- Ещё раз повторяю - никто не сможет вас упрекнуть в плохом ведении этого дела. Более того, вы заслуживаете поощрения: следствие проведено энергично, быстро и результативно. Но, дорогой товарищ Миров, наша профессия весьма противоречива. Мы - юристы и по самой сути нашей профессии должны быть, в известном смысле, формалистами, если хотите, крючкотворами. Но с другой стороны - мы солдаты, мы всегда в бою! В бою с умным, хитрым, сильным противником. Скажите, всегда ли можно выиграть сражение, ограничивая свои действия только строгим, безоговорочным выполнением воинского устава и приказов командования?
- А вы считаете, что войну можно выиграть нарушением приказов? Пренебрежением к воинскому уставу?
- И верно, ты - крючкотвор! Куда повернул! Подумай вот о чём: может ли какой угодно приказ предусмотреть все особенности и неожиданности боя? И можешь ли ты назвать хотя бы два сражения, которые в точности повторяли друг друга? Воинский приказ - дело святое. Но вот тебе пример. Разведчикам приказано выявить расположение вражеской батареи. Разведали. Выполнили приказ. Но по дороге к своим захватили ещё и "языка", хотя приказа не имели. И "язык" такое показал, что разведчиков именно за него и представили к награде. А по-твоему - их надо передать в трибунал!
- К чему вы ведёте, Трофим Антоныч? Какое отношение имеет ваш пример к делу Туманова?
- А вот какое. Задержан шпион. Что требуется от следователя? Выяснить, кто он и что он. Ты это сделал. Сделал хорошо. Но орденов за это не дают, потому что проводить хорошо следствие мы обязаны, это элементарно. Тот, кто не умеет вести следствие в рамках узаконенных процессуальных норм, тому, дорогой друг, нечего у нас делать. Мысль моя проста. Настоящий чекист обязан всегда задавать себе вопрос: не рано ли я поставил точку, не могу ли я нанести врагу удар сильнее, удар, не предусмотренный приказом, но продиктованный обстоятельствами дела, ходом событий, возможностями? Задал ты себе такой вопрос, когда решил передать дело Туманова судебным органам?
- Я уже докладывал вам: Туманов сказал всё, что знал. Благодаря ему был окончательно разоблачён так называемый Иван Кузьмич - по паспорту Сергей Власюк. К сожалению, при аресте с Власюком приключился инсульт. Нервы не выдержали. Теперь лежит в больнице. Парализована правая сторона, полная потеря речи…
- Что говорит врач?
- Дни его сочтены… Умрёт, не приходя в сознание.
- Вот видишь, - сказал, как показалось Мирову, невпопад полковник. - Рано закрывать дело. Давай-ка подумаем вот о чём. Хозяева Туманова ждут его очередного выхода в эфир. Когда назначен сеанс связи?
- На десятое июля.
- На десятое. А следующий выход?
- На двадцатое.
- Значит, десятое и двадцатое. Но Туманов в эти числа в эфир не выйдет?
- Ясно.
- И тогда там, по ту сторону, сделают естественный и правильный вывод: Туманов провалился. И в этом случае нам и впрямь не остаётся ничего другого, как передать его дело в суд и поставить точку. И это будет свидетельствовать не о нашей победе, а о поражении.
- Я не понимаю, к чему вы клоните, Трофим Антоныч.
- Выжать воду из камня! Ты уверен, что Туманов не был связан ни с кем, кроме Власюка?
- Абсолютно.
- Надеюсь, ты понимаешь, что кроме Туманова существуют и другие резиденты, связанные с ним. Но эту тайну, как писали романисты в прошлом веке, Власюк унесёт с собой в могилу.
- Похоже, что так.
- А теперь - немного фантазии. Как заполучить человека с той стороны, знающего адрес хотя бы ещё одного резидента? В наших условиях разоблачить резидента и захватить связного из-за рубежа - дело государственного масштаба. И мы не можем упустить такую возможность.
- Что вы предлагаете?
- Предлагаю, чтобы десятого июля Туманов, как всегда, вышел на связь.
- С фиктивными данными? А что дальше? Почему его выход на связь поможет нам обнаружить резидента и захватить связного вражеской разведки?
- Туманов выйдет на связь без всяких данных. Не удивляйся. Выслушай мой план. Думаю над ним давно. Советовался кое с кем. Знают о нём и в Москве. Так вот, десятого июля мы прикажем Туманову провести очередную передачу. В этот день его хозяева, как всегда, услышат знакомые позывные, затем они услышат однообразные звуки, которые довольно быстро прекратятся. Когда они расшифруют запись, выяснится, что вся передача состояла из трёх букв: "Ж, А, К." Жак! Одно только имя: Жак! Двадцатого июля повторится то же самое. Сначала позывные, затем - Жак! И всё! Как ты думаешь, будут они озадачены?
- Конечно, это им покажется странным!
- Что же они решат, какое найдут объяснение столь странного выхода в эфир своего агента?
- Трудно сказать… Сразу ответить не могу.
- Подумай на досуге. Хотя досуга у тебя нет. В общем, сообщи Туманову, что десятого он выйдет на связь…
- Для того чтобы выстукивать эти три буквы? Но ведь шифр в наших руках. Мы можем выйти на связь сами, зачем нам посвящать в свои планы шпиона?
- Сами, без Туманова, выйти в эфир мы не можем, хотя нам известны его позывные и шифр находится в наших руках. Но ты должен знать, что у каждого радиста свой "почерк". А на приёме у шифровальных передач всегда сидит опытнейший приёмщик, он без труда обнаружит, что на связь вышел не Туманов, что это не "тумановский почерк". Тогда весь наш план бездарно провалится. В общем - готовь Туманова к передаче…
4. Вилла в лесу
На лесную виллу Зубов был доставлен ночью в машине с потушенными фарами. За последние годы Зубов побывал на многих конспиративных квартирах больших и малых городов Западной Германии, и подобные путешествия стали для него заурядным делом. Но на этот раз он чувствовал - место, куда его везёт Гессельринг, законспирировано особо, иначе к чему такие предосторожности: машину ведёт не шофёр, а сам Гессельринг. К тому же этот немец не позволил ему сесть рядом, а молча ткнул пальцем назад. Когда машина тронулась, Зубов обнаружил, что стёкла "мерседеса" наглухо зашторены. Они ехали больше часа, но куда, по какой дороге - Зубов определить не смог.
Автомобиль остановился у небольшой, скрытой в лесу виллы. Гессельринг бесшумно открыл парадную дверь и нажал на выключатель. Зубов увидел пустой, полутёмный холл. Усвоенные в школе диверсантов правила не позволяли ему задавать вопросов, и он молча ждал распоряжений насупленного Гессельринга.
- Можете спать, - сказал Гессельринг и, звякнув ключами, открыл незаметную в полутьме дверь.
По витой металлической лестнице они поднялись в небольшую, узкую, как щель, комнату, где кроме деревянной кровати стояла только низкая тумбочка. На тумбочке, сияя золотом тиснёного креста, лежала Библия. Высоко, под самым потолком, горела неяркая лампа дневного света. Всегда розовое лицо немца при этом свете казалось жёлтым, с каким-то зеленовато-мертвенным отливом. Зубов вспомнил советских пленных в концентрационных лагерях. Их лица выглядели так при ярком солнечном свете.
- Спите! - скорее приказал, чем предложил, Гессельринг. - Ждите меня утром. - Не простившись, тяжело ступая, он вышел из комнаты.
Зубов слышал его шаги, слышал, как внизу дважды повернулся ключ в замочной скважине: немец закрыл дверь, ведущую в холл. Зубов оказался взаперти. Это усилило его беспокойство. Почему его заперли? Что это значит? Но он тут же вспомнил лекции в школе диверсантов, где так много говорилось о методах психологической обработки "объектов". Зашторенный "мерседес"… Угрюмое молчание Гессельринга… Демонстративно запертая дверь в холл… Всё это направлено на подавление психики "объекта", которым на этот раз оказался он сам. Но каково же будет задание, если они сочли нужным провести такую предварительную обработку? Этот вопрос тревожил и одновременно разжигал любопытство Зубова.
Он разделся, по привычке спрятал под подушку пистолет и раскрыл наугад Библию. "И будешь посмеянием и поруганием, примером и ужасом у народов, которые вокруг тебя…" - прочёл он слова пророка Иезекииля. Глупости! Захлопнув Библию, он хотел потушить свет, но выключателя в комнате не было. "А, дьявол! Теперь я не усну!" - подумал он, и сразу же, точно Гессельринг там, внизу, подслушал его мысли, свет погас.
Но и в темноте Зубов долго не мог уснуть. Он слышал, как к вилле подъехала машина, должно быть, прибыл тот, с кем предстоит встретиться утром. Как ни странно, но с приездом неизвестного Зубов успокоился. Почему, собственно, он решил, что задание будет каким-то особым? Скорее всего, его ждёт обычное задание, связанное с очередным проникновением в Восточную зону Германии. Маршрут знакомый, отработанный, и нечего волноваться. Во всяком случае, сейчас надо заставить себя заснуть: неизвестно, как рано явится за ним Гессельринг.
* * *
- Он наверху, мистер Гоффер, - доложил Гессель ринг, предупреждая вопрос начальника.
- Хорошо. - Широкоплечий, коренастый Гоффер опустился в кресло. - Вы считаете этот выбор удачным?
- Безусловно. До войны он жил в районе объекта "Ц", отлично знает эту местность, в частности все особенности рельефа берега.
- Задание сложное. Хорошо ли он натренирован?
- Отлично! Натаскан лучшими инструкторами. Лодкой управляет блестяще. С аквалангом чувствует себя в воде как рыба. Затопить и поднять шлюпку-двойку для него не проблема.
- Последнее - особенно важно.
- Кроме того, он обладает ещё одним драгоценным качеством.
- Именно?
Гессельринг усмехнулся:
- Грехи его перед Советами таковы, что пощады ему не будет. Живым он не сдастся ни при каких обстоятельствах.
- Знаю… Значит, он уроженец тех мест?.. В этом не только сильная, но и уязвимая сторона такого выбора.
- Вы опасаетесь, что его могут опознать?
Гоффер молча кивнул головой.
- В Центре об этом думали и пришли к заключению, что такое предположение не имеет реальных оснований.
- Объясните.
- Первое. За эти четырнадцать лет Зубов неузнаваемо изменился. Тогда ему было двадцать - безусый мальчишка, сейчас - облысевший господин. Это первое. Второе. По точным сведениям, немцы, отступая из квадрата "Ц", расстреляли в сорок четвёртом году всех жителей его деревни. Спастись никому не удалось.
- Это уже лучше. Такой способ избавиться от свидетелей вполне надёжен. Но в данном случае, в данном случае… вы понимаете?..
- Понимаю. Вас смущает, что среди расстрелянных могли оказаться и близкие Зубова?
Гоффер снова молча кивнул головой.
- Ну и что? Зубов может нас ненавидеть, проклинать, но он в наших руках, при всех обстоятельствах будет служить нам, только нам. И вы знаете почему…
- Разумеется.
- Он не догадывается, что нам это известно…
- Тем лучше. Сегодня узнает. Покажите мне позицию советских пограничных кораблей.
Гессельринг вынул из ящика стола сложенную карту и раскрыл её.
- Вот этот квадрат.
Даже при самом беглом взгляде на карту Гофферу стало ясно, что высадка агента вблизи объекта "Ц" почти исключена. Корабли расположены так, что их локаторы и звукоуловители могли засечь работу мотора в любом пункте квадрата. Наиболее удачным местом для высадки казалось скалистое побережье В пятидесяти километрах от объекта. Но тогда Зубову придётся пробираться к месту встречи не менее двух суток. Это - огромный риск. Пройти в пограничном районе, по безлюдной местности, пятьдесят километров и не обратить на себя внимания - невозможно.
- Будем надеяться на провидение, - сказал Гоффер. - На провидение и на науку.
- То есть?
- Наука должна точно определить ночь, когда на море разразится гроза. А провидение должно оградить господина Зубова от непредвиденных неприятностей и неожиданностей.
Гессельринг не отрывал от карты хмурого взгляда:
- Вы правы. При создавшихся обстоятельствах гроза - единственная наша надежда. Локаторы, звукоуловители - вся эта аппаратура работает в грозу ненадёжно и путано. Небольшая шлюпка с приглушённым мотором имеет реальные шансы остаться необнаруженной…
- Остановимся пока на этом варианте. А теперь изложите суть дела для звукоархива. - Гоффер поднялся с кресла, подошёл к стене, не глядя нащупал замаскированную кнопку. С этой минуты вмонтированный в стену магнитофон фиксировал всё, что произносилось в комнате. Гессельринг откашлялся и начал приглушённым голосом:
- Советы развернули в квадрате "Ц" гигантское строительство. Все косвенные данные, а также чрезвычайные меры предосторожности, предпринятые советскими органами, свидетельствуют о том, что строительство, безусловно, имеет важный военный характер. Но мы можем только догадываться об этом. Точных данных у нас нет. Командный состав строительства - инженеры, техники, проектировщики - набирался здесь, к сожалению, не по анкетным данным. Из-за этого лишь одному нашему агенту удалось прочно внедриться в группу ведущего конструктора. Но пока что он выполняет задания, по которым никак нельзя составить себе представление о профиле объекта. Это обстоятельство лишний раз подчёркивает, какой тайной окружено новое строительство. Тем не менее мы не теряли надежды со временем узнать всё, что нам нужно, наш агент достаточно опытный работник…
- Вы имеете в виду Жака?
- Да, в нашей картотеке он числится под именем Жак. Мы аккуратнейшим образом получали от него необходимые сводки. Но вот уже дважды Жак, выходя на связь в точно условленный день и час, называет пароль, а потом выстукивает только одно слово - свою кличку, вернее - три буквы: Ж, А, К. Жак!
- Вы думаете, что это психическое заболевание?
- Другого объяснения не нахожу.
- В таком состоянии он может наделать нам столько бед…
- Достаточно и одной, мистер Гоффер.
Гоффер сидел как деревянный, выпрямив спину, положив на колени широкие, безжизненно белые руки.
- Ликвидировать! - коротко бросил он, не меняя позы. - Конечно, при условии, если Жак болен психически. Гитлер был прав, уничтожая психически неполноценных. Но мы должны быть уверены, что Жак действительно болен…
- Вы допускаете…
- Возможен и другой вариант. О нём вы узнаете из моего разговора с Зубовым. Давайте его сюда…
Гоффер встретил Зубова широкой приветливой улыбкой. Зубов насторожился. Он уже знал по опыту: чем шире улыбки начальников, тем опаснее задание.
- Познакомимся, господин Зубов, - дружелюбно начал Гоффер. - Моя фамилия Гоффер. Карл Гоффер…
"Врёт!" - подумал Зубов. Гоффер говорил по-немецки с таким акцентом, что Зубов, проживший в Америке два года, сразу понял: "Американец!"
- Надеюсь, вы вполне здоровы, господин Зубов?
- Не совсем, господин Гоффер. - Зубов почувствовал приступ неодолимого желания разозлить этого немецкого американца или американского немца. - Не совсем. Страдаю бессонницей…
- Вот и отлично, вот и отлично! - радостно сказал Гоффер. - Всё как нельзя лучше!
- Раньше вы не жаловались на здоровье, - заметил Гессельринг.
- Не думал, что вае это интересует…
- Здоровье наших людей нас всегда интересует, господин Зубов, - проникновенно сказал Гоффер. - Значит, бессонница? Нервы?
- Должно быть, нервы…
- Вот и отлично, вот и отлично. - Гоффер потёр руки.
Гессельринг скосил глаза на шефа: "Чему он радуется?"
- Небольшое путешествие по морю укрепит ваши нервы, - продолжал Гоффер, широко улыбаясь расплющенными губами, но глаза его оставались пустыми и холодными. - Морской воздух делает чудеса. Вы будете спать как убитый.
"Как убитый… убитый…" - Зубова резанули эти слова.
- Итак, слушайте… Вам предстоит небольшое путешествие к родным берегам. Кратковременный визит в Россию. Готовы ли вы к этому? - Он снова расплылся в улыбке и, не ожидая ответа, сказал: - Подойдите к столу, покажите на карте, где вы жили до войны.
Зубов склонился над картой и не без труда нашёл рыбачий посёлок, откуда его провожали в армию.
- Вот… Здесь…
- Отлично! - Должно быть, это слово было самым ходовым в лексиконе Гоффера. Он свернул карту, под ней оказалась другая. Зубов увидел знакомые названия деревень и посёлков, но некоторые точки на карте названий не имели. Вместо названий стояли буквы. Палец Гоффера упёрся в букву "Ц".
- Знакомо вам это место?
Зубов пробежал глазами по названиям вокруг буквы "Ц".
- Да. Это километров двадцать от берега.
- Правильно. Так вот, на этом месте русские строят секретный объект.
- Моя задача?
- Не особенно трудная, но ответственная, очень ответственная. В трёх километрах от пункта "Ц" - вот здесь - находится посёлок Радуга. В нём живут строители и работники этого объекта. Главная улица в посёлке, разумеется, называется проспект Ленина. - Гоффер усмехнулся. - В каждой деревне - проспект Ленина! Так вот, в доме номер шестнадцать по проспекту Ленина живёт некий гражданин. Все данные о нём, включая имя, отчество и фамилию, вы получите от господина Гессельринга. Ваша задача: выяснить, каково здоровье этого человека. Есть подозрение, что он болен… психически… А между тем он располагает многими тайнами. Он сносился с нами при помощи сложнейшего шифра. Вы понимаете, что случится, если этот шифр попадёт в руки советской контрразведки?
- Понимаю…
- Так вот, этого допустить нельзя.
- Я должен раздобыть этот шифр?
- Имейте терпение выслушать меня. Допустим, вы раздобыли шифр, хотя, откровенно говоря, я не представляю, как вы его раздобудете. Но вы помните, что я сказал: кроме шифра он владеет и другими тайнами. Достаточно того, что он знает адрес и пароль одного нашего резидента в Ленинграде. В состоянии безумия он может провалить его. А между тем этот резидент, в случае войны, для нас дороже целой дивизии. Вот почему мы решили принять срочные меры и поручить вам провести так называемую операцию "Ц".
- Из всего, что вы сказали, ясно одно: я должен ликвидировать этого психа.
- Вы догадливы, господин Зубов. Но… - Гоффер сделал паузу и повернулся в сторону Гессельринга. - Но загадочное поведение этого человека может быть вызвано и другими причинами. Возможно, что в силу каких-то обстоятельств он лишился шифра или доступа к нему. Значит, никаких шифрованных донесений он передавать не может. Что же ему делать при таких обстоятельствах? В этой ситуации он нашёл выход. Он даёт нам понять, что находится на свободе, но вести передачи не может. Допускаете вы такой вариант? Если допускаете, то какой вы делаете вывод, как надо поступить в этом случае?