- Вы нам нужны, - проникновенно сказала она. - Вы должны работать на нас.
Я кивнул.
- На кого это - на "нас"?
- На Британскую военную разведку, - сказала Сигне, опять намотала большую прядку золотых волос на пальцы и стала изучать ее с насмешливым видом. Потом встала.
- До завтра, - сказала она, пододвинула ко мне счет и первой ушла из ресторана.
Днем я зарегистрировался в гостинице "Маркой". Она была отделана со вкусом и оформлена в выдержанном скандинавском стиле на Маннерхейме. Освещение достаточно яркое, чтобы блестела нержавеющая сталь отделки. Когда сидишь в черном кожаном кресле в баре, то чувствуешь себя так, словно сидишь за штурвалом "Боинга-707".
Я пил водку и размышлял, почему Каарна был вымазан разбитым яйцом и куда девалась скорлупа этого яйца. Немного посмеялся, вспомнив, как меня завербовали в Британскую разведку. Это было весело по двум причинам.
Во-первых, это в духе всех разведок - сообщать своим агентам, что они работают на того, на кого они хотят работать. Так, франкофилу говорят, что его отчеты идут прямиком на Набережную д’Орсей в Министерство иностранных дел Франции, а коммуниста уверяют, что приказы ему поступают из Москвы. Лишь немногие агенты могут быть совершенно уверены, что знают, на кого они работают, потому что характер работы подразумевает возможность провериться.
Вторая причина, по которой я веселился, заключалась в том, что Сигне Лайн действительно могла работать на отдел Росса в Военном министерстве. Невероятно, но возможно.
Как общее правило - а все общие правила опасны, - агенты набираются из жителей страны, где они работают. Я не агент да и вряд ли когда-нибудь им стану. Я только доставляю, оцениваю и передаю информацию, которую собирают наши агенты, но я редко встречался с ними самими. Конечно, за исключением случайных отдельных встреч, как, например, с тем финном, с которым я разговаривал на пароходе. Я прибыл в Хельсинки для выполнения простого задания, которое теперь усложнялось. Я не был готов к этому. У меня не было установленной связи с Лондоном, только для экстренного контакта, который я осмелился бы использовать лишь в случае неизбежности мировой войны. Не было системы контактов здесь, ибо мне было запрещено вмешиваться в работу наших резидентов. Да и судя по быстрому ответу седовласого, он говорил со мной по телефону-автомату, установленному в общественном месте.
Поэтому я выпил еще бокал водки и, медленно дочитав дорогое меню, нащупал в кармане пятьсот марок, полученные от девушки с большим ртом и золотистыми волосами. Дешево досталось - легко потерялось.
3
Утро следующего дня было голубым и солнечным, хотя градусник показывал несколько градусов ниже нуля. Я пошел прогуляться по центру города. Поднялся на крутой холм к ярко-желтым зданиям Университета, потом спустился на улицу Унионикату и приблизился к магазину, в котором висели длинные кожаные пальто.
Девушка по имени Сигне уже стояла возле магазина кожаных изделий.
- Доброе утро, - сказала она, и дальше мы пошли вместе. На Лонг-Бридж мы двинулись по левой стороне вдоль замерзшей бухты. Под мостом среди мусора, насквозь промокших картонных коробок и зазубренных консервных банок пытались плавать утки. Сам мост хранил следы давних бомбежек.
- Русские, - сказала Сигне. Я посмотрел на нее. Она продолжила: - Они бомбили Хельсинки, повредили мост.
Мы постояли, наблюдая за въезжающими в город грузовиками.
- Мой отец был профсоюзным деятелем, он часто показывал на этот искалеченный мост и говорил мне: "Эти бомбы сделали советские рабочие на советских заводах в стране Ленина. Помни об этом!" Всю свою жизнь отец посвятил рабочему движению. Он умер в 1944 году от разрыва сердца… - Она быстро пошла вперед, опередив меня. Мелькнул носовой платок, которым она вытерла глаза. Я поспешил за ней. Моя спутница спустилась к замерзшему берегу и пошла по льду. Несколько маленьких фигурок вдалеке тоже шли по льду, срезая дорогу. Впереди нас пожилая женщина тянула маленькие санки, нагруженные бакалейными товарами. Я старался идти осторожно по исхоженному истонченному льду. Я догнал Сигне, и она доверительно взяла меня за руку.
- Вы любите шампанское? - спросила она.
- А вы угощаете?
- Нет, - ответила она. - Просто интересуюсь. Я впервые попробовала шампанское три месяца тому назад и мне очень понравилось. Оно почти стало моим любимым напитком.
- Рад слышать, - сказал я.
- А виски вы любите?
- Я очень люблю виски.
- Если честно, мне нравятся все спиртные напитки. Наверное, я стану алкоголиком. - Она зачерпнула ладонью горсть снега, слепила снежок и с силой бросила его на сотню ярдов. - Вы любите снег? А лед вы любите?
- Только в бокале с виски или шампанским.
- Разве можно класть лед в шампанское? Я думала, так никто не делает.
- Я пошутил, - сказал я.
- Знаю.
Мы дошли до противоположной стороны замерзшей бухты, и я поднялся на набережную. Сигне стояла на льду и смотрела на меня, хлопая ресницами.
- Что случилось?
- Кажется, я не смогу залезть наверх, - отозвалась она. - Вы не могли бы мне помочь?
- Прекратите дурачиться, будьте хорошей девочкой.
- Ладно, - весело согласилась она и взобралась ко мне.
К северу от Лонг-Бридж город меняется. Не так резко, как, к примеру, меняется Лондон к югу от реки или Стамбул за мостом Галата, но к северу от Лонг-Бридж Хельсинки становится унылым, люди здесь не так шикарно одеты, а грузовиков больше, чем автомашин. Сигне привела меня к жилому дому около улицы Хельсингинкату. В вестибюле она позвонила, чтобы сообщить о нашем приходе, но открыла дверь своим ключом. Редкие дома в Хельсинки блестят как только что отчеканенные монеты, хотя этот блеск и ассоциируется с финским дизайном. Большая часть из них напоминает поблекшие от времени гостиницы викторианских времен. Этот дом не был исключением, хотя воздух внутри был теплым, а ковры мягкими. Квартира, в которую мы шли, находилась на шестом этаже. На стенах висели литографии, звучала пластинка с записями Арти Шоу. Светлая и довольно большая гостиная была заставлена великолепной финской мебелью. Однако здесь хватило места и для того, чтобы свободно танцевать румбу.
Румбу танцевал невысокий коренастый мужчина с жиденькими каштановыми волосами. Одной рукой он отбивал в воздухе ритм, а в другой держал бокал с изрядной порцией спиртного. Его ноги отзывались на каждый такт музыки, и мы провели несколько понятных минут, пока стояли на пороге. Но тут он поднял голову, заметил нас и сказал:
- Ну, ты, старина Лими, сукин сын. Я знал, что это ты.
Легким движением он обхватил Сигне и потащил танцевать. Я заметил, что ее ноги почти стояли на его ботинках, и он приподнимал и двигал ее, как будто она была тряпичной куклой, привязанной к его рукам и ногам. Танец закончился, и он повторил:
- Я знал, что это ты.
Я ничего не ответил, а он залпом выпил остаток спиртного и сказал Сигне:
- "Ох, парень, цветик мой, не перед тем ты оголился…"
Харви Ньюбегин был неотразим: серый фланелевый костюм, носовой платок с инициалами в верхнем кармане, золотые часы на запястье и раскованная улыбка. Мы были знакомы уже несколько лет. Он четыре года отработал в Министерстве обороны США, потом его перевели в госдепартамент. В свое время я пытался завербовать его, но Долишу не удалось получить разрешение на вербовку. Под набрякшими веками Харви скрывались быстрые умные глаза. Он наливал нам выпить, все еще изучая меня. Из проигрывателя продолжала звучать музыка. Харви налил три бокала виски с содовой, кинул лед в два из них и подошел к нам. На полпути снова уловил ритм песни и остаток пути проделал мелкими танцевальными шажками.
- Не будь таким дураком, - сказала ему Сигне и добавила для меня: - Он такой дурак.
Харви протянул ей бокал с виски, но не успела она взять бокал, как он отпустил его и поймал другой рукой прежде, чем тот упал. Не расплескав ни капли, вручил бокал Сигне.
- Он такой дурак! - с восторгом повторила она.
Сигне стряхнула с волос несколько капель растаявшего снега. Сегодня они казались короче и золотистее.
Когда мы уселись, Харви повернулся к девушке.
- Позволь мне кое-что тебе прояснить, куколка. У этого парня хорошо варит котелок. Он работает на одно небольшое, но шикарное подразделение Британской разведки, и не такой тугодум, каким прикидывается. - Тут Харви повернулся ко мне. - Ты спутался с этим парнем, с Каарна…
- Ну…
- О’кей, о’кей, о’кей, ты ничего не обязан мне говорить. Просто Каарна мертв.
- Мертв?
- Мертв. Это написано в газетах. И ты нашел его мертвым. Согласись, что это так, приятель.
- Честное слово, это не так, - сказал я.
Минуту мы смотрели друг на друга.
- Ладно, - сказал Харви, - в конце концов, он вступил в высшую лигу, и мы ничего не можем с этим поделать. Но Сигне вчера тебя ухватила не зря. Нам срочно нужен кто-нибудь, чтобы мотаться в Лондон и обратно. Не хочешь ли поработать на янки на полставки? Платим мы хорошо.
- Я выясню это в конторе, - ответил я.
- Выясни в конторе, - презрительно отозвался он и постучал носком ботинка по ковру. - Ты самостоятельный парень, живущий своим умом. Зачем с кем-то советоваться?
- А затем, что твоя дорогая организация может случайно взять да и проговориться…
Харви провел пальцем по горлу.
- Видит Бог, никто не проговорится. У нас очень аккуратный маленький отдел. Гарантирую, все будет в порядке. Деньги на бочку, и все. Кстати, сколько тебе платят в Лондоне?
- Я работаю без контракта, - ответил я. - У меня ненормированный рабочий день. Мне платят за выполненные задания.
Я помолчал.
- Однако я мог бы взяться за дополнительную работу при условии, что деньги - честные, и ты уверен, что ваши люди не сболтнут лишнего моему лондонскому начальству…
Конечно, это была неправда, но в данный момент такой ответ меня устраивал.
- Тебе понравится работать с нами, - обнадежил Харви, - а нам будет приятно работать с тобой.
- Что ж, по рукам, - сказал я. - Расскажи мне, как говорят на гражданке, что я должен делать.
- Ничего особенного. Будешь доставлять наши материалы отсюда в Лондон и обратно. В редких случаях о чем-нибудь нельзя будет заявить в декларации.
- Что это будет?
- Ценности. Нам нужен верный человек, который не стащит груз. Мы будем оплачивать тебе авиабилет в первом классе, гостиницу и все расходы. Отдельный гонорар за каждое путешествие. Как профессионал уверяю тебя, что это неплохая сделка.
Сигне принесла нам выпить и когда снова направилась на кухню, Харви нежно шлепнул ее по заду.
- Роскошная жизнь, - заявил он. - Я пользуюсь всеми ее благами.
Сигне оттолкнула его руку, фыркнула и вышла из комнаты, демонстративно виляя задом.
А Харви вместе со стулом придвинулся поближе ко мне.
- Обычно мы ничего не говорим нашим агентам об организации, но для тебя я сделаю исключение в знак старой дружбы. Это частное разведывательное агентство, которое финансирует старик по имени Мидуинтер. Он называет себя "генерал Мидуинтер". Родом он из старой техасской семьи, и в его жилах много немецкой крови. Вся семья - выходцы из какого-то балтийского государства, которые сейчас прибрали русские. То ли Латвия, то ли Литва… У этого старикана Мидуинтера мечта - освободить эту страну. Я думаю, он хочет стать там президентом, если не королем.
- Звучит потрясающе, - сказал я. - Давненько не работал на психов с манией величия.
- Ну ладно, я преувеличиваю. На самом деле он слишком узколоб. Такое бывает у выдающихся личностей. Ему нравятся донесения, что эти бедные ублюдки готовы начать революцию.
- Ага, - согласился я, - и ты питаешь его иллюзии…
- Послушай, этот старик - мультимиллионер. Возможно, мультимиллиардер. У него есть игрушка. Зачем же я буду портить ему удовольствие? Он сделал деньги на консервах и страховках, поверь, это скучный способ делать миллионы, вот ему и захотелось немного поразвлечься. ЦРУ выкачает из него деньжата…
- ЦРУ?..
- О, всерьез они нас не принимают, но ты же знаешь, как у них устроены мозги. Например, по мнению ЦРУ, выкрасть какого-нибудь самодовольного болвана из Москвы - значит, бороться за свободу. А у нас есть неплохие придумки. На кораблях Мидуинтера - четыре радиостанции, которые вещают на балтийские страны что-то вроде "готовьтесь к свободе и кока-коле!" Есть и компьютерное оборудование, и школа для подготовки в Штатах. Может быть, и тебя пошлем на учебу. Я позабочусь, чтобы тебе понравилось. Плюс деньги! - Харви налил мне полный бокал, как бы показывая, что и это входит в его компетенцию как моего нового шефа. - Когда ты собираешься в Лондон?
- Завтра.
- Отлично. Тогда ты останешься на ленч. Это твое первое задание. - Харви Ньюбегин расхохотался. - Когда вернешься в Лондон, сразу отправляйся к телефонной кабине на площади Тринити-Чеч, Саусист, один, там возьмешь телефонную книгу от Л до С и поставишь карандашом точку возле названия компании "Пан-Америкен". На другой день снова поезжай туда. На той же странице на полях карандашом будет приписан телефонный номер. Позвонишь по нему и скажешь, что ты друг хозяев антикварного магазина и хочешь им что-то показать. Если спросят, с кем бы ты хотел поговорить, то тебе все равно, тебе дали этот номер телефона и сказали, что по нему находится человек, который интересуется антиквариатом. Тебе назначат встречу, но ты придешь на нее на двенадцать часов позже назначенного времени. Запомнил?
- Да, - сказал я.
- Если почувствуешь что-то неладное, повесь трубку. У нас традиционная процедура проверки: проделай то же самое через двадцать четыре часа. О’кей? - Харви поднял бокал с водкой и сказал:
- Вот что русские делают чертовски хорошо. Бип-бип - и в глотку!
Он одним залпом проглотил остаток виски, схватился рукой за сердце и болезненно поморщился.
- Изжога, - пояснил он. Затем достал бумажник, вынул из него банкноту в пять марок и неровно разорвал ее на две части. Одну половинку протянул мне. - Человек, с которым ты встретишься, потребует твою часть, прежде чем передать товар, так что береги ее.
- Хорошо, - сказал я. - Только, может быть, ты объяснишь, что я должен забрать.
- Все просто, - сказал Харви Ньюбегин. - Ты едешь с пустыми руками. Обратно привезешь дюжину яиц.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Лондон
Есть у меня хозяин, и я - его слуга.
Серая лошадь печально скачет в луга.Детский стишок
4
Вернувшись в Лондон, я сделал отметку в телефонной книге и выполнил все остальные условия игры Харви Ньюбегина, рассчитанной на малышей детсадовского возраста. Гнусавый голос в телефонной трубке изрек: "Забудьте эту чушь про двенадцать часов ожидания. Приезжайте прямо сейчас. Я собираюсь на пару дней уехать из города покататься на лодке".
Таким образом я сразу поехал на станцию Кингз-Кросс: таблички с надписью "Комнаты и завтрак" на окнах и галантерейные магазины, в которых продаются пластмассовые испражнения и держатели туалетной бумаги с музыкальным проигрышем. На доме номер 53 изящная медная табличка гласила: "ХИРУРГИЯ. Д-р ПАЙК". Возле входной двери стояли два помятых мусорных ящика и штук тридцать пустых молочных бутылок. Шел холодный мокрый снег.
Дверь не была заперта, но когда я ее толкнул, протренькал маленький звоночек. Я вошел в приемную - огромную комнату с лепным потолком в стиле викторианской эпохи, заставленную не новой и явно приобретенной по случаю мебелью. Под списками клиник для рожениц и врачебными инструкциями валялись распотрошенные экземпляры иллюстрированного еженедельника для женщин "Вумэнз оун". Сами списки были написаны странным угловатым почерком и прикреплены к стене полосками пересохшего пластыря.
Один угол приемной был отгорожен фанерной перегородкой, выкрашенной в белый цвет, с надписью "хирургия". В этой импровизированной каморке помещались стол и два стула. Один, большой и обшитый кожей, вращался на колесиках, второй стул был узкий и хромой на одну ногу. Доктор Пайк методично пересчитал свои пальцы и только тогда повернулся ко мне. Это был крупный холеный мужчина лет пятидесяти двух. Его прическа напоминала черную пластмассовую купальную шапочку. Костюм из тонкой немнущейся ткани цвета вороненой стали сидел на нем образцово. Что-то стальное было и в его улыбке.
- Что болит? - спросил он меня. Это была шутка. Он снова улыбнулся, подбадривая гостя.
- Рука.
- Правда? У вас на самом деле болит рука?
- Конечно. Когда я лезу в карман за бумажником…
Пайк внимательно посмотрел на меня. Наверное, вспомнил, что некоторые люди ошибочно принимают дружеское слово за приглашение к фамильярности.
- Уверен, что вы были душой кают-компании, - обронил он.
- Давайте не будем делиться военными впечатлениями, - попросил я.
- Давайте не будем, - в тон мне согласился он.
На столе у Пайка стояли чернильный прибор, большой настольный календарь с загнутыми углами, стетоскоп, три пачки рецептов и блестящий коричневый шар размером с мяч для игры в гольф. Он взял его в руку.
- Нам придется долго работать вместе, - сказал я, - почему бы нам не поладить?
- Замечательная мысль, - согласился доктор Пайк.
Мы с первого взгляда почувствовали друг к другу отвращение, но у него было передо мной преимущество - воспитание и образование. Поэтому он тяжело сглотнул и постарался стать еще любезнее.
- Значит, эта коробка с… - он оборвал фразу, чтобы я закончил предложение.
- Яйцами, - поставил я точку. - Коробка с яйцами.
- …может прийти через один-два дня.
- Это не соответствует полученным мной инструкциям, - сказал я.
- Возможно, - сказал доктор Пайк. - Но различные сложности не позволяют точно назначать сроки. Люди, которые этим занимаются, не из тех, кому можно диктовать…
Его английский был великолепен, без малейшего акцента. Так мог бы говорить иностранец, прилежно изучавший язык.
- Да? - вставил я.
Пайк улыбнулся сжатыми губами.
- Мы профессионалы. От нашего поведения зависит наше существование. Главное - не делать ничего неэтичного.
- Главное, чтобы официально было отмечено, что мы не делаем ничего неэтичного.
Пайк усмехнулся.
- Пусть будет по-вашему, - согласился он.
- Договорились, - подвел я черту. - Когда будет готова ваша коробка?
- Разумеется, не сегодня. Вы знаете парк Сент-Джеймс? Там вокруг детской песочницы есть несколько лавочек. В субботу днем, в четыре сорок пять встретимся возле них. Вы спросите, нет ли у меня газеты с ценами фондовой биржи, я достану "Файнэншл Таймс" и скажу: "Можете несколько минут почитать". Но если у меня будет журнал "Лайф", не заговаривайте со мной. Это предупреждение об опасности.
Пайк поправил желтый галстук-бабочку и кивком головы показал, что я свободен.