- Спасибо. Естественно, я надеюсь, что нам и о делах удастся поговорить.
- Не сомневаюсь.
- И весьма возможно, мы окажемся полезными друг другу. Кооперация, понимаете? В бизнесе это очень важно. Именно это я и пытаюсь втолковать своим рабочим. Если они кооперируются со мной, я буду кооперироваться с ними. Но начать кооперирование должны они. Кооперация не может быть односторонней.
- Разумеется.
- О чем это он, ради всего святого? - спросил Скелтон. - Он раз десять повторил слово "кооперация".
- Говорит, что кооперация очень важна.
- А что, он…
- Вам известно, - прервал нас месье Дюкло, - что майор и мадам Клэндон-Хартли завтра уезжают?
- Да.
- Судя по всему, кто-то одолжил им деньги. Странно, правда? Я лично ни за что не стал бы давать ему в долг. Он просил у меня десять тысяч франков. Мелочь. Без них я не обеднею. Но это вопрос принципа. Я бизнесмен.
- Десять? Мне казалось, что речь идет о двух тысячах франков. Во всяком случае, раньше вы называли мне эту сумму.
- Его аппетиты растут, - небрежно бросил месье Дюкло. - Есть, вы уж мне поверьте, в этом типе нечто криминальное.
- Да? А мне не показалось.
- У бизнесмена должен быть нюх на криминал. К счастью, преступники-англичане довольно бесхитростны.
- Правда?
- Да, это широко известный факт. Преступник-француз - змея, американец - волк, англичанин - крыса. Змеи, волки и крысы. Крыса - очень простое животное. Она нападает, только если загнать ее в угол. Во всех остальных случаях просто огрызается.
- И вы всерьез считаете, что майор Клэндон-Хартли - преступник?
Медленно, значительно месье Дюкло снял очки и похлопал меня оправой по руке.
- Присмотритесь к нему получше, - сказал он, - и вы увидите крысу. Более того, - победоносно добавил месье Дюкло, - он сам мне в этом признался.
Фантастика.
Скелтоны, устав от попыток разобрать что-нибудь в стремительной французской речи месье Дюкло, отыскали экземпляр "Иллюстрацион" и, громко хихикая, принялись пририсовывать усы изображенным в нем персонажам. Я попытался поймать взгляд девушки, но безуспешно. Пришлось остаться с месье Дюкло один на один. Он придвинул стул поближе ко мне и заговорил с энтузиазмом:
- Конечно, это между нами. Майор-англичанин предпочел бы не раскрывать своего истинного лица.
- Какое такое истинное лицо?
- Так вы что, ничего не знаете?
- Нет.
- Ах вот как. - Он погладил бороду. - В таком случае я, пожалуй, умолкаю. Он положился на мою скромность. - Дюкло встал, бросил на меня многозначительный взгляд и удалился.
Краем глаза я заметил, что в холл входят Кохе с Шимлером. Месье Дюкло поспешил перехватить их. Я услышал, как он сообщает, что дождь прошел, Кохе вежливо выслушал сообщение, но Шимлер, не останавливаясь, обогнул их и направился ко мне. Вид у него был совсем болезненный.
- Я слышал, завтра вы отбываете, Водоши.
- Да, а больше вы ничего не слышали?
- Нет. - Он покачал головой. - Полагаю, хорошо бы прояснить кое-какие вещи. Кохе кажется, что в пансионате что-то происходит за его спиной. Его это сильно беспокоит. А вы вроде можете кое-что раскрыть.
- Боюсь, ничем не могу быть полезен. Если Кохе хочет обратиться в полицию…
- Ну вот, так я и думал! Стало быть, вы из полиции.
- Из полиции, но не полицейский. И еще одно, герр Хайнбергер: не советую вам говорить со мной слишком долго. Утром видели, как я выхожу из вашего номера. И некий господин учинил мне допрос по этому поводу.
- И вы ответили на вопросы? - Он выдавил из себя улыбку, более похожую на страшную гримасу, и посмотрел мне прямо в глаза.
- Я предложил максимально правдоподобное объяснение.
- Что ж, приятно услышать, - мягко сказал он и, кивнув мне и Скелтонам, вернулся к Кохе.
- Вот, стало быть, каков он, пророк застоя, - проговорила Мэри Скелтон. - Нельзя сказать, чтобы он выглядел слишком жизнерадостно, верно?
Не знаю почему, но это замечание меня задело.
- Надеюсь, когда-нибудь, - горячо возразил я, - я смогу вам кое-что рассказать об этом человеке.
- Чую запах тайны. Может, расскажете прямо сейчас, мистер Водоши?
- Боюсь, не получится.
- Плохи ваши дела, - заметил ее брат, - теперь покоя не ждите. Мэри, смотри! Лупоглазый со своей девчонкой освободили стол. Может, сгоняем партийку? Вы как, мистер Водоши?
- Да нет уж, сами играйте.
Они встали и направились к бильярдному столу. Я остался наедине со своими мыслями.
Сегодня, говорил я себе, скорее всего последний мой вечер на свободе. Надо запомнить этих людей. Надо сохранить в памяти эту картину: Фогели и чета Клэндон-Хартли разговаривают друг с другом, а Дюкло слушает и, поглаживая бороду, ждет момент, когда можно вклиниться в беседу; Кохе говорит что-то Ру и Одетт Мартен; Шимлер сидит один, рассеянно перелистывая страницы какой-то газеты; Скелтоны склонились над бильярдным столом. И вместе со всем этим - теплая, душистая ночь, капель на террасе, легкий плеск волны о прибрежные камни, звезды и луна, струящие свет сквозь ветви деревьев. От всего веет миром и покоем. Но мира нет. Снаружи, в саду, полчища насекомых пробираются по мокрым веткам и стеблям в поисках пищи - всегда настороже, готовые схватить добычу или стать ею. Во тьме разыгрываются разнообразные драмы. Ни минуты затишья, ни минуты покоя. В ночи кипит жизнь, в любой момент готовая обернуться трагедией. А в помещении тем временем…
В противоположном конце холла возникло какое-то движение. Фрау Фогель, поднявшись с места, застенчиво улыбалась окружающим. Муж вроде уговаривал ее сделать что-то. Я увидел, что Кохе оборвал свой разговор с Ру и направился к фрау Фогель.
- Мы были бы весьма признательны, - донеслись до меня его слова.
Она неуверенно кивнула. Затем я с удивлением увидел, что Кохе ведет ее к стоящему у стены пианино и откидывает крышку. Она неловко села на стул и пробежала своими короткими толстыми пальцами по клавишам. Шимлер оторвался от газеты. Ру нетерпеливо уселся поглубже в кресло и посадил мадемуазель Мартен на колени. Фогель торжествующе огляделся. Дюкло выжидательно потеребил очки.
Фрау Фогель заиграла один из вальсов Шопена.
Я заметил, как Шимлер, подавшись вперед, со странным выражением следит за неуклюжей, расплывшейся фигурой, этими дурацкими воланами, трясущимися от стремительных движений ладоней и рук.
Ясно, что в свое время у фрау Фогель был талант. Ее игра отличалась неким странным увядшим очарованием, напоминая подарочную коробку со старыми бальными платьями. Я скоро перестал думать о фрау Фогель, и музыка захватила меня.
Когда она доиграла, в холле на мгновение повисла мертвая тишина, затем раздались громкие аплодисменты. Фрау Фогель зарделась и, повернувшись на сиденье, обеспокоенно посмотрела на Кохе. Она уже начала было подниматься, но муж попросил ее поиграть еще, и она послушно вернулась на место. Задумалась вроде ненадолго, потом прикоснулась пальцами к клавишам, и по холлу мягко поплыла музыка Баха: "Иисус, радость человеческого желания".
Бывало, я возвращался после работы домой и, даже не давая себе труда зажечь свет, устраивался поуютнее в мягком кресле и сидел неподвижно, расслабленно, впитывая в себя приятную слабость, что охватывает все члены, когда они пребывают в покое. То же самое испытывал я сейчас, слушая, как играет фрау Фогель. Только на музыку с благодарностью откликалось не тело, а мой уставший мозг. А на месте приятной слабости, медленно растекающейся по членам, оказалась мелодия хорального прелюда, обволакивающая сознание. Я закрыл глаза. Вот слушать бы так и слушать. Если только…
Я даже не сразу заметил, как музыка смолкла. В холле раздались приглушенные голоса, кто-то призывал к тишине, скрипнула ножка стула. Я открыл глаза, успев увидеть, что Кохе поспешно выходит из помещения и осторожно закрывает за собой дверь. Вскоре она с шумом распахнулась.
Все произошло, казалось, в какую-то долю секунды; но поначалу у меня возникло ощущение, что фрау Фогель просто оборвала мелодию на полуноте. Поэтому в первую очередь посмотрел на нее. Руки ее повисли над клавиатурой, она застыла на месте, не сводя глаз с крышки пианино, словно там возник какой-то призрак. Затем ладони ее медленно опустились на клавиши. Раздался жалобный всхлип. Я перевел взгляд на дверь. На пороге стояли двое полицейских в форме.
Они грозно оглядели присутствующих. Один из них сделал шаг вперед.
- Кто из вас Йожеф Водоши?
Я медленно поднялся, слишком ошеломленный, чтобы хоть что-то сказать.
Грохоча сапогами, они направились ко мне.
- Вы арестованы. Пройдемте в комиссариат.
Фрау Фогель негромко вскрикнула.
- Но…
- Никаких "но". Следуйте за нами.
Они крепко схватили меня за руки.
Месье Дюкло рванулся навстречу:
- В чем его обвиняют?
- Вас это не касается, - коротко бросил старший из полицейских и подтолкнул меня к двери.
У Месье Дюкло даже пенсне на переносице затряслось.
- Я гражданин республики, - решительно заявил он. - И имею право знать.
- Что, любопытно? - Полицейский обернулся с ухмылкой на лице. - Хорошо, извольте, этот господин обвиняется в шпионаже. Среди вас все это время находился опасный преступник. Пошли, Водоши!
Скелтоны, Фогели, Ру, мадемуазель Мартен, Клэндон-Хартли, Шимлер, Дюкло, Кохе - на мгновение мне бросились в глаза все лица, бледные и застывшие, - повернулись в мою сторону. Я переступил через порог. Позади раздался истерический визг - по-моему, это была фрау Фогель.
Я получил инструкции.
18
"Он ходит в маске"
Меня привезли в комиссариат в крытом фургоне, за рулем которого сидел третий полицейский.
Полагаю, сделано было это для того, чтобы удивить меня. Обычно арестованным не представляется роскошь передвижения в автомобиле, когда до участка всего полкилометра пешим ходом. Но я не удивился. Сейчас меня вообще ничто не могло удивить, разве что прием в мою честь у мэра в присутствии самых видных жителей Сен-Гатьена. Вот и все. То, что я все это время подозревал, наконец случилось. Я снова оказался под стражей. Отпуск закончился. Конец, стало быть. Правда, я не предполагал, что исход из "Резерва" будет обставлен столь драматически; но если принять во внимание все обстоятельства, так оно, может, и лучше - по крайней мере меня избавили от мучительных ночных ожиданий. Я испытывал едва ли не облегчение от того, что самому можно больше ни о чем не думать, что саркастические реплики месье Матиса меня уже не трогали, что оставалось только одно - примириться с действительностью.
Интересно, что Скелтоны обо всем этом думают? Шокированы, наверное. Ну Дюкло-то, конечно, не находит себе места от возбуждения. Наверняка разглагольствует, что давно уже обо всем насчет меня догадался. Шимлер? Вот это меня действительно немного волновало. Мне хотелось, чтобы он знал правду. Что же до остальных… Кохе не удивится. Майор, правда, будет поражен. Не исключено, что поддержит смертный приговор. Ру, конечно, неприятно захихикает. Фогели поцокают языками и напустят на себя торжественный вид. Но так или иначе, один из них задумается, сильно задумается, тот, кто знает, что никакой я не шпион и опасности не представляю. Тот, кто хлопнул дверью в читальню, кто обыскал мой номер и выкрал две фотопленки, кто сбил меня с ног ночью, чьи пальцы обшарили мои карманы, кто будет безнаказанно гулять на свободе, пока я гнию в тюрьме. О чем он будет думать? Станет торжествовать? Да какое это имеет значение? И какое имеет значение, что думает любой из них? Никакого. Одно только интересно - узнать, кто же на самом деле шпион. Очень интересно. Ну что ж, на предположения и догадки у меня времени хватит.
Шины заскрипели по гравию перед комиссариатом. Меня провели в приемную, где стояло несколько деревянных скамей. Как и в прошлый раз, со мной был полицейский. Только теперь я не пытался заговорить с ним. Мы просто ждали.
Стрелки настенных часов остановились на половине одиннадцатого, когда дверь открылась и в приемную вошел Бегин.
Если не ошибаюсь, на нем был тот же чесучовый костюм, что и три дня назад. И в ладони тот же смятый носовой платок. Пот тек с него ручьем. И только одно меня удивило. Он оказался меньше ростом, чем я думал. Лишь сейчас я понял, что это в моем воображении он был чудовищем, воплощением зла, людоедом, пожирающим невинные существа, оказавшиеся на его пути. Короче, дьяволом. Теперь же я увидел человека и толстого, грозного, потного, но человека.
На мгновение его маленькие, прикрытые тяжелыми веками глаза остановились на мне и застыли, словно владелец их никак не мог вспомнить, кто же я такой. Затем он кивнул полицейскому. Тот откозырял, вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
- Ну что, Водоши, хорошо провели время? - Вновь его высокий, тоненький голос застал меня врасплох. Я холодно посмотрел на него.
- Насколько я понимаю, месье, на роль козла отпущения вы выбрали все-таки меня?
Он наклонился, отодвинул от стены одну из скамей и сел так, чтобы смотреть мне прямо в лицо. Скамья заскрипела под его весом. Бегин вытер платком ладони.
- Жарко, - сказал он и посмотрел на меня. - Ну и как они вели себя во время ареста?
- Кто, полицейские?
- Нет, ваши соседи по пансионату.
- Никак. - Я сам услышал, как звенит мой голос. Что-то подсказывало мне - нельзя терять самообладание, только вот не получалось. - Никак, - повторил я. - А чего вы, собственно, ожидали? Дюкло понадобилось знать, в чем меня обвиняют. Фрау Фогель завизжала. Остальные просто глазели. Полагаю, они не привыкли видеть, как арестовывают людей. - Я вдруг почувствовал, что еще секунда, и я сорвусь. - Хотя думаю, что если поживут в Сен-Гатьене еще какое-то время, то привыкнут. В следующий раз, когда кто-нибудь из здешних рыбаков напьется и изобьет жену, вы задержите Фогеля. Или это слишком рискованно? А ну как швейцарскому консулу найдется что сказать? Вероятно, так оно и будет. Или у людей из управления морской разведки достанет сообразительности не затевать таких игр? Знаете, Бегин, когда вы беседовали со мной в этой комнате три дня назад, я подумал, правда подумал, что, будь вы даже законченный гад-полицейский, капля здравого смысла у вас имеется. Выяснилось, что я заблуждался. Здравого смысла вы лишены и сами не знаете, что творите. Вы болван. Наделали столько ошибок, что я и счет им потерял. Если бы мне хватило ума по-своему истолковать ваши инструкции…
До этого он слушал спокойно; теперь же вскочил на ноги и стиснул кулаки, словно собирался ударить меня.
- Чего вам не хватило? - рявкнул он.
Меня это не смутило. Я был зол и агрессивен.
- Вижу, правду вы не любите. Я сказал, что, не истолкуй я ваши инструкции по-своему, ваш драгоценный шпион давно бы сбежал. Вы велели мне разузнать, у кого из постояльцев пансиона имеется фотоаппарат. Но ведь последнему идиоту ясно, что это была бы роковая ошибка.
- Так что же вы все-таки сделали? - Бегин вновь уселся на скамью. - Просто дезинформировали меня?
- Нет. Включил мозги. Видите ли, - это я сказал с горечью, - в невинной простоте своей я решил, что если я раздобуду нужные вам сведения, не подвергая опасности перспективы поимки шпиона, когда выяснится его личность, в глазах полиции это будет очком в мою пользу. Конечно, если бы я знал, насколько топорно вы работаете, ни за что бы не стал стараться. Тем не менее я все разузнал при помощи наблюдения. А когда выяснилось, что никакого ограбления не было, мне удалось справиться с ситуацией, убедив всех - или по крайней мере большинство, - что это просто недоразумение. Ну а теперь пришла беда - отворяй ворота. Вашей ошибки я исправить не могу. Вы подняли тревогу. Клэндон-Хартли уезжают завтра в любом случае. Да и вообще вряд ли кто согласится остаться в "Резерве" после случившегося. Все, нет у вас больше ни одного подозреваемого. Впрочем, - пожал плечами я, - кажется, вас это мало волнует. Комиссар будет вполне удовлетворен. Обвиняемый имеется. А ведь вам, полицейским, только это и надо, верно? - Я встал. - Что ж, на том и покончим. Мне и самому давно хотелось избавиться от этого бремени. И если вы не против, если вам не обязательно злорадствовать и дальше, я бы предпочел, чтобы меня прямо сейчас перевели в камеру. Хотя бы потому, что здесь очень душно, а прошлой ночью я почти не спал и у меня болит голова.
Бегин вытащил из кармана пачку сигарет:
- Закурите?
- В последний раз, когда вы предлагали мне сигарету, - фыркнул я, - за пазухой у вас кое-что имелось. Дешевый фокус. А сейчас что вам от меня нужно? Письменное признание? Если так, то не надейтесь. Я категорически отказываюсь. Категорически, ясно?
- Закуривайте, Водоши. Со сном придется подождать.
- А, ясно! Третья степень, так что ли?
- Sacré chien! - выругался он. - Курите.
Я взял сигарету. Он закурил сам и швырнул мне коробок спичек.
- Итак! - Он выпустил облако дыма. - Должен перед вами извиниться.
- Да ну? - Я вложил в эти слова весь сарказм, на какой только был способен.
- Вот вам и "да ну". Я ошибся. Переоценил ваши умственные способности. И в то же время недооценил их. И то и другое.
- Чудесно! И чего вы от меня ждете, месье Бегин? Что я зальюсь слезами и сделаю письменное признание?
- Вот что, послушайте-ка меня, - нахмурился он.
- Слушаю, весь внимание.
Он смахнул платком пот с шеи.
- Знаете, Водоши, язычок доведет вас когда-нибудь до беды. Вам не приходило в голову, что узники обычно сидят в камере, а не в таком помещении, как это?
- Приходило. Я как раз пытаюсь понять, что тут за фокус.
- А никакого фокуса нет, идиот вы этакий, - проскрипел Бегин. - Первое, что вам следует понять, так это что любое из полученных вами указаний преследовало одну цель - заставить шпиона уехать из пансиона. И вам было велено разузнать насчет фотоаппаратов именно для этого. Мы хотели, чтобы он насторожился. Когда выяснилось, что этот план не сработал - и теперь я вижу почему, - пришлось задействовать версию с вымышленным ограблением. Некто обыскал ваш номер; некто обшарил ваши карманы. Повторяю, мы хотели напугать его, не настолько, чтобы заставить тут же бежать - потому сами мы держались в стороне от "Резерва", - но чтобы он понял, на какой риск он идет, продолжая оставаться в пансионе. И снова ничего не вышло. В первом случае я промахнулся, решив, что, основываясь на фактах, имеющихся в вашем распоряжении, вы будете действовать так, а не иначе. Это была ошибка. Я не принял во внимание, сколь мало вам известно. Во второй раз я не учел вашей неопытности. Кохе слишком легко расколол вас.
- Но ради всего святого, - запротестовал я, - разве это способ поймать шпиона? В чем смысл? Вы что же, хотели схватить первого же, кто соберет вещички и уедет из "Резерва"? В таком случае арестуйте майора Клэндона-Хартли. Он отправляется завтра рано утром. Если вы так ловите шпионов, то Франции остается уповать только на Бога.
К моему удивлению, уголки его рта начали изгибаться в улыбке. Бегин глубоко затянулся и выпустил через ноздри узкую струйку дыма.