- Кто вы такие? - вдруг спросил он, а потом, не дожидаясь ответа, прибавил: - Что вы делали на платформе? Разве вы не знаете, что на грузовых составах ездить запрещено? Вы обманываете государство. Ваше место в тюрьме.
Что можно было ответить? Совершенно очевидно, что стоит тут появиться полиции, и игра окончена. Удивительно, как меня еще не опознали по фотографии в газете. Наверное, из-за шляпы. Впрочем, это лишь вопрос времени. Хорошо бы они поторопились. Я размышлял, не лучше ли признаться самому.
- Ну? - рявкнул бригадир. - Объясните мне!
Залесхофф шагнул вперед.
- Мы не причинили никакого ущерба, синьор, - жалобным голосом сказал он. - Просто пытались доехать до Падуи. Мы слышали, что там можно найти работу, а денег у нас нет. Не сдавайте нас в полицию, синьор.
Залесхофф пытался изобразить смирение, но грязное лицо и густая щетина на щеках выглядели скорее подозрительно, чем жалко. Неудивительно, что бригадир нахмурился.
- Хватит. Я сам знаю, что мне делать. Откуда вы?
- Из Турина, синьор. Мы всего лишь пытаемся найти работу.
- Покажи удостоверение личности.
Залесхофф колебался. Потом принял решение.
- Оно потерялось, синьор, - торопливо стал объяснять он. - У меня оно было, но его украли…
Бессмысленные уловки. Бригадир повернулся ко мне:
- Удостоверение личности.
- Синьор, я…
Он зло рассмеялся:
- Ты тоже из Турина?
Я лихорадочно размышлял. Пора признаваться. Вероятно, Залесхофф понял, что у меня на уме, потому что предупреждающе покашлял.
- Отвечай! - прикрикнул бригадир.
- Нет, синьор. Из Палермо.
По-итальянски я говорил хуже Залесхоффа, и мне показалось, что логичнее дать ответ, который объяснил бы мой акцент.
- Понятно. - Он поджал губы. - Один из Турина, другой из Палермо. Оба без удостоверения личности. Это дело полиции.
- Но… - жалобно начал Залесхофф.
- Молчать! - Бригадир повернулся к рабочим, которые равнодушно наблюдали за происходящим: - Вы двое останетесь тут и будете следить, чтобы они не сбежали, а я сообщу управляющему и в полицию. А ты, - обратился он к третьему, - возвращайся и проверь, не повредили ли они что-нибудь на платформе. Если все в порядке, как следует привяжи брезент. Состав сегодня отправляется в Верону.
Через секунду дверь за ним закрылась, и мы остались с двумя тюремщиками.
Некоторое время мы разглядывали друг друга.
Это были крепкие парни с красными, испачканными смазкой лицами, в грязных голубых комбинезонах и беретах. Один из них, примерно моего возраста, держал в руке длинный молоток для простукивания колес. Рабочий помоложе, судя по состоянию его рук, был смазчиком. Вид у обоих был решительный. Силой мы ничего не добьемся - перевес на их стороне.
Я покосился на Залесхоффа и поймал его взгляд. Сохраняя невозмутимое выражение лица, он слегка приподнял брови и пожал плечами. Мне показалось, Залесхофф примирился с неизбежным.
Но я ошибался.
Атмосфера в маленькой комнате, где четверо мужчин пристально разглядывали друг друга, стала напряженной. Словно каждый из нас хотел нарушить молчание и установить какую-то связь с тремя остальными. Первым не выдержал рабочий с молотком. Губы его вдруг растянулись в застенчивой улыбке.
Залесхофф тут же улыбнулся ему в ответ.
- Вы не возражаете, товарищи, если мы сядем?
Улыбка исчезла с лица рабочего так же внезапно, как появилась. Он испуганно посмотрел на смазчика. Молодой рабочий нахмурился. Я догадался, что все дело в слове "товарищи". Видимо, Залесхофф допустил бестактность.
Рабочий с молотком медленно кивнул.
- Да, можете сесть, - разрешил он.
В углу комнаты стояло несколько ящиков. Мы присели на них. Залесхофф принялся негромко напевать.
Я с тоской смотрел на некрашеную деревянную дверь. Вот чем закончились наши попытки выбраться из страны! Могли бы избавить себя от двадцати четырех часов ходьбы. Я всегда знал, что дело безнадежно и что Залесхофф только оттягивает неприятный момент, но теперь, когда этот момент наступил, меня охватило чувство разочарования. Должно быть, я ожидал чего-то другого. Что меня узнают. Мысленно я рисовал себе сцену моего ареста. Внезапный блеск в глазах того, кто меня схватит, когда он поймет, что заработал десять тысяч лир. Потом формальности в полицейском участке и возвращение под охраной в Милан. Я представлял официальную вежливость молодого человека из консульства. "Естественно, господин Марлоу (или он опустит обращение "господин"?), мы сделаем все возможное, но…" А может, до этого не дойдет. "Застрелен при попытке к бегству" - так сформулировал Залесхофф. "Тебя ставят на колени и пускают пулю в затылок". Ужасно. На колени, как для молитвы. В такой позе есть что-то беспомощное и жалкое. Я зевнул. Потом еще раз. Я не устал, и мне не было скучно - какая уж тут скука! Я был напуган так, что душа уходила в пятки, и тем не менее зевал. Нелепость какая-то.
Залесхофф продолжал напевать какой-то марш. Медленный, монотонный ритм повторялся снова и снова, и я вдруг обнаружил, что притопываю ногой.
- Прекрати!
Голос рабочего с молотком прозвучал раздраженно и зло, в глазах застыло настороженное, тревожное выражение. Внезапно мне показалось, что происходит нечто такое, чего я не понимаю. Смазчик пристально смотрел на Залесхоффа. Снаружи медленно, с громким лязгом проехал локомотив.
Залесхофф вытащил из кармана бренди.
- Можно нам выпить по глотку, товарищи?
Смазчик дернулся, словно хотел остановить его, но рабочий постарше кивнул.
- Он что-то задумал, - вдруг воскликнул смазчик и решительно повернулся к товарищу. - Чертов коммунист!
Тот угрожающе поднял молоток.
- Заткнись, - медленно произнес он. - Или я вышибу тебе мозги.
Ничего не понимая, я посмотрел на Залесхоффа. Он как ни в чем не бывало откупоривал бутылку. Потом протянул мне, но я отрицательно покачал головой, с удивлением глядя на него.
- Такой случай теперь представится не скоро, - пожав плечами, сказал он. - В тюрьме не подают бренди.
Он поднес бутылку к губам и наклонил. Бутылка была почти пустой, и я видел, что уровень жидкости не убывает. Залесхофф опустил руку и причмокнул губами.
- Хорошо, - произнес он.
Потом медленно встал и протянул бутылку смазчику.
- Глотнешь, товарищ? - спросил он.
Рабочий нахмурился и открыл рот, собираясь отказаться. Внезапно Залесхофф шагнул вперед, и бутылка в его руке резко дернулась.
В следующую секунду смазчик попятился, прижав ладони к глазам; его лицо было залито бренди. Почти одновременно бутылка в руке Залесхоффа взметнулась вверх и разбила лампочку.
После резкого электрического света утренний полумрак казался непроницаемой тьмой. Смазчик громко кричал и ругался. Послышалась какая-то возня, шаги, потом хрип. Смазчик умолк. Внезапно наступила тишина. В первую секунду я растерялся и замер на месте, затем опомнился и бросился туда, где должна была находиться дверь.
Безумие!.. Рабочий с молотком размозжит нам головы прежде, чем мы успеем выскочить наружу!
Кто-то схватил меня за плечо. Резко повернувшись, я попытался ударить кулаком преследовавшую меня неясную тень. В следующую секунду мое запястье перехватили.
- Это я, тупица, - прошипел Залесхофф. - Выходите, скорее.
Он распахнул дверь и выскочил наружу.
- Но…
- Заткнитесь! - прорычал он. - Бежим.
Я увидел фонарик бригадира, луч от которого полз в нашу сторону с дальнего конца бетонной дорожки.
Мы бросились через пути. Потом я зацепился ногой за шпалу и растянулся на земле. Залесхофф поднял меня. Сзади послышались крики.
- Быстрее, Марлоу! В локомотивное депо!
Я увидел силуэт здания на фоне светлеющего неба. Мы пересекли стальную поворотную платформу перед депо, грохотавшую у нас под ногами, и свернули на гаревую дорожку вдоль железнодорожных вагонов. Залесхофф нырнул под сцепку между двумя вагонами. Я последовал за ним. На той стороне мы остановились. Впереди был свет и открытое пространство с паутиной железнодорожных путей.
- Туда идти нет смысла, - пробормотал Залесхофф. - Нас обнаружат раньше, чем мы доберемся до вокзала.
Крики приближались. Кто-то просил принести еще фонарей.
- Идем, - поторопил меня Залесхофф. - У нас один-единственный шанс. Следуйте за мной и повторяйте все мои движения - и, ради Бога, не шумите.
Он быстро зашагал назад вдоль железнодорожных путей к локомотивному депо и людям, которые двигались нам навстречу по ту сторону состава. Я слышал их шаги и голос бригадира, призывавшего поторопиться. Залесхофф остановился. Минуту или две мы прятались за вагоном. Потом услышали, как преследователи прошли справа от нас.
- Вперед, - скомандовал Залесхофф.
В хвосте состава были прицеплены четыре вагона для скота. Рядом с первым он снова остановился.
- На крышу.
Залесхофф поднял руки, ухватился за нижнюю скобу и стал подниматься. Я последовал за ним. Через несколько секунд мы уже распластались на крыше вагона. Оглянувшись, я увидел факелы в конце состава. Сердце у меня замерло.
- Они обыскивают вагоны, - прошептал я.
- Знаю. Прижмитесь к крыше и не шевелитесь.
Я подчинился. Мой нос оказался у самого конуса вентилятора. В том, что это вагон для скота, сомнений не оставалось, но я почти не замечал запаха, прислушиваясь к голосам, которые звучали все ближе и ближе. Я чувствовал, как удары моего сердца отдаются на жесткой закругленной поверхности крыши. Похоже, преследователей было восемь. Я различал голос бригадира, а также другого человека, по всей видимости, какого-то начальника. Наверное, это был полицейский.
- Конечно, мы их снова поймаем, - говорил бригадир. - Обязательно. Не сомневайтесь. Теперь им некуда деться. Если они вернутся, их схватят ваши люди. Тут все перекрыто. Когда станет немного светлее…
Послышалось нетерпеливое восклицание полицейского:
- Мы не можем ждать, пока станет светло. - Он немного помолчал. - Если я их увижу, буду стрелять. Очень подозрительно, что у них нет удостоверений личности. - Еще одна пауза. - Проследите, чтобы ваши люди искали как следует. Нужно осмотреть каждый сантиметр этого состава. Слышите?
Снова наступила тишина. Я слышал громкий стук своего сердца. Потом краем глаза заметил, что рука Залесхоффа медленно сдвигается к груди. Она оставалась там несколько секунд, затем вернулась на место. В слабом утреннем свете блеснул ствол револьвера.
Я инстинктивно схватил Залесхоффа за рукав. Он стряхнул мою руку и медленно пополз к краю крыши.
Теперь преследователи находились всего в двух вагонах от нас, по обе стороны от железнодорожных путей. Я слышал, как они тяжело дышат, карабкаясь по стенкам вагонов, отвязывая и привязывая брезент. Затем послышался удар по стенке вагона, на котором мы лежали. Через секунду двери сдвинулись в сторону. Наступила тишина. Они явно осматривали внутренность вагона, освещая его факелом. Кто-то пробормотал: "Niente". Затем один из преследователей начал подниматься на крышу.
Я прислушивался к шагам человека, карабкавшегося наверх. Один, два, три, четыре… еще шаг, и появится его голова. Я ждал возгласа, размышляя, не лучше ли встать и сдаться. Возможно, полицейский не станет стрелять… Залесхофф подвинулся к краю крыши, туда, где должна была появиться голова преследователя. В следующий момент я увидел его макушку. Мужчина поднялся еще на одну ступеньку, и над крышей вагона появился белый овал лица. Левая рука Залесхоффа метнулась вперед и схватила мужчину за воротник. Правая рука приставила револьвер к его виску.
Все это заняло долю секунды. Руки мужчины сжимали скобы на борту вагона, что лишало его возможности сопротивляться. Я слышал, как он всхлипнул от страха. Потом Залесхофф стал ему что-то шептать. Мужчина начал медленно подниматься на крышу, и я увидел его лицо: рот полуоткрыт, глаза бегают из стороны в сторону, словно ища путь к спасению. Он наклонился вперед и уперся ладонями в крышу вагона. Залесхофф поднял правую руку, повернул револьвер вокруг спусковой скобы, перехватил за ствол и с силой опустил рукоятку на затылок мужчины.
Тот охнул и обмяк - верхняя половина тела на крыше вагона, нижняя свисает.
- Тащите его, - прошептал Залесхофф.
Я схватил вытянутые руки мужчины и потянул. Залесхофф пытался перебросить его ноги на крышу вагона. Лежа ничком, сделать это было очень трудно, но мы справились. Внизу кто-то подошел к вагону, и голос полицейского спросил, не видно ли кого на других крышах.
Залесхофф пополз по крыше к дальнему концу.
- Niente, - крикнул он в ответ, растягивая звуки, чтобы слово было похоже на ворчание.
Снизу донеслось проклятие, сдвинулись двери соседнего вагона. Голова лежащего без сознания мужчины начала сильно кровоточить, и кровь пропитала плечо моего пальто. Я попытался отодвинуться, но Залесхофф жестом остановил меня. Поиски переместились к третьему и к четвертому вагону. Потом Залесхофф махнул мне. Я подполз к нему, и он зашептал на ухо:
- Спускаемся, по очереди. Вы первый. Спустившись, поворачивайте направо, в противоположную от них сторону и идите - напоминаю, идите - медленно и неслышно вдоль состава. Держитесь ближе к вагонам. Парня могут хватиться в любую минуту, и нам к этому времени нужно отсюда убраться. Я вас догоню.
С величайшей осторожностью, чувствуя себя самолетом в перекрестье прожекторов, я перекинул ноги через край крыши и нащупал ступнями скобы. Через несколько секунд я уже был на земле. Потом бросил взгляд на факелы, по-прежнему горевшие ярдах в двадцати пяти от меня. Мне очень хотелось бежать, но я сдержался. За моей спиной что-то негромко стукнуло, и через секунду меня догнал Залесхофф. Мы благополучно добрались до локомотивного депо.
Стало светлее, и уже можно было что-то рассмотреть. Весовая находилась справа от нас, довольно далеко. Примерно в ста ярдах от локомотивного депо виднелось длинное низкое здание, похожее на склад. Я вспомнил слова бригадира.
- Бригадир говорил, что этот путь охраняется, - поспешно сказал я, увидев, что Залесхофф смотрит в том направлении.
- Слышал. Туда мы не пойдем. Нужно перебраться через пути к вокзалу, и, похоже, сделать это можно единственным способом. Пошли. Посмотрим, что у нас тут.
Я вдруг разозлился. Залесхофф обращается со мной как с ребенком! И еще мне было жаль мужчину, получившего удар по голове.
- Что вы рассчитываете найти? Собираетесь угнать тепловоз и удрать на нем?
- Не говорите глупостей.
Мы дошли до конца гаревой дорожки и свернули в депо. Это было большое здание, построенное на небольшом изгибе путей, так что все рельсы, нырявшие внутрь депо, сходились на поворотной платформе. Стеклянную крышу покрывали пятна сажи, и внутри царила тьма. В депо стояли пять или шесть локомотивов.
Залесхофф обогнул их и принялся возиться в темноте возле стены. Внезапно выпрямившись, он сунул мне в руки что-то мягкое, пропахшее смазкой.
- Что это?
- То, что я искал. Куртка машиниста. Снимайте свое пальто и надевайте ее. Тут есть и кепка.
Я натянул куртку. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что Залесхофф тоже переоделся. На голове у него был берет. Мне он протянул кепку с блестящей эмблемой. Куртка насквозь пропахла углем, машинным маслом и потом.
- Шарф вы оставили?
- Да.
- Хорошо. Давайте сюда пальто и шляпу.
Я подчинился, и Залесхофф сунул одежду за металлический шкафчик.
- Не вижу смысла, - сказал я. - Думаете, пара курток позволит нам обмануть полицию?
- Нет. Мы просто дойдем по путям до вокзала и…
- Спрячемся в туалете, - язвительно продолжил я.
- Возможно.
Через минуту мы вышли из депо и двинулись через пути к концу состава, отделявшего нас от главных путей.
Нервы мои были натянуты как струна. Краем глаза я видел, что наши преследователи обнаружили жертву Залесхоффа. Мужчину спустили с крыши вагона, и он сидел на земле, держась за голову. Несколько человек, включая бригадира, окружили его и что-то оживленно обсуждали. Полицейский с револьвером в руке шел к складу. Какой-то железнодорожник взволнованно кричал ему вслед. Мы благополучно миновали состав и двинулись по диагонали через пути к вокзалу. То ли я так волновался, то ли куртка машиниста была тоньше моего пальто, но, когда мы добрались до вокзала, меня била дрожь.
Платформы были практически пустыми, однако у каждого из двух выходов мы заметили скучающих чернорубашечников, привалившихся к стене. На одной из платформ буфетчик с тележкой беседовал с носильщиком. Залесхофф повернул и пошел в том направлении.
- Что вы задумали? - шепотом спросил я.
- Буфет означает, что ожидается ночной поезд. Если там есть третий класс, мы в него сядем.
- А билеты?
- На нас форма железнодорожников. Проезд в третьем классе бесплатный.
Наверное, десять минут, пока мы ждали поезда, были худшими из всех.
Уже рассвело, с серого неба начал накрапывать мелкий дождик. Казалось, до торговой площади рукой подать. На вокзале было очень тихо, из-под изогнутой крыши доносились лишь приглушенное шарканье ног и кашель. Воображение рисовало мне, что буфетчик с тележкой, носильщик и чернорубашечник с подозрением смотрят на нас.
- Ради всего святого, - прошептал Залесхофф, - у вас вид проклятого грешника. Словно вы собираетесь взорвать вокзал. Не смотрите на них - смотрите на меня; и расслабьтесь. Теперь мы медленно идем к буфету. Нельзя же стоять на одном месте. Это подозрительно. У вас есть сигареты?
- Да.
- В кармане разломите пополам одну штуку, суньте в рот и закурите. Если эти двое заговорят с нами, не открывайте рта и предоставьте все мне. У вас заметный акцент.
Пальцы у меня дрожали, и мне потребовалась целая минута, чтобы закурить. К тому времени Залесхофф, сунув руки в карманы, небрежной походкой приближался к буфету. Я подавил желание пуститься бегом и медленно пошел за ним, догнав у самой тележки. Буфетчик и носильщик умолкли и посмотрели на нас. У меня все похолодело внутри. Потом носильщик - молодой человек с быстрыми синими глазами - кивнул Залесхоффу.
- Мне сказали, на товарном дворе что-то случилось.
Залесхофф пожал плечами. Говорил он хриплым голосом, словно простуженный, и растягивал слова, чтобы не чувствовался акцент.
- Наткнулись на двух бродяг, которые прятались на платформе. Мы их взяли, но они стукнули нашего парня бутылкой по голове и сбежали. Наверное, прячутся на другой платформе. Оттуда им не уйти.
Носильщик доверительно склонился к нему:
- Нас тут предупредили, чтобы мы смотрели в оба: не исключено, что это два иностранца, которые сбежали из Милана.
Залесхофф негромко присвистнул.
- Десять тысяч лир! - Носильщик причмокнул губами. - Неплохо, да?
- Неплохо. Но… - на лице Залесхоффа появилось удивленное выражение, - но мне казалось, что речь шла об одном человеке.
Носильщик выхватил из кармана газету.