-Я имею в виду такую обстановку, -продолжал Григорий, -когда разбираться нет времени... В осажденном городе, каким в настоящее время является Мадрид, такая обстановка может сложиться в любой момент. Но, повторяю, вы должны быть абсолютно уверены в том, что найдете там резидента.
Дуран некоторое время с любопытством смотрел на Сыроежкина, тер лоб, на его лице то появлялась улыбка, то оно становилось серьезным. Наконец с веселым видом он проговорил:
-Обстановку обеспечим, обязательно обеспечим. Я вас понял, амиго!
-Ну и прекрасно. Если вы тонко и успешно проведете эго мероприятие, то уж не испанскому правительству, а послу придется извиняться, и это послужит хорошим уроком для других.
Через несколько дней мы узнали, что Дуран с успехом осуществил придуманную им комбинацию, правда, несколько смахивающую на сцену из детективного фильма. В тот день но улице, где находилось посольство, шла похоронная процессия. Хоронили командира одного из батальонов, оборонявших Мадрид. За гробом в строю шла рота солдат и группа жителей, среди которых было десятка два сотрудников СИМа. Когда процессия поравнялась с домом посольства, откуда-то с крыши раздался выстрел, пуля пролетела над процессией и разбила стекло в окне дома на противоположной стене. За звуками военного оркестра точно нельзя было определить, с крыши какого дома был произведен выстрел, но сотрудники СИМа были уверены, что стреляли с крыши дома посольства. Они ворвались в дом, произвели в нем обыск и обнаружили резидента с его рацией и неопровержимыми документами, доказывавшими его враждебную республике деятельность.
Дуран направил правительству подробный доклад о происшествии. Правительству же не оставалось ничего другого, как выразить послу этой страны протест. А послу пришлось привести свои извинения.
АНАРХИСТЫ ОТКРЫВАЮТ ФРОНТ
В июле 1937 года республиканская армия предприняла крупную наступательную операцию северо-западнее Мадрида. Началось длительное и кровопролитное сражение, вошедшее в историю под названием боев под Брунете. В первые дни наше наступление с целью отбросить войска Франко от столицы развивалось успешно. Но затем Сопротивление противника начало усиливаться с каждым днем, и наступление республиканских войск приостановилось. В этот момент Григорий и я прибыли в Брунете на командный пункт генерала Вальтера. Под этой фамилией в Испании сражался старый польский коммунист Кароль Сверчевский, в сражении под Брунете командовавший 35-й смешанной дивизией.
От гладких гранитных валунов, от выгоревшей травы и сухих кустов ладанника несло нестерпимым жаром. Такой же жар шел и с облачного бледно-голубого неба, словно это была раскаленная железная крыша. Густой, знойный воздух был неподвижен, тучи пыли висели в воздухе и, медленно оседая, покрывали потные тела людей сплошной коркой грязи.
Пули марокканских стрелков щелкали о камни и рикошетом разлетались во всех направлениях. Артиллерия мятежников беглым огнем обстреливала деревню. Немецкие "юнкерсы" и итальянские "фиаты" сыпали бомбы, добавляя жару в это испанское пекло.
Генерал Вальтер стоял в наспех вырытой траншее, на южной окраине деревни, захваченной нами несколько дней назад после ожесточенного боя. Оп был по пояс голый, и только генеральская фуражка отличала его сейчас от таких же полуголых и грязных солдат и офицеров, теснившийся с ним в этой каменной щели. У генерала на резко очерченном глубокими морщинами лице с немного нависавшим над тонкими губами носом, мясистым подбородком и суровыми серыми глазами, все время подергивалась бровь. Вытирая грязным платком наголо обритую голову, он посмотрел на меня и, еще раз выругав фашистов на замысловатой смеси польского и испанского языков, сказал:
-Хочу, чтобы ты поехал сейчас к Мера. Надо добиться, чтобы они выполнили приказ штаба фронта о наступлении. Будь дипломатичным, черт побери! Иди на все, но сдвинь их с места! Не задерживайся у них... Очень важно еще сегодня ночью с группой пробраться на сторону противника, побродить по его тылам, выяснить, какие резервы подходят... Хорошо бы захватить офицера...
Собственно, для этого мы и прибыли на фронт. Григорий просматривал в бинокль местность, выбирая направление для ночного перехода линии фронта нашей небольшой группой, с которой мы решили провести этот ответственный поиск.
Выслушав просьбу Вальтера, я вопросительно посмотрел на Гришу. Он кивнул мне в знак согласил, добавив:
-Поезжай к этому идолу, я его знаю. Держи ухо востро, от них всего можно ожидать. На всякий случай я вызову из Мадрида твой отряд, наши люди нужны будут здесь. К тому же, если ты не задержишься, мы успеем еще ночью сходить на ту сторону. Держи меня в курсе дела. Ну, поезжай! -И он хлопнул меня по плечу.
Метрах в ста впереди траншеи, вполоборота к противнику, стоял наш танк со сбитой гусеницей. Два танкиста лежали под ним, ожидая буксира. Вокруг рвались снаряды, их осколки звонко стучали по броне. Стрелок оставался в башне танка и вел редкий огонь из пушки, экономя снаряды. Этот неравный поединок танка с батареей противника приковал внимание всех.
Генерал опять повернулся ко мне, чтобы что-то сказать, но в этот момент снаряд попал в танк. Желто-фиолетовое пламя вырвалось из люка башни.
-Еще один, -сквозь зубы проговорил Сверчевский и, взглянув на меня, в сердцах закричал: -Чего ты ждешь?!
Схватив в охапку одежду и оружие, я рывком выскочил из траншеи и пополз вдоль невысокой стенки ближайшего двора. Неотступно за мной полз разведчик Таба, мой всегдашний спутник, такой же почерневший и грязным, как и все, в своем неизменном бурнусе, одетом на голое тело. На засыпанных обломками улицах Брунете стояла тошнотворная вонь от разлагавшихся под жарким солнцем трупов, которые невозможно было убрать под жестоким огнем. Петляя среди развалин, припадая к горячей земле при каждом близком разрыве, мы приблизились к северной окраине деревни и, выбравшись на дорогу, ведущую в тыл, поползли по кювету к лощине. Там, среди густых кустов и низкорослых деревьев, укрывались ближние тылы дивизии.
Пока мой шофер, матрос Пинент, с трудом маневрировал, выводя наш "шевроле" из запутанного лабиринта камней, нам с трудом удалось напиться у маленького родника. Таба попытался немного смыть с себя грязь, но его с руганью и свистом прогнали ошалелые от жары солдаты. Он предпринял еще одну отчаянную попытку пробиться к роднику, ринувшись в мешанину тел, энергично работая локтями и руками, но тут же вылетел вон, получив мощный пинок.
-Черт с ними, пусть пьют, -сконфуженно пробормотал он.
В другое время я от души посмеялся бы над этим очередным приключением славного парня Табы, но сейчас было не до этого. Наше положение в Брунете с каждым часом становилось все тяжелее, и исход успешно начатого наступления, с которым у республиканской стороны было связано столько надежд, был под угрозой.
Наконец Пинент вывел машину и подъехал к нам. На полу "шевроле" сидели двое раненых с забинтованными головами.
Камарада хефе, можно довезти этих парней до госпиталя в Тореладонес? -спросил меня Пинент.
Раненые испанцы были матросами, собратьями Пимента по оружию.
-Конечно, -сказал я. -Только давай быстрей, надо спешить...
Поднявшись из лощины по руслу высохшего ручья,мы остановились в кустах осмотреться и выбрать удобный момент, чтобы выскочить на шоссе, Оно беспрерывно обстреливалось противником и хорошо просматривалось им. Разрывы то там, то здесь вздымали каменистую почву. Освещенная ярким солнцем дорога была пустынна.
- Поезжай, -сказал я Пиненту, убедившись, что ожидание бесцельно.
На большой скорости мы выскочили на асфальт и помчались на север. С нашим появлением обстрел заметно усилился. Пинент резко отворачивал при близких разрывах, от чего нас бросало из стороны в сторону.
Один из раненых матросов застонал, ударившись головой о борт машины. Через бинты его повязки стала просачиваться кровь. Второй лежал, скорчившись у моих ног. Оба сильно страдали, боль отражалась в их черных затуманенных глазах. Через несколько минут бешеной гонки мы вышли из зоны обстрела.
Нам предстояло проехать километров пятьдесят по дуге тыловых дорог и вновь опуститься к фронту на участке анархистской дивизии.
Мы мчались но извилистой дороге. Теперь на встречу неслись грузовики с боеприпасами и людьми. Лихие шоферы испанцы давали волю своему южному темпераменту.
Несмотря на быструю езду, не чувствовалось прохлады. Сухой жаркий воздух иссушал кожу и горячей струей проникал в нос и горло. Через полчаса гонки мы влетели в Тореладонес и, сдав раненых в госпиталь, подкатили к большому квадратному бассейну в центре деревни. Солдаты купались в нем, перекликаясь с женщинами, стиравшими тут же белье и оглушительно колотившими по нему своими вальками.
Пока Пинент ездил заправлять машину, мы кое-как вымылись.
-Одну минутку, -проговорил Таба и, накинув бурнус, скрылся среди домов. Когда подъехал Пинент Таба вновь появился, держа в руках две бутылки анисовой водки. Матрос одобрительно скосил глаза на бутылки и потуже надвинул на лоб замусоленную фуражку, на ленте которой еще можно было разобрать название его корабля -"Хаиме I".
Мы тронулись дальше. Грохот боя затихал по мере удаления от фронта, и у Кольменар-де-ла-Вьеха слышался только приглушенный гул. Здесь мы повернули на юго-восток, проехав километров пятнадцать. наткнулись на рогатку, перегораживающую дорогу. Лаконичная надпись "Альто" висела посреди, предлагая остановиться. Кругом, однако, никого не было видно.
-Вот начинается их царство, -зло сказал Пинент и надавил на кнопку сигнала.
Мы ждали, изнывая от жары и нетерпения, но никто не показывался у этого заслона.
-Чего ждать! Я сброшу рогатку, и мы поедем дальше, -предложил Таба.
-Омбре! Ты в своем уме? --воскликнул Пинент. -Ты их еще не знаешь: сразу получишь пулю в спину!
Наконец на очередной продолжительный сигнал откуда-то со стороны послышался голос, и над кустами появилась голова в солдатской пилотке.
-Эсперо покито! -крикнул солдат и двинулся в нашу сторону. Видимо, он отлеживался в тени кустов.
Выйдя на дорогу, он взял винтовку на руку. Черно-красный платок на шее говорил о его принадлежности к анархистам.
-Кто будете, куда направляетесь?
-Мы едем к комдиву Мера. Мы из Брунете, -ответил Таба.
-О! Из Брунете! Бойнос диас, сеньорес! -И неожиданно засуетившись, солдат отодвинул рогатку.
-Поезжайте, пожалуйста. Счастливого пути!
-Этот анархист не такой страшный, как ты о них говорил, -сказал я Пиненту.
-Карамба! -зло пробурчал он в ответ.
Еще через четверть часа мы подъехали к штабу 14-й анархистской дивизии, занимавшему небольшое поместье с фруктовым садом, обнесенным высокой оградой. Ворота сада выходили на шоссе, и от него до дома вела широкая асфальтированная дорожка. Охрану у входа несли солдаты с черно-красными косынками на шее, вооруженные крупнокалиберными маузерами, кинжалами и ручными гранатами у поясов.
-Альто! -приказал нам один из них.
Я повторил им, что еду из Брунете к комдиву Мера. Упоминание Брунете и здесь возымело свое действие. Нагловатый тон сменился почтительным уди плен нем.
-Пожалуйста, проезжайте, -хором ответили они, и ворота широко распахнулись перед нами.
У входа в дом тоже стояли солдаты, вооруженные маузерами. Молоденький парень в форме лейтенанта, почти мальчик, в лихо сдвинутой набок фуражке,выставив ногу вперед, некоторое время молча рассматривал нас, играя свистком на серебряной цепочке. Но, узнав, откуда мы прибыли, он вежливо попросил подождать и тут же скрылся за дверью.
Несколько солдат, стоявших у входа, перешептывались между собой, с любопытством разглядывая нас. Наша потрепанная и грязная одежда красноречиво говорила о том, что мы недавно вышли из боя и прибыли из этого самого Брунете, молва о котором широко распространилась.
-Как там в Брунете? Крепко дерутся мавры и легионеры?-спрашивали они, обращаясь к Табе.
Вначале Таба просто отвечал на их вопросы, но вот в его глазах блеснул лукавый огонек, и он, в свою очередь, стал задавать им вопросы:
-А как у вас? Что-то тихо на вашем участке, а?
Анархисты переглянулись, и один из них после недолгой паузы сказал:
-Знаешь, амиго, тут они ведут себя тихо.
Такой ответ, видимо, должен был означать, что франкисты боятся анархистов. Таба с плохо скрытой иронией заметил:
-Вас они боятся...
-Кларо, -гордо подтвердил широкоплечий парень, небрежно подбрасывая на ладони ручную гранату.
Скорчив прискорбную рожу, Таба продолжал опасный разговор;
-Нас они не боятся. С нами они воюют, и мы их понемногу бьем!
Опасаясь, что плохо скрытая ирония все же будет понята, я незаметно толкнул Табу. К счастью, в этот момент из дверей дома вышел лейтенант, а за ним высокий человек в форме капитана. Посмотрев на странную фигуру Табы, капитан, обращаясь только ко мне, пригласил следовать за ним.
-Оставайтесь здесь, - сказал я своим спутникам и шагнул вслед за капитаном.
Мимолетные впечатления, полученные от первых встреч с людьми этой дивизии, -их подчеркнутая развязность, обособленность и напускная воинственность,-как бы дополняли все то, что я слышал и знал об анархистах вообще. "Что ждет меня в этом штабе?"-подумал я, оказавшись за дверью дома.
Пройдя через прихожую, где у стен стояли средневековые рыцарские доспехи, столь привычное украшение богатых испанских домов, мы вошли в обширную столовую, отделанную светлой корабельной сосной. В глаза бросалось необычное освещение этой комнаты. Над столом висела большая люстра с массой хрустальных подвесок, среди которых горели небольшие электрические лампочки. Одну стену занимал большой витраж, изображавший бой рыцарей на турнире, а на других стенах вперемежку с безвкусными картинами в дорогих рамах было развешано старинное оружие.
Капитан подвел меня к человеку, сидевшему во главе стола.
-Команданте Мера! -громко произнес он.
Я представился комдиву но всем правилам испанского воинского этикета. Не торопясь, Мера встал из-за стола и молча подал мне руку, а затем, показав на сидевших за столом, скрипучим голосом произнес:
-Офицеры моего штаба.
Сделав полуоборот, я откозырял им.
Мера был высоким и немного сутуловатым человеком, с широкими плечами, суровым, неприветливым лицом. Его глаза, сидевшие глубоко под спутанными бровями. смотрели жестко.
-Будем обедать, потом поговорим о делах, -сказал он и, усевшись в свое кресло, добавил: -На войне надо быть сытым. Ешь больше... -Он улыбнулся, видимо, проявив максимум добродушия и юмора, на которые был способен.
На столе искрилась дорогая хрустальная и фарфоровая посуда. Но пища была простой и обильной -куски жареной баранины на большом блюде. Запыленные бутылки старого вина из подвала какого-нибудь разграбленного анархистами замка. Овощи, сыр, горка маленьких испанских белых хлебцев из крутого теста. При виде такой еды у меня засосало под ложечкй: все дни боев мы питались плохо, от случая к случаю. Но все же я переборол желание немедленно сесть за стол по приглашению Мера. От предчувствия назревающей неудачи под Брунете, от жалости к гибнущим там людям, наконец, от голода и душившей меня злобы против анархистов, не оказавших помощи сражающимся частям, хотелось взреветь, Но я заставил себя улыбнуться. Помня наказ генерала Вальтера быть дипломатичным, я сказал, изобразив на своём лице самую любезную улыбку, на которую был только способен:
-Благодарю вас. Но, может быть, вы хотите сперва выслушать то, что поручил мне передать вам генерал Вальтер?
Мера вопросительно посмотрел на меня, не скрывая своего изумления.
-Полчаса ничего не изменят. Как ты думаешь? - проворчал он, разворачивая салфетку и засовывая ее за воротник.
Почувствовав, что выполнить поручение генерала будет совсем нелегко, я пожалел, что со мной не поехал Гриша Сыроежкин.
В отчаянии я решил пойти па все: просить, упрашивать, унижаться даже, а если потребуется, то и угрожать. Передо мной стояли картины ожесточенного боя за Брунете; кровь на горячих камнях, муки раненых под палящим солнцем и гибель сотен бойцов -испанцев и интернационалистов... А здесь эти сытые анархисты... Гранату бы нм на стол!..
-Товарищ Мера, я прежде всего хочу выполнить поручение генерала, поэтому я прошу выслушать меня сейчас, -проговорил я уже без улыбки.
-Что опять там стряслось у вас? -сквозь зубы презрительно прохрипел Мера.
-Разрешите доложить? -спросил я и шагнул в сторону двери, как бы освобождая ему проход.
Мера поднялся, сорвал с себя салфетку и бросил ее на стол с нескрываемым раздражением. Но затем, внезапно передумав, опять сел в кресло и, повернув ко мне злое лицо, сказал:
-Говори здесь, У меня нет секретов от своих людей!
Эти слова встретили полное одобрение всех сидевших за столом. Те из них, кто был помоложе, приняли нарочито небрежные позы, приготовившись слушать меня и всем своим видом давая понять, что и их мнение будет играть немалую роль.
В поведений эти людей, в их манерах сквозило желание во всем подражать офицерам старой королевской армии, замкнутой и недоступной касте аристократов, почти целиком перешедших на сторону генералов-мятежников. У всех до блеска были напомажены волосы. Тонкие подстриженные усики и бакенбарды придавали их лицам задорно-фатоватый вид, а страсть к золотым украшениям и побрякушкам убедительно говорила о том, кем они были на самом деле.
Кольца, браслеты и брелоки в большом количестве -трофеи сомнительного происхождения -украшали каждого из них. Можно было не сомневаться, что совсем недавно все они подвизались в притонах Мадрида, Барселоны, Валенсии и других больших городов. Эти люди пришли в революцию из мрака вертепов, и анархизм прикрыл их преступное прошлое. Ни о какой идейности здесь не могло быть и речи. Оли ни во что не верили, кроме темной силы, жив шеи в них самих. Это была грязная накипь бурных революционных событий, которая рано или поздно должна была быть сметена.
-Мы слушаем тебя, -сказал Мера, раскуривая большую сигару.
- После упорного боя мы взяли Брунете, -начал я, сдерживая волнение.
-Слыхали об этом, -вставил он.
-Мы несем большие потери... Противник подбрасывает подкрепления и с часу на час должен перейти в контрнаступление...
-Это вам точно известно?