Я так увлекся работой, что когда взглянул на наручные часы, то с удивлением обнаружил, что уже восемь. На сегодня хватит. Беллинетти получил указание в девять утра прибыть в офис; значит, к этому времени мне тоже нужно быть на месте. Кроме того, я с самого завтрака ничего не ел, если не считать фруктов, за которыми ближе к вечеру послал Умберто. Пора бы и поужинать.
Надевая пальто, я случайно задел письменный стол, смахнув на пол блокнот, который при падении раскрылся. Выпал листок. Подняв блокнот, я машинально вложил листок на место и поправил зажим. Потом замер и вновь посмотрел на него. Вся страничка была испещрена мелкими карандашными пометками. Но мое внимание привлекли вовсе не они. Сверху страницы неровными печатными буквами, тоже карандашом, было выведено одно слово: "ВАГАС".
Я поднес блокнот к свету и принялся читать. Вот как, насколько мне помнится, начинались записи:
ВАГАС
30 декабря
С.А. Брага. Турин. 3 спец. адапт. 25 + 40 мм. А.А.А.
Л/64, Л/60, Бофорс 1200 плюс. 1 станд. 10,5 см. К.З.О. 150 плюс.
40 т.т. Спец. отч. 6 м. пояс б.л.с. 1, 2 м 14 мес.
6 х 55 см. 30° верт. шсгс Ген.
Оставшуюся часть страницы заполняли аналогичные иероглифы. Я внимательно их изучил. Возможно, сверху записаны имя и дата встречи, не имеющие отношения к остальному, но это маловероятно. На первый взгляд весь текст был написан в одно время.
Я пролистал блокнот. Остальные страницы оказались пустыми. Странно. Зачем записывать памятку о встрече в блокнот, который редко используется? Если предположить, что имя Вагаса и дата 30 декабря связаны с остальным текстом, тогда кто такой С.А. Брага из Турина и что все это значит? Похоже, у Фернинга были какие-то дела с Вагасом. Эта гипотеза не очень-то вязалась с моим представлением - правда, основанным исключительно на словах самого генерала - о взаимоотношениях Вагаса с Фернингом.
Сложив листок, я спрятал его в бумажник. И опять пожалел, что ничего не знаю о Фернинге. Интересно, каким он был? По словам Пелчера, нервным и чувствительным. А если верить Вагасу, то "платоником и реалистом", питавшим слабость к балеринам. В британском консульстве его назвали "приятным". Разумеется, мне не было никакого дела до личности Фернинга - просто разбирало любопытство.
Я запер дверь и начал спускаться по лестнице. В темноту площадки четвертого этажа из приоткрытой двери падал луч света. Я пересек его и уже ступил на следующий лестничный пролет, когда дверь распахнулась и из нее вышел мужчина. Я обернулся. Мужчина стоял спиной к свету, и в первое мгновение я его не узнал. Потом он заговорил. Это был американец.
- Эй, господин Марлоу.
- Добрый вечер.
- Что-то вы засиделись на работе.
- Много дел. Вы тоже не торопитесь домой.
- Вы обо мне слишком хорошо думаете. Я ждал междугороднего звонка. Может, пропустим по стаканчику?
Мне вдруг захотелось общества человека, говорящего по-английски.
- Я собирался поужинать. Составите мне компанию?
- С удовольствием. Только запру дверь, если вы не возражаете. Хотя здесь, - продолжал он, поворачивая ключ в замке, - совершенно не важно, запираете вы дверь или нет. У консьержки есть запасной ключ. Главное, не оставлять ничего личного или ценного, что она может стянуть.
Я пытался прочесть на двери название его фирмы, но американец выключил свет. Однако на стене у лестницы должна была висеть табличка. Прикурив, я незаметно взглянул на нее при свете спички.
- Витторио Сапони, агент, - послышался голос у меня над ухом, - хотя мое имя Залесхофф, Андреас П. Залесхофф. Нет смысла спрашивать меня, где теперь старый господин Сапони, потому что парень мертв, и мне это неизвестно. Я купил бизнес у его сына. Ужинать идем?
В гаснущем свете спички я увидел пристально и с любопытством разглядывавшие меня голубые глаза. Я улыбнулся ему, и мы стали ощупью спускаться по лестнице.
По его предложению мы пошли в большой ресторан, который располагался в подвале рядом с площадью Обердан. Под низким потолком висели густые клубы табачного дыма, звук оркестра в углу зала тонул в гуле голосов.
- Шумно, - кивнул Залесхофф, - но еда немецкая и довольно приличная. Единственное спасение, когда вам надоест паста. Вы здесь только три дня, так?
- Да, приехал в понедельник. Кстати - прошу прощения за любопытство, - что вы продаете?
- Марокканскую парфюмерию, чешские ювелирные изделия и французские велосипеды.
- И как бизнес?
- Никак. - Я растерялся, но американец продолжил, не дожидаясь ответа: - Знаете, Марлоу, тут нет даже намека на бизнес. Я искал нефть в Югославии, прежде чем приехать сюда. Нашел много газа и массу признаков нефти, однако в конце концов решил, что дело не прибыльное, и продал все правительству. Три недели спустя забили нефтяные фонтаны… Я приехал сюда и купил эту контору у наследников умершего В. Сапони. Бухгалтерские книги выглядели вполне прилично. И, только выложив кровные доллары, я обнаружил, что деловая репутация агентства умерла вместе со стариком, а молодой Сапони переводил всю оставшуюся прибыль в свой карман.
- Это плохо.
- Да уж, ничего хорошего. К счастью, у меня есть другие контакты. И все равно я дал себе обещание в ближайшее время побеседовать по душам с молодым Сапони. - Подбородок американца выдвинулся вперед, лицо приобрело свирепое выражение. - Не желаете купить французский велосипед?
Я рассмеялся:
- Боюсь, у меня не будет времени для велосипедных прогулок. На пятом этаже накопилось много работы.
Залесхофф кивнул:
- Я так и думал. Ваше начальство в Вулвергемптоне слишком долго тянуло с новым назначением.
- Вы были знакомы с Фернингом, да, господин Залесхофф?
Кивнув, он принялся катать между пальцами сигарету.
- Был. А что вас интересует?
- О, ничего особенного.
- Есть какая-то конкретная причина для любопытства? - непринужденно спросил американец.
- Нет, просто слишком много людей хотят знать, был ли я с ним знаком. Даже полиция интересовалась.
- Полиция! На них не нужно обращать внимания.
- Это не так просто. Мне почти все утро пришлось провести в полицейском участке. - Я довольно желчно рассказал о своей встрече с синьором капитаном. Американец слушал, никак не комментируя. Когда я закончил, принесли заказанные блюда.
Мы ужинали в молчании. Честно говоря, еда меня интересовала больше, чем разговор. Похоже, это устраивало и моего компаньона. Один раз я заметил, что он задумчиво рассматривает скатерть, не донеся вилку до рта. Наши взгляды встретились, и Залесхофф улыбнулся.
- На скатерти пятно от супа, формой в точности повторяющее Южную Америку, - объяснил он, хотя его мысли явно были заняты не пятном от супа, которое, по моему мнению, больше напоминало остров Уайт. Я связал задумчивость американца с усопшим Витторио Сапони.
- Пожалуй, закажу себе бренди к кофе, - сказал я.
- Вы уже пробовали "Стрегу"?
- Думаю, лучше оставить это удовольствие на потом. Мне хочется бренди. Присоединитесь?
- Спасибо. - Американец на секунду задержал на мне взгляд. - А кто еще спрашивал вас о Фернинге?
- Человек, называющий себя генералом Вагасом.
- Тип, похожий на игрушечную лошадку?
Я рассмеялся:
- Точно. Вероятно, он югослав. Приглашает меня на следующей неделе пообедать вместе с ним и женой. Вы что-нибудь о нем знаете?
- Почти ничего. - У Залесхоффа был какой-то рассеянный вид. Он меня почти не слушал. Потом вдруг щелкнул пальцами, и его лицо осветилось торжеством. - Есть!.. Знаете, Марлоу, как бывает, когда вы что-то где-то потеряли, но не можете вспомнить что и где?.. Так вот я вспомнил: в моей конторе есть фотография Фернинга. Хотите взглянуть?
Такой внезапный интерес меня несколько смутил.
- Ну… да. Взгляну как-нибудь. Может, завтра.
- Завтра? - изумился он. - Никаких завтра! Когда уйдем отсюда, вернемся в контору. У меня там припрятана бутылка бренди. Настоящего. Не чета этому.
- Неловко вас беспокоить… - В любом случае у меня не было никакого желания возвращаться на виа Сан-Джулио в такой поздний час.
Но американец был непреклонен.
- Что вы, Марлоу, рад помочь! Не понимаю, почему я не вспомнил раньше. Ему были нужны фотографии на удостоверение личности, а у меня есть "Кодак". Совсем вылетело из головы - только теперь вспомнил. - Внезапно он сменил тему: - Как вам работается с Беллинетти?
- Неплохо, - осторожно ответил я. - Вероятно, он на меня немного обижен.
- Конечно, конечно. - Залесхофф глубокомысленно кивнул. - Это совершенно естественно для парня в его положении. - Он подозвал официанта и попросил счет, а потом настоял, что оплатит ужин, чем поставил меня в неудобное положение.
Однако на обратном пути в контору американец снова умолк. Я подумал, что он жалеет о проявленном энтузиазме, и еще раз сказал, что могу подождать до завтра. Ответом мне стал поток извинений. Залесхофф и слушать ничего не желал. Кроме того, там есть коньяк. Просто он пытался вспомнить, куда положил фотографии - вот и все. Мы двинулись дальше.
Я решил, что он довольно странный человек и, на мой взгляд, совсем не похожий на американца. Известно, что представления англичан о том, как должны выглядеть американцы и как они должны себя вести, не имеют ничего общего с действительностью. Однако Залесхофф на самом деле был странным. И еще у него имелось одно привлекавшее меня качество. Как он говорил. Любопытная манера сбивать собеседника с толку построением фраз и жестами. Однако точную причину своей растерянности вы определить не могли. Американец производил впечатление чрезвычайно искусного актера, который использует все имеющиеся в его репертуаре приемы, чтобы оживить плохо написанную роль. В Залесхоффе присутствовало нечто такое, что требовало анализа и одновременно сопротивлялось ему.
Я покосился на него. Он спрятал подбородок в толстый серый шарф, дважды обмотанный вокруг шеи, и неотрывно смотрел прямо перед собой, словно опасался, что на тротуаре могли вырыть ловушку. У него был вид человека, который что-то задумал.
В конторе американец включил настольную лампу.
Комната была большой, больше моей, очень чистой и аккуратной, со стальными шкафами для хранения документов вдоль одной стены и со стальным письменным столом, выкрашенным в зеленый цвет. На стене позади стола висела раскрашенная фотография Венеры Медичи, производившая отталкивающее впечатление. Залесхофф заметил, что я смотрю на нее.
- Мило, правда? Сохранил в память о господине Сапони. Когда-нибудь пририсую ей усы и монокль. Присаживайтесь и чувствуйте себя как дома.
Он достал бутылку коньяка, налил нам по половине винного бокала и подвинул мне пачку сигарет. Затем подошел к одному из шкафов и принялся перебирать папки.
- Кстати, - бросил он через плечо, - вы уже решили, принимать ли приглашение Вагаса?
Вопрос вызвал у меня раздражение.
- Я даже не думал. Зачем?
В этот момент послышался довольный голос Залесхоффа:
- Ага! Вот она. - Он извлек из папки большую карточку и поднес к свету. - Вот вам усопший господин Фернинг.
Я взял карточку. В верхнем углу была приклеена фотография мужчины средних лет - маленький снимок на плотной бумаге, какой обычно делают для документов. Если не считать венчика волос над ушами, Фернинг был абсолютно лыс. Лицо круглое и толстое, с маленькими беспокойными глазками и неопределенной формы ртом, словно искривленным в обиженной гримасе. Обыкновенный слабый человек. Я окинул взглядом карточку. В левом верхнем углу от руки было написано "Ф236". Нижнюю половину занимала полоска бумаги с машинописным текстом, приклеенная за уголки.
Сидни Артур Фернинг. Родился в Лондоне в 1891-м. Инженер. Представитель станкостроительной компании "Спартак" из Вулвергемптона, Англия, в Милане (дальше следовала дата). См. В.18.
Я прочел текст еще раз и вновь перевел взгляд на фотографию. Один из ее уголков отстал от карточки. Не задумываясь я прижал фотографию к картону, пытаясь вернуть ее на место. Она не прилипала, и я приподнял уголок, намереваясь смочить клей.
Я сделал это почти бессознательно, просто тянул время. Разумеется, в этой карточке не было ничего случайного. Мне вспомнился наш разговор в ресторане. Значит, Залесхофф забыл о фотографии! А несколько минут назад "пытался вспомнить", где она.
Но меня ждало еще одно потрясение. Приподняв уголок снимка, я увидел на обратной стороне красную печать. Эта печать состояла из имени и адреса лондонского фотографа, изготавливающего фотографии на паспорт. Я отложил карточку. Значит, "снимок "Кодаком""?
Я поднял голову. Залесхофф с легкой улыбкой следил за моим лицом. Внезапно мне захотелось уйти. Тут присутствовало нечто такое, чего я не понимал и не хотел понимать.
- Благодарю, господин Залесхофф. Очень любезно с вашей стороны приложить столько усилий для удовлетворения моего любопытства. - Я встал. - Теперь прошу меня извинить - мне пора идти. Завтра рано вставать.
- Да, конечно. Вы говорили, вам нужно в полицию.
- И на работу.
- Естественно. Не забудьте ваш бренди, господин Марлоу.
Я посмотрел на бокал, который так и не пригубил. Подумав, взял бренди.
- Выкурите еще одну сигарету, пока пьете. - Залесхофф протянул мне пачку. Я колебался. Можно выпить бренди одним глотком и уйти. Совсем не притронуться к напитку было бы невежливо. Взяв сигарету, я снова сел. Залесхофф задул спичку и принялся рассматривать ее. - Знаете, - задумчиво произнес он, - на вашем месте я не стал бы приходить завтра в полицию.
- У них мой паспорт.
Залесхофф уронил спичку.
- Давайте заключим пари, Марлоу. Ставлю тысячу лир против бруска мыла, что они ваш паспорт потеряли.
- Но почему, черт возьми?
Он пожал плечами:
- Просто предчувствие.
- Надеюсь, необоснованное. Я не стану заключать с вами пари. Это было бы откровенным грабежом. Кстати, - я бросил взгляд на лежащую на столе карточку, - вы всех своих знакомых заносите в картотеку?
Американец покачал головой:
- Только некоторых. Понимаете, у меня это нечто вроде хобби. Кто-то собирает морские раковины. Я собираю фотографии.
Он внезапно наклонился ко мне, и его челюсть задиристо выдвинулась вперед.
- В сущности, сегодняшний вечер, Марлоу, - первый вечер нашего знакомства, и большую его часть я вам лгал. Вероятно, вы уже об этом догадались, потому что поймали меня там, где я не ожидал. Фотография оказалась плохо приклеена. Ну хорошо. Это самый худший из всех известных мне способов завязать дружбу на всю жизнь. Между нами сложилась милая атмосфера жульничества и недоверия. Вы осознаете, что понятия не имеете, кто я такой, черт возьми, и приходите к выводу, что не желаете этого знать. Вероятно, принимаете меня за мошенника. Замечательно! А теперь позвольте дать вам один совет. Если я скажу, что это не будет вам стоить ни цента, а наоборот, принесет большие деньги, то вы начнете теряться в догадках, какую игру я затеял. Признайтесь, в данный момент все это кажется вам таким же ненастоящим, как стеклянный глаз, да?
- Да, - твердо ответил я. - Что это будет, пылесос или холодильник? Мне не нужно ни того ни другого.
Залесхофф нахмурился.
- Вы можете хоть минуту побыть серьезным?
- Простите. Ваша обезоруживающая откровенность слишком сильно на меня подействовала.
- Тогда я прошу вас мне поверить и последовать моему совету.
- Всегда готов выслушать совет.
- Хорошо. В таком случае я рекомендую принять приглашение генерала Вагаса. Возможно, у него есть для вас интересное предложение.
Я посмотрел ему прямо в лицо.
- Послушайте, господин Залесхофф. Я не знаю, что у вас на уме, и знать не желаю. Более того, черт возьми, я никак не могу понять, какое вам дело до приглашения Вагаса.
- И все же я прошу принять его.
- Если вам это интересно - я уже решил отказаться.
- Значит, вы должны передумать.
Я поднялся.
- Прошу прощения, господин Залесхофф. У меня был трудный день. Спасибо за ужин и за хороший бренди. Возможно, вы позволите мне как-нибудь отблагодарить вас за гостеприимство. А теперь мне нужно идти. Спокойной ночи.
Он встал.
- Спокойной ночи, Марлоу. Буду с нетерпением ждать случая еще раз встретиться с вами и поболтать.
Я направился к двери.
- Кстати…
Я обернулся. Залесхофф взял карточку со стола и щелкнул по ней ногтем.
- Наверное, вы заметили, - медленно произнес он, - что внизу есть примечание. Оно гласит. "См. В.18". Карта В.18 находится в одном из этих шкафов. Если после следующей встречи с генералом Вагасом вы захотите на нее взглянуть, я с удовольствием ее оттуда извлеку.
- Зачем она мне?
- "В" означает Вагас.
- Очень интересно, но у меня нет желания встречаться с генералом Вагасом… - Я пожал плечами. - Спокойной ночи.
- Приятных снов.
Я ушел.
Мои сны никоим образом нельзя было назвать приятными. Помню, я проснулся в половине четвертого от ночного кошмара, в котором Беллинетти избивал меня огромными стопками фотографий генерала Вагаса. Но когда мне в конце концов удалось заснуть, я думал о Клэр. Как бы то ни было, а всего через месяц или два я вновь ее увижу. Мою милую Клэр.
5
Дипломатические маневры
С Залесхоффом мы не встречались около недели.
Боги, подобно многим любителям розыгрышей, имеют привычку повторяться. Человек, если можно так выразиться, научился подозревать, что на голову ему в любой момент могут вылить ведро воды. Возможно, он попытается уклониться, но, вымокнув до нитки - что бывает практически всегда, - больше думает о своей шляпе, чем об иронии судьбы. Мы утратили способность удивляться. Исполненный муки вопль высокой трагедии низведен до раздраженного ворчания. Однако я подозреваю, что некая маленькая ловушка всегда вызывает на Олимпе оглушительный хохот. Лично я регулярно в нее попадаюсь. Основа шутки - иллюзия; простое отсутствие чувств и частичный паралич мысли, которые настигают нас с наступлением утра, мы принимаем за здравый рассудок.