Прошлой ночью он видел на ее лице не только страдание, но и острое, на грани истерики, жажду справедливости. Любила ли она Стилвелла? Или это была просто любовь "по расчету" - билет домой, чтобы освободиться от зависимости от Коко Шанель? Были ли Салли и Стилвелл просто удобной парой друг для друга - гомосексуалист и карьеристка - или они были любовниками?
Херст искал ответы на вопросы о природе любви, но отдавал себе отчет, что его собственные заботы - бесцельное шатание по коридорам философии - не имели ничего общего с Филиппом Стилвеллом. Два человека были мертвы, а немцы приближались. Особенность дела Салли Кинг была очевидна.
Он поставил чашку на стол - блюдце потерялось где-то в одной из его поездок - и снова углубился в чтение бумаг, за которыми застал его парижский рассвет. Письмо, датированное более чем тремя годами назад, описывало события осени 1935 года.
"…самое ужасное в том, что нам приходится продолжать представлять немецких клиентов в то время, как в Нью-Йорке фирмы уже закрыли свои офисы и ужесточили отношения со своими агентами во Франкфурте, Мюнхене и Берлине… Я объяснил своему брату, что его преданность людям, с которыми он остается друзьями не одно десятилетие, вполне понятно, но такая дружба может быть очень условной в сложившихся обстоятельствах… Личные интересы не должны стоять выше общественных… Он утверждал, что это дело принципа, основанное на интеллекте и опыте, и что всех этих трудностей не было бы, если бы не неуравновешенные и беспечные лидеры… Но принять такое отношение Национальной социалистической полиции к нашим еврейским клиентам по всему миру, не говоря уже о наших еврейских партнерах, невозможно…"
Аллен Даллс.
Херст почти слышал сухой, отработанный голос, сардонические фразы со скрытым жестоким подтекстом. Аллен Даллс был человеком с холодной головой и умел контролировать свои эмоции, что, с точки зрения Херста, было гораздо предпочтительней, чем способность его брата ничего не чувствовать.
В зале заседаний совета директоров "С. и К." в тот день случилась ужасная сцена, когда Фостера Даллса заставили закрыть филиал в Берлине. Аллен хотел поговорить с ним наедине и убедить его. Он говорил ему о том, что не стоит угождать нацистским клиентам, в то время как эти же клиенты делают евреев козлами отпущения. Но Фостер отказался слушать младшего брата, поэтому Аллен предложил проголосовать всем партнерам - и выиграл.
Некоторые утверждают, что Фостер даже плакал.
Затем он записал это решение задним числом в документах фирмы за 1934 год.
Аллен поднял этот вопрос в своем письме к Херсту спустя все эти годы не потому, что ему нравилось копаться в грязном белье брата, а потому, что он был не из тех, кого успокоит ложный мир. Берлинский филиал был закрыт, и большинство юристов оттуда уехали. Не обратно в Нью-Йорк, конечно, а в Париж…
"…конечно, Джо, я был бы благодарен тебе за любое предупреждение об изменении обстоятельств…"
Что точно имел в виду Аллен? Предупреждение о вторжении немцев? Своевременная информация о падении Франции? У Аллена были друзья в Вашингтоне, которые сообщали ему новости, еще до того, как что-то случалось. Для этого Аллену не нужен был секретарь в Париже. Херст снова взял чашку, уже пустую, и представил себе Даллса, каким он его помнил. Безжалостный взгляд из-под очков в стальной оправе. Аккуратные усы. Чувственные губы. Нервные пальцы. Даллс уже должен был знать о том, что Филипп Стилвелл мертв, его партнер Макс Шуп должен был немедленно послать телеграмму в Нью-Йорк. Что-нибудь неопределенное, подробности в личном письме. Херст представил себе, как Даллс берет машину с водителем - изменение во времени давали такую возможность - и направляется в имение Стилвелла в Коннектикуте, чтобы передать новости.
Чувствовал ли он приближающуюся угрозу? Знал ли он, что этот скандал - и его избежание - зависели от способности его фирмы заставить замолчать Салли Кинг?
Ее нашла Таси Волконская, возвращавшаяся на рассвете из клуба "Шахерезада".
Дверь в квартиру Салли была приоткрыта, и в затемненный коридор лился синий свет. Таси слегка постучала по дереву и позвала bonjour, хотя ей больше всего хотелось проскользнуть в свою квартиру. Но Салли не отвечала, и она забеспокоилась. Она вошла в маленькую студию.
Квартира была вверх дном.
Бумаги, шарфы, одежда и книги лежали в беспорядке на полу, продукты в жестяных банках, зерна кофе и чернила были вывалены и вылиты на ковер. Даже нижнее белье Салли было брошено на один из стульев Луи Кинце, те самые, которые они с Филиппом нашли на блошином рынке и покрасили в белый цвет в духе Элзи де Вульф. Сама Салли лежала, словно королева, на диване, который служил ей и кроватью. С некоторым раздражением Таси поняла, что она уснула, несмотря на весь этот беспорядок, как шаловливый ребенок. И тут она увидела фиолетовые следы на шее Салли.
Она осторожно пробралась через комнату в своих танцевальных босоножках. Некоторое время она в нерешительности стояла над распростертым телом, словно боялась потревожить умершую. Глаза были закрыты, и Таси посчитала это хорошим знаком, так как у всех трупов, которые она видела до этого, глаза были широко открыты. Он подняла одно запястье Салли и попыталась нащупать пульс.
Позже, когда консьержка мадам Кольбаут перестала кричать, когда сирена скорой помощи затихла вдали, направляясь в больницу для иностранцев, Таси задержалась в пустой квартире Салли и закурила. Было трудно понять, с чего начать. Она подняла пару книг, поставила их на аккуратные полки возле стены, вернула на место вазу и выбросила увядшие цветы, фрезии, купленные на рынке в Иль Сент-Луи - это, должно быть, ее Филипп подарил ей; белые цветы разных сортов всегда наполняли ароматом коридор. Может, это ее любовник поставил ей эти синяки и сбросил с полок книги?
Сквозь сигаретный дым Таси начала пробираться к двери. Салли могла так и не проснуться, она могла умереть enfin, а потом приедет ее семья, чтобы выяснить, чья это вина. Она придирчиво осмотрела квартиру в поиске… чего?
Диван, гардероб с настежь распахнутыми дверцами, ширма, за которой Салли одевалась, зеркало в полный рост. Пара стульев Луи Кинце. Газовая горелка, редко использовавшаяся, и раковина. Общая ванная была в конце холла.
Взгляд Таси упал на противогазную сумку, брошенную, словно кусок угля между гардеробом и зеркалом. Она часто завидовала тому, что у Салли был противогаз, противогазы выдавали всем парижанам, но далеко не всем иностранцам. Иметь с собой такую сумку означало принадлежать к избранным. Она снова подумала, где Салли могла взять ее. Филипп, решила она с досадой - и потянулась за сумкой.
Внутри был свернутый противогаз - резиновая горгулья - документы Салли, ее carte d'identite, подтверждающая, что она была нейтральной американской гражданкой. Светловолосые девушки должны были быть осторожны в эти дни: было известно, что повсюду - немецкие шпионы, их называли "пятая колонна", и поэтому блондинов постоянно останавливала полиция.
Она отправила Салли в больницу без удостоверения личности, это станет проблемой для бедной девушки; но tant pis, Салли ни за что не удастся доказать, что Таси копалась в ее вещах; ее считали мертвой, когда ее увозила карета скорой помощи. Таси положила удостоверение в карман - ее знакомая еврейка могла отдать все что угодно за нейтральные документы. Она еще покопалась в сумке в поисках паспорта. На дне лежало сорок девять франков мелочью. Сигареты. Пудреница. Помада ярко-розового цвета.
И единственная визитка, на которой было написано: "Джозеф В. Херст, Посольство Соединенных Штатов Америки".
Таси поджала губы и взяла карточку за уголок. Ближайший телефон был в табачном магазине на углу улицы Сент-Жак, и звонить скорее всего было еще слишком рано. Она должна сделать что-нибудь более подходящее ко времени. Сварить кофе. Решить раз и навсегда, как и что рассказать.
- На Салли Кинг напали.
Буллит поднял взгляд от стола, где он изучал передачу из Белого дома, и посмотрел на фигуру в дверях. Херст стоял, опершись руками о косяки двери и вытянув голову вперед, словно борзая. Посол боролся с искушением оторвать ему голову за вторжение, но его заинтриговало яростное выражение лица молодого человека. Буллит никогда не видел, чтобы Херст выходил за пределы своих дипломатических манер - даже когда они разговаривали наутро после катастрофического отъезда Дейзи. Буллит восхищался почти английским равнодушием Херста к боли. Сегодня он стал свидетелем далеко несдержанного поведения.
- Садись.
Херст не обратил на него внимания, меря шагами широкий турецкий ковер, который Буллит отыскал на базаре и положил перед столом в память о дворце на Босфоре.
- Она в больнице для иностранцев с проломленным черепом и синяками на шее, как будто кто-то пытался задушить ее. Они не теряли времени, не правда ли?
- Они?
- Те, кто убил Стилвелла! Вы не можете отрицать взаимосвязи, сэр! Женщина, которая звонила, - соседка - сказала, что квартира Салли была перевернута вверх дном.
"Итак, теперь Салли?"
Буллит задумался и произнес:
- Что-нибудь украли?
Херст в нетерпении пожал плечами.
- Бог его знает. Она еще не пришла в себя - она может никогда… Мы столько времени потеряли!
- Ты думаешь, здесь есть связь с бизнесом "Салливан и Кромвелл"?
- Конечно!
- Или случайное нападение на женщину, которая пришла домой слишком поздно и одна?
Херст недоверчиво уставился на него.
Буллит погрузился в свое большое кресло и взял инструкции Рузвельта, лежавшие слева от него. Его очки для чтения лежали справа.
- Предоставь это мне, Джо. Что скажет полиция о смерти Стилвелла?
Тем утром Херст приехал в посольство ровно в семь тридцать, и Буллиту сказали, что молодой человек даже не дождался кофе и уехал с французом по имени Пети в prefecture de police. Полное имя Пети было Пьер Дюпре, язвительный метис, который носил темно-синий берет и работал последние десять лет в посольстве. Он сам рассказал послу о поездке.
- Это точно то, что мы ожидали, - настаивал Херст, - Смерть Стилвелла - случайность, а его подруги - самоубийство. Потом последует вскрытие.
- Но ты же не веришь этому.
Херст наконец подошел к самому столу Буллита.
- Мисс Кинг рассказывает нам свою версию, сэр, и несколько часов спустя ее чуть не убили. По ее квартире - словно бульдозером прошлись. Кто-то что-то искал. Что-то, что они уже и не надеялись найти.
- Чего ты от меня хочешь, Херст? Чтобы я позвонил премьеру Рейно и попросил объяснений?
- Вы могли бы позвонить суперинтенданту полиции, сэр.
Со стороны двери в кабинет посла послышался сухой кашель, прервавший их беседу. Херст обернулся, Буллит удивленно вскинул брови, увидев своего помощника Роберта Мерфи.
- Что такое, Боб?
Мерфи бросил взгляд на лист бумаги.
- Мы получаем отчеты о перегруженных поездах голландских и бельгийских беженцев, прибывающих на Северный вокзал. Эвакуационные поезда Красного Креста, полные женщин и детей. Большинство из них - ранены или мертвы.
- Мертвы?
- Немцы, вероятно, взорвали железнодорожные пути. Несмотря на тот факт, что на поездах было написано "Дети. Красный Крест", - глаза Мерфи встретились со взглядом Буллита. - Выживших отправляют в больницы, сэр. Я хотел бы, чтобы Херст отправился по госпиталям - поговорил, с кем сможет - чтобы выяснить, что знают эти люди о наступлении нацистов. Это единственные подлинные свидетельства с фронта, которые мы можем получить.
- Чертовы сукины дети, - пробормотал Буллит, а затем внимательно посмотрел на Херста, - Джо, почему бы тебе не начать с больницы для иностранцев?
- Только возьму шляпу, - тихо сказал он.
- Еще одно, сэр, - прервал его Мерфи, когда Буллит снова сел разбирать телеграмму от президента. - Я понимаю, что в такое утро, как это, подобное будет неуместно, но он не захотел уходить.
- Кто?
- Мистер Макс Шуп, юрист из "Салливан и Кромвелл". Он хочет вас видеть.
Глава восьмая
То, как он стоял в ожидании у двери, напомнило Херсту кардинала: наблюдая молча и глядя оценивающе из-под тяжелых век. Макс Шуп пришел на бой и только что выиграл первый раунд. Билл Буллит согласился встретиться с ним.
- Макс. Какое удовольствие, - Буллит поднялся и протянул ему руку. - Полагаю, мы не встречались с самого рождественского приема. Как дела у Одетт?
- Хорошо, господин посол, - ответил Шуп, - хотя, конечно, она переживает из-за немцев. Она помнит 1914 год.
- Отправьте ее на время обратно в Нью-Йорк.
Шуп натянуто улыбнулся.
- Я сомневаюсь, что она поедет.
- Вы знакомы с моим секретарем, Джо Херстом?
- Мы встречались на Рождество.
Шуп сел на стул, абсолютно игнорируя молодого человека.
Херст горел неприятием к нему. Он хотел схватить Шупа за белый воротник и спросить: "Кто из вас пытался задушить ее прошлой ночью?"
- Что мы можем для вас сделать, Макс? - спросил Буллит.
Юрист положил шляпу на коленку, аккуратно сложил руки.
- Ну, Билл, у нас в "С. и К." случилась неприятность. Один из наших молодых сотрудников прошлой ночью внезапно скончался от сердечного приступа.
- Филипп Стилвелл.
- Значит, вы знаете. Полиция…?
- Полиция, - согласился Буллит. - Херст уже говорил с Сюрете.
Тщательно пряча глаза, Шуп скользнул взглядом по лицу Херста. Херст почувствовал, как расчетливый интеллект юриста прощупывает его, словно руки в перчатках. Он решил озадачить его.
- Прошлой ночью мисс Кинг приходила в посольство и рассказала нам, что ее жениха убили.
- Убили? - выражение лица Шупа не изменилось. - Какое странное утверждение. Я полагал, что он… переутомился.
- Сейчас она в больнице с проломленным черепом, - подытожил Буллит.
- Бог мой, - легкая дрожь пробежала по телу юриста, но он тщательно скрыл это, повернувшись в кресле. - Что случилось?
- Кто-то пытался задушить ее, - сказал Херст. - Этот человек что-то искал. Квартира мисс Кинг перевернута вверх дном. Вы знаете, чего он хотел, мистер Шуп?
Макс Шуп не ответил.
Херст медленно пересек комнату и остановился возле кресла Шупа.
- Ваш юрист мертв, его подруга серьезно ранена. Это не совпадение. И нельзя просто отмахнуться от этого. Лучше будет, если вы расскажете нам, что происходит в "Салливан и Кромвелл", пока не погиб кто-нибудь еще.
Шуп скривил рот.
- Мне так и хочется сказать, что на все дальнейшие вопросы я буду отвечать только в присутствии своего адвоката. Но я сам юрист, не так ли? Так что этот номер не пройдет.
Он определенно защищал кого-то или что-то: коллегу, юридическую фирму, себя? Херст ждал, его взгляд был сосредоточен на неподвижном лице юриста. Он буквально чувствовал, как Шуп составляет свои осторожные ответы.
- Можете ли вы пообещать мне, что все сказанное мною, не покинет пределы этой комнаты?
- Нет, - с сожалением покачал головой Буллит. - Мой первый долг - служить президенту, Макс, и ты это прекрасно знаешь. Но я могу сохранить твое доверие, не нарушая его - и я это сделаю. Слово джентльмена.
- Если у меня будет хоть один повод поверить, что Филиппа Стилвелла убили и что в этом замешаны вы, - сказал Херст, - я сделаю, черт, все возможное, чтобы увидеть вас на виселице, мистер Шуп. Слово джентльмена.
- В этой стране для этого используется гильотина, - Шуп придержал шляпу за край пальцем, не меняя выражения лица. - Очень хорошо, я воспользуюсь этой возможностью. Вы знаете, что Фостер Даллс, наш управляющий партнер в Нью-Йорке, официально закрыл парижский филиал в прошлом сентябре, когда между Германией и Францией была объявлена война.
- Но вы все еще каждый день ходите на работу. И прошло восемь месяцев. Что вы там делаете?
- Превращаем сено в золото. Пока немцы не ворвались во Францию и не превратили его в дым.
- Что это значит?
- Еврейский бизнес, еврейские банки. Еврейские компании, которые управляют некоторыми из самых влиятельных корпораций в Европе. Миллионы долларов активов и биржевые и финансовые взаимоотношения будут поставлены под угрозу, когда нацисты вторгнутся во Францию, что, как мы все знаем, они и сделают через несколько недель.
- Но Гитлер конфисковал у евреев бизнес, - возразил Херст. - Так произошло повсюду: в Чехословакии, Австрии, Норвегии, самой Германии.
- Точно, - согласился Шуп. - Именно поэтому последние восемь месяцев мы работали день и ночь от имени наших еврейских клиентов. Подделывая бумаги, по которым все их активы и финансовые и деловые материалы в настоящее время принадлежат владельцам из нейтральных стран. Из Швеции, например. Испании или Португалии. А в некоторых случаях даже из США.
- Вы думаете, нацисты потерпят это, когда проследят происхождение бумаг?
Шуп мягко взглянул на него.
- Национал-социалистическое правительство всегда уважало собственность нейтралов. Фокус в том, чтобы заполучить достаточно нейтралов на свою сторону. Мы должны найти партнеров-финансистов, готовых исполнять функцию поддерживающих компаний в смутный период. Это было сложно. Фальшивая передача прав имеет определенную долю риска - или губительное увлечение благотворительностью. Семья Валленберг очень помогла нам в Швеции, но они крайне практичны, и мы не можем быть уверены, что они будут соблюдать договоренности после окончания войны.
- Как это?
- В каждом случае существует негласное условие о том, что когда война закончится, еврейские партнеры получат свои активы обратно.
- И ваши еврейские клиенты готовы пойти на это?
Шуп кивнул.
- Некоторые да. Те кто работали с нами дольше всех, и те, которые отчаялись. Есть и другие… Я заметил, нежелание верить в самое худшее. Желание считать, что Франция остановит немцев и бизнес пойдет своим путем, как прежде. Своим я нарисовал другую картину будущего, но не все они следуют моим советам.
- Даллс в курсе того, что вы делаете?
- Да, - улыбнулся Шуп. - В конце концов это - бизнес. Фостер знает, как делать деньги, лучше, чем кто-либо в мире.
Буллит засмеялся.
- Не только он.
- Филипп Стилвелл работал над проектом по переводу еврейской собственности? - спросил Херст.
- Да.
- Мог ли кто-нибудь убить его из-за этого?
Шуп сложил руки, словно Поуп, провозглашающий доктрину невиновности.
- Убить Филиппа, чтобы предотвратить перевод имущества некой компании, вы хотите сказать? Конечно, есть менее радикальные способы. Например, подождать недельку до прихода немцев и совсем нас прикончить.
- Вы были в квартире Стилвелла прошлой ночью, - настаивал Херст. - Почему?
- Филипп просил меня прийти. Он хотел обсудить личное дело.