Свет стал слабее. Затем он оборвался так же внезапно, как и возник, и снова все погрузилось в темноту.
Не прошло и четверти часа, как приоткрылась дверь кинобудки, и на слабо освещенной площадке появилась сгорбленная фигура киномеханика. Спокойным, неторопливым шагом прошел он в аллею каштанов и растаял в густой темноте.
"Вот если бы сейчас проследить за ним, - подумал я, то завеса бы приоткрылась. Но идти за ним пока нельзя. Действуя вслепую, только спугнешь преступника".
Прошло около получаса, а солдат все не возвращался. Но вскоре опять появилась сгорбленная фигура Ползунова, она двинулась не к кинобудке, а к расположенной недалеко от нее глухой кирпичной стене, ограждающей территорию гаража. Мы прильнули к слуховому окну.
Тем временем фигура остановилась за широким деревом у стены, присела к его основанию. Вспыхнул еле заметный свет фонарика под маскировочным фильтром, и вновь водворилась темнота. Ползунов медленно поднялся, осмотрелся по сторонам и также осторожно двинулся от стены. Шум ветра заглушал удаляющиеся шаги. Но вот фигура. Ползунова вновь появилась у кинобудки, проскользнула в дверь, и тотчас же окно озарилось ярким слепящим светом. Пройдя взад и вперед по комнате, Ползунов щеткой начал отряхивать одежду от пыли, затем согнулся над сапогами, наводя блеск на запыленной коже. Долго еще ходил он по комнате, видимо, заглушая волнение. Затем разделся, и свет погас. Наш слух улавливал лишь шум деревьев да посвистывание ветра у серых корпусов казарм, погрузившихся в ночной сон.
Когда Калюжный подошел к будке, он застал Ползунова крепко спящим и долго стучал в дверь, пока, наконец, разбудил его. Собрался Ползунов быстро и через несколько минут с чемоданчиком в руке уже выходил на улицу. Оба направились к проходной.
По-прежнему выл ветер, ветви деревьев стонали, как будто просили кого-то о помощи. Спустившись с чердака над санчастью, мы остановились в кустах у аллеи.
- Постойте, - сказал я, - и двинулся к дереву у стены гаража, к которому подходил Ползунов.
Ствол дерева был толстый, со старой, покрытой мхом шершавой корой.
"Тайник" - мелькнула мысль.
И действительно, у основания дерева оказалось узкое продолговатое дупло. На дне дупла рука нащупала какой-то твердый предмет, завернутый в тряпку. Предмет оказался небольшим и легким. Я взял его в руку и сунул в карман.
- Надо пойти к свету, - сказал я, - осмотреть вещицу.
- Зайдемте в санчасть, - предложил начальник политотдела, - в кабинет врача.
- Я сошлюсь на головную боль, - сказал я, - это будет предлог для посещения санчасти в такое время.
Договорившись об этом и отряхнув друг друга от пыли и паутины, зашли в кабинет начальника санчасти. Сонная дежурная сестра принесла пирамидон. Я попросил еще у нее пробирочку спирта для того, чтобы натереть им виски. Сестра вышла. Ибрагим занавесил окна шторами.
Осторожно извлек я из кармана небольшой сверток, обмотанный в кусок новой байки, и положил, его на стол. Размотал сверток, и из него выскользнул чистенький, новенький блестящий портсигар. Со сверкающей серебром крышки на нас сурово смотрели три русских богатыря с копьями наперевес.
Исследовав поверхность портсигара и ничего на ней не обнаружив, я нажал на кнопку замка. Портсигар легко открылся. Под сигаретами, на середине внутренней части дна выделялась шляпка винтика - она как-то резко бросалась в глаза своей широкой черневшей прорезью. Винтик сразу же поддался - легко и плавно начал отвинчиваться. Резьба у него была не длинная, но очень мелкая и частая.
Когда резьба кончилась, то вместе с винтиком от портсигара отделилась и внутренняя прокладка. Показалась скрытая сторона дна портсигара. На ней поблескивал слой какого-то тонкого, легкого металла.
"Дюраль", - подумал я.
Поверхность дна была расчерчена на маленькие квадратики, и в каждом квадратике была выгравирована одна буква. Буквы составляли слова и строки. Строк было четыре. Располагались они одна под другой, как стихотворение.
Рассматривая поверхность пластинки, я заметил еще одну деталь: вырезы букв были плотно заполнены каким-то зеленоватым веществом.
Я выключил свет, и миниатюрные буквочки в тот же миг засветились:
Бродил он по свету ища у людей снисхожденья ,
Но всюду в беднягу как птицы летели каменья - !
Как шустрые ветры нужда неуемная злилась :?
И только в эфире надежда на счастье открылась ."
Знаки препинания в тексте почему-то были опущены и указывались беспорядочно в конце строчек.
Я быстро и точно скопировал букву за буквой в том порядке, в каком они располагались в квадратиках, включая и те квадратики, которые были заполнены знаками препинания.
И если на портсигаре это выглядело так красиво, что мы изумленно рассматривали строки и, улыбаясь, восхищались ими, то в моем рисунке изображение букв и квадратиков выглядело призрачным и мертвым.
Невзрачное и, на первый взгляд, бессодержательное четверостишие служило своеобразным ключом шифра. Я сразу же обратил внимание на то, что в специально подобранных словах вместился весь алфавит русского языка. И если к прямоугольнику, в котором расположены квадратики с буквами, сверху и слева поставить цифры, то каждая буква и каждый знак получат цифровое значение, которое и передается в эфир азбукой морзе. Расшифровать же такое сообщение можно только при наличии этого же четверостишия.
Конечно, это была сложная система шифровки, но очень надежная.
Когда все было сделано, я тихонько вышел на улицу и положил сверток на место, в дупло дерева.
Вслед за мной на улицу вышли начальник политотдела и Ибрагим.
- Черт бы его! - выругался начальник политотдела, когда я снова подошел к ним. - Что же вы меня не предупредили?
- А я и сам не знал, что Ползунов пойдет к тайнику. Приход его к тайнику - одно из непредусмотренных обстоятельств, в которых приходится действовать по собственному усмотрению - на свой риск и страх.
Начальник политотдела продолжал смотреть на меня вопросительно, и я сказал:
- С другой стороны, то, что вас успокоило во время вашей сегодняшней беседы с Ползуновым, меня еще больше насторожило. Подумайте сами: раз новые условия поездки не явились для него неожиданностью и были приняты им спокойно - значит, имеется возможность кого-то поставить о них в известность. Есть связь. А раз так, то четыре часа времени между отбоем в части и отходом поезда могли навести на след этой связи.
Во время разговора начальник политотдела все время ходил вокруг нас, дымя трубкой, заставляя нас поминутно поворачиваться к нему лицом.
- Нервничаю, - признался он, - подумать только, о какой камешек споткнулся.
- Ничего, выправитесь и пойдете снова вперед, - успокоил его я.
- Да-а-а, - невесело протянул начальник политотдела, - Значит, можно его не ждать обратно?
- Нет, ждите, - сказал я, - обязательно ждите. И не только его, но и нас. Брать его будем здесь с поличным, с вещественными доказательствами. Хотите, я вам скажу, чем занимался Ползунов от отбоя до своего отъезда в Вену?
Начальник политотдела снова посмотрел на меня вопросительно.
- Как видели сами, - говорил я, - с вечера он поспал. Затем при свете фонарика у себя в кинобудке зашифровал телеграмму. Сделав это, направился к месту хранения рации, связался со шпионским центром в Вене и сообщил, чтобы его не встречали, т. к. едет с напарником. Снова запрятав рацию, отнес портсигар в тайник, после чего отправился в кинобудку, лег в постель и проспал до прихода Калюжного. Сейчас он, по-видимому, досыпает в пути.
Снова наступило молчание. Время шло.
- Пойдемте к машине, - предложил я, - ведь к утру мы должны быть в Вене.
Начальник политотдела еще постоял немного, посасывая трубку, потом, выколотив ее о ветку дерева, пошел вперед. Молча мы подошли к нашей автомашине, стоявшей на асфальтированной площадке у гаража.
- А пока прошу вас - вы ничего не видели и не слышали, - шепнул я ему.
- Об этом не беспокойтесь. Приезжайте. Я помогу вам закончить дело.
- Спасибо. Благодарим вас за помощь. Она нам очень нужна… До встречи.
Хотя ночь была на исходе, мрак был такой глубокий, что, казалось, близилась полночь, а не рассвет.
Ибрагим шумно поплевал на ладони, уселся поудобнее у руля и, затянув осетинскую мелодию, медленно вывел машину на освещенную асфальтированную дорогу.
В автомашине я погрузился в раздумье. Теперь уже было ясно, что солдат оказался гнусным предателем - стал шпионом, которому вражеская разведка доверила код, рацию, а возможно, и кое-что другое.
Каким же образом этот человек, по существу еще юноша, повернул оружие против своего народа, стал среди советских воинов солдатом из стана врага. Где пролег тот невидимый мост, который послужил опорой для бегства человека из мира, где он мог жить и творить прекрасное, в мир врагов, в мир постоянных тревог и страхов? Думал ли об этом солдат, совершая измену? Думал ли о позоре и смерти, которая теперь постоянно шла за его спиной. Ведь предатель - это самое гнусное существо, достойное только презрения и уничтожения.
- Скажи-ка, Ибрагим, как у вас в народе говорят о предателе?
Ибрагим включил внутреннее освещение, посмотрел на часы, зевнул и ответил:
- По-разному говорят. Не любят у нас предателя. Говорят, например, что предатель из собачьего корыта хлебает.
- Из собачьего? Что ж, правильно. Лучше не скажешь. Бросил свой народ - никто тебя не согреет, не накормит и не напоит.
- Светает, - зевая, сказал Ибрагим.
- Дай-ка я сяду за руль, а ты вздремни. Скоро Вена, а там снова работа.
- Ничего, поработаем. Прилежный труд с лихвой окупается.
- Но если работаешь, то и отдыхать надо, - возразил я, пересаживаясь за руль.
Уже совсем рассвело, когда мы въезжали в предместья Вены.
На привокзальной площади царило оживление, обычное для большого города, куда ежечасно прибывают новые и новые поезда.
Поставив свою автомашину во дворе Военной комендатуры Четвертого района Вены, мы поспешили к вокзалу и заняли удобный наблюдательный пункт.
Ползунов и Калюжный вышли на площадь в числе последних пассажиров. Шли они не спеша, временами останавливаясь и о чем-то беседуя. Из-за угла вокзала вылетела черная автомашина под номером- 35–16. Не останавливаясь, она сделала полукруг по проезжей части вокзальной площади и, прошмыгнув мимо киномеханика и его спутника, скрылась за противоположным углом. На заднем сидении я заметил человека, внешность которого разобрать было трудно.
"Так вот каков Шварц, - подумал я. - Получив криптограмму, он решил лично убедиться в ее достоверности. Ведь он не намерен был ставить под удар свою шкуру. А вдруг Ползунов арестован и шифровку дал под диктовку красных? Приедет ли он вообще? К тому же, не вредно воздействовать на него морально, усилить давление на его психику: "Смотри, где бы ты ни появлялся, мы наблюдаем. Если вздумаешь играть двойную игру, сотрем в порошок. Будешь работать на нас- не пропадешь, мы всегда рядом"".
- Лиса в свидетели свой хвост привела, - пошутил Ибрагим.
В комендатуре Четвертого района Вены мы неожиданно столкнулись с Федчуком. Оказывается, он тоже был на вокзале и видел машину Шварца.
- Ну, как ваши дела? - спросил он.
- Пожалуй, лучше ответить делом, чем словом, - улыбаясь, заметил я. И после паузы продолжал серьезно. - Дайте нам криптограмму, проследовавшую от Ползунова сегодня между двенадцатью и часом ночи, и мы, пожалуй, сумеем сказать, что беспокоило предателя.
Не ожидавший такого ответа, Федчук заулыбался. На какой-то миг по его лицу пробежала тень сомнения, но он очень быстро овладел собой.
- Будет прекрасно, если вы это сделаете, - сказал он, извлекая из внутреннего кармана пиджака маленький листик бумаги и передавая его мне.
Я сразу же обратил внимание на то, что текст состоял из одной непрерывной строки цифр, располагавшихся в таком порядке: 2111341813233111441323711326354232191319274311 241164613232132.
Положив на стол стихотворение и проставив слева и сверху над квадратиками букв порядковые цифры, я медленно, но точно начал выводить их буквенное значение.
Федчук пристально следил, как буква за буквой я выводил слова:
"Не ждите - еду с попутчиком".
Ознакомившись с текстом, Федчук сказал:
- Молодцы. Молодцы, ребята, - и крепко пожал руки Ибрагиму и мне.
Я чувствовал, что его очень интересовало и стихотворение, и то, каким образом оно оказалось у нас, но он не стал расспрашивать.
- Вы не беспокойтесь, - сказал я, - все сделано, как говорят, по науке. О попутчике он узнал в самом конце дня, и ему ничего не оставалось, как воспользоваться рацией…
- Хорошо. Остальное доложите дома. А пока отдыхайте.
И он уехал к себе, а мы с Ибрагимом отправились отсыпаться.
После короткого отдыха мы снова встретились у Федчука. Выслушав наши обстоятельные доклады и уточнив интересующие его детали, Федчук приказал.
- На задержание Ползунова дается всего три дня. К операции привлекаю вас, Салбиева и Борисова. Брать только с поличным - с рацией и другими вещественными доказательствами.
- Разрешите, - попросил я, - план доложим сегодня, а выедем завтра.
- Нет, - сказал Федчук, - сегодня отдохните, оформите санкцию. Завтра детально обсудим план, а послезавтра - в дорогу. Три дня вам дается с момента прибытия на место.
- Все ясно, - сказал я.
И он проводил нас до дверей.
Военный прокурор группы советских войск несколько раз перечитал материалы дела на Ползунова. Они были настолько убедительными, что он без дополнительных вопросов подписал постановление и ордер на арест.
Весь следующий день совместно с Федчуком уточнялся и дорабатывался план.
- Главное, не сбейтесь при радиообмене, - говорил Федчук, передавая мне небольшой чемоданчик с рацией.
- Не беспокойтёсь, - заверил я. - Ведь вы знаете, что я с детства занимаюсь радиоделом. К тому же мы точно осведомлены и о частоте волны, и о позывных, и о времени радиообмена.
- Но бывают особенности в почерке радиста.
- За этим я прослежу.
- Ну, тогда все, желаю успеха, - и, помолчав, добавил: Если не хватит трех дней - связывайтесь со мной.
Я вышел к ожидавшим меня товарищам.
В авиационное соединение мы прибыли в полдень. Товарищи остались в городе, а я пошел в штаб. На проходной потребовали предъявить документы, значит, подействовало наше внушение. В предписании значилось, что я являюсь офицером штаба группы и направляюсь в авиасоединение для проверки противопожарной безопасности.
- Выходит, подтвердилось худшее? - спросил командир, ознакомившись с документами.
- Да, - сказал я, - моя фактическая задача - задержание Ползунова с имеющейся у него рацией и другими вещественными доказательствами.
После этого командир сразу же пригласил к себе начальника политотдела.
Прочитав бумаги, тот сокрушенно покачал головой:
- Да, здесь мы оказались не на высоте, - только и сказал он. Помолчав, добавил - И все же я рад тому, что враг оказался разоблаченным.
- И не без вашей помощи, - сказал я. - Помните ночь на чердаке?
- Что же от нас требуется? - спросил командир, стараясь оправиться от тяжелого для него удара.
- Поместить меня на территории гарнизона, в вашей маленькой гостинице для приезжих, разумеется, в отдельной комнате. Лучше всего в той, что наверху. По просьбе, которую я передам через Ивана Даниловича, в нужное время поднять в воздух самолет с задачей кружить над расположением штаба. И последнее. Обязательно сегодня дать понять Ползунову, сообщить ему "по секрету", что ожидается передислокация вашего соединений в Советский Союз для перевода на новую технику. Пока все. Если появятся другие вопросы, сообщу и о них.
- А люди? Может, вас подкрепить людьми? - спросил командир.
- Спасибо. Думаю, что справимся сами.
Я поднялся с кресла, надел фуражку.
- Можно начать осмотр?
Командир и начальник политотдела переглянулись, и последний решительно сказал:
- Пошли.
Только минут через тридцать мы добрались до кинобудки. Дверь в кинобудку была открыта, и мы заметили, как из нее выскочил Ползунов. Но закрыть ее на замок и скрыться он не успел.
- Э-э-э, товарищ киномеханик, - позвал его командир. И когда тот приблизился к нам, потребовал - Доложите-ка проверяющему о состоянии аппаратной.
Ползунов отступил назад, подтянулся и приготовился к отдаче рапорта, но я остановил его:
- Предъявите удостоверение и талон.
Сунув в карман предъявленные Ползуновым документы, шагнул через порог киноаппаратной. Командир, начальник политотдела и Ползунов последовали за мной.
Благо, что, готовясь к поездке, я проштудировал соответствующие инструкции и уже твердо знал, что киномеханик допускается к обслуживанию киноустановок только при наличии у него удостоверения государственной квалификационной комиссии и талона по технике пожарной безопасности.
Первые шаги в роли пожарного инспектора убедили меня в том, что мною взят правильный тон. Входя в аппаратную, я уже чувствовал себя хозяином положения.