Сохранить тишину не удавалось: то роняли ложку, то кто-нибудь забывался и басил. И просыпалась Женя. Она накидывала халат, проводила гребенкой по волосам и обязательно пудрила нос. Затем быстро раскрывала обе створки дверей. Лева называл это "явлением злого духа". У него в такие мгновения был удрученный вид. Он грустно смотрел на товарищей.
Гриша подымался и начинал смущенно и ласково уговаривать Женю не сердиться, уверяя, что все они скоро уйдут, только выпьют по стакану чая. Каждый Раз все кончалось тем, что Женя усаживалась со всеми за стол, предварительно выставив на стол все, что было в доме. Обрадованный Гриша говорил: "Я же знаю, ты добрая, совсем не злая, ты хорошая, и зря Лева тебя побаивается, а еще лев!"
Сидели до утренней зари. Назавтра -опять к своим трудным делам. А они не переводились в то время...
В середине 1936 года в ночных разговорах в доме Озолиных все чаще вспоминалась Испания. Впрочем, о начавшихся в этой стране событиях говорили тогда все. Женя полагала, что все это меньше всего касается Левы и Гриши, но оба уже втихомолку подготавливали свой отъезд. Они не могли остаться в стороне от начавшейся борьбы. На полях Испании советские люди впервые скрестили оружие с фашизмом, и среди первых добровольцев были два боевых друга -Сыроежкин и Озолин, сменившие оружие ЧК на солдатскую винтовку.
Когда позади остались все формальности, Лева привел Григория, чтобы при нем объявить Жене о своем отъезде в Испанию. К их удивлению, она очень спокойно приняла это известие, заявив: "Нужно было сразу оформить и меня, я все равно тоже там буду!"
Месяц в Москве перед отъездом в Испанию они были неразлучны. Каждый день газеты приносили с Пиренейского полуострова все более тревожные вести. Но Гриша и Лева не говорили об опасности, о риске, об всем том, что могло ждать их в далекой стране.
И вот настал вечер расставания.
Белорусский вокзал. Почти пустынный перрон. Женя крепилась, не плакала, старалась улыбаться. Обнял обоих. Она еще не знала, удастся ли ей самой поехать в Испанию.
А через месяц Женя последовала за ними, и трое были вновь вместе. Маленькая ленинградка мужественно помогала мужу в его нелегкой работе, никогда не жаловалась и стойко переносила тяготы войны.
Она получила боевой орден Красной Звезды и медаль за участие в национально-революционной войне испанского народа.
Порой мучительно острые приступы ностальгии возвращали нас к пережитому на далекой Родине. Наше прошлое казалось нам еще прекраснее, еще дороже, мы мыслями погружались в него, на время забывая Испанию. Свои воспоминания мы перемежали комсомольскими песнями, связанными с нашей молодостью, с нашим комсомольским прошлым, с огневыми годами гражданской войны.
И вот сейчас, погрузившись в воспоминания, которым посвящены страницы этой книги, я видимо, слишком далеко ушел от начала рассказа о встрече с "Кондором" и с запозданием возвращаюсь к нему.
Шел третий день прибывания в Заорехасе, на границе мрачного Альбаррасина. Белесый зимний рассвет наступал медленно. За подслеповатым окошком старого деревенского дома все было бело. В трубе камина завывал ветер. Временами его порывы вгоняли в комнату дым, и тогда остро пахло угаром.
Григорий закончил свой немногословный рассказ о Якутии. Он вытянул затекшие ноги, сделал руками несколько широких движений и поднялся, чтобы подбросить в затухающий очаг поленьев. Старое сухое дерево вспыхнуло сразу и горело, потрескивая, давая совсем мало дыма. Было восемь часов утра. Пора вернуться группе, но ее не было. И опять медленно потянулись дневные часы в закопченной хижине. А снаружи продолжал неистовствовать ветер, он косо нес снег, и это было похоже на пургу.
Наконец вернулась группа Табы.
В ночь с 1 на 2 января 1938 года Таба благополучно привел ее в Заорехас. Они принесли важные сведения о движении частей противника к Теруэлю, который республиканские войска с трудом продолжали удерживать.
С "Кондором" у нас были особые счеты. Гитлер, как и Муссолини, прислал в помощь мятежникам тысячи танкистов, артиллеристов, военных советников и летчиков. Наши советские летчики-добровольцы сражались с асами Гитлера. Это была неравная борьба - немцев было несоизмеримо больше, но наши превосходили их отвагой и героизмом. Одной из задач, поставленных Григорием перед группой Табы, была диверсия против немецкого аэродрома в Каламоче. Задача не из легких: путь был далеким, трудным, и к тому же стояли необычные для Испании морозы.
Под Новый Год группа Табы минировала мост на дороге у аэродрома Каламоча. Большой грузовик-бензовоз подорвался на нашей мине и ярко пылал на узкой горной дороге. Почти следом за ним шли несколько легковых машин с немецкими летчиками. Водитель первого автомобиля, выскочившего из-за поворота у пылавшего бензовоза, мог лишь отвернуть в сторону и свалить машину под откос, за ней последовали другие. Было самое подходящее время захватить нескольких оставшихся в живых немцев, но на месте аварии тотчас же появился большой автобус с испанскими жандармами.
Мог ли я, слушая рассказ Табы, думать в то время, что спустя тридцать лет мне доведется прочесть об этом в книге известного гитлеровского аса Адольфа Галлапа, командовавшего в Испании одной из эскадрилий легиона "Кондор", пострадавшего в ту новогоднюю ночь.
В своей книге "Первые и последние", изданной в ФРГ в 1953 году, Галлан писал:
"...-Коньяк лился рекой, особенно за ужином при встрече Нового года, который мы закончили "галлюционирующим" пробегом на автомобилях по самым страшным горным дорогам. Естественно, при этом были происшествия... Мой уже латанный череп получил серьезную рану. Хирург с грехом пополам заштопал его".
Пьяный тогда до беспамятства Галлан, возможно, так и не узнает, кому он обязан еще одной раной на черепе, полученной в ту морозную новогоднюю ночь.
Ну что ж, несколько летчиков из легиона "Кондора" усилиями нашей группы были выведены из строя. Это все равно что победа в воздухе. Но мы все же сожалели, что не удалось кого либо из них привести на нашу сторону.
ПРОРЫВ В КАТАЛОНИЮ
После разгрома фашистами Арагонского фронта в марте 1938 года началась агония республиканской Испании, длившаяся еще целый год. Уже давно республиканское правительство из Валенсии перебралось в Барселону И вот теперь, готовясь к решительному удару, франкисты и германо-итальянские интервенты всеми средствами пытались усилить разброд в республиканском лагере, подорвать в народе дух сопротивления и посеять панику.
Все было пущено в ход: активизировалась "пятая колонна", усилились бомбежки дорог и городов. Главным объектом стала Барселона.
В середине марта германо-итальянская авиация обрушила на Барселону невиданный до этого удар. Два дня и три ночи, шестьдесят часов, длился налет авиации интервентов. Две тысячи убитых, тысячи раненых, целые кварталы сметены с лица земли! Ожидали десанта с моря. Правительственные учреждения жгли документы. Наши товарищи были готовы ко всему. Обстановка складывалась так, что порой казалось: выхода нет и не будет...
Спустя много лет Женя Озолина в письме ко мне писала: "Все французские газеты писали о небывалой бомбежке Барселоны. Связь с внешним миром была прервана. В те дни я была уверена, что мы из этого ада не уйдем, бомбы ложились и на Тибидабо..."
В апреле войска мятежников и интервентов прорвались к побережью Средиземного моря между Валенсией и Барселоной, таким образом расчленив республиканскую территорию на две части.
За несколько дней до этого Григорий Сыроежкин приказал мне с группой бойцов Мадридского отряда прибыть в Валенсию и ждать там дальнейших указаний. Я был уверен, что речь пойдет об очередном походе, на сей раз на фронте Леванта. Это было для меня новое, неизвестное еще направление. Среди отобранных мною бойцов были неизменный Таба, маленький Карлос Пинтадо, неистовый андалузец Хосе Гарсиа и еще один, Виктор, белоэмигрант, бывший морской офицер. О нем речь пойдет дальше. Фронт на Леванте и в южной части Арагона рушился. Итальянская авиация усиленно бомбила единственную приморскую дорогу, связавшую Каталонию с зоной Центр -Юг в которую входили теперь отрезанные противником фронты: Мадридский, Эстрамадурский, Андалузский и Левантийский. Обстановка становилась угрожающей и менялась буквально с каждым часом. Вскоре я получил из Барселоны, на этот раз открытым текстом по радио, второе приказание: немедленно прибыть в Барселону, захватив с собой семьи некоторых испанских товарищей.
Через полтора часа после получения приказа мы тронулись из Валенсии на семи автомашинах. Итальянские самолеты, прилетавшие с базы на Балеарских островах, часто появлялись над дорогой и бомбили мосты. Передовые части противника были где-то близко и с часу на час могли выйти к морю, перерезав единственную дорогу на Барселону. Двигаться пришлось медленно, с потушенными фарами. Мост у Тортосы был поврежден авиационной бомбой; в его проезжей части зияла большая сквозная пробоина, которую нам все же удалось объехать. Но за мостом, метрах в пятидесяти, поперек дороги, как баррикада, лежал перевернутый грузовик, наполненный мешками с бобами. Все говорило об умышленной аварии. Здесь могла таиться засада. И действительно, как только наши машины остановились перед неожиданно возникшим препятствием, из соседнего темного дома загремели выстрелы. Их вспышки были отчетливо видны в темноте. "Пятая колонна" - группа местных фашистов, скрывавшихся до поры, давала о себе знать. Судя по всему, их было немного, и, опасаясь нарваться на сильное противодействие, они стреляли издалека. Трое наших бойцов ринулись в темноту, и вскоре послышались разрывы брошенных ими в окна дома гранат. Стало тихо.
Единственным способом открыть дорогу было взорвать грузовик, на что потребовалось два килограмма тола. Бобы из мешков градом сыпались на дорогу, треща под колесами наших машин. Мы двинулись дальше и к утру добрались до Барселоны. В то же утро франкисты и их союзники -итальянцы вышли к побережью Средиземного моря. С этого дня Каталония оказалась отрезанной от центральных областей Испании.
Встретив меня, Григорий сказал:
-Оставайся в Барселоне. Ты и так побил все рекорды, просидев в осажденном Мадриде полтора года. Для тебя и здесь найдется работа.
-А как же отряд?
-Пока там останется Рабцевич, а потом я подошлю кого-нибудь еще... В общем, там будет видно...
В Барселоне, на улице Тибидабо, 28, испанские власти отвели нам великолепный дом, вернее, богатый особняк принадлежавший текстильному магнату Каталонии, бежавшему на сторону мятежников. В полутемном вестибюле, у стен, окрашенных в цвет бычьей крови, в полный рост стояли средневековые рыцарские доспехи с большими двуручными мечами. Казалось, что за опущенными забралами шлемов скрываются лица мрачных рыцарей. Под потолком висела большая черная кованая люстра. В простенках тяжелые резные кресла с высокими спинками и сиденьями, обтянутыми тисненой кожей. Дорогая мебель, картины, множество красивых и изящных ваз, тонкая посуда, столовое серебро.
Мы относились ко всему этому бережно. Можно себе представить, как удивлен был владелец, вернувшийся в Барселону после захвата ее войсками Франко, найдя свой дом и все имущество в нем в целости и сохранности.
Известно было, что немцы и итальянцы, присланные Гитлером и Муссолини, не стеснялись увозить дорогие "испанские сувениры". Когда в первые месяцы перехода власти в Мадриде к республиканскому правительству коммунисты по распределению получили дворец герцога Альбы с его бесценными художественными богатствами: картинами Веласкеса, Гойи, Тициана, Мурильо, уникальной, богатейшей библиотекой старинных рукописей, скульптурами и многим другим, они отказались использовать его под свои учреждения и на протяжении всей войны охраняли.
Нам приходилось спать то в овчарнях, разрушенных домах или в ямах у подножия скрюченных стволов в оливковых рощах, а то в старинных богатых особняках типа барселонского. Удивительно быстро привыкли мы к контрастам жизненных условии в Испании, они не тяготили и не поражали нас.
ПОХОД НА БАЛЕАРСКИЕ ОСТРОВА
На протяжении летних и осенних месяцев 1938 года, когда шли упорные бои на реке Эбро, наши группы вели разведывательные поиски на правом фланге этого фронта от района Уэски до предгорий Пиренеев. С Григорием мы часто выезжали на фронт и побывали в штабах почти всех дивизий и корпусов, участвовавших в этом большом сражении.
Наступила глубокая осень. Обстановка на фронте Эбро резко изменилась; республиканская армия израсходовала все свои резервы и запасы вооружения. Под давлением превосходящих во всех отношениях сил противника она медленно отступала. Потеря Каталонии становилась все более неизбежной. Блокада смыкалась непроницаемым кольцом.
В один из таких тревожных дней я подъехал к нашему дому на Тибидабо. "Паккард" Григория стоял у подъезда, и невозмутимый Пако сидел за рулем. Я поспешил войти в дом, Полагая, что мой начальник собирается куда-то ехать, и встретил Григория на лестнице.
"Поедем в парк на гору, там поговорим без помех, -сказал он, пожимая мне руку.
В парке, на горе Тибидабо, мы уселись на скамье у обрыва. Внизу, под нами, полого спускаясь к морю, расстилались ровно расчерчеными квадратами кварталы Барселоны.
-Положение республики трагично, -начал Григорий. -Она блокирована с суши и с моря. Полностью сформированные бригады ждут оружия, и оно уже выгружено с советских кораблей во французских портах. Но правительство Даладье не пропускает это оружие в Испанию. "Вот тебе и радикал-социалист... Ползут слухи о готовящемся франкистами десанте с Балеарских островов.
Как выяснилось позднее, распускали эти слухи враги, чтобы посеять панику и заставить республиканское командование снять с фронта часть войск для защиты побережья. Но тогда никто точно ничего не знал. Республиканская разведка по-прежнему оставалась слабой, многие ее люди -ненадежными...
Горечь звучала в голосе Григория. Мы смотрели в даль Средиземного моря, широко раскинувшегося до горизонта.
-Там, -он махнул рукой в сторону моря, -готовить десант могут только на острове Майорка. -Он потер лоб, помолчал и, пристально взглянув на меня,спросил:
-Пошел бы ты туда? Очень важно проверить этот слух. Мы окажем испанцам огромную услугу... Если слухи о десанте ложны, то войска с фронта не будут сняты, а ведь речь идет о нескольких бригадах. Все это нужно обстоятельно проверить, узнать точно. Ошибка здесь исключается. Ради такого дела стоит рискнуть! Как думаешь?
Предательский холодок закрался в душу: отправиться на Майорку, где нет ни одного нашего человека. Но и показать свои опасения Григорию, человеку, не раз шедшему на куда более рискованные дела, я не решался.
-Ты хочешь, чтобы я отправился на остров?
Гриша кивнул и, помолчав, добавил:
- Надеяться там не на кого, рассчитывай только на себя. Может случиться и так, что возвращаться придется не в Барселону, а в отрезанную центральную зону, в Валенсию или Картахену, а то, быть может, и в Африку... Дела могут обернуться самым неожиданным, самым худшим образом... Не скрою -риск большой...- И опять он помолчал, а затем взглянул на меня, и в его всегда немного грустных глазах, как мне показалось, сверкнул огонек. -Нет, ты только подумай,-продолжал он, -куда мы с тобой забрались! Советские добровольцы отправляются на подводной лодке на остров в Средиземном море, в логово врага... На подводной лодке! Как в приключенческом фильме...
Ладно, Гриша, ты меня уже сагитировал. Я согласен, -смеясь, ответил я.
И не думаю тебя агитировать. Но ты часто говоришь о романтике нашей профессии -вот она! Всю жизнь, с юных лет, я отдал этому делу и, ей-богу, если пришлось бы начать все сначала, пошел бы той же дорогой...
Я слушал Григория и созвучно его словам думал: "Конечно, риск большой, но разве мы не рисковали здесь каждый раз, каждый день? Разве нет здесь уже могил близких нам людей?.."
Война в Испании для всех нас была суровой и вместе с тем хорошей школой закалки боевого духа. Нам довелось участвовать в прекрасной революционной эпопее, где в то время в наиболее яркой форме проявился дух интернационализма, беззаветной преданности коммунистов из многих стран, огромное стремление разгромить фашизм и, если окажется возможным, содействовать рождению в Испании социалистической республики.
Слова Гриши, что называется, били в самую точку. Мои страхи и сомнения отпали. Да, теперь я страстно хотел выполнить это задание.
- Когда нужно отправляться?
-Сегодня ночью!
-Сегодня?
-Да , сегодня. Нельзя терять ни дня. Я уже обо всем договорился с Прадо, начальником морского штаба. Ты знаешь его? Это надежный товарищ, коммунист, кроме того, никто в штабе не будет знать, что на подлодке С-4, уходящей сегодня в Маон, пойдут еще какие-то люди. Поведет лодку наш советский моряк-доброволец. План поездки обсудим вечером, а пока обдумай, кто пойдет с тобой. Я думаю, что больше двух человек брать не следует... Но это должны быть люди, в которых ты совершенно уверен...
Мы пообедали вместе. Нас было человек десять, живущих в доме на улице Тибидабо. За столом никто ни слова не сказал о предстоящем походе. Впрочем, по своему обыкновению Гриша никого не посвящал в свои планы, разве что поделился ими с Львом Озолиным, поглядывавшим порой на меня.