Адмирал прищурился и покачал головой:
- Послушайте. Острить изволит. Этот самый негодяй, перо которого вдохновляет не нейтральная валюта, пишет: "Морская история России началась на Балтийском море, там же она и кончается навсегда на наших глазах". Навсегда кончается наша морская история, а?
Адмирал перевернул страницу и остановил взгляд на строчках, подчеркнутых синим карандашом:
- А вот это из другой статьи: "Акваторию советского Балтийского флота отныне правильнее называть аквариумом. В этом аквариуме есть некоторый простор для рыб, но не для кораблей. Некуда уйти обреченным кораблям". Написано осенью. "Аквариум"! Горькая насмешка. Чем ответишь? Даже в девятнадцатом году было просторнее. Да, кораблям уйти некуда!
Адмирал спрятал папку:
- И каждый день наши радисты ловят в эфире такие остроты… Так что же мы будем делать летом, товарищ Снесарев? Что вы об этом думаете? О лете 1942 года? А?
- О лете 1942 года? Я думаю о своем корабле.
- Значит, по-настоящему думаете о будущем лете. Летом мы должны показать, что как бы ни было тяжело зимой, как ни тесно в этом аквариуме, а мы думали о море, мы не забывали ни на один день, что живем на море. Кораблям некуда уйти - так пойдут вперед! - Адмирал поднялся и оперся обеими руками о стол. - Подводные лодки проложат дорогу на Балтику. Трудно это, опасно, но проложат! Там тяжелые минные поля, и все-таки пройдут подводники. А надводные корабли? Как они пройдут? Больши́м пока некуда податься - это верно. Но ваши, товарищ Снесарев, пройдут. Пройдут и будут драться! Мы покажем, что даже такую зиму прожили не сложив руки. Ударим в ответ на удар! Внезапно!
Адмирал взял карандаш и повел им по большой карте, лежащей на столе:
- Вы знаете эти острова? Они впереди нашей сухопутной линии обороны, они как заноза у врага. С Гогланда мы осенью ушли. Удержать его невозможно было. И, если гитлеровцы прорвутся на эти острова - а такие планы у них есть, - нашим подводным лодкам будет в три раза труднее и опаснее выходить в море.
Оба склонились над столом.
- Вот они, Лавенсаари, Сейскари… Кажутся солидными островами, верно? Но так только на большой карте. А на обыкновенной они - песчинки по сравнению с Котлином, еле заметны. И все-таки это крепости.
Адмирал снова вынул папку из стола и быстро отыскал страницу, которая была нужна.
- Вот слушайте, что пишет тот же "нейтральный" журналист: "Эти крошечные островки словно оторвались от материка и, к некоторому неудобству господствующих на Балтике сил, унеслись в открытое море, где и стали на якорь". К некоторому неудобству нашего противника. Сказано осторожно. Противник немало дал бы, чтобы убрать с пути такое неудобство. "После Ханко островки стали выдвинутыми вперед бастионами обороны русских". Ну, а дальше он распространяется на тему о том, что и эти бастионы обречены, что они не удержатся, как не удержались острова у входа в Финский залив… - Адмирал спрятал папку. - Несколько дней назад возле этих бастионов кружили вражеские лыжники. Покружились, приблизились, но не все смогли уйти.
Он сложил карту:
- Я рассказал вам об этом, товарищ Снесарев, для того, чтобы вы знали, где нужны будут летом ваши корабли и… почему они нам так нужны. Ну, как? Почувствовали теперь, уважаемый конструктор, боевую обстановку?
- Вполне почувствовал, товарищ адмирал. И, знаете, самому захотелось повести этот корабль, который еще не построен.
- Будет, будет построен! Да, у вас есть морская жилка. Без нее нет настоящего судостроителя. Ну-с, обратимся к практической стороне дела. Значит, рабочие чертежи здесь нельзя изготовить? Это, конечно, осложнение. Что ж… изготовим в тылу, в спокойном городе. Завтра же дадим туда знать. Будут работать круглые сутки. Проект вы сами повезете?
- Вряд ли я смогу поехать. Нужно еще многое подготовить. Нельзя терять времени.
- Да, времени терять нельзя. Что вам нужно?
- Люди, люди и люди. Надо расчищать площадку.
- Поможем. Завтра же будут у вас люди. - Адмирал сделал пометку в блокноте.
Они расстались далеко за полночь. И опять долго машина пробиралась к заводу по непроглядным, казавшимся вымершими улицам.
3. По следам неизвестного
На восток к берегам Ладожского озера почти сплошной стеной тянулись леса - ель, сосна, невысокая кривая береза. Леса поднимались на косогоры, расступались перед маленькими озерами и болотами и смыкались снова. Человек, который впервые попадал сюда, не мог не подивиться тому, что так недалеко от Ленинграда лежат глухие, мало обжитые места. Здесь лишь изредка попадались окруженные лесами деревни, и между ними вились узкие, зараставшие к осени проселочные дороги. Произошло так потому, что железную дорогу проложили в восточной полосе гораздо позже, чем возле приморья. Чем ближе к Ладоге, тем глуше становились эти места.
Майор Ваулин и бойцы-разведчики, которых он взял с собой, уже давно шли на восток. Об отдыхе нельзя было и подумать. Часа через четыре начнутся густые сумерки, тогда легко будет потерять след - лыжню неизвестного.
Решение созрело у Ваулина мгновенно. Наступил тот момент, когда надо действовать без промедления. Он наскоро задавал лесорубам вопросы и требовал точных ответов. "Заметно ли было, что Раукснис в самом деле нездоров?" - "Нет. Он начал было работать, потом положил пилу, сел на пень, схватился за живот. Спросили, что с ним. Он ответил, что у него бывают внезапные приступы боли. Они, впрочем, скоро проходят. Вот только кашель привязался. Придется сходить в медпункт. Он встал и довольно быстро отправился к землянке, где лежали его лыжи". - "Какие вещи были у Рауксниса?" - "Только дорожный мешок". - "Где он?" - "Должно быть, под нарами". Но под нарами мешка не было. И все удивились, переглянулись. "Какого образца мешок?" Один лесоруб ответил, что он работал продавцом в ленинградских универмагах. Разные дорожные мешки поступали в продажу, но таких, с пружинками, которые упираются в плечи, не видел. "С пружинками? Вы это точно помните?" - "Да, с пружинками. Удобная, вероятно, штука - груз меньше чувствуется".
Ваулин прервал опрос и шепнул бойцу:
- Самойлов, бегом к машине, веди сюда своих, возьми лыжи.
"Как одет был Раукснис?" - "В брезентовую куртку". - "Брезентовую? Вы это точно помните?"
Часовщик предположил, что брезент был пристегивающийся, чтобы не портился верхний мех. "Почему вы так думаете?" - "Вчера, - рассказал часовщик, - ночью я проснулся, зажег свет. Раукснис спал, натянув на себя куртку, угол брезента отогнулся, и я увидел мех". - "Был ли он общительный?" - "Видите ли, товарищ майор, мы очень устали, много пережили, так что первое время не до разговоров было: придем с работы - и сразу спать". - "Как он говорил? Заметно было, что он чем-то обеспокоен?" - "Трудно сказать… Каждый взбудоражен, у каждого свои тяжелые мысли". - "Наружность Рауксниса?" - "В наружности ничего бросающегося в глаза, мы не пригляделись к нему. Ну, тонкий, что ли, нос, короткие усы". - "Короткие усы? - усомнился Ваулин. - Верно ли?" Снесарев, помнится, говорил ему, что незнакомец был гладко выбрит. "Нет, точно, короткие усы, все на это обратили внимание. Аккуратно подбритые усы. И это удивительно, потому что время, сами знаете, какое, не до франтовства".
- Да ведь их здесь фотографировали, - вспомнила Нонна.
Это было неожиданностью для Ваулина.
"Фотографировали? Снимки есть?" - "Снимков нет". - "Кто же фотографировал?" - "Приезжали двое из газеты, один такой толстый, шумный. Обещали потом прислать снимки для альбома, но ведь они всегда обещают". - "Из какой газеты?" Точно Нонна не помнит, но из Ленинграда. "А Раукснис почему-то был недоволен тем, что их фотографируют, - вдруг вспомнил часовщик. - Он сказал: бригада только сформировалась, стоит ли сниматься… Раукснис неохотно занял свое место в группе, стал сзади всех. И фотограф два раза просил его не шевелиться". - "Просил не шевелиться? Вы это точно помните?" - "Вполне". - "А как работал Рауксиис?" - "Неплохо. Видна была сноровка"…
Пришел Самойлов с товарищами. Они были на лыжах. Ваулин также надел лыжи.
- Покажите дорогу на медпункт, - обратился Ваулин к девушке.
- Вот в ту сторону. Там флаг висит… Но я ничего не понимаю. Что он сделал?
- Некогда, некогда… - Ваулин махнул рукой. - Потом. Мы еще встретимся.
В землянке притихли. Лесорубы проводили Ваулина внимательным взглядом. У всех мелькнула одна и та же догадка - произошло что-то очень важное. Но разговаривать об этом не стали.
Конечно, Раукснис, как и думал Ваулин, в медпункт не заходил. Он свернул с полпути прямо в лес. Вот его след, Самойлов молча указал свежую лыжню, и все тотчас двинулись по ней.
Теперь их со всех сторон обступил лес. Мороз. Тихо и безветренно. Небо над лесом чистое.
Ваулин уже с год не ходил на лыжах, но, посмотрев, как впереди двигались разведчики, он на ходу приспособился и шел не отставая. Усталости он не чувствовал, спать больше не хотелось. В медпункте Ваулин взял банку вазелина. Все четверо густо намазали щеки и нос. Мороз, видно, станет еще крепче.
Самойлов шел первым. Скоро перестал доноситься стук топоров. Только глухое грохотание орудий нарушало тишину. Спустя час Самойлов объявил, что лыжня начинает петлять.
- Здесь он начал крутить, товарищ майор. Со следа сбивает.
- Читайте! Читайте эти петли, Самойлов! - нетерпеливо крикнул Ваулин.
- Да уж стараюсь, товарищ майор.
Если у шпиона на эти зигзаги ушло полчаса, то прочесть их надо в десять минут. Надо выиграть время!
Но вот лыжня дала развилку. Один след уходил на холм, густо поросший кустами, вероятно орешником: другой - в плотный ельник, ставший на пути сплошной зелено-белой колючей стеной.
- Ну, это мы сейчас разгадаем, - сказал Ваулин. - Самойлов, к холму!
Самойлов рванулся с места. Скоро он вернулся.
- Там следов нет, товарищ майор, - доложил он. - Ни елочкой, ни уступом. И не думал он туда подниматься.
- Почему?
- Чего зря лыжи ломать! На таких холмах камень бывает, острый камень.
- Нечего делать, продеремся через ельник. Он же пробился.
Втянув голову в плечи, повернувшись немного боком, наклонившись, они пробирались через колючую пружинистую стену ельника.
Много еще таких петель распутывали они. Скоро Ваулин почувствовал, что устает. Идти становилось все труднее. Как всегда после долгого перерыва в хождении на лыжах, начали болеть ноги выше колена. Давали себя знать две ночи без сна.
"Раукснис крепок, - подумал Ваулин. - Мои ребята и моложе и крепче его. Значит, из-за меня может задержаться преследование. Только не это, только не это!.. Они как будто смекнули, что я устал".
- Самойлов, почему вы так часто оборачиваетесь? - громко спросил Ваулин. - Никто не отстает. Иди, не сбавляй темпа…
На одном участке дорога была гладко укатана. По-видимому, здесь несколько раз прошли сани с тяжелым грузом. Лыжня исчезла. Может быть, Раукснис, чтобы сбить преследователей со следа, прошел сотню-другую метров по этой дороге?
Приближался грузовик. Ваулин поднял руку. Машина остановилась, водитель открыл дверцу кабины.
- Подвезти? - спросил он. - Садитесь.
- Нет… Не видели тут одного лыжника? - спросил Ваулин. - С дорожным мешком.
Нет, лыжника водитель не встречал. А не заметил ли он следов в стороне от дороги? Водитель задумался.
- Вот разве там. - Он махнул рукой в сторону поворота, который виднелся сквозь деревья. - Как будто там…
Двинулись к повороту. Лыжные борозды начинались за канавой и вели в лес.
- Самойлов, след тот же или другой? - спросил Ваулин.
Самойлов ответил не сразу. Он ходил вперед, назад, наклонялся над лыжней.
- Те же лыжи, товарищ майор, - ответил он наконец. - Ручаюсь!
"Значит, так и есть, - подумал Ваулин. - Он воспользовался дорогой, чтобы обмануть нас".
Этим приемом неизвестный, которого Ваулин условно называл "Раукснисом", а Самойлов коротко "он", выиграл несколько минут. Видно, что это опытный, тренированный противник, отлично применяющийся к местности. Он действовал уверенно, напрягая все свои силы, пуская в ход все свое умение. Он был впереди, пока еще неуловимый.
- Тут не только он петлял, - сказал Самойлов. - Вой кто-то еще.
Сбоку виднелись следы зайца и лисицы.
Незадолго до сумерек они вышли к узкой речке.
Много таких речек, которые не названы на общей карте, а нанесены только на военную, течет в северном лесном краю. Мелкие и быстрые, они бегут по каменистому руслу, не замерзают даже в самые крепкие морозы, и вода так и бурлит возле больших камней. Всю зиму водоросль, омываемая быстрым потоком, вьется на камнях, то скрываясь под пеной, то изгибаясь, как змея. Лыжный след потянулся вдоль берега речки. Ваулин понял, что Раукснис искал места, где течение тише, чтобы переправиться на другой берег. Перейти вброд с лыжами на плечах он не рискнул. Но вот место для переправы найдено Раукснисом.
- Стойте! - сказал Ваулин. - Здесь он рубил жерди. Видите?
Почти у самого берега были видны свежие пеньки молодых осин. Они были срублены час, два часа назад. Сколько он выиграл во времени? Если бы знать это…
Река здесь наполовину замерзла, потому что течение было медленнее. Лед держался только у берега. Жердь одним концом была положена на лед, а другим легла на каменистый выступ противоположного берега. Так он перешел через реку. Вторую жердь, видимо, снесло вниз.
- Что ж, давайте и мы рубить жерди. Надо переходить туда.
Ваулин вынул большой острый нож…
Когда перебрались на другой берег, в лесу стемнело. Теперь уже не видели следа. Не имело смысла идти дальше, пока не вызвездит. Хорошо, что успели войти в сосняк. Здесь тени не густые и ночью осмотреться будет легче.
Вероятно, у Рауксниса имелась точная карта - он обходил редкие населенные пункты, проложил маршрут по пустынным местам. На привале Ваулин чувствовал, что нестерпимо болит все тело. Бойцы, вероятно, понимали, в каком он состоянии, - они старались не глядеть на него.
Ваулин протянул бойцам фляжку:
- По глотку. Погрейтесь немного.
Отпили по глотку.
- Теперь нарубите веток и ложитесь… Нет, только для себя рубите.
- А вы, товарищ майор?
- Я не буду. Двое отдыхают. Я и Самойлов подежурим.
Ваулин чувствовал, что теперь ему нельзя забыться в дремоте ни на минуту. Разговор поможет не уснуть.
- Как вы, товарищ Самойлов? Как себя чувствуете?
- Я-то? Да ничего… На границе бывало и не такое.
- А что именно бывало?
- О, тут рассказывать и рассказывать, товарищ майор! - Здоровенный Самойлов с хрустом потянулся. - Два года я прослужил на границе. Чего только не было. И на земле, и на воде, и в снегу, и в болотах. Раз было, что трое суток вся застава не спала. Сапог не снимали. Все обшарили. Под каждым кустом были, каждую кочку осмотрели, а нарушителя нет. - Рассказ о пережитом начинал увлекать Самойлова.
- Нашли?
- Нашли, потому что воронку разглядели.
- Какую воронку?
- Лодку он плохо затопил. Можно сказать, халтурно затопил.
- Халтурно? - Ваулин улыбнулся.
- Именно. Он от берега чисто переправился. Весла тряпками обмотаны, чтоб без стука. Ну, и весла плохо утопил. Одно концом у самой поверхности. Воронка образовалась на спокойной воде. Я с берега заметил. Стали искать его.
- И тогда-то нашли?
- Ага. Он, представьте, грибы заготовлял.
- Грибы заготовлял?
- Такие документы у него были, на заготовителя. Сразу он не рискнул из пограничной полосы уехать в сторону Москвы. Тут уж все начеку были. Он это, конечно, понимал. Ну и выжидал, пока тревога уляжется. Стал заготовителем грибов.
- Так трое суток не спали?
- Трое суток. И ничего - потом пошли на вечер самодеятельности.
- А наши-то ребята спят. Даже храпеть начинают. Давай-ка потормошим их, Самойлов, чтобы не застыли… Что это?
- Сучья от мороза трещат.
Бойцов перевернули. Самойлов со всей силы хлопал их по спине, и они что-то бормотали сквозь дремоту.
Самойлов шутил:
- Как в баньке, товарищ майор.
- Да, чувствуется в тебе пограничная школа, Самойлов. Потормоши-ка меня теперь… Сильнее!.. Ничего, кровь разойдется.
Боль в ногах была ужасной. Ваулин сжал зубы. Он снял на минуту сапоги и стал растирать ноги. Сразу сделалось легче.
- Самойлов, - тихо сказал Ваулин, - если со мной что-нибудь произойдет, ты меня заменишь.
- Слушаю, товарищ майор! - еще тише ответил Самойлов.
- А теперь буди их.
Выпили еще по глотку. Медленно разгорались звезды. Казалось, что они низко висят над деревьями. В редком сосновом лесу стало светлее. Самойлов без труда отыскал след.
"Как Раукснис теперь поступит? - думал Ваулин. - Успеет ли ночью дойти до озера. Если нет, то переждет в лесу. Днем возле Ладожского озера показаться опасно, на дороге пусто не бывает. Охранение, патрули… Но знает ли он об этом? Может, все-таки рискнет напролом, пересечет дорогу и выйдет прямо на лед?"
Одно было ясно - надо безостановочно двигаться дальше, пока виден след. Теперь он уже не петлял - Раукснис торопился.
Сколько километров прошли? По прямой - Ваулин успел взглянуть на карту во время стоянки - километров двадцать пять, а с петлями - значительно больше. Лес опять стал частым и запутанным.
Звезды постепенно начали бледнеть. След был потерян, но это не заботило Ваулина. Скоро должны начаться торфяные болота - места открытые. В утренних сумерках сделали еще один привал. От одежды валил пар. Снова нарубили хвойника, чтобы не лежать на снегу.
Предстоял последний бросок, и это ожидание держало каждого в крайнем напряжении. Никто не смог уснуть.
Ваулин заранее обсудил с бойцами, как действовать при встрече. Если Раукснис откроет огонь, тотчас залечь. Один отвечает на огонь, стреляя поверх головы. Другие, лежа на лыжах, ползут в разные стороны, ползут на обхват, сливаясь со снегом, как можно ниже пригибая голову. У Рауксниса только пистолет с несколькими обоймами, автомата нет; возможно, есть одна-две гранаты. В крайнем случае стрелять Раукснису в ноги, но только в самом крайнем случае.
После привала прошли несколько километров. Самойлов, шедший головным, вдруг остановился с разбегу. На него неожиданно повеяло теплом.
- Здесь он грелся, товарищ майор. Видите? И это он знает, оказывается. Вероятно, бывал на севере.
Два срубленных ствола лежали одно на другом. Самойлов столкнул верхнее, и обнаружилась черная обуглившаяся полоса в древесине.
- Это ракатулет - финский костер без огня и без дыма, - объяснил Самойлов. - В нижнем бревне прорубают желобок, зажигают в нем стружку, поверх кладут бревно. Бревна тлеют, дают без огня большое тепло. Возле них можно спать, как в комнате. И наша Сибирь такое знает.
- Он не так давно ушел, - сказал Ваулин. - Бревна еще тлеют.
- Они долго могут тлеть.
- Но не рубил же он деревья.
- Повезло - нашел срубленные.
На снегу отчетливо виднелись отпечатки ног. Лыжный след от бревен вел прямо в направлении озера. Да, Раукснис торопился. Он не стал дожидаться второй ночи. Отсюда выход был только в открытые места.
- Ходу, товарищи!