- Рад, что вы понимаете.
- И не просто понимаю, - с воодушевлением подхватил Вагас. - Я настаиваю. Именно обезличенный характер вашей работы позволяет мне обратиться к вам с предложением. Именно этот факт отделяет ваши интересы от интересов господ из "Спартака".
Я уже успокоился и теперь чувствовал лишь легкое раздражение.
- Вероятно, генерал, если бы я знал суть предложения, то смог бы сделать выводы сам.
- Конечно, конечно, - согласился он и повторил: - Конечно. Попробуйте взглянуть на мое предложение как бы со стороны, без эмоций. - Вагас сделал глубокий вдох. - Обрисую вам гипотетическую ситуацию. Предположим на секунду, что Англия находится в состоянии войны с Германией. Союзницей Англии будет Франция. Теперь предположим, что вы, англичанин, обладаете некой информацией о Германии, которая представляет большой интерес для союзника вашей страны. Как вы поступите? Решите, что поскольку информация не представляет непосредственной ценности для Англии, то ее можно не раскрывать? Или передадите важные сведения Франции, которая может использовать их против общего врага? Я почти не сомневаюсь, что вы раскроете информацию Франции. Не так ли?
Теперь я уже полностью владел собой.
- В этих гипотетических обстоятельствах, - осторожно заметил я, - вероятно, так.
- Тогда, - серьезным тоном продолжил генерал, - наши мнения полностью совпадают. Однако это лишь гипотетическая ситуация. Естественно, вам нужны факты, а не фантазии.
- Естественно.
Он наклонился, и его лицо попало в полосу света.
- Перейдем к фактам. - Голос генерала утратил женственность и теперь звучал твердо, почти властно. Мне впервые напомнили, что "генерал" - это не просто обращение. - Вы продаете Италии оборудование для производства снарядов. Как вам известно, я югослав. Меня уполномочили сообщить вам, что мое правительство заинтересовано в получении сведений о сделках с итальянскими фирмами и готово оплачивать ваши усилия на данном поприще в размере не менее двух тысяч лир в месяц. От вас не потребуется ничего особенного. Имейте в виду, это ни в коем случае не предательство интересов работодателей. Нас интересуют лишь характеристики поставляемого оборудования, производительность, пункт назначения.
- И вы готовы, - спокойно сказал я, - платить за информацию две тысячи лир в месяц? Пожалуй, это слишком большие деньги за подобную услугу, генерал.
Он нетерпеливо взмахнул рукой:
- То, что вам кажется не заслуживающим внимания, для военной разведки может оказаться чрезвычайно ценным. Просто вы не разбираетесь в таких вещах. Для армии и флота любого государства очень важно точно знать наступательные и оборонительные возможности соседних стран. Это признаваемая всеми необходимость. Каждая страна имеет в зарубежных посольствах и дипломатических миссиях военного и морского атташе. Их официальная обязанность - сбор информации. Но подумайте вот о чем. Откуда атташе получают информацию? От кого, если не от людей, в обязанности которых входит ее скрывать? Получение точных разведданных о ресурсах потенциального противника - обычная предосторожность, связанная с национальной безопасностью. Или мы должны принять то, что потенциальный противник официально сообщает нашим атташе? Абсурд! Необходимы другие источники. Следует покупать информацию везде, где только можно. Вот и все.
Я молчал. Вагас продолжил:
- Опять-таки, если у вас есть сомнения в уместности предоставления третьему лицу этой вполне безобидной информации, позвольте обратить ваше внимание на такой факт. Последние девять месяцев владельцы "Спартака" радовались постоянно растущим прибылям. Из Италии к ним поступало больше заказов, чем когда-либо раньше. Тем не менее до несчастного случая с Фернингом мы регулярно получали информацию, о которой просим вас теперь. Если бы я хотел использовать опытных агентов, то получил бы информацию иным путем. Ничего страшного, разве что менее удобно и дороже. Согласны? В сущности, вам будут платить не за то, что вы сообщаете ряд относительно доступных фактов, а за то, что избавляете нас от усилий и расходов по добыванию этих сведений в другом месте. Понимаете, господин Марлоу? Скажите откровенно, что вы об этом думаете.
Я по-прежнему молчал. В камине упало полено. Было слышно, как тикают часы. Вот, значит, в чем дело. Вот, значит, какое предложение имел в виду Залесхофф - и считал, что оно меня заинтересует.
- Ну, господин Марлоу?
- Это очень неожиданно, - растерянно произнес я.
- Вам только так кажется, - спокойно возразил генерал. - Позвольте заверить: в моем предложении нет ничего такого, против чего может возражать самая чувствительная совесть. Просто бизнес, конфиденциальное соглашение между двумя благородными людьми.
Я встал.
- Значит, вы не будете возражать, если я сообщу о вашем предложении господину Пелчеру, моему директору, и попрошу санкции на дальнейшее обсуждение с вами этого вопроса?
Генерал потрогал нижнюю губу.
- Вряд ли я могу одобрить подобные действия, господин Марлоу. Любое наше соглашение будет носить частный характер и не касается компании "Спартак", а придание ему официального статуса наверняка обеспокоит вашего директора. Для него это вопрос чести. Он будет считать - не важно, обоснованно или нет, - своей обязанностью соблюдать тайну во всем, что касается клиентов.
- А вам не кажется, что я, будучи представителем фирмы "Спартак", связан такими же обязательствами?
- Как вы сами заметили, господин Марлоу, ваше положение в определенном смысле обезличено. Вы не несете ответственности за характер деятельности компании. Естественно, вы не позволяете, чтобы инстинкт верности своей стране мешал бизнесу. Почему же вы позволяете тревожить ваш разум еще более абстрактному чувству преданности компании?
- Моя компания покупает мою преданность, платя мне за то, что я ее представляю.
- Понятно. А страна вам не платит.
В его тоне явно сквозила насмешка. Мое терпение заканчивалось.
- Боюсь, я не могу принять такую интерпретацию обстоятельств. У меня есть лишь ваше слово, что вопрос о верности стране даже не возникнет.
- Вы сомневаетесь в моем слове, господин Марлоу?
- Нет, но вижу в вас заинтересованную сторону.
- Ваш предшественник, Фернинг, так не считал.
- Возможно. - Я бросил взгляд на часы. - Что ж, генерал, мне пора. Уже первый час, а завтра рано вставать. Благодарю за чрезвычайно приятный вечер.
Он встал.
- Еще бренди на дорожку?
- Нет, спасибо.
- Как хотите. Что касается нашего бизнеса… - Он положил мне руку на плечо. - Не торопитесь с ответом. Подумайте. Разумеется, я не хочу, чтобы вы делали то, что будет вам хоть в малейшей степени неприятно. Надеюсь, вы скоро убедитесь в моей правоте.
В монокле генерала на секунду отразился огонек свечи. Вагас покровительственно похлопал меня по плечу. Мне захотелось стряхнуть его руку.
- Спокойной ночи, генерал.
- Спокойной ночи, господин Марлоу. Звоните мне в любой момент. Номер телефона у вас есть. Буду ждать вашего звонка - что бы вы ни решили.
- Думаю, я могу со всей определенностью…
Генерал поднял руку:
- Пожалуйста, господин Марлоу, сначала все обдумайте. Э… ваше пальто в холле.
Услышав, как за мной захлопнулась дверь, я испытал огромное облегчение. После жаркой, пропитанной запахом ладана атмосферы генеральского дома холодный и влажный ночной воздух приятно бодрил. По дороге в отель мне было о чем поразмыслить.
Кое-что теперь получило объяснение. Например, квартира Фернинга. Две тысячи лир в месяц! Около двухсот пятидесяти фунтов в год. Не так плохо - с учетом, что делать почти ничего не нужно. На двести пятьдесят фунтов я мог бы обставить дом. И еще отложить из жалованья. С тем капиталом, который у меня остался после двух месяцев без работы, я мог бы достаточно долго прожить в Англии и найти достойную работу. Разумеется, об этом нет и речи. Наверное, Фернинг был дураком, если позволил втянуть себя в такие игры. Вагас может сколько угодно разглагольствовать о необходимости разведки, обычных предосторожностях и личных договоренностях, но это лишь вежливая форма изложения. Для подобных вещей существует специальный термин - "шпионаж". А шпионаж является преступлением. Если вас поймают, то упекут в тюрьму.
И все равно один вопрос остался без ответа. Почему Залесхофф так хотел, чтобы я встретился с Вагасом? Если верить генералу, Залесхофф - советский агент. Вагас, югославский агент, вполне мог об этом знать. Шпионаж чем-то похож на инженерное дело: о коллегах ты должен быть наслышан. Тем не менее у меня возникало неприятное чувство. О шпионах мы иногда читаем в газетах. Зал судебных заседаний просят освободить, а показания берут в тюремной камере. В судебных слушаниях по таким делам всегда присутствует какой-то нелепый налет мелодрамы. Досточтимые адвокаты, поправляя парики, с серьезным видом рассуждают о секретных документах, неназванных "иностранных державах", тайных встречах и зловещих третьих лицах, которые уже "покинули страну". Все это кажется нереальным, принадлежащим другому миру, никак не соприкасающемуся с повседневной жизнью. Однако мир разведки и контрразведки действительно существует. Шпионы должны где-то жить. Они должны выполнять свою работу - как и все остальные. Тот факт, что я столкнулся с двумя такими людьми в промышленном центре Италии, не должен вызывать особого удивления. И мелодрамы тут никакой нет. Ни тайных встреч, ни зловещих третьих лиц; иностранные державы поименованы, а записи Фернинга вряд ли можно считать секретным документом. Это - я с удивлением обнаружил, что повторяю слова генерала, - просто бизнес. Но какое отношение имеет к нему Залесхофф? Хорошо бы выяснить. Опасности никакой, а любопытство мое уже пробудилось. Не каждый день встречаешь шпиона! Очевидно, Залесхофф знал, чего добивается Вагас, и его поведение в опере доказывает, что он не хотел, чтобы Вагас догадался о нашем знакомстве. Меня также интересовала картотека Залесхоффа. И Клэр была бы заинтригована. Ей можно написать и рассказать обо всем. Кроме того, я, если можно так выразиться, проиграл Залесхоффу брусок мыла - за паспорт. А вот это уже совсем не весело. Хотя у пророчества - я мысленно поставил слово "пророчество" в кавычки - может быть очень простое объяснение.
Когда я добрался до отеля, то, боюсь, уже относился ко всему этому приключению чересчур легкомысленно. Разыгрывал из себя опытного человека. Теперь, оглядываясь назад, я могу сказать, что не сознавал собственную глупость и не догадывался, какой зловещей и мелодраматичной в скором времени окажется реальность. Иначе мой сон не был бы таким крепким.
О клочке бумаги, который мне вручила мадам Вагас, я вспомнил только тогда, когда стал раздеваться перед сном. Достал листок из кармана жилета и развернул. В записке было шесть слов: "На fatto morire il signor Ferning".
Я сел на кровать и озадаченно уставился на листок. "Он убил господина Фернинга". Кто убил? Вероятно, Вагас. Вагас убил Фернинга. Но Фернинга сбила машина. Совершенно очевидно, это злобная чушь. Неприязнь, которую питают друг к другу Вагас и его жена, заметна невооруженным глазом. Удивляться не приходится. Даже самое богатое воображение не поможет назвать их обоих симпатичными. Однако такое!.. Эта женщина явно не в себе.
Я лег в постель и подумал, что Клэр с интересом выслушает рассказ о Риккардо.
7
Ужин с Залесхоффом
В четверг утром я позвонил Залесхоффу.
Мне ответил женский голос - по-итальянски:
- Слушаю.
- Синьора Залесхоффа, пожалуйста.
- Секунду.
Через мгновение в трубке послышался голос Залесхоффа:
- Витторио Сапоне слушает.
- Кто бы сомневался! Это Марлоу.
На том конце провода раздался довольный возглас.
- Привет, Марлоу! Как дела?
- Все в порядке, спасибо.
- Хорошо провели время вчера вечером?
- Неплохо. А вы?
- Отлично. Надеюсь, вы на меня не обижаетесь?
- Нисколько. Я хотел спросить, не заняты ли вы сегодня и сможете ли со мной поужинать.
- С радостью. Давайте пообедаем у меня. Девушка, с которой я был в опере, - моя сестра. Ей очень хочется с вами познакомиться. - В трубке послышались громкие голоса. - Минутку. - Он прикрыл ладонью микрофон. Все стихло. - Извините. Тут у нас демонстрация девичьей скромности. Сегодня вечером вас устроит?
- Спасибо, с удовольствием.
- Когда вы сможете уйти с работы?
- Не раньше половины седьмого.
- Загляните ко мне, когда будете спускаться, и пойдем вместе. Хорошо?
- Договорились.
В половине седьмого я спустился на четвертый этаж. Залесхофф был в офисе один - яростно стучал по клавишам портативной пишущей машинки. В знак приветствия он помахал мне рукой.
- Заходите, садитесь. Если не возражаете, я закончу, и мы пойдем.
Я присел. Буквально через две минуты он выдернул лист из пишущей машинки, написал адрес на конверте, сунул внутрь письмо и заклеил клапан. Я молча наблюдал. На носу у него была пара очков для чтения. Предположение, что Залесхофф - советский агент, вдруг показалось мне абсурдом. Советские агенты - бородатые злодеи, они изъясняются на ломаном английском и носят большие черные шляпы. А Залесхофф… Он поднял голову, и взгляд его ярких глаз встретился с моим взглядом.
- Вечерняя исходящая корреспонденция? - шутливо поинтересовался я.
- Нет. Мы отправляем ее утром.
- Понятно. - Мне в голову пришла любопытная мысль. - Вы когда-нибудь разглядывали клапаны конвертов приходящей к вам почты?
Американец улыбнулся:
- Чтобы проверить, не вскрывали ли их над паром? Вы это имеете в виду, Марлоу?
- Разумеется.
- А ваши вскрывали?
- Да.
- Как вы это обнаружили?
Я рассказал ему о письме Клэр.
- А теперь уже не вскрывают?
- После того письма не замечал.
Он усмехнулся:
- Должно быть, они разозлились.
- Кто "они"?
Залесхофф уже надевал пальто.
- Птички, которые вскрывают письма над паром… Идем?
- Хорошо. - У двери я остановился. - Вы ничего не забыли?
- Простите?
- Помнится, речь шла об одной карточке из вашего досье. Кажется, под номером В.18.
Американец похлопал себя по нагрудному карману:
- Она здесь, Марлоу, у самого сердца.
Квартира Залесхоффа располагалась над магазином на тихой улице в районе площади Сан-Стефано и состояла из двух комнат, кухни и ванной. Обе комнаты были большими, причем одна явно совмещала функции спальни и гостиной. Такое впечатление, что обставлялась квартира в большой спешке. Особенно странный вид был у гостиной: длинный стол, несколько ящиков для упаковки, прикрытые ситцевыми покрывалами синего цвета и служившие журнальными столиками, роскошный диван с этикеткой на одной из ножек и гигантский, явно дорогой инкрустированный книжный шкаф с бюро. Стены были довольно неаккуратно выкрашены в белый цвет.
- Не удивляйтесь, - объяснил Залесхофф. - Могло быть и хуже. Мы сократили список покупок наполовину и управились за пару часов. Бюро мне продал парень с заячьей губой. Превосходная вещь, но Тамара считает, что деньги выброшены на ветер. Она принесла сюда ящики. Лучше садитесь на диван. Его тоже купил я. - Залесхофф повысил голос: - Тамара!.. Раздевайтесь, Марлоу. И можете курить. Сигареты на книжной полке. Прошу прощения, если не возражаете, я проверю, как там на кухне.
- Уже поздно, - послышался женский голос.
Несколько смущенный происходящим, я повернулся. Девушка в дверях снимала фартук.
- И кроме того, - прибавила она, - на ящиках можно сидеть. Я сама вытащила все гвозди.
- А, вот и ты, - сказал Залесхофф. - Это Марлоу, а это моя сестра Тамара.
Она улыбнулась. Я обнаружил, что улыбаюсь ей в ответ.
- Хорошо, что вы пришли, господин Марлоу, - сказала Тамара. - Я боялась, вы обидитесь, что мы не стали с вами разговаривать вчера вечером. Андреас, наверное, уже объяснил причину.
- Вообще-то нет. Впрочем, и не обязательно.
- Андреас, ты говорил…
Он взмахнул рукой.
- Обсудим все после еды. На кухню, Тамара!
Она покачала головой и исчезла за дверью.
Залесхофф усмехнулся.
- Хотите выпить, Марлоу?
- Да, спасибо.
- Виски? Я специально оставил бутылку.
- Очень предусмотрительно с вашей стороны.
Он достал стаканы из книжного шкафа.
- Ничто не может удивить человека, способного целый вечер терпеть Вагаса.
- А, значит, вы его знаете!
Залесхофф погрозил мне пальцем.
- Я знаю о нем. Скажите, когда хватит.
- Хватит!
- Готов поспорить, он предостерегал вас, чтобы вы не общались со мной.
- Примерно так.
- Ну, ваше здоровье.
- Будьте здоровы.
В комнату вошла девушка с подносом, в центре которого помещалась большая медная кастрюля.
- Будете настоящий гуляш с паприкой, господин Марлоу?
- С удовольствием.
- Отлично, потому что я приготовила гуляш.
- Любопытно, - проворчал Залесхофф, - что бы ты делала, ответь он, что не переваривает гуляш. Наверное, открыла бы другую банку…
Трапеза продолжалась под перекрестным огнем шутливой перебранки. Совершенно очевидно, спектакль разыгрывался в мою честь, однако постепенно я начал получать от него удовольствие. Гуляш был вкусный. Общество Залесхоффа и его сестры приятно возбуждало. Впервые после отъезда из Англии окружающая обстановка не вызывала у меня раздражения. Согретый заполнившим желудок гуляшом, я вкратце рассказал о вечере, проведенном с генералом и мадам Вагас. Нас можно было принять за трех добрых знакомых, обсуждающих четвертого. Затем атмосфера внезапно изменилась. Причем в худшую сторону.
Я непринужденно подшучивал над Риккардо и ладаном. Хозяева смеялись. Потом небрежно упомянул о записке, вложенной мне в руку мадам Вагас, и поделился своими соображениями о психическом состоянии женщины.