары, и ставит перед собой. Прикладывает яблоко к его лбу. Яблоко падает. Дети взвизгивают от удовольствия, взрослые улыбаются.
Молодая женщина с любовью смотрит на сына, а тот хлопает в ладоши. Гладит его по коротко остриженным черным волосам. Она тоже брюнетка, у нее тоже короткая стрижка - чтобы волосы не разлетались на ветру. На узком лице выделяются большие черные глаза. Взгляд у нее всегда пристальный, но в глубине глаз навеки поселилась грусть, это заметно даже когда она смеется. На белке ее правого глаза странное пигментное пятнышко - черное, будто обугленное зернышко. Оно совсем крохотное, но придает лицу особое очарование. У нее кожа человека, который большую часть жизни проводит на свежем воздухе.
- Пьер! - произносит мать.
Но мальчик не слышит; все смеются над худым клоуном, который только что воскликнул:
- Нет, с яблоком ничего не выйдет, папаша! Зато у нас есть кое-что другое. - Он достает из кармана банан и водружает его себе на голову.
- Не валяй дурака, Вальтерли! - кричит толстый клоун. - Я тебе сейчас покажу, как сделать, чтобы яблоко не падало. Выброси банан!
Худой клоун отбрасывает банан в сторону.
А толстый откусывает большой кусок яблока и ставит его худому на голову. Теперь яблоко не падает.
- Видишь, как все просто, Вальтерли! Пойду за луком и стрелами.
- А где они, лук и стрелы, папаша?
- Там, в чемодане.
Толстый клоун возвращается с огромным черным чемоданом, который оставляет посреди манежа. Но стоит ему повернуться к маленькому спиной, как тот снимает яблоко с головы и впивается в него зубами. Жует, проглатывает потирает живот. Толстый клоун поворачивается и недоверчиво смотрит на него. Но худой успевает его опередить. Яблоко снова лежит на его лысом черепе.
Как же смеются дети!
Женщина с короткой стрижкой и черными глазами слышит, как позади нее во все горло смеется какой-то мужчина. Оглядывается. Он сидит неподалеку, в третьем ряду. У него морщинистое лицо, он седой как лунь, хотя на вид ему вряд ли больше сорока пяти. Седовласый мужчина узнает молодую женщину и кивает ей. Она тоже кивает ему. Рядом с ним сидит его жена, нежная и хрупкая, и их девочки.
Дети взвизгивают, охают и ахают, захлебываются от смеха. Каждый раз, когда большой клоун делает два шага в сторону черного чемодана, худой откусывает кусочек яблока. И каждый раз, когда толстяк подозрительно оглядывается, худой успевает положить яблоко, все уменьшающееся в размере, на прежнее место. Толстый становится на колени перед чемоданом. Пытается открыть его - тщетно. А худой тем временем окончательно разделывается с яблоком. Дети снова восторженно взвизгивают.
- Вальтерли! - зовет толстый клоун.
- Что, папаша?
- Поди сюда, помоги мне.
Худой так высоко подтягивает шаровары, что видны его фиолетовые носки и зеленые резинки. Спотыкаясь, приближается к толстяку, который окидывает его с головы до ног недоверчивым взглядом.
- Где яблоко?
Худой указывает на свой живот.
- Вот и чудненько! - кричит толстяк. - Тогда обойдемся без яблока!
- Классно, классно! Без яблока! Без яблока!
- Помоги мне!
Оба начинают трясти замки черного чемодана. Наконец крышка отброшена. И вдруг клоуны встают рядом плечом к плечу. В руках у них по автомату Они начинают палить по тому сектору зрительного зала, где сидят молодая женщина с сыном и седовласый мужчина с семьей.
Паника. Дети плачут, взрослые истошно кричат. Автоматы строчат без остановки. Одна пуля попадает в ребенка, другая - в женщину, третья - еще в одного ребенка. Они падают, обливаясь кровью. Седовласый мужчина тоже сполз со скамейки - пуля попала ему прямо в лоб, и из раны льется кровь, много крови, очень много! Его жена и обе девочки тоже лежат у лавки все в крови.
А клоуны продолжают стрелять по лежащим.
Зрители в ужасе рвутся к выходу. Мужчины проталкиваются вперед, отпихивая женщин и детей. Люди - на ступеньках, их топчут… И кровь, кровь, кровь, которая стекает со скамеек и ступенек вниз, к манежу.
С пистолетом в руках выбегает смотритель цирка в униформе. Его замечает худой клоун. Три выстрела - и "униформа" падает лицом в песок. Рядом расплывается кровавая лужа.
Как только раздались первые смертоносные выстрелы, молодая женщина в светло-желтом брючном костюме спрятала мальчика под скамейку и сама бросилась плашмя на пол рядом с ним. Она действовала быстро и уверенно, словно бывалый солдат. И теперь, лежа на полу, видит, как оба клоуна, продолжая стрелять, отступают к выходу с манежа. Люди бросились врассыпную, кое-кто упал. Клоуны выбегают на улицу.
Конечно, у входа их ждет машина, думает молодая женщина.
Все проходы забиты. Оттуда доносятся стоны раненых. Оставшиеся в живых люди дерутся - жестоко, бессмысленно, обезумев от страха. Вокруг - тяжелораненые, мертвые. Из динамика гремит мужской голос. Никто не понимает, что он говорит.
Спящий беспокойно ворочается. На лбу у него мелкие капельки пота. Дыхание хриплое, седые волосы слиплись. Во сне он отчетливо видит человека… да, убитого, в луже крови. Спящий видит во сне самого себя - мертвого! Он видит жену, дочерей - убитых, убитых, убитых! Девочки перегнулись через скамейку. Спящий громко стонет.
Молодая женщина вскакивает. Тащит сына за собой. Он идет, покачиваясь. На манеже - толпа. Стоны раненых рвут душу. Женщина энергично прокладывает себе путь, держа мальчика за руку. Он чуть не падает, но она тянет его дальше. Где надо, женщина пускает в ход кулаки. Ей отвечают тем же.
- Эй, ты! Сдурела, что ли?
- Ну, сволочь, ты у меня получишь!
Вскоре она оказывается в вестибюле у касс. Там три телефонных будки. Она резко распахивает дверь одной из них, втаскивает туда сына, тяжело дыша, прислоняется к стеклу и набирает номер.
- "Гамбургер альгемайне", - доносится из трубки девичий голос.
- Говорит Норма Десмонд. Соедините с главным редактором! Срочно!
- Одну секунду, фрау Десмонд.
В трубке щелкнуло. И другой женский голос произнес:
- Главная редакция.
- Это Норма Десмонд. Доктора Ханске, пожалуйста! Быстрее!
- Соединяю!
Щелк! Мужской голос:
- Норма?
Молодая женщина старается говорить спокойно, не торопясь:
- Гюнтер! Я в цирке "Мондо" на Хайлигенгайстфельд. Только что здесь была дикая стрельба! Два клоуна палили из автоматов по зрителям.
- Что?
- По одному из секторов, мы с Пьером там сидели.
С улицы доносится вой сирен. Сколько машин подъехало - две, три, четыре или больше, не скажешь. Мимо Нормы Десмонд через артистический вход прямо на арену въезжает полицейская машина с вертящимся синим фонарем на крыше, за ней другая. Норма видит, как перед цирком тормозят микроавтобусы "скорой помощи".
Мимо нее пробегают санитары в белых куртках и серых накидках. Сирены надрываются.
- Сколько убитых? Сколько раненых? - звучит в трубке голос главного редактора.
- Не знаю! Может быть, пятьдесят! Может, шестьдесят! Послушай, Гюнтер: насколько я понимаю, клоуны действовали по плану. Им было приказано убить одного человека… Да, его и его семью… Все остальное - камуфляж. Они убили его! И жену, и двух девочек тоже!..
- Кого? Ты знаешь?
- Знаю!
- Так кого же?
- Профессора Мартина Гельхорна.
- Профессора Гельхорна?
Кто-то резко открывает дверь кабины. Норма оглядывается.
Видит перед собой высокого мужчину с пугающе бледным лицом. Он в очках без оправы, костюм помят. Незнакомец тяжело дышит, кашляет.
- Что вам нужно? - кричит Норма.
Бледный человек отступает на шаг.
- Пардон… Я не заметил, что будка занята…
Дверь захлопывается. Незнакомец исчезает.
- Норма! Норма! - слышится из трубки.
- Да здесь я!
- Кто это был?
- Понятия не имею. Какой-то мужчина…
- Ты сказала… профессор Гельхорн?
- Да!
- Из Вирховского центра?
- Да!
- Но ведь это - известный ученый!
- Да, микробиолог!
- Микробиолог! С каких это пор у нас убивают микробиологов?
- Откуда я знаю!
- Ты абсолютно уверена, что это Гельхорн?
- Черт побери, я видела столько его снимков! Я не могла ошибиться!
- Но почему его застрелили?
- Боже мой, откуда мне знать? Немедленно пришли сюда фотографа! И репортеров! Джо! Франциску! Герберта! Джимми! Я остаюсь здесь! Нам нужно будет много места! Что идет на первой полосе?
- Конференция ЕЭС в Брюсселе - снова провал. Но это мы, конечно, выбросим! Вся первая полоса - твоя. И третья тоже. А если захочешь - еще!
- О’кей. Я тебе позвоню.
Норма вешает трубку. И секунду спустя видит, что ее мальчик сполз на пол. Рядом с ним - лужа крови. Она бросается перед сыном на колени.
- Пьер! Пьер!
Пьер не отвечает. Ребенок мертв. Норма видит на его груди слева красное пятно. Пуля попала ему в грудь! Она расстегивает блейзер. Ее руки, одежда, туфли - все в крови. Мать испускает звериный стон, ужас сжимает ей горло, она задыхается. Наверное, в него попали первыми же выстрелами, думает она. Раньше, чем я спрятала его под скамейкой. А я ничего не заметила. И тащила его сюда, смертельно раненного.
Вновь взвывают сирены. Снова подъезжают патрульные машины и кареты "скорой помощи".
Мы в Гамбурге. Сейчас 17 часов 54 минуты. Понедельник, 25 августа 1986 года.
Книга первая
1
Ей никогда, ни до, ни после, не приходилось испытывать столь мучительной боли, как в те секунды, когда она вернулась домой после похорон. Я этого не вынесу, думала она. Когда бы я ни пришла теперь домой, его здесь не будет. Никогда больше он не будет ждать меня. И никогда здесь не раздастся его смех. Я никогда больше не услышу его смеха. Никогда и нигде, думала она. Он часто смеялся. Как и его отец. Он тоже бывал в этой квартире. И он тоже мертв. И никогда, никогда в жизни мне не услышать больше их голосов, и я никогда, никогда, никогда их не увижу. Нигде!..
А эта квартира? Она для меня все равно что для зверя его нора, в которой он может укрыться, усталый или раненый, в смертельной тоске или очень голодный. Или при последнем издыхании. Или довольный удачной охотой. Или тем, что хорошо плыл, или в беге взапуски пришел впереди всей стаи. Сколько лет они посылали меня в командировки по всему свету, думала она, и я всегда возвращалась сюда и всегда была счастлива, так счастлива, услышав голос Пьера или его отца. Была счастлива, когда возвращалась под родной кров поздно ночью. Да, под родимый кров. Потому что это - моя родина, другой у меня нет. И если один из них уже спал, я садилась рядом и слушала его дыханье, дыханье отца или дыханье сына. Я потеряла мужа, потеряла сына, я никогда не увижу и не услышу их. И эта квартира больше не мое пристанище, пока что здесь мне все до боли знакомо, но все уже чуждо. У меня отняли все! И больше никогда не будет, как бывало прежде. Ни-ког-да. Самое страшное слово в мире. Страшнее, чем Гитлер.
Она переходила из комнаты в комнату, ее душу словно огнем выжгло. Господи, хоть бы я тоже умерла. В ее темных глазах застыли горе и боль, а еще - униженная покорность, тоска и одиночество. Одиночество жизни и смерти.