Книга Н. Ходзы рассказывает о самоотверженной служба чекистов, пограничников и работников милиции. Дело, которому они служат, требует не только мужества, но и душевной чуткости, любви к человеку, нравственной чистоты.
Содержание:
-
1. Автобус не понадобится 1
-
2. Игра проиграна 1
-
3. Следствие не закончено… 2
-
4. Вилла в лесу 3
-
5. Откуда появится нарушитель? 5
-
6. Мирон Пряхин 6
-
7. "Революцию делали для справедливости…" 8
-
8. Олух царя небесного 10
-
9. На родной земле 11
-
10. Всё идёт по плану 12
-
11. Отец и сын 13
-
12. "Берег чист! Иди!" 16
Нисон Александрович Ходза
Злая звезда
1. Автобус не понадобится
Рация умещалась в старом, потёртом чемоданчике. Захлопнув его, Туманов облегчённо вздохнул: дело сделано, до очередного выхода в эфир - месяц, за это время он узнает назначение нового объекта. В ближайшие дни ему переправят самовоспламеняющуюся капсулу. Впрочем, если капсула и запоздает - не беда. Пожар возникнет не в день пуска, а, скажем, седьмого ноября. Это даже лучше!
Он выбрался из Муравьиного оврага и вышел на заброшенную, заросшую тропинку. Тихий лес стоял неподвижно, дышал покоем, невидимая птица заливалась иногда пронзительной трелью, обрывая её на самой высокой ноте, тогда тишина становилась ещё глубже и начинала тревожить Туманова. Он был высокого мнения о советской контрразведке и готов был в любую секунду к неожиданной опасности. Даже сейчас, возвращаясь в заводской посёлок после удачного сеанса связи с Западным Берлином, он не изменил своей обычной осторожности, - в левой руке чемодан, правая в кармане пиджака ощущала успокоительную прохладу пистолета.
Вдали, на шоссе, уже слышались автомобильные гудки. Туманов ускорил шаг. Сейчас он избавится от чемодана, сядет на рейсовый автобус и через двадцать минут окажется в посёлке. Рация останется в отлично замаскированном индивидуальном окопе, отрытом ещё в начале войны - четырнадцать лет назад. Туманов считал свой тайник лучшим из всех возможных. Окоп был искусно заминирован. Стоит случайному человеку потянуть чемодан - неизбежный взрыв уничтожит и человека и рацию.
До окопа оставалось совсем недалеко, когда он увидел идущих навстречу паренька в ковбойке и девушку в ярком сарафане. У парня в зубах торчала потухшая папироска. Они шли обнявшись, девушка хихикала, заглядывая парню в лицо, а он, слегка пошатываясь, мотал головой, стараясь откинуть нависший на глаза чуб.
"Хороша парочка - потаскуха с пьянчугой! - раздражённо подумал Туманов. - Ясно, чего им в лесу надо!"
Он сошёл с тропинки, уступая дорогу, но, поравнявшись с ним, девчонка в цветастом сарафане, нахально ухмыляясь, остановилась.
- Дайте ему спички, - сказала она, скаля в улыбке все тридцать два зуба. - Пожалуйста!
- Некурящий! - Туманов хотел пройти дальше, но парень, прижимая к себе девчонку, преградил ему дорогу:
- Не обманывай маленьких, дядя. Бог накажет! - И подмигнул ему, точно они были знакомы сто лет. - Я, дядя, сквозь землю вижу! Ответственно заявляю: у вас в кармане "Беломор" и спички.
Девчонка хихикнула:
- Не спорьте с ним, я его знаю, он не отстанет!
Надо было скорее отделаться от наглецов, чтобы успеть спрятать рацию и попасть на автобус. С каким удовольствием всадил бы он сейчас в парня хороший заряд!
- Ладно! Только скорее, - сказал Туманов. - Пропущу автобус!
Зажигалка лежала в заднем кармане брюк. Туманов нехотя оторвал руку от нагретой стали пистолета, чиркнул колёсиком и протянул дрожащий огонёк к папиросе парня. Остальное произошло мгновенно: парень рванул на себя руку Туманова, ударил его бутсой по лодыжке, и Туманов ничком свалился в траву. Он даже не заметил, как его руки оказались в наручниках.
Прижав Туманова к земле, парень отрывисто приказал девушке:
- Проверьте карманы. У него должно быть оружие.
Виртуозно, точно пианист по клавишам, девушке пробежала тонкими пальцами по одежде Туманова, вытащила из кармана пиджака пистолет и протянул парню:
- Вы правы, товарищ Румянцев.
Румянцев сунул пистолет за пояс под рубаху.
- Люся, возьмите чемодан. А вы, гражданин, вставайте. Автобус не понадобится - у шоссе нас ждёт легковая машина.
Он поднял с земли зажигалку, положил её в карман Туманова, где только что лежал пистолет, и зачем-то сказал:
- Некурящий я…
2. Игра проиграна
На допросе Туманов понял, что советская контрразведка следила за ним уже не первый день. Стало ясно, почему он за столько времени не сумел разобраться в назначении стройки: ему обдуманно давали чертежи, по которым нельзя было судить ни о характере, ни о мощностях объекта.
Чемодан с рацией был неотвратимой уликой, я Туманов понял - игра проиграна, надо спасать жизнь.
На допросах он вёл себя осторожно, стараясь уловить, что о нём известно, о чём можно умолчать, а о чём, предупреждая вопросы следователя, рассказать самому.
Когда на третьем допросе капитан Миров назвал ему даты и часы двух последних сеансов связи с Западным Берлином, Туманов сник: "темнить" дальше становилось бессмысленно. Уловив настроение Туманова, Миров бросил вскользь обнадёживающую фразу:
- Кто сдаётся, в того не стреляют…
- Вы сохраните мне жизнь? - Руки Туманова тряслись, сердце замерло. - Дайте мне возможность искупить свою вину! За эти дни я многое понял и осознал!
Миров усмехнулся. Сколько раз слышал он эти запоздалые покаяния! Цену таким речам он знал. Не удивительно ли: просидев месяц в одиночной камере, оторванный от внешнего мира, преступник вдруг начинает разбираться в этом мире лучше, чем когда он был на свободе? Как поверить, что именно в тюрьме на преступника снисходит просветление и ненависть к советскому строю перевоплощается в страстную любовь к нему?
- Я искуплю свою вину… честным трудом… - бормотал Туманов, преданно глядя в глаза Мирову.
- Наказание определяет суд, но считаю нужным разъяснить вам, что признание вины даёт суду основание смягчить приговор… С какого времени вы держите связь с зарубежной разведкой?
- С конца марта пятьдесят второго года…
- Значит, больше двух лет. Кто и каким образом завербовал вас?
Туманов опустил голову, на лбу его выступил пот.
- Я спрашиваю: кто и каким образом завербовал вас на службу иностранной разведки?
- Скажу… сейчас скажу…
- Советую говорить правду…
- Я говорю правду… Меня запугали… Грозили…
- Кто запугал?
- Сейчас… Сейчас расскажу… Разрешите… - он показал на графин.
Миров налил стакан воды, и Туманов, запрокинув голову, так, что было видно, как ходит под кожей острый кадык, залпом выпил стакан до дна.
- В сорок шестом году я поступил в институт. В политехнический… Я скрыл, что мой отец до тридцатого года был священником и что его арестовали… А потом вот ещё… в анкете спрашивалось, есть ли у меня родственники за границей и о связи… Я написал, что нет. А у меня был… Дядя… Брат моей матери. Он жил в Финляндии. Он перебежал туда ещё в двадцать пятом году. У него там лесопильный завод был. Дядя и до войны присылал матери и мне письма. Не почтой, а с финнами, которые приезжали в Ленинград. Когда финны вышли из войны, дядя опять стал посылать письма с попутчиками и разные мелкие посылки… Из-за этого всё…
Туманов умолк и снова потянулся к стакану.
- Рассказывайте дальше.
- В институт меня приняли. На третьем курсе я подал в комсомол. Стал комсомольцем…
- Не комсомольцем, а обладателем комсомольского билета, - перебил Миров. - Это не одно и то же. Дальше!
- Так я проучился пять лет. Я активным был… Меня даже членом комсомольского бюро выбирали на факультете. А когда до защиты диплома осталось три дня… всего три дня, меня у входа в институт остановил незнакомый мне тип в тёмных очках и сказал, что у него ко мне есть разговор. Я предложил пройти в институт, поговорить там, а он сказал, что разговор лучше вести на свежем воздухе. Мы пошли в институтский парк. Он спросил, когда я стану дипломированным инженером. Я сказал, что защита диплома через три дня. Тогда он начал спрашивать, как у меня с работой, получил ли я направление. Я ему ничего ещё ответить не успел, гражданин следователь, а он уже сам сказал, что, наверно, у меня направление в какой-нибудь "ящик". Этот тип смотрел через тёмные очки, и мне было неприятно, что он мои глаза видит, а я его глаз не вижу, не знаю, какое у них выражение. Спрашиваю его, кто он такой; он отвечает, что зовут его Иван Кузьмич, что он давно интересуется моими делами. Я решил, что это какой-то трепач, зачем-то разыгрывает меня, я ему так и сказал. Вот тогда он мне и выложил всё: и про отца-священника, и про дядю за границей, и про мою переписку с дядей, и про то, что я много раз встречался с иностранцами, которые привозили мне от дяди письма и разные посылки… Я вижу, что он всё знает, но всё равно решил не признаваться, говорю, что ничего подобного - нет у меня дяди за границей и знать не знаю никаких иностранцев. Тогда он вытащил из кармана конверт и протянул мне. Я конверт раскрыл, а там - две фотографии. На первой я с финном катаюсь на лодке в ЦПКиО, - для безопасности мы всегда встречались в людных местах. На второй фотографии я с финном в ресторане в Петергофе. Тут уж я понял, что врать бессмысленно, только было непонятно, кто нас снимал и почему эти карточки у Ивана Кузьмича, зачем они ему? Я старался, чтобы этот тип не догадался, что я испуган, и спросил, что ему надо. Он мне сразу всё выложил. Он мне так сказал, гражданин следователь: "Вы, говорит, уверены, что через три дня станете дипломированным инженером и получите интересную работу в Ленинграде. А может случиться совсем иначе. Может случиться, что завтра вас исключат из комсомола, послезавтра из института, а через три дня вы окажетесь как раз в тюрьме, а оттуда - прямой дорогой по этапу на десять лет сами знаете куда… Нравится вам такой вариант?" Не скрою, гражданин следователь, я испугался, понял, что нахожусь в руках этого типа. Я опять спросил, что ему надо. Он сказал, что сейчас ему ничего не надо, но когда я три-четыре месяца проработаю в НИИ, то получу открытку с подписью "Клава". И тогда я должен в полдень первого воскресенья ждать его в Пушкине у Камероновой галереи. Что было дальше, вы сами догадываетесь, гражданин следователь…
- Я ни о чём не хочу догадываться. Я хочу услышать всё от вас. Продолжайте…
- Через три месяца я получил открытку от "Клавы" и встретился в Пушкине с Иваном Кузьмичом. Он заставил меня рассказать всё, что я узнал за это время о нашем НИИ: над чем там работают, кто директор, как фамилии начальников отделов и всё такое. И приказал мне подать заявление в партию. А на очередной встрече дал мне адрес, чтобы явиться туда вечером. Я пришёл, он вытащил из шкафа маленький магнитофон и включил его. Я услышал голос Ивана Кузьмича и ещё чей-то голос. Голос рассказывал то же самое, что я рассказывал раньше Ивану Кузьмичу. Я прямо так удивился, что ничего понять не мог. Он спрашивает: "Узнаёшь?" Я, конечно, не узнаю. Он стал смеяться: "Да это же ты говоришь". Потом-то я узнал, что человек своего голоса правильно не слышит. Оказалось, что Иван Кузьмич мои рассказы о НИИ записывал, чтобы я у него совсем в руках оказался. Потому что в тех рассказах было всё такое, чего я не имел права говорить, за что меня полагалось судить…
- Так. А что потом?
- Потом Иван Кузьмич стал учить меня работать на коротковолновом передатчике.
- Где он вас обучал?
- У себя на даче…
- Где эта дача?
- На Лахте. Шифровальному делу тоже там обучил, в то же лето…
- Вы получали какие-нибудь деньги от этого Ивана Кузьмича?
- Да… Немного.
- Сколько?
- Оклад инженера.
- Рассказывайте дальше.
- А дальше он посоветовал мне перейти на номерной завод. Мне это удалось… Я сказал, что хочу на производство, ближе к рабочему классу. В парткоме даже одобрили моё стремление. О заводе мне тоже пришлось давать сведения… - Он тяжело вздохнул, точно ожидая сочувствия.
- Продолжайте.
- Когда мне удалось получить перевод на Семёрку, Иван Кузьмич снабдил меня шифром, дал позывные и приказал в определённые часы и дни каждого месяца выходить на связь с зарубежным разведывательным центром. Я должен был сообщать о ходе строительства объекта, о его назначении. Иван Кузьмич сказал, что в одном из банков Западной Германии на моё имя открыт счёт и за каждый выход в эфир мой текущий счёт будет увеличиваться на пятьсот долларов.
- Как же вы, живя в Советском Союзе, собирались реализовать эти доллары?
- Что?
- Я спрашиваю: как вы собирались реализовать эти доллары?
- Реализовать эти доллары? - Туманов тянул с ответом. Он не предвидел такого вопроса. - Я, гражданин следователь, вовсе не задумывался над этим. Я же работал не из-за денег, у меня другого выхода не было… Из-за страха… Теперь-то я понял…
- Не задумывались, значит? А разве Иван Кузьмич не обещал перебросить вас за границу после диверсии? Разве не говорил, что за границей вы сразу станете богатым человеком?
Задавая этот вопрос, Миров шёл на известный риск: материалов о том, что Туманов должен совершить диверсию и скрыться за границу, у него не было. Но он знал шаблонный набор приёмов, с помощью которых зарубежная разведка держала на "крючке" своих агентов. Доллары на текущем счету были неотразимой приманкой. Пусть только шпион соберёт необходимые сведения, а тогда на другой же день он окажется в роскошном отеле ближайшей капиталистической страны.
Услыхав вопрос Мирова, Туманов похолодел. Значит, следователю известен его разговор с Иваном Кузьмичом? Что отвечать? На какое-то время Туманов потерял самообладание.
- Я за границу не собирался… - бормотал он. - Дядя мой в Финляндии недавно умер, зачем мне за границу…
- Не придуривайтесь! - прикрикнул Миров. - К этому разговору мы ещё вернёмся. А теперь вот что…
Он вынул из ящика стола пачку фотографий.
- Посмотрите, нет ли здесь ваших друзей?
Туманов перебирал фотографии, вглядываясь в незнакомые лица. Он чувствовал на себе неотрывный взгляд Мирова, чувствовал, что следователь следит за ним, надеясь понять по выражению лица, если он, Туманов, наткнётся на знакомую физиономию.
Туманову не надо было притворяться. Он откладывал одну за другой фотографии, твёрдо повторяя:
- Не знаю… Не знаю… Не знаю…
Вздохнув с облегчением, он взял последнюю фотографию, взглянул на неё, и очередной ответ "не знаю" застрял у него в горле.
Туманов задержал эту карточку на какую-то долю секунды дольше, чем предыдущие. Надо было мгновенно решать: признавать или нет. Лицо его оставалось спокойным, но пальцы, зажавшие снимок, чуть дрогнули. "Не признавать!" - решил он и протянул руку, чтобы положить на стол фотографию с теми же словами - "не знаю".
- Признание своей вины даёт основание для смягчения приговора… - услышал он знакомую фразу.
Рука Туманова застыла в воздухе. Усилием воли он заставил себя взглянуть на Мирова.
- Так-то… - сказал Миров, чему-то улыбаясь. - Неужели и этого не знаете?
Только сейчас Туманова ошеломила запоздалая догадка: значит, Иван Кузьмич тоже арестован? Ведь он не видел его больше двух месяцев. Конечно, схвачен. И, судя по всему, - "раскололся".
- Знаю, этого знаю, - поспешно сказал Туманов. - Иван Кузьмич… Из-за него пропадаю, будь он проклят!..
3. Следствие не закончено…
О ходе следствия Миров ежедневно докладывал начальнику отдела полковнику Зарембо. Полковник встречался с молодым следователем уже много раз, поругивая его за "штатские манеры". Высокий, костлявый, в очках, Миров слегка сутулился, не было у него ни военной выправки, ни скупой и точной речи.
- Значит, признался полностью? - Зарембо отложил в сторону протокол последнего допроса. - Туманов - это его настоящая фамилия?
- Безусловно. Как видите, Трофим Антоныч, теперь этот тип уже не кот в мешке, а, так сказать, арбуз на вырез - весь как на ладони. Дело можно передавать в судебные органы.
Откинувшись на спинку кресла, полковник задумчиво смотрел в дальний, погружённый в темноту угол.
- Рано ещё, - сказал он вдруг. - Это будет неправильно, абсолютно неправильно!
- Почему?
- Нельзя передавать сейчас дело Туманова в судебные инстанции. Следствие не закончено, следствие должно продолжаться…
- Не знаю, в каком направлении вести его дальше. Туманов выложил всё, что знал. Легче из камня выжать воду, чем получить от него новые сведения…
- Верю. При формальном подходе у нас есть все основания считать свои обязанности выполненными, и даже неплохо выполненными. Но если подойти к делу серьёзно, то перед нами ещё большие возможности. Вы добились многого, но не всего…
- Чего же я не добился? - В голосе Мирова полковник уловил обиду.