- Вот почему я должен позаботиться о безопасности фюрера, - закончил Гейдрих. - Что касается "Красной капеллы", то по этому делу мы пока располагаем немногим. Наши радисты засекли ряд тайных передатчиков: в Берлине, Брюсселе и в Швейцарии. С Берлином и Брюсселем - проще. Найдите несколько хороших старых полицейских ищеек, и они сделают это дело. Разумеется, вам будут выделены отряды пеленгаторов ближнего действия. Я прикажу снабжать вас информацией пеленгационным станциям дальнего слежения в Штутгарте, Страсбурге, Нюрнберге, в Кранце и в Кюлюнгсборне. Нашим дешифровальщикам удалось прочитать две радиограммы берлинской радиостанции. Информация эта могла идти только от ближайшего окружения Геринга. Так что обратите особое внимание на министерство авиации и штаб ВВС. К сожалению, берлинский "пианист" вскоре переменил шифр, а потом и место… Вы понимаете, что затеряться в таком городе, как Берлин, несложно. Когда мы стали подбираться к нему на новом месте, он умолк. Все это наводит на мысль, что у них есть свои люди в отделе радиоперехвата. Следовательно, зона наших поисков расширяется. Нужно раскинуть большую сеть… Ну, не мне вас учить…
Что же касается Швейцарии, то я прошу вас заняться этим лично.
Пеленгаторы дальнего действия засекли там две радиостанции. Нам пришлось послать отряды пеленгаторов ближнего действия к границам Швейцарии, чтобы прощупать эту страну с двух сторон: с немецкой и французской. Установлено, что один передатчик находится в Женеве, другой - в Лозанне.
Но Швейцария - нейтральная страна, и как их там достать - вам придется поломать голову.
Брюссельский "пианист"… У меня такое ощущение, что он связан с Берлином. Те люди, которые будут заниматься берлинскими "пианистами", пусть займутся и брюссельскими.
- Обергруппенфюрер, могу ли, если понадобится, привлечь к этому делу и людей Мюллера? - спросил Шелленберг.
- Можете брать кого угодно, Вальтер. Держите меня и рейхсфюрера Гиммлера в курсе дела.
* * *
Значит, Гейдрих будет заниматься генералами…
Шелленбергу тоже было кое-что известно о "генеральских заговорах", которые начиная с тридцать седьмого года следовали один за другим.
Но, по данным Шелленберга, это не были настоящие заговоры. Это была болтовня старых генералов, которых Гитлер пугал своей авантюристической политикой. Генералы хотели того же, что и Гитлер: усиления вермахта, вооружений и, конечно, захвата чужих земель. Но вмешательство во все дела Гитлера, бывшего ефрейтора, шокировало их. Гитлер действовал не по правилам академической военной игры, а "по интуиции", как он сам говорил.
Генералы ругали фюрера последними словами, но, как только он добивался победы, спешили к нему с верноподданническими заявлениями… Обо всем этом Шелленберг знал. Что же изменилось теперь? В связи с провалом блицкрига на Восточном фронте генералы снова зашевелились?
Ну что ж, пусть Гейдрих занимается генералами. Может, он на этом сломает себе шею.
* * *
Шелленберг пришел в свой кабинет и достал из сейфа желтую папку. В этой папке были списки лучших криминалистов Германии.
Он не любил сидеть за служебным столом и расположился в глубоком, удобном кресле у окна. Налил себе содовой. Запил таблетку. От рюмки "Камю" у него заныла печень и был неприятный привкус во рту.
Шелленберг раскрыл папку и стал листать списки.
Паннвиц. Против этой фамилии он поставил птичку. Штрюбинг. Копков, Берг, Беккерт. По поводу Беккерта надо было договориться с Мюллером.
Так как Шелленберг проводил большую часть своего рабочего времени в этом кресле, то на столике возле него стояли телефоны, спаренные с теми, что были на его рабочем столе.
Он поднял трубку красного внутреннего телефона.
- Послушай, дружище, мне нужен твой Беккерт…
- Кроме гадости, от тебя никогда ничего не услышишь, - ворчливым тоном проговорил Мюллер. - Зачем тебе Беккерт?
- Он же у тебя специалист по коммунистам?
- С каких это пор ты стал заниматься коммунистами?.. Мало тебе всей Европы…
- Европы мне вполне достаточно. Но, к сожалению, коммунисты есть не только в Германии.
- Тогда Беккерт не подходит, - перебил Мюллер. - Он у меня специалист только по Германии…
- А мы с ним как раз начнем с Германии…
- У тебя что, мало своих людей?
- Дружище, все знают, что лучшие криминалисты у тебя…
- Но Беккерт болен, - все еще не соглашался начальник гестапо.
- Болен? Чем?
- У него что-то с горлом…
- И это ты называешь - болен? А разве я не болен? А твое давление? Разве время нам всем сейчас болеть?..
На другом конце провода помолчали.
- Ты уже, конечно, говорил об этом с Гейдрихом? - спросил наконец Мюллер.
- Ты догадлив, дружище. Это приказ и Гейдриха, и рейхсфюрера…
- Чего же ты тогда мне голову морочишь! Когда тебе прислать Беккерта?
- Хорошо было бы прямо сейчас.
Мюллер, ничего не ответив, повесил трубку. "Сейчас пришлет", - решил Шелленберг.
* * *
- Садитесь, Беккерт. Сегодня чертовски холодно. Что-нибудь выпьете?
- Благодарю, бригадефюрер. Но у меня горло…
- А что у вас с горлом? Вы давно показывались врачам?
- Давненько.
- И что вам тогда говорили врачи?
- Хронический катар.
- Ну, с этим можно прожить сто лет. Группенфюрер Мюллер вам сказал, что вы переходите теперь в мое распоряжение?
- Так точно, бригадефюрер.
- Понимаете, Беккерт, в Берлине и Брюсселе появились тайные передатчики. Есть все основания считать, что они красные. А вы ведь у нас специалист по красным. Если мне не изменяет память, в двадцатые годы, еще во времена Веймарской республики, вы вели наблюдения даже за нашим фюрером.
Беккерт невольно покраснел: "Все знает".
- Такая у меня служба, - скромно ответил старый полицейский комиссар.
- Вы, конечно, располагаете сведениями о коммунистах, которые не сидят за решеткой или находятся на нелегальном положении?
- Кое-что у меня, конечно, имеется, бригадефюрер.
- Что именно?
- В Берлине красные выпускают листовки и прокламации. Подписывают они их "Внутренний фронт". Несколько месяцев назад я выпустил одного коммуниста. Мы его подвели под закон о помиловании. Я знал этого человека давно. Он не из тех, кто может одуматься и прекратить борьбу. Однако несколько месяцев он вел себя тише мыши. Я был терпелив, и мое терпение вознаграждено. Он навел меня на след некоего Реннера. На самом деле это не Реннер, а Гуддорф. Коммунист. Я приказал следить за Гуддорфом.
Он опытный конспиратор, и пока мне не удалось найти тайную типографию. Но совсем недавно меня заинтересовал один звонок. Гуддорф звонил обер-лейтенанту Харро Шульце-Бойзену. Я навел справки об обер-лейтенанте. Он известен рейхсмаршалу Герингу и служит в его штабе…
- Где, вы сказали, - в штабе Геринга?
- Да, в штабе Геринга. И вот я подумал: что может быть общего у коммуниста с обер-лейтенантом Шульце-Бойзеном?
- А о чем они говорили? - Шелленберг не мог сдержать охватившего его нетерпения.
- В том-то и дело, что из разговора я ничего не понял.
- И что же дальше? - подгонял Шелленберг.
- Пока ничего особенного. Гуддорф больше не звонил. Но я решил установить круг знакомых обер-лейтенанта. Это очень разные люди. Писатель Гюнтер Вайзенборн, Арвид Харнак - старший правительственный советник имперского министерства экономики, супруги Кукхоф. Грета Кукхоф работает в отделе расовой политики национал-социалистской партии и имеет доступ к служебным документам.
- Это очень интересно. Продолжайте за ними слежку и ведите систематическое подслушивание телефонных разговоров.
Шелленберг перехватил снисходительный взгляд Беккерта.
- Конечно, бригадефюрер, я это делаю.
- Ну и что?
- Пока ничего. Они договариваются о встречах. Часто пользуются яхтой, которая стоит в Варнемюнде, и совершают прогулки по Балтийскому морю.
- А вы не пробовали…
- Пробовал, - вставил Беккерт. - Мои люди хотели установить звукозаписывающий аппарат на яхте, но с нее буквально не спускает глаз один моряк. Он служит обер-лейтенанту.
- Обратите, Беккерт, особое внимание на Шульце-Бойзена. Есть сведения, что именно из министерства авиации идет утечка секретной информации.
- Будет сделано, бригадефюрер.
- А теперь, Беккерт, мне нужно, чтобы вы пару человечков послали в Швейцарию.
- В Швейцарию?
- Да. Там тоже обнаружены тайные красные передатчики. Пусть эти людишки выдают себя за политэмигрантов, антифашистов. Именно в этой среде нам следует искать пособников красных. Я надеюсь, у вас найдутся такие люди?
- Найдутся.
- Я не буду с ними говорить. Я почему-то не люблю провокаторов. Поговорите с ними сами. У вас это лучше получится. Запомните, что среди политэмигрантов есть не только мужчины, но и женщины. На них тоже надо обратить внимание.
- Будет сделано, бригадефюрер.
- Я не ошибся в вас, Беккерт. - Шелленберг лестью решил привязать к себе нового помощника. - Не хотите ли вообще перейти работать ко мне? Я не жду от вас немедленного ответа. Но я вам советую подумать. Группенфюрер Мюллер все равно не даст вам ходу. Он вам завидует и потому столько лет держит на вторых ролях… Вы ведь всего-навсего до сих пор гауптштурмфюрер… А пока, Беккерт, я делаю первый шаг на пути к нашей дружбе. Я представлю вас рейхсфюреру СС. Вы же ему не представлены?
- Никак нет, бригадефюрер.
- Ну вот видите! Такой хороший работник, а рейхсфюрер СС не знает вас… Как только подберете людишек для Швейцарии, пошлю вас к Гиммлеру с докладом. Кстати, покажитесь личному врачу рейхсфюрера доктору Керстену. Это - маг, чародей. Это не то что костоломы из районной поликлиники, с которыми вы имеете дело. Он живо вылечит вас от хронического катара.
- Я вам очень благодарен, бригадефюрер, - искренне произнес Беккерт.
Встречей с полицейским комиссаром Шелленберг остался доволен. "Он будет стараться", - подумал бригадефюрер.
Решение послать его к Гиммлеру возникло тотчас же, как он услышал о Шульце-Бойзене. Этот человек был из ближнего окружения Геринга. "Могущественный толстяк может рассердиться на меня. Подумает, что я копаю под него. А я ему не противник: мы в разных весовых категориях. Ему ничего не стоит уложить меня. Гиммлер - другое дело. Представляю, как он обрадуется! Ведь по декрету от двадцать девятого июня Геринг стал "наследным принцем", вторым человеком после Гитлера. А вот когда выяснится, что один из людей его штаба замешан в такой истории, положение его может пошатнуться. А этого только и ждет рейхсфюрер. Он не забудет, что я оказал ему эту услугу. Если же Геринг сохранит свое влияние на фюрера, то я буду в стороне: Беккерт - это не мой человек, а Мюллера…"
* * *
- Послушай, Ганс, тебе не надоело торчать в тюрьме?
Перед Беккертом сидел человек лет тридцати пяти в серой арестантской одежде.
- Вы смеетесь надо мной, господин комиссар.
- Зачем мне смеяться над тобой? Ты думаешь, у меня нет других дел?
- Дел у вас много, господин комиссар, это я знаю.
- Так что ты все-таки ответишь мне?
- Что я отвечу? Кому охота сидеть в тюрьме?
- Тебе еще осталось, по-моему, два года?
- Яволь, господин комиссар, два года.
- А что, если я освобожу тебя, ты постараешься оказать мне маленькую услугу?
- Я готов оказать вам любую услугу, господин комиссар…
- Мне только не нравится твоя последняя профессия - сутенер. Разве это дело для мужчины?
Заключенный Ганс Петерс стыдливо опустил глаза.
- У тебя есть какая-нибудь другая профессия?
- Я был когда-то неплохим дамским мастером…
- Это тоже не совсем мужская профессия, но… пожалуй, подойдет. Ты бы мог вернуться к своей старой специальности?
- Вы снова шутите, господин комиссар?
- Нисколько. Я спрашиваю серьезно.
- Думаю, что смог бы… Надо только немножко потренироваться. Сейчас на воле женщины, наверное, носят другие прически…
- Слушай, а почему ты все-таки занялся сводничеством? - спросил комиссар.
- Я любил женщин.
- Любил женщин и потому стал сутенером?
- Вы можете мне не поверить, комиссар, но это так. Женщины любили меня, и я любил их. Мне не надо было искать их - ведь я был дамским мастером. Они сами ко мне приходили. Я всегда чувствовал, которая "клюнет". Когда на ее голове я делал узоры и строил "за́мки" из волос, между моими руками и ее телом пробегал ток… Ну, а потом уже все просто: мы договаривались и встречались. Но их было слишком много. Некоторые из них оказались назойливы… Вот тогда я и подумал: есть немало застенчивых мужчин… Им хочется женщину, а они стесняются, робеют… Почему бы им не помочь…
- Значит, ты делал это из сочувствия к застенчивым мужчинам? - притворно удивился Беккерт, но Петерс не почувствовал этого.
- В значительной степени, да… Но и женщинам мне хотелось доставить приятное…
- Ты просто большой гуманист, Ганс, - продолжал иронизировать полицейский комиссар. - За что же тогда тебя посадили?..
- Среди моих клиенток попалась жена одного крупного партийного бонзы. Она очень любила это… Ну, я и устраивал ей свидания, а шпики муженька дознались…
- Это очень интересно, - задумчиво проговорил Беккерт. В деле Петерса этого не было. Тот, кто вел следствие, видно, намеренно скрыл фамилию партийного бонзы…
Беккерт слушал Петерса, и хотя план использования этого подонка у него в основном был уже готов заранее, сейчас добавлялись кое-какие существенные детали.
- Ты все хорошо мне рассказал, Ганс. И я считаю, что не очень нарушу закон, если освобожу тебя. Ты вернешься к своей старой хорошей профессии и будешь дамским мастером. В Германии сейчас скучно работать дамским мастером. Идет тотальная война. Девушки из "арбайтсдинст" все ходят стриженные… Ты будешь работать в Швейцарии…
- В Швейцарии? - изумился Петерс.
- Тебе не нравится эта страна?
- Очень нравится!..
- Ты бывал там прежде?
- Нет, никогда…
- Это тоже неплохо… - как бы отвечая на какие-то свои мысли, заметил Беккерт. - Но тебе придется, дружок, сначала немножко потерпеть… Тебя ведь не раз за твои дела били?
- К чему вы клоните, господин комиссар?
- Я хочу тебя пересадить из тюрьмы в концлагерь. Ты приедешь туда с "красным винкелем". Посидишь там месяц, от силы полтора. Ты знаешь, что охранники не жалуют политических, поэтому они, конечно, могут тебя иногда и побить…
- Нет, господин комиссар, я на это не согласен… Я насмотрелся, как тут обращаются с политическими… Они меня могут там и ухлопать в два счета.
- Не беспокойся, об этом я позабочусь. Я предупрежу начальника концлагеря. Но ты сам понимаешь, что всем охранникам я сказать не могу. Насчет побоев я говорю тебе так, между прочим. Может, обойдется и без них. Ну а если случится, потерпишь. Немного потерпишь, а потом - Швейцария. На улицах - свет, в магазинах - хорошие, настоящие продукты… В деньгах ты нуждаться не будешь. И конечно, будут женщины… Тебе придется в основном заниматься только соотечественницами. Их там сейчас немало. А уж путь к их женским сердцам я тебе проложу. Ты ведь приедешь туда как герой. Как борец против нацистского режима, бежавший из концлагеря!
Побег я тебе устрою самый настоящий. Тебе предстоит пережить романтическую историю. Ты будешь бежать не один. Ты встретишь в концлагере надежных людей. Вы сделаете подкоп…
- Что-то, господин комиссар, мне это не очень нравится. Чувствую, что все кончится пулей в спину, - опасливо проговорил Петерс.
- Ну, дурачок! Стал бы я ради этого городить огород… Ты слушай дальше. Вы вырветесь из лагеря. Когда очутитесь на свободе, разобьетесь на небольшие группы - ведь так легче скрыться. В компаньоны возьми себе какого-нибудь коммуниста. Остальных мы поймаем, а вас - нет. Своему товарищу скажешь, что у тебя есть надежные люди на верфи в Варнемюнде. А из Варнемюнде ходит морской паром в Данию. Там вас встретят тоже свои люди. Они снабдят вас документами. И через Францию вы попадете в Швейцарию…
- Прямо как граф Монте-Кристо, - улыбнулся в первый раз Петерс.
- Ты читал кое-какие книжки? - удивился комиссар.
- В детстве я очень любил и Дюма, и Конан-Дойля…
- Это хорошо, что ты когда-то читал книжки… С политикой, правда, у тебя слабовато. Верно?
- Что верно, то верно.
- Поэтому мы не будем делать тебя членом компартии. Ты просто парень, который ненавидит Гитлера, войну! Работал дамским мастером, по болезни в армию тебя не взяли, но мобилизовали на работу и послали на авиационный завод Арадо в Варнемюнде. Вот почему там и оказались у тебя знакомые. На заводе Арадо ты совершил диверсию, сломал штамповальный станок. Не хотел работать на войну, на Гитлера. Гестапо дозналось, ну и само собой - лагерь.
Штамповальный станок - нехитрое устройство. Прежде чем ты попадешь в Барт, тебе его покажут.
- А что такое Барт? - спросил Петерс.
- Ты не слышал? Это новый концлагерь. И главное, совсем близко от Варнемюнде. Очень удобно. Бежать далеко не придется… Ну, как нравится тебе вся эта история в духе графа Монте-Кристо?
- Когда вы говорите, все получается так складно, - признался Петерс.
- А оно так и будет, уверяю тебя… Ну, на сегодня, пожалуй, хватит. Я немного устал. О том, что ты будешь делать в Швейцарии, поговорим в другой раз. Ты только запомни одно: если ты вздумаешь хитрить, увиливать от своих обязанностей - тебя не просто убьют. Пуля, веревка на шее - об этом ты сможешь только мечтать… Ты меня понял?..
- Как не понять, господин комиссар!