- Нет, их двое. Полиция считает, что с ним, этим иностранцем, был еще один. Позапрошлым вечером их видели в кафе возле Тревильо. Хозяин опознал одного по фотографии в газете. Смотрите, вот. Фотографии второго нет, только описание. Знаете, он скорее не англичанин, а француз - или английские шпионы работают на французов. При первой же возможности Франция ударит нам в спину. Вчера я нес багаж одного француза, три тяжелых чемодана, и нашел ему угловое место, спиной к локомотиву, как он просил. Так чертов лягушатник дал мне пять лир. Всего пять лир! - Носильщик посмотрел на нас с горьким торжеством.
- Француз, что с него возьмешь! - поддержал Залесхофф. Он мельком взглянул на газету и рассмеялся. - В любом случае десять тысяч достанутся не мне и не вам. Какому-нибудь полицейскому. Попомните мои слова.
- Полицейскому! - с негодованием воскликнул буфетчик. - Вчера один человек в кафе сказал мне, что эти двое сбежали в Милане вовсе не от полиции - вы понимаете, кого я имею в виду. - Он многозначительно посмотрел на нас.
- Возможно. - Повернувшись, Залесхофф шутливо ткнул меня локтем под ребра. - Как насчет десяти тысяч лир, Беппе? - Потом опять обратился к тем двоим: - Он в дурном настроении. Дома, в Удине, у него осталась женщина, и он боится, что, вернувшись, найдет у себя под кроватью парочку своих приятелей.
Все трое громко расхохотались. Я нахмурился. Залесхофф опять ткнул меня под ребра.
- Откуда вы приехали? - вдруг спросил носильщик.
- Из Удине, и туда же возвращаемся.
- Тогда как вы оказались здесь?
Сердце мое замерло. Должно быть, Залесхофф в чем-то ошибся.
- Пригнали вагоны-рефрижераторы из Падуи. Особое задание, - небрежно ответил Залесхофф.
Носильщик кивнул, но его подозрения не рассеялись. Взгляд синих глаз перебегал с Залесхоффа на меня и обратно. С огромным облегчением я увидел сигнал о прибытии поезда. Залесхофф кивком указал на сигнал:
- Куда он направляется?
На этот раз ответил буфетчик:
- В Белград и Софию, с прицепным вагоном до Афин. Третий класс до самого Триеста.
- Нам только до Венеции.
Носильщик раскрыл рот, словно собирался что-то сказать, потом снова закрыл. Я увидел, как он пожал плечами, будто избавляясь от назойливой мысли, и пошел с тележкой по платформе, готовясь принять чемоданы из багажного вагона поезда. Однако время от времени он оглядывался на нас. Появился второй носильщик - вместе с почтовым служащим и тележкой, доверху нагруженной мешками с почтой. Буфетчик принялся проверять кофейный автомат. Запах горячего кофе казался невыносимой пыткой. Буфетчик посмотрел на наши пустые руки.
- Перекусить не хотите?
- Мы уже поели, - поспешно ответил Залесхофф. - Час назад.
- Кофе?
Залесхофф ухмыльнулся:
- Лира за чашку? За кого вы нас принимаете?
Буфетчик засмеялся и принялся толкать свою тележку к краю платформы. Мы остались одни.
- Этот носильщик… - шепотом начал я.
- Знаю. - Залесхофф тоже шептал. - Через минуту нас здесь не будет. Господи, чего бы я только не отдал за чашку кофе! - Он посмотрел на часы: - Седьмой час. Вероятно, опаздывает. - Он небрежно оглянулся на удалявшегося носильщика. - Хорошо бы стукнуть по голове этого сукина сына. Хорошо, что он боится выставить себя дураком.
- Похоже, удача не совсем от нас отвернулась.
- Не повезло, что нас обнаружили в грузовом составе. Я не мог привязать брезент изнутри, и его откинуло ветром. Когда мы остановились на грузовом дворе, рабочие это заметили и залезли на платформу, чтобы поправить брезент. Иначе нас никто бы и не нашел.
Я покосился на него.
- Вы прекрасно знаете - речь не об этом. Почему рабочий с молотком нас не задержал? Ведь именно он нейтрализовал второго, да?
- Неужели? Скорей бы уж пришел этот проклятый поезд.
- За разговором время идет быстрее, - желчно заметил я. - Что за спектакль вы разыграли в весовой, Залесхофф?
- Спектакль?
- Да - спектакль.
Наши взгляды на секунду встретились.
- Не самое подходящее время… - начал Залесхофф, потом пожал плечами. - В тысяча девятьсот двадцатом, - медленно продолжил он, - многие итальянские рабочие делали на предплечье татуировку в виде серпа и молота. Дескать, им плевать, пусть все знают, что они коммунисты. Понимаете, нечто вроде знака отличия. Когда этот рабочий меня держал, я увидел круглый шрам у него на руке. И предположил, что там когда-то была такая татуировка, но потом парень пришел к выводу, что безопаснее вырезать ее вместе с куском кожи. Я решил проверить свою догадку. Назвал его "товарищем". Это его испугало, потому что второй был слишком молод, не видел в жизни ничего, кроме фашизма, и мог проболтаться. Однако я его раскусил. Бывших коммунистов не бывает. И я стал напевать "Бандера Росса" - старую песню итальянских рабочих. Потом, когда я делал вид, что пью, он мне подмигнул. Стало ясно, что он на нашей стороне. В темноте он двинул молодому парню в челюсть, и тот отключился. Мне пришлось проделать с ним то же самое, чтобы ему было чем оправдаться, когда его станут допрашивать. Бедняга!
Я задумался.
- Знаете, я не назвал бы его беднягой, и вы, полагаю, тоже, если бы не считали, что обязаны вести себя как добропорядочный американский гражданин.
Ответа я не дождался. К платформе подошел поезд.
В окнах спальных вагонов я видел белоснежные простыни на верхних полках. От их вида у меня снова началась зевота. Внезапно навалилась усталость.
Из вагонов третьего класса в голове состава пассажиры ринулись к тележке с едой, создав толчею. Мы вошли в вагон второго класса и двинулись по коридору вперед.
В вагонах третьего класса было многолюдно и очень жарко. В поезде ехали солдаты, их амуниция занимала все коридоры. Через запотевшие окна купе я видел усталых, измученных женщин, которые пытались успокоить хнычущих детей. Воздух пропитался запахами чеснока, апельсинов и пота.
- Останемся в коридоре, - шепнул Залесхофф.
Через пять минут поезд тронулся. Опираясь на поручень, мы смотрели в окно. Синеглазый носильщик стоял на платформе. Наши взгляды встретились. Залесхофф помахал ему.
Носильщик медленно поднял руку, словно хотел помахать в ответ. Потом рука замерла. Носильщик щелкнул пальцами и резко повернулся.
- Проклятие! - пробормотал Залесхофф. - Он принял решение.
16
Два джентльмена из Вероны
- И что нам теперь делать?
Мне пришлось повторить вопрос дважды; эта фраза уже стала привычной, однако Залесхофф взглянул на меня так, словно слышал ее впервые. Он рассеянно смотрел в окно, наблюдая за проносящимся мимо склоном лощины. Поезд набирал скорость.
- Полагаю, они будут ждать нас в Вероне.
Он кивнул.
- Значит, ничего нельзя сделать?
- Разумеется, сделать можно многое, но чуть позже.
- Не понимаю…
- Заткнитесь. Не мешайте думать.
Я заткнулся и закурил. Желудок свело - то ли от нервов, то ли от голода. Потом я заметил, что Залесхофф пристально разглядывает мое лицо.
- Вы очень грязный, - заметил он.
- Вы сами не чище. - Я вдруг понял, что мне совсем не хочется спать и настроение у меня драчливое. - Мне часто говорили, что русские нечистоплотны. Но вы ведь американец, да?
Даже слой грязи не мог скрыть, как напряглось его лицо.
- Никогда бы не поверил, Марлоу, что во взрослом мужчине может остаться столько от школьника. Интересно, следует ли считать вас типичным англичанином… Вероятно. Теперь мне ясно, почему на континенте не понимают англичан. Англичанин - всего лишь практичный Питер Пэн, большой Питер Пэн с красной шеей, грязным маленьким умишком и грязными фальшивыми крыльями. В высшей степени смешно.
Я не остался в долгу и ответил пространной сердитой тирадой. Добрых пять минут мы шипели и рычали друг на друга. Это было по-детски глупо, и именно Залесхофф положил конец перебранке. Наступило угрюмое молчание. Внезапно он с робкой улыбкой повернулся ко мне:
- Ну вот, все прошло.
Еще секунду я мрачно смотрел на него, потом улыбнулся в ответ.
- Мир?
Я кивнул:
- Мир.
- Хорошо. Тогда давайте поговорим серьезно.
- Вы действительно думаете, что тот носильщик заявит в полицию?
- Боюсь, что так. Должно быть, я где-то ошибся. По-моему, его насторожило упоминание об Удине. Наверное, к ним не ходят грузовые составы напрямую из Удине. В любом случае рисковать нельзя. До Вероны нужно каким-то образом избавиться от этой одежды и сменить внешность. У нас не так много времени.
- А как…
- Слушайте.
Целую минуту Залесхофф говорил без остановки. Когда он умолк, я поджал губы.
- Предположим, в ваших словах есть резон. Но должен признаться, Залесхофф, я не испытываю особой радости.
- Мне тоже это не нравится. Радоваться будем после того, как пересечем границу.
- Если мы когда-нибудь ее пересечем. Поймай они нас теперь…
- Прекратите.
- Да, но… - Я растерянно умолк. Мною уже завладело безразличие. Осталось два желания - есть и спать. - Ждем билетного контролера?
- Именно так.
От Брешии до Вероны поезд идет около часа, и прошла примерно половина этого времени, прежде чем появился билетный контролер. С каждой минутой Залесхофф нервничал все сильнее.
- Может, на этом перегоне не проверяют билеты, - предположил я.
- В таком случае, - мрачно ответил он, - мы все равно влипли, потому что билеты будут проверять на выходе в Вероне.
Когда наконец в конце вагона появился контролер, Залесхофф с облегчением вздохнул.
- Отвернитесь к окну, - прошептал он.
Впрочем, предосторожность оказалась излишней. Контролер миновал нас, удостоив лишь небрежным кивком. Мы подождали, пока он пройдет несколько купе. Затем Залесхофф толкнул меня локтем.
- Порядок. Вперед.
Мы медленно двинулись в конец коридора, а когда контролер скрылся из виду, ускорили шаг и миновали все вагоны второго класса. В первом же вагоне первого класса снова притормозили и медленно прошли его насквозь.
- В третьем купе с конца шляпа и пальто, - шепотом доложил Залесхофф. - Но там сидит женщина; мужчина, вероятно, пьет кофе в вагоне-ресторане. Попробуем следующий.
Мы снова пошли вперед. Примерно посередине следующего коридора я услышал, как шедший позади меня Залесхофф остановился.
- Стойте на месте, - шепнул он. - И не оглядывайтесь.
Десятью секундами позже он толкнул меня в спину.
- Возвращаемся.
Мы дошли до конца коридора и остановились рядом с туалетом. Я открыл дверь и зашел внутрь. Одновременно Залесхофф сунул мне под руку мягкий сверток.
Повернувшись к зеркалу, я невольно вздрогнул. На меня смотрел мужчина - такого отвратительного субъекта я в жизни не встречал. Господи, так ведь это мое собственное отражение в зеркале! Теперь понятно, почему сомневался синеглазый носильщик. Мое лицо покрывала черная двухдневная щетина. И грязь: пыль, осевшая за предыдущий день, смазка от снарядов, перекочевавшая на лицо с пальцев, сажа с крыши вагона для скота, пот. Кроме того, я сильно осунулся. Глаза стали красными и мутными. От пропитанного потом шарфа на шее образовалась темная полоса. Усиливала эффект промасленная кепка машиниста. Неудивительно, что меня не узнали по фотографии в газете.
Однако следовало заняться делом. Я сорвал с себя форменную куртку и кепку, свернул их в клубок и выбросил из окна. Затем снял пиджак, жилет и рубашку, достал безопасную бритву и крем для бритья и принялся за лицо.
Следуя указаниям Залесхоффа, я оставил тонкую полоску усов, а также бачки, спускавшиеся по скулам до уровня ноздрей. Потом вымыл голову и зачесал волосы назад.
Результат меня удивил. Как и предсказывал Залесхофф, длинные бачки изменили пропорции лица. Рот и подбородок словно немного уменьшились. Лоб сделался высоким и узким. Зачесанные наверх волосы усиливали этот эффект. Небольшие усики удлинили нос.
Надев рубашку, жилет и пиджак, я повернулся к свертку, который украл Залесхофф. Он состоял из добротной мягкой шляпы и плаща. Серых. Я надел их и снова посмотрел на себя в зеркало. Если не считать грязного воротничка рубашки и мятого галстука, вид у меня был респектабельный. Воодушевленный этим обстоятельством, а также ощущением относительной чистоты, я отпер дверь и вышел в коридор.
Залесхофф стоял рядом с туалетом, высунувшись в окно. При моем появлении он оглянулся и окинул меня внимательным взглядом, снизу доверху.
- Неплохо. Но вы слишком долго возились. Через десять минут прибываем. Дайте мне бритву и расческу, а сами возвращайтесь в туалет и не выходите, пока поезд не замедлит ход.
Я отдал ему бритву и расческу.
- А ваша одежда?
Он похлопал себя по животу, и я заметил под синей курткой странную выпуклость.
- Пока будете ждать, почистите ботинки. Это единственная деталь вашей одежды, которая выглядит неподобающе. И шляпа вам великовата. Проложите газету под тесьму.
- А чемоданы?
- Положитесь на меня. Я постучу в дверь три раза. Ждите.
Он пошел по коридору в направлении вагонов второго класса. Я снова укрылся в туалете и занялся ботинками. В локомотивном депо мне пришлось отвернуть манжеты брюк, но теперь, опустив их на место, я увидел, что верх ботинок имеет неприглядный вид - грубая, не видевшая щетки кожа с многочисленными царапинами. Увы, как ни тер я ботинки шарфом, видимого результата не добился. Верхняя половина у меня была от респектабельного итальянского бизнесмена, а нижняя - от рабочего. В конечном итоге я бросил попытки придать обуви приличный вид и немного ослабил подтяжки, чтобы брюки по возможности скрывали большую часть ботинок. Потом закурил и приготовился ждать.
Через восемь минут, показавшихся бесконечными, поезд замедлил ход. Меня била нервная дрожь. В голове вертелись тревожные мысли - о том, что Залесхоффа схватили при попытке украсть чемоданы или он попался на глаза владельцу украденной шляпы и пальто.
Поезд почти остановился, я услышал звон станционного колокола и шаги пассажиров, двигавшихся по коридору к выходу. В этот момент раздались три негромких удара в стальную дверь туалета.
Я рывком распахнул дверь и чуть не упал, споткнувшись о чемодан. Залесхофф уже стоял у выхода. В первую секунду я его не узнал.
Он был чисто выбрит, в темно-зеленом пальто и зеленой альпийской шляпе, но главное - лицо. Щеки стали круглее, а верхняя губа как-то странно выдавалась вперед, нависая над нижней.
Залесхофф передавал чемодан стоящему на платформе носильщику, затем повернулся ко мне и взглядом указал на чемодан у моих ног. И сошел с подножки. Я подхватил чемодан и направился к выходу.
Еще один носильщик с надеждой смотрел на меня. Чемодан оказался тяжелым, и мне пришлось ухватиться за поручень, передавая его носильщику. В следующее мгновение я едва не уронил чемодан ему на голову - по обе стороны от носильщика лицом к поезду стояли два чернорубашечника.
Мое замешательство длилось лишь долю секунды! Мозг работал быстро. Я увидел, что их ладони лежат на рукоятках "маузеров", поэтому поворачивать назад смысла нет. Они выстрелят мне в спину, а если и промахнутся, на противоположной стороне меня будут ждать другие. Удалось ли Залесхоффу пройти мимо них, или его уже арестовали?
Носильщик подхватил чемодан, и я спустился на платформу. Потом случилось невероятное. Чернорубашечники смотрели мимо меня, на поезд. Я замер, не веря своим глазам.
- Куда, синьор? - спросил носильщик.
Я в изумлении приоткрыл рот. Потом взял себя в руки и пробормотал:
- В камеру хранения.
На дрожащих ногах я шел за носильщиком по платформе. У выхода из каждого вагона стояли по два чернорубашечника. Когда вагоны третьего класса покинули все пассажиры, чернорубашечники в сопровождении офицера вошли в поезд. Из окон высовывались головы - оставшиеся люди сообразили, что происходит нечто необычное.
Впереди я увидел Залесхоффа, следовавшего за носильщиком; оба исчезли за дверью, ведущей на улицу. Перед дверью стояли еще три чернорубашечника. Я шел прямо на них. Мне не давали покоя мои ботинки. При соприкосновении с асфальтом они издавали гулкий стук. Я впервые обратил внимание, что один ботинок скрипит. Чтобы отвлечься, я стал разрабатывать план действий на тот случай, если хозяин чемодана выглянет из окна вагона и узнает свои вещи. Такой большой и дорогой чемодан очень приметен. Обратиться в бегство или попробовать держаться нагло? Нет! Тогда они заметят мой акцент. Могут попросить паспорт, и…
До выхода оставалось несколько ярдов. Чернорубашечники повернулись в мою сторону. Вне всякого сомнения, один из них смотрел на мои ботинки. Охваченный паникой, я не мог понять, то ли я подхожу к ним, то ли они двинулись вперед, намереваясь меня схватить. Ноги стали непослушными и неловкими, как в снегоступах. Инстинктивно я сместился в сторону, чтобы шедший впереди носильщик оказался между мной и чернорубашечниками. Он прошел мимо охраны. Мышцы ног у меня напряглись. Чернорубашечники смотрели на меня. Я почти поравнялся с ними и отчетливо видел детали мундиров, фактуру черной ткани, черную кожаную кобуру и сверкающую латунную кнопку ее клапана. Я ждал, что рука в черном преградит мне дорогу. И приготовился разыгрывать этот фарс до самого конца. Изобразить возмущение. Не отдавая себе отчета, я презрительно скривился. Через секунду чернорубашечники остались позади.
В первое мгновение я не мог поверить в удачу и продолжал идти, ожидая, что крепкие пальцы стиснут мои плечи и поволокут назад. Но никто меня не остановил. Опомнился я у окошка камеры хранения; передо мной стоял носильщик, ожидая чаевых. Я сунул руку в карман и достал первую же монету, которую нащупали пальцы. Носильщик удивленно посмотрел на то, что очутилось у него на ладони, и я понял - к сожалению, слишком поздно, - что совершил ошибку. Дал ему десять лир. Он меня запомнит.
Раздраженно отмахнувшись от благодарностей, я повернулся, чтобы уйти. И тут меня окликнул служащий камеры хранения. Оказалось, я забыл квитанцию. Я взял листок и, обливаясь потом, вышел к путям.
Залесхофф уже ждал меня. Я рассказал ему о своей ошибке. Он пожал плечами:
- Ничего не поделаешь. Квитанцию из камеры хранения порвите и выбросьте. Я взял чемоданы, на которых есть бирки с фамилией и адресом. В конечном итоге их вернут владельцам. Теперь нам нужно позавтракать. Магазины откроются не раньше чем через час.
Когда мы устроились в кафе на некотором удалении от вокзала, пережитое волнение дало о себе знать. Я весь дрожал, от макушки до пят. Есть совсем не хотелось. Залесхофф сочувственно улыбнулся.
- Выпейте кофе, станет легче. Все было не так уж страшно. Не забудьте, что они искали двух парней в форме железнодорожников.
- Возможно. Но у меня поджилки тряслись.
- Ладно, теперь у нас куча времени. Можно немного расслабиться. Как только откроются магазины, мы купим туфли, две новые шляпы, две рубашки и пару маленьких чемоданов. А вам еще и очки. Маскировка не ахти какая, однако уверенности придаст. Переоденемся где-нибудь в туалете, а вещи, которые на нас, спрячем в чемоданы. Потом купим билеты - как обычные, добропорядочные граждане - до Виченцы. К вечеру нам нужно попасть в Удине.
- Если нас не схватят здесь. - Я заметил, что его лицо снова приняло обычный вид. - Что вы проделали со своим лицом?